…Ростовцев разрядил в налетающих карабинеров пистолет, и я ясно увидел, как передний, с капитанскими эполетами, виднеющимися из-под кирасы, качнулся от удара пули в грудь. Но круглая свинцовая пуля, пущенная с дистанции в десять шагов, бессильно сплющилась о металл. Француз, здоровенный малый с усами, закрученными чуть ли не до висков и тёмной, обветренной физиономией, хоть и качнулся назад, но усидел в седле - и с криком «rendez-vous, officier!*» вскинул над головой поручика свой палаш. И – опрокинулся на круп своей лошади, но уже с аккуратной дыркой прямо напротив сердца – пуля, пущенная из нагана прошила щегольскую, выложенную латунью кирасу, не оставив её владельцу ни единого шанса. Второй карабинер принял на скаку влево, и это спасло его от следующей пули – но не уберегло от молодецкого взмаха ростовцевской сабли, разрубившей красную волосяную «гусеницу» на каске. От удара подбородочный ремень лопнул, каска полетела в траву, и карабинер, припав к гриве своей лошади, заорал оставшимся своим товарищам:
- Тuez-le!**
Т-дах! Т-дах! Т-дах! – ответил ему наган в моей руке, и оба француза вылетели из сёдел, словно кегли. Когда же я надавил на спуск в четвёртый раз – ударник щёлкнул вхолостую и мне, чтобы уберечься от очередного карабинера, решившим изобразить своим палашом ветряную мельницу, пришлось дать шпоры коню, судорожно нашаривая свободной рукой рукоять шпаги.
Я успел, но в самый последний момент: клинок француза со звяканьем отскочил от моего, скользнул по гриве лошади, та в испуге прянула в сторону – и я кубарем, спиной вперёд, полетел в ракитник.
Густые ветки смягчили удар, и я даже не ушибся. Но при попытке выбраться оказалось, что те же ветки вцепились в шнуры-кутасы на груди ментика (ещё вчера кто-то из гусар поделился со мной и Рафиком старым своим обмундированием), и держали теперь меня мёртвой хваткой. Я рванулся изо всех сил – сукно затрещало, полетели оторванные пуговицы, но освободиться из живого капкана не удалось. Тогда я расстегнул оставшиеся пуговицы – не имея положенного гусарам доломана, я принуждён был носить ментик не на плече, а вдетым в рукава и застёгнутым, - освободил руки, зажал обнажённую шпагу подмышкой, и принялся выпутывать своё имущество из кустов, и тут за спиною раздался дробный конский топот. Я живо обернулся (ментик при этом удивительным образом высвободился) и увидел скачущего на меня карабинера с занесённым над головой палашом.
Шпага словно сама собой прыгнула мне в руку; я отпрянул в сторону, пропуская всадника мимо себя, и отвёл клинком кончик палаша, едва не раскроивший мне череп. Карабинер хрипло выругался по-французски, затормозил лошадь и повернулся на месте, поднявшись на стременах для нового, смертельного на этот раз, удара. Парировать его смысла не имело – клинок, в который вложен был вес владельца и бешеная энергия замаха, легко смёл бы подставленную шпагу, а потому я снова отпрянул в сторону, махнув зажатой в левой руке ментиком навстречу обрушивающейся на меня стали.
Навык, приобретённый на бесчисленных тренировках по историческому фехтованию, не подвёл. Суконный, тяжёлый от нашитых шнуров и пуговиц, ментик захлестнул эфес, нижнюю часть клинка, сбивая удар в сторону и запутывая лезвие и переплетённые дужки гарды. Карабинер, не ожидавший промаха, качнулся на меня, я рванул ментик - и француз, не успевший выпустить рукоять палаша, вылетел из седла! Правая нога в высоченном ботфорте при этом застряла в стремени, и он повис, отчаянно ругаясь и безуспешно стараясь вырвать у меня свой палаш. Тогда я сделал шаг вперёд и в размаха ударил карабинера эфесом шпаги в лицо – раз, другой, третий. Голова его запрокинулась, каска слетела и покатилась под копыта коня, и я, не медля ни секунды, добавил крепкий удар навершием по макушке, от которого мой противник обмяк и повис в стремени безвольным кулем – кровь из рассечённой во многих местах кожи заливала его лицо и воротник мундира, высовывающегося из-под кирасы.
Снова ударил слитный лошадиный топот, и я обернулся, подняв перед собой шпагу. Но тревога оказалась напрасной – вдоль опушки со стороны дороги скакали казаки с уставленными длинными пиками – долгожданное подкрепление, наконец, прибыло! Не обратив внимания на мой крик "Помогите, братцы!", донцы пролетели мимо, по направлению к карабинерам, сбившимися в кучку у края оврага – там вскоре завязалась отчаянная схватка, и среди синих кафтанов донцов и латунных кирас и касок французов замелькали серые ментики моих товарищей-гусар.
Я огляделся - лошадь моя куда-то пропала. Тогда я выпутал из стремени ногу поверженного карабинера, опустил его в траву – бедняга мотал окровавленной головой и глухо стонал, - и забрал его палаш. Лошадь карабинера никак не давалась садиться на нее – крутилась, порывалась подняться на свечку, рвала поводья. Несколько казаков уже возвращались на рысях, с добычей – французскими лошадьми и пленными, среди которых я заметил ранее подстреленного мною офицера.
- Пособи, братец, сесть на лошадь, она бесится! - крикнул я донцу, который вел французскую офицерскую лошадь.
– Некогда! – ответил он, и пронесся мимо. С другой стороны, от лощины, заросшей ивняком, оказались трое сумцев. Они вели в поводу засёдланных коней с вальтрапами, украшенными вензелем из буквы «А» и римской цифры «I». Я понял, что это наши коноводы, ведущие лошадей застрельщиков. Увидав меня, один из гусар – это был рядовой Ансонов, тот, что вчера наточил мою шпагу, - передал поводья коней товарищу, остановился и спрыгнул с седла.
- Дозвольте подмогну, вашбродие! – крикнул гусар и, не дожидаясь ответа, принялся за дело: отцепил ружьё карабинера от седла, укоротил стремена, пристегнул на мундштуке цепочку, которая сорвалась с крючка и звоном своим пугала лошадь. Потом, посмотрев на огромного французского карабинера, который всё ещё стонал и копошился в траве, удивлённо покачал головой.
- Неужто, вашбродь, это вы его, супостата, так-то уходили?
– Да, братец, Господь помог одолеть вражину! – ответил я. Не вполне привычный для двадцать первого века оборот – но, пообщавшись с местными обитателями трое суток почти без перерыва, я уже стал перенимать в том числе, и их манеру выражаться.
- Нешто, что Божьей волей! – Анонсов удивлённо помотал головой. – Вона какой здоровяк – дойди дело до схватки, он бы прихлопнул вас одним ударом кулака! Счастливо, счастливо, вашбродие!
Я не стал спорить - действительно, француз был на полголовы выше меня и гораздо шире в плечах. Анонсов поймал тем временем мою лошадь (та не успела удрать далеко и щипала травку в кустах), вдвоём мы взгромоздили на неё пленника, привязав к седлу ремнём, я вскочил на карабинерскую лошадь и мы рысью направились к дороге, где Ростовцев уже собирал своих гусар.
* (фр.) Вот и встретились, офицер!
** (фр.) Прикончить его!
Отредактировано Ромей (07-03-2022 02:33:24)