VIII

Узнать Кудринскую улицу – Баррикадную моей молодости – было сейчас мудрено. После пожара Москвы (который, надо думать, начнётся со дня на день, как только войска покинут город) всё здесь переменилось, да и потом было перестроено самым радикальным образом – одна высотка на площади Восстания чего стоит! И лишь брусчатка, по которой звонко цокали кованые  копыта наших коней, вызывала лёгкую ностальгию – участки её  сохранились и до наших дней. Правда, эта Кудринская была замощена не ровными тёсаными камнями (те, вроде бы, появились здесь гораздо позже, чуть ли не в двадцатом веке) а обыкновенным округлым булыжником.
Кроме брусчатки тут не нашлось ничего привычного, за что мог бы зацепиться взгляд.  Сколь я ни озирался по сторонам - ни единого знакомого здания, переулка, контура площади. И лишь когда колонна Сумского гусарского полка миновала храм Покрова Богородицы в Кудрине (в моё время тоже канувший в Лету) и двинулась через Кудринскую площадь, слева потянулся знакомый жёлтый фасад с колоннадой. Ну, конечно,  «Вдовий Дом», казённый приют, построенный в начале девятнадцатого века для неимущих вдов военных и чиновников - в наше время, если мне память не изменяет, здесь располагался институт усовершенствования врачей, позже переименованный зачем-то в академию.  А потом, на Большой Никитской, справа, за кованой решёткой и палисадником нарисовался флигель городской усадьбы Долгоруковых, знаменитого «Дома Ростовых» из «Войны и Мира».
Большая Никитская, как и прочие московские улицы, была запружена людьми. Московские обыватели, от лабазного сидельца с Болотной, до обитателей аристократических особняков и городских усадеб по Большой и Малой Никитскими улицами – все спешно  покидали Белокаменную. На мостовой теснились, сцеплялись осями, телеги ломовых извозчиков, брички и кареты с гербами на дверках. То и дело попадались то большие, то малые обозы, в которых на грудах соломы, на шинелях лежали вповалку раненые – управляли телегами  возчики в серых шинелях и высоких суконных шапках с жестяными крестами ополченцев. Кое-где на стенах домов желтели бумажные листки, знаменитые растопчинские «афишки». Иные - обтрёпанные, рваные, были налеплены в дни, когда супостат только ещё продвигался от Смоленска к Вязьме. Другие совсем свежие, с призывами к москвичам поскорее покидать город. Нету описанных ещё Гиляровским лотошников с разносчиками, лавки все стоят заколоченные. Полиции не видно вовсе, и только раз, у выезда с площади, я заметил шестерых конных жандармов – им вслед свистели и кричали обидное. У богатых домов теснились длинные вереницы подвод, и слуги суетились, вытаскивая сундуки, тюки, зеркала, тщательно замотанные в мешковину, разнообразный домашний скарб. То, что не помешалось на возы, бросали прямо на тротуаре, и предприимчивые москвичи уже принялись растаскивать бесхозное добро.
Чтобы не застрять безнадёжно в этих «пробках», Ростовцев выслал вперёд вахмистра с полудюжиной гусар, и те, где уговорами, а где и плетьми и ножнами сабель, прокладывали сумцам дорогу. В ответ доносились ядовитые реплики, матерная ругань, но больше горькие упрёки: «Эх вы, аники-воины, отдаёте Первопрестольную на погибель?..» «Куды ж бегёте, ироды, креста на вас нет!..» «А нам-то теперь што, под хранцузов?..»  Гусары скрипели зубами от обиды и отворачивались – отвечать было решительно нечего.
Я ехал рядом с Ростовцевым. Поручик был мрачнее тучи, и я, чтобы как-то отвлечь, принялся расспрашивать о его семье – всё ли в порядке с сестрой и родителями, сумели ли они выбраться из Москвы, как и планировали, в имение под Калугой? Поручик охотно поддержал разговор – видно было, что творящееся вокруг уже встало ему поперёк горла. Выяснилось, что семейство Ростовцевых отбыло из города ещё позавчера днём, о чём оповестили сына письмом, переданным через знакомого адъютанта Дохтурова. Старый граф мается очередным приступом ишиаса, отчего принуждён ехать лёжа в оборудованном дормезе, и на чём свет стоит, клянёт французов, Буонапартия, светлейшего князя, московского градоначальника и генерал-губернатора графа Растопчина и даже самого Императора Александра – почему позволил отдать Москву супостату? Когда я спросил, с ними ли сейчас Матильда – поручик глянул на меня виновато и принялся рассказывать: да, с болгаркой всё в порядке, она следует с обозом Ростовцевых и по-прежнему ухаживает за Вревским, которого решено было не сдавать в госпиталь, а забрать с собой. Матушка поручика в приписке к письму сетует, что девушка не отходит от барона ни на шаг и, кажется, всерьёз им увлеклась. Она даже хотела с ней переговорить, объяснить, что для Вревского с его шатким положением иностранца, недавно только поступившего на русскую службу,  она может стать для барона, разве что любовницей-содержанкой. Но - отложила тягостный разговор до лучших времён,  когда они окажутся, наконец, в имении, подальше от всех этих ужасов и неустроенностей жизни…
Излагая мне эти подробности,  Ростовцев старательно прятал глаза. Я его понимал – неловко сообщать тому, кого он полагал связанным с Матильдой романтическими отношениями, подобные новости. Я же едва сдерживал улыбку – возможно, будь я, и в самом деле, тем молодым человеком, за которого меня все тут принимают, подобное известием могло бы повергнуть меня в отчаяние, а то и что-нибудь похуже. Но прошедших годков, коих, как ни крути, набралось немало, из жизни не вычеркнуть. За это время мне пришлось пережить немало расставаний - да и финал наших с Мати отношений, состоявшийся уже под конец учёбы, за два месяца до защиты диплома,  я не забыл. Так что пусть уж стоит свою жизнь, как заблагорассудится - а мне остаётся только пожелать, чтобы шишки, которые, судя по словам графини, она уже готова набить, оказались не слишком болезненны, и не надломили её, и без того, не слишком-то стойкую натуру.

Отредактировано Ромей (11-03-2022 11:06:52)

- …давеча  я имел беседу с добрым своим знакомцем – лейб-гусар, состоит адъютантом при штабе генерала Дохтурова. Так он уверяет, что насчёт сумцев у начальства планы – и как раз в духе наших с вами недавних приключений…
Задумавшись о Мати, я упустил момент, когда мой собеседник сменил тему.
- Вот как, господин поручик? И что же за планы такие?..
- Что за вздор, Никита Витальич, - поморщился Ростовцев. – Не раз же говорено: вы с вашим другом хоть и записаны у нас вольноопределяющимися, как студенты недворянского происхождения, а всё ж прочим не чета. Не нам перед вами, потомками, званиями и титулами похваляться - так что давайте уж, когда нижних чинов рядом нет, будем по-простому.
Ладно, тёзка, убедил… - усмехнулся я. - Обойдёмся без чинов.  Так что там твой адъютант на хвосте принёс, излагай…
В штабе ходит слух, что сумцев  собираются передать под начало капитана Сеславина. Я с ним знаком по службе при штабе Барклая де Толли -  он исполнял обязанности по квартермейстерской части. Боевой офицер, был при Островною, Смоленском, Ватутиной горой. При Шевардине ранен, но остался в строю, а за Бородино представлен к Георгию четвёртой степени. Говорят, светлейший князь собирается окружить наполеоновскую армию Бонапарта кольцом летучих отрядов, по типу того, что создал ахтырский полковник Давыдов – и Сеславину предложено возглавить один из них. А раз сумцы в нашем с вами, Никита Витальич, лице, имеют уже некоторый опыт вылазок в неприятельские тылы – так нас и сам Бог велел определить в такой отряд…
Я кивнул, соглашаясь. Поручик явно воодушевлён перспективой лихой жизни армейского партизана – захваты фуражирских партий, истребление мародёров, наблюдение за передвижениями крупных соединений неприятельской армии... Не остужать же его пыл рассказом о том, что  сумцев и в нашей истории, где не было никаких вылазок к Будищеву, приписали к партизанскому отряду Сеславина? И что мы с Рафиком, напрашиваясь к сумцам, до некоторой степени рассчитывали именно на такое развитие событий?
Насколько я помнил из истории войны двенадцатого года, Кутузов чётко организовал действия армейских партизан, отведя каждому из отрядов определённый район: Денису Давыдову было предписано действовать между Можайском и Вязьмой, Дорохову – в районе Верея – Гжатск, Ефремову – на Рязанской дороге, Кудашеву – на Тульской,  а вот отряду Сеславина вместе с будущим декабристом Фонвизиным было предписано действовать между Смоленским и Калужским трактами. Базируясь на ростовцевское имение и ДК,  с союзниками в виде будищевских мужичков, из которых Антип на пару с урядником за время нашего отсутствия наверняка сколотят боеспособное соединение, - можно делать большие дела. А если добавить сюда ещё и дядю Васю с его «бронепердунком» и взрывчатыми экспериментами…
Так, осадил я разыгравшееся воображение, опять заносит в прогрессорство и попаданство? Не хватало ещё промежуточный патрон начать изобретать, или, скажем, пулемёт… С некоторых пор меня не оставляло мерзкое ощущение, что никакая это не миссия по спасению привычного хода событий,  а эксперимент, поставленный неизвестно кем и неизвестно с какой целью - скажем, хронофизиками и хроноисториками чужой цивилизации. И за моими действиями кто-то внимательно наблюдает, фиксируют в лабораторных журналах каждый шаг, анализирует и составляет научные отчёты. Тем не менее – отказываться от поставленной самому себе задачи, полного уничтожения библиотеки, попавшей сюда из двадцатого века, я пока не собирался.  А значит, рано или поздно придётся добраться и до ДК, и до болот под Вязьмой, где клятый Гжегош, похоже утопил-таки  воз с книгами – и сделать это с помощью Ростовцева и его гусар будет куда как проще.

IX
- Экая у тебя, Вася, шайтан-арба вышла! – библиотекарша опасливо потрогала высовывающуюся из бойницы чугунную трубу. – Знала я, что ты у меня талант, но чтоб настолько…
Тракторист довольно ухмыльнулся. Гордиться, и правда, было чем: «пердунок» за последние три дня преобразился его стараниями до неузнаваемости. В кузове выросло что-то типа низкого каземата из деревянных шпал – целый штабель их обнаружился на заднем дворе ДК. Покойный муж тёти Даши разжился ими лет десять назад, имея в виду пустить на фундамент для сарайчика – пропитанное креозотом дерево почти не подвержено гниению. Но не сложилось, и шпалы, прикрытые листом рубероида, врастали в землю, пока не наткнулся на них дядя Вася в поисках материалов для своего «бронепердунка».
Бруствер из шпал возвышался над бортом примерно на полметра; в дереве продолбили узкие амбразуры для стрельбы из мушкетов. Лобовая же часть такой защиты не имела – вместо неё тракторист с помощью будищевского кузнеца поставил броневой лист, вырубленный и склёпанный из трёх слоёв котельного железа, так же обнаружившегося в запасах партизана-директора. Похожие листы, только в один слой железа, были навешены на боковые дверки трактора и на ветровое стекло; при необходимости их можно было откинуть вниз. Лобовая броня, самая толстая, тоже была сделана подвижной – в «боевом» положении лист закреплялся под углом около пятидесяти градусов, а в «походном» - его поднимали на деревянных козлах в горизонтальное положение, чтобы не мешать обзору вперёд.
Куски железа на импровизированных петлях прикрывали так же и колёса. Конечно, далеко не всякая пул, пущенная  из кремнёвого ружья, способна пробить толстенную рубчатую резину тракторных скатов, но рисковать не стоило – замены взять было неоткуда, а залатать простреленные шины и покрышки в нынешних условиях было ох, как непросто. Кроме защиты колёс, склёпанный из железа короб прикрывал ещё и установленный сзади тракторный движок.
В лобовом бронелисте тоже прорезали две узкие амбразуры для стрельбы из ружей – всего в кузове при необходимости могло разместиться до шести стрелков. Но главным ударным средством шайтан-арбы  было изобретение, которое дядя Вася и намеревался опробовать прямо сейчас.
- Ванятка, как ты там, готов? – крикнул тракторист. Над бруствером возникла вихрастая голова.
- Все сделал, как велено, дяденька! – отозвался мальчуган. – Орудия верёвками закреплены, заряд я проковырял протравкою, а дырья покамест пробкой кожаной заткнул. А трубки запальные – вот, они батяня сладил из пороха и камышинок! Попробовал вставить – подходят!
И продемонстрировал трофейную, с латунным егерским рожком на крышке,  лядунку. Тракторист кивнул – без помощи Ваняткиного бати, будищевского кузнеца, из проекта шайтан-арбы и уж, тем более, из установленного в кузове «вундерваффе» ничего бы не вышло.
- Ну что, ж тогда двинулись, с богом? – дядя Вася широко перекрестился  - успел уже набраться от местных крестьян! – и полез в кабину. «Бронепендунок» плюнул струёй чёрного солярового дыма, затрясся, затарахтел, задребезжал навешенными броневыми листами и неторопливо покатил к воротам. Вслед за механическим чудом в почтительном отдалении тянулась толпа крестьян, среди которых мелькали синие суконные шапки донцов.  Казачки спешились – «лошади смердежу да треска от ентого железного страшилища пужаются, так уж пусть постоят пока в сторонке…» - и теперь, смешавшись с мужичками, изнемогали от любопытства.

Отредактировано Ромей (12-03-2022 23:26:59)