Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Шпага для библиотекаря


Шпага для библиотекаря

Сообщений 131 страница 140 из 173

131

XIII
- Право слово, Никита Витальич, вас на минуту без присмотра оставить нельзя! И что за декаданс вы тут устроили, скажите-ка на милость?
За спиной затрещали ветки. Я обернулся – из кустов на меня смотрела лошадиная морда, поверх которой язвительно ухмылялся поручик Ростовцев. За спиной у него хрипели кони и качались гусарские кивера вперемешку с суконными высокими шапками донцов.
- Ну что, отвели душу? Вот как знал, что вы учините что-нибудь подобное! Ментик гусарский надели – и головой своей думать больше не надо, так что ли? Целы хоть, или поранены?
- Да цел я, цел, что мне сделается! – отозвался я, даже не пытаясь скрыть широкой улыбки. Как ни крути, а Ростовцев со своими людьми появился чрезвычайно вовремя.
Поручик сделал знак. Двое казаков  соскочили с сёдел и принялись осматривать распростёртых на земле людей.
Ростовцев покачал головой.
- Зря всё же вы так, Никита Витальич, мальчишество это. Нашли с кем рубиться!  Поляки – они на саблях шибко лютые…
Гусары тем временем взялись потрошить трофейные саквы и чемоданы. Видимо, поручик заранее их проинструктировал – все незнакомые, непривычные предметы они выкладывали на расстеленную по земле тряпицу. Я присел, и стал перебирать найденные предметы: три снаряженные мосинские обоймы, горсть патронов россыпью; три индивидуальных пакета, несколько пачек разных таблеток – анальгин, стрептоцид, какие-то антибиотики, всё из аптечки нашей туристической группы; нашейный чехольчик-«ксивник» из прорезиненной ткани, в котором нашлись студенческий билет Гжегоша и его же польский паспорт – тоненькая болотно-зелёного цвета книжечка с золотым тиснением в виде одноглавого орла и надписи «POLSKA RZECZPOSPOLITA LUDOWA»* . Я щёлкнул крышечкой плоской никелированной зажигалки – огонёк слабый, видимо, бензина почти нет. Ничего, в ДК, у Тёти Даши, кажется, была десятилитровая канистра для примуса…
Кроме этих мелочей в седельном Чемодане Гжегоша обнаружилась одежда, приехавшая вместе с ним из двадцатого века – спортивный костюм, лыжные ботинки (и зачем они ему?) кеды, куртка на синтепоне, смена белья.
И, конечно, венец коллекции – Тарле, «Наполеон». Странно, я, вроде, видел такую же книгу в тюке, извлечённом из озера? Видимо, в библиотеке было два экземпляра, и Гжегош решил захватить один с собой…
- Это, значит, и есть тот поляк, ваш современник?
Ростовцев стоял рядом, рассматривая выставку предметов из будущего.
Я кивнул.
«..вы даже не представляете, поручик, насколько он мой современник …»
- Так что, вашбродие, один лях помер. – отрапортовал подскочивший казак. – Второй оглоушенный и поцарапан слегка, очухается. А третий отходит, у его одна пуля в груди, а другая в кишках. На шее крестик, наш, православный, так я его в руки ему вложил. Чудные дела, вашбродие – лях, а нашей веры!
- Видимо, из Литовский губернии, или из Белоруссии. – сказал Ростовцев. – оттуда много народу Бонапарту служить пошло. Бумаги при нём не нашли?
- Есть малёха. – кивнул казак и подал поручику сложенные листки.
- Так… - Ростовцев зашуршал бумагой. – Лейтенант Булгарин, Фаддей, третий эскадрон восьмого польского полка улан-шеволежёров, ротный командир…
- Как вы сказали? Фаддей Булгарин?
Я глазам своим не поверил. Но нет, всё правильно: хоть имя владельца бумаг и написано по-французски и повторены ниже по-польски, но я вполне мог разобрать, что там написано.
- Вы что, его знаете?  - удивился Ростовцев.
- Как не знать! Не лично, разумеется, читал о нём. Довольно известный литератор и журналист, известен кое-какими…хм… историями.
Не объяснять же сейчас, кто такой Пушкин, и в чём заключался его конфликт с Фаддеем Венедиктовичем, по поводу которого в окололитературном Петербурге будет в своё время сломано немало копий?
"...Или… уже не будет?.."
- Кончился, вашбродие! – сказал казак. – Надо бы тело забрать и закопать на погосте. Всё ж, не пёс какой, православный…
Это был шок. Выходит, я собственноручно отправил на тот свет пусть не самую значительную, а всё же достаточно заметную фигуру? И тем самым уже изменил историю – ведь теперь не будет ни его, «Северного архива», ни «Северной пчелы», ни  «Ивана Выжигина» - между прочим, крайне популярная в своё время книга, как сказали бы у нас «бестселлер», первый в истории отечественной литературы...  И Грибоедову с его «Горем от ума» придётся искать другого издателя. Ничего так себе вмешательство!

*(польск.) Польская Народная Республика.

https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t414373.png
https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t991075.png
https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t783933.jpg

Отредактировано Ромей (17-03-2022 19:29:09)

+2

132

Из невесёлых размышлений меня вывели сдавленная ругань на польском языке и звуки трудной возни не вполне пришедшего в себя человека. Я обернулся - Гжегош уже сидел, привалившись спиной к колоде, и осторожно ощупывал голову. На лице его явственно читалось недоумение.
- Как чувствуете себя, пан Пшемандовский?
Он поднял глаза на меня и скривился.
- Ваша взяла, значит?
- Наша, ясновельможный пан, наша… я сделал паузу, чтобы дать ему осознать произошедшие перемены. -  Раз уж вы очухались -  не хотите ли решить дело по-хорошему?
- Интересно, это как? Пойти к вам в конюхи, навоз за конями убирать? Больше я тут, вроде, ни на что не гожусь.
Я усмехнулся
- Ну-ну, не считайте меня совсем уж за идиота. Я отлично знаю, кто вы и зачем вы здесь. Покажите, где воз с книгами – и ступайте себе на все четыре стороны. Я вам даже саблю оставлю.
Поляк в ответ злобно ощерился.
- А если откажусь?
Я пожал плечами, стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности равнодушно.
- Воля ваша, но - искренне не советую. Придётся тогда по плохому.
В ответ Гжегош презрительно хмыкнул.
- Бросьте. Пытать? У вас духу-то хватит?
- А вы наглец, пан Пшемандовский… - вступил в разговор подошедший Ростовцев. – Впрочем, другого не ожидал.... У нас-то может, и не хватит, тут вы угадали. А вот башкиры подобными сантиментами, боюсь, не страдают - особенно после того, как вы убили троих их соплеменников.
Я полюбовался мгновенной сменой эмоций на лице пленника: от иронического презрения к недоверию, затем – к откровенному страху и снова к высокомерному презрению.
- …но вы правы, конечно, - продолжил, как ни в чём не бывало,  Ростовцев, - никто вас мучить не собирается, мы же не турки какие-нибудь или башибузуки. Я вас просто повешу.
Гжегош вздёрнул подбородок.
- Не имеете права! Я военнопленный!
- Вы, как я понимаю, присягу императору французов не давали? – осведомился поручик.
Поляк замялся, но соврать не решился и отрицательно помотал головой.
- Вот видите! Значит, никакой вы не пленный, а просто разбойник, напяливший на себя военную форму. А то и шпион. А таким один путь – в петлю. Так что советую вам очень крепко подумать. Хорунжий!
Казак немедленно возник рядом.
- Мы тут злодея изловили. – Ростовцев указал на Гжегоша. – Надо его, братец, по-скоренькому вздёрнуть. Справишься?
- А то как же!  - хорунжий плотоядно осклабился. – У меня и аркан калмыцкий имеется, подходяще будет, вашбродь! Мыльца, правда, нету, ну, мы уж как-нибудь…
Ростовцев удовлетворённо кивнул.
- Так ты приготовь что полагается, братец, а как будет сделано – доложи…
Казак, рявкнув «слушш, вашбродь!» - потрусил к лошадям, и там немедленно началась подозрительная возня: хорунжий, отцепив смотанный аркан от луки седла, размотал его, примерился и стал с помощью двух своих товарищей перекидывать верёвку через сук. Аркан соскальзывал, казаки досадливо матерились.
Гжегош наблюдал за этими приготовлениями – лицо его побледнело и покрылось мелкими капельками пота.
- Если вы меня повесите, - наконец сказал он неожиданно осипшим голосом, - то никогда уже не найдёте того, что ищете.
Именно этого я и ждал. И Ростовцев, судя по тому, как он незаметно мне подмигнул, тоже.
- И не надо, пан Пшемандовский, незачем. Однажды я уже вытащил этот воз из озера – вот и пусть подождёт этого времени ещё лет двести с лишком. Меня этот вполне устраивает.
При словах «двести лет с лишком», Гжегош вздрогнул и удивлённо на меня уставился. Я сделал вид, что ничего не заметил.
- Готово, вашбродь! – отрапортовал набежавший хорунжий. – Всё в лучшем виде обделаем, ясновельможный пан доволен останется!
И он состроил Гжегошу гримасу, означавшую, надо полагать, приветливую улыбку. Поляка передёрнуло.
- О, курва… ладно, ваша взяла! Покажу. Только…  - он испытующе поглядел на меня, - вы уверены, что вам это действительно нужно?
Я пожал плечами. Воистину шляхетский гонор неистребим: даже в столь отчаянном положении хоть последнее слово, но требуется оставить за собой…
- Что мне нужно пан Пшемандовский, я и сам знаю. А вот вам бы я советовал крепко подумать. А то ведь и правда, можно оказаться…. сами знаете где.
Я мотнул головой в сторону свисающей с низкого сука петли.
- И что-то я очень сомневаюсь, что господа, которые нас с вами сюда послали, сочтут необходимым прилагать усилия, чтобы вытащить оттуда вашу ясновельможную тушку!

https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t916683.jpg

Отредактировано Ромей (18-03-2022 10:00:10)

+3

133

Ромей написал(а):

то не ходите решить дело по-хорошему?

Так куда ему предлагают не ходить? :playful:

+1

134

На то, чтобы упаковать трофеи и закопать убитого - Кто-то из гусар не поленился поставить на могиле крест из двух перевязанных верёвками полешек с надписью углём: "Подхорунжий 8-го польского уланского полка Юзек Конопацкий"  - ушло около получаса. Небо совсем посветлело; казачки примотали тело Булгарина, замотанное в плащ, поперёк седла,  Гжегоша усадили на его лошадь, после чего казачий хорунжий со словами «а ну-кось, паря…» ловко связал ему руки пресловутым арканом, привязав второй конец к луке седла. Лошадь вёл в поводу Рафик – он знал, конечно, о предательстве поляка в ДК, а потому злобно сверкал на пленника своими чёрными, как кавказская ночь глазами. Торопа, на которую указал Гжегош, оказалась достаточно широкой для двух всадников, и я мог ехать рядом с ним.
За неимением уздечки поляк вцепился связанными руками в гриву и всё время кривился – волосяной аркан, видимо, чувствительно натирал кожу рук. Я хотел, было, сострить, что лучше чувствовать его уколы на запястьях, чем на шее, но вовремя сдержался – это прозвучало бы совсем уж издевательски, а мне требовалось ещё каким-то образом раскрутить поляка на откровение. Но вот как к этому подступиться – я пока только гадал.
Но Гжегош сам начал разговор.
- Мой медальон у тебя?
Какой медальон? – удивился я. – Не было у тебя никакого медальона. Во всяком случае, я не видел.
- Значит, эти пёсьи дети украли. – он связанными руками показал на казаков. – Это ведь они меня обыскивали?
- Они. – подтвердил я. – А что за медальон-то? Какая-нибудь фамильная вещица?
Если бы… он невесело усмехнулся. Скажи, у тебя ведь тоже была комната с креслом? Такая… вся в тумане?
Я не стал скрывать.
- Было дело.
- Так вот, медальон оказался у меня на шее после того, как я перенёсся оттуда в этот клятый клуб. Я его даже не сразу заметил – только потом, когда мы оказались в этом времени. Мне стало жарко, решил снять свитер – а он на шее болтается, на цепочке. Плоский такой, небольшой, из светлого металла.
Я отметил про себя, что Гжегош говорит сейчас совершенно без вкраплений польских слов, и лишь акцент едва-едва угадывается. Успокоился, что ли? Так рановато будет, пожалуй…
- Насчёт казаков – это легко проверить. – сказал я, и тронув коня пятками, подъехал к возглавляющему нашу маленькую колонну Ростовцеву. Тот выслушал, хмыкнул: «спёрли, говоришь? Казачки могут, они такие…» и подозвал хорунжего. Тот, против ожидания, упираться не стал - «вы ж приказали, вашбродие, чтобы мы всякие диковинки складали. А в цацке ентой – что такого невиданного? Бляха и бляха, на цепке - один прибыток, что серебряная, маркитант за такую рублёв пять даст…» - и, крякнув от досады, за упущенный «прибыток», вернул неправедно нажитое.
Добыча хорунжего выглядела как кругляш сантиметров пять в диаметре и полсантиметра в толщину. По контуру шла узкая, в полмиллиметра, щель. Не петель, на которых откидывалась крышка, ни потайных кнопок или штифтов не было.
Медальон был словно мыльный на ощупь – сперва я пытался поддеть прорезь ногтем, потом, потерпев неудачу, пустил в ход карманный нож. Бесполезно: лезвие скользило по незнакомому металлу, как будто даже не касаясь его – казалось, между ними оставался крошечный, тоньше волоса, но совершенно непреодолимый зазор. Приглядевшись, я увидел, что то же самое относится и к цепочке, на которой висел медальон – пропущенная в ушко, она не касалась его краёв, сколько я не дёргал её и не старался прижать. Тогда я капнул на плоскую крышку воды из фляги – она скатилась с его, словно с покрытой жиром поверхности, не оставив следа. Ещё более сокрушительное фиаско потерпели попытки поцарапать металл кончиком ножа – дело кончилось тем, что я попросту отколол кусочек.  Складывалось впечатление, что «титановый» кругляш словно залит на расстоянии долей миллиметра чем-то вроде силового поля, достаточно мощного, чтобы отторгать любые внешние воздействия.
- Я тоже пытался… - прокомментировал мои старания Гжегош. И так, и эдак, один раз даже из карабина чуть не пальнул. Ничего ему не делается. Думается мне – не положен нам внутрь залезать. То ли маячок, то ли какая-то штучка для наблюдения. Микрофон, камера…
- Хроно-тирям-пам-патор. – сказал я. – Подарок наших друзей из туманной комнаты.
- Типа того. – согласился он.
- Ладно… - я сунул взвесил  медальон на ладони и засунул в карман. – Уж извини, но я эту штуку оставлю у себя.
- Твоё дело. – Гжегош пожал плечами. - Видимо. Хотя я на твоём месте утопил бы его в ближайшем болоте. Или в том самом озерке.
Я прищурился.
- А сам чего ж не утопил?
- Собирался.
- Не доверяешь, выходит… благодетелям?
- А ты – доверяешь?
Вот что на это ответить?
- Голова-то как, не болит? - спросил я, чтобы сгладить неловкость. Гжегош ощупал шишку на затылке и поморщился.
- Саднит трохе... немного. А ты Никита, хорошо фехтуешь, я правду говорил.
- Спасибо. Ты тоже. На саблях я бы тебя не одолел, и пробовать не стоит.
Удивительно, но я совсем не питал к нему не то что вражды, но даже и малейшей неприязни - всё выгорело во время нашей скоротечной схватки. Наверное, подобные чувства испытывают давние и последовательные враги, встретившиеся после очень-долгого перерыва, с трудом друг друга узнавшие – и не нашедшие ничего лучшего, как обсуждать былые сражения, но уже немного отстранённо, через мутное стекло прошедших лет.
Хотя... может, в определённом смысле так оно и было? Или это всё наша извечная российская манера – сочувствовать врагу, поверженному в честной схватке?
Поляк после моей реплики оживился и совсем было собрался развить тему - когда деревья раздвинулись и мы выехали на берег крошечного, метров тридцати в поперечнике, лесного озерка с заболоченными берегами, густо заросшими камышом и осокой.

https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t171281.png

Отредактировано Ромей (18-03-2022 22:09:06)

+4

135

XIV

- Есть, вашбродие! Сыскал! Тута она!
Казак, стоящий в воде по плечи, замахал руками, и ещё двое скинув одежду и оставшись в одних подштанниках, полезли в воду – прозрачную и тёплую, как парное молоко. Первый казак зашёл поглубже и, погрузившись с головой, привязывал к передку телеги брошенный с берега аркан. Привязал, вынырнул, отфыркиваясь, как тюлень. Его товарищи повторили эту операцию ещё с двумя арканами – каждый другим концом был закреплён на луке седла низкорослой степной лошадки.
- Можно!
Башкиры потянули поводья, арканы натянулись, задрожали, завибрировали разбрасывая веера брызг.
- Пошла, робяты! Навались!
Казачки, ухнув, налегли на невидимый ещё, воз. Вода у берега заклубилась илом, и телега, медленно поползла наружу.  наружу. Потоки мутной воды и тины стекали с неё, позади тянулась борода наросших водорослей и тины.
Я смотрел, не дыша. Почти один-в-один повторялась картинка из далёкого 2022-го года, когда эту же самую телегу вытягивали на берег. Правда, место лошадей занял тогда круто тюнингованный УАЗ, а в воде плескались не казачки, а ребята из поискового отряда моего старого друга Толика…
....или – не эту же самую телегу? Ведь если подумать: раз мы вытащили её из воды сейчас – откуда ей будет взяться в том же самом озере в двадцать первом веке? Неоткуда – разве что, мы с Ростовцевым прямо сейчас передумаем и загоним её обратно…
От осознания творящихся прямо сейчас, на моих глазах, временных парадоксов, голова шла кругом.
Телегу вытащили из воды и поставили на сухом месте. Казачки ждали разрешения расшпиливать груз – Ростовцев же команды не подавал, выжидающе смотря на меня. Я подошёл поближе и провёл рукой по мокрой рогоже. Всё правильно -  три тюка и два деревянных ящика, только доски, из которых они сколочены, не успела ещё почернеть и пропитаться насквозь илом.
В тот раз прикрывающая поклажу рогожа в какую-то неопределённую корку, пропитавшись за двести с лишним лет насквозь илом и затвердев, и корку эту можно было с лёгкостью отламывать большими кусками. Теперь же её пришлось вспарывать ножом, как и стягивающие тюки лыковые верёвки.
А это что? Ну, точно – поверх одного из тюков лежит облепленный тиной французский кавалерийский карабин. Я взял его, повертел в руках -  вполне исправный, только вытряхнуть воду из ствола да очистить от ила – и хоть сейчас стрелять. И даже батарейный замок тот самый, с клеймом Льежской оружейной мануфактуры и цифрами  «1808».
Вот уж действительно – самое что ни на есть натуральное дежа вю!
Я ни на секунду не сомневался, что увижу, когда взрежу покрывающий крайний тюк полиэтилен и прорезиненную ткань. И не ошибся, конечно – вот они, три тома с «Войной и миром» из того самого четырнадцатитомного собрания сочинений, что я рассматривал в библиотеке. Четвёртый том – у меня в седельном чемодане, а остальные, надо полагать, сгорели вместе с прочими сокровищами мысли во французском фуражирском обозе.
Гжегош наблюдал за происходящим с кислым выражением на физиономии.
- Знаешь, когда я тебя раскусил? – спросил он неожиданно. -  В тот предновогодний вечер, ещё в двадцатом веке, когда ты спел «Двоюродную речь».
Я удивлённо покосился на поляка.
- Да, это я, пожалуй,  прокололся, песенка совсем из других времён. Но неужели она была известна и у вас, в Польше?
Он пожал плечами.
- Нет, конечно. Я-то слышал её на одном из фестивалей по наполеонике – ваши пели, кажется, из Московского драгунского полка – ну и запомнил. А в СССР, да ещё и в конце семидесятых, такую песню вообще не могли сочинить. Разве что, какой-нибудь диссидент. Длячьего  тебе вообще пришло в голову её петь?
Я пожал плечами.
- Ну… не знаю. Может, тебе хотел сделать приятное?
Гжегош промолчал. Взял одну из книг – это оказалась какая-то монография по истории войны 1812-1813-х годов, рассеянно пролистал и бросил на распотрошённый тюк.
- А вообще, если хочешь знать – всё это вьелке кламстфо… одно сплошное враньё.  Я брадзо думал, и теперь уверен – те, кто забросили сюда нас с тобой сюда,  играют в какие-то свои игры, и на нашу историю в любом её варианте им наплевать…
Гжегош опять разволновался и то мешал русскую речь с польской, то переходил на почти безупречный московский говор.
- …то есть, не наплевать, конечно, они именно ею и занимаются, но только с какими-то своими, нечеловеческими целями.
- нечеловеческими? – я внимательно посмотрел на собеседника. -–Вот, даже, как!
- Так есть!! – казалось, тема уже дано не давала моему собеседнику покоя – и вот, наконец, о получил возможность выплеснуть её наружу. Пусть и в разговоре с недавним врагом. – - Чужие они, на певно…. точно!  Длячьего – не могу повьежджачь… не могу сказать, но  брадзо уверен. Не люди это, а мы для них – лабораторные мыши…
Я медленно кивнул. То, что говорил сейчас поляк, и мне не давало покоя - с тех пор как я стал сопоставлять и пытаться уложить в более-менее цельную картину все обнаруженные в этом времени нестыковки. Безуспешно, надо сказать, пытался – паззл никак не хотел складываться. Впрочем, оно и не удивительно: то, что я успел здесь увидеть не более, чем малая часть общей грандиозной картины, окинуть которую взглядом мне не суждено. Интернета, телевидения здесь нет и в помине, газет ы с журналами – по пальцам пересчитать, да и выходят они с большим запозданием. Так что, единственным источником информации остаются слухи, и судить по ним об анахронизмам и прочим расхождениям временных линий – занятие неблагодарное до крайности. Однако – ничего другого мне не остаётся, если я не хочу и дальше оставаться послушной марионеткой в руках неведомых хроноэкспериментаторов.
Я нащупал в кармане медальон Гжегоша, единственное, зримое, осязаемое доказательство существования кукловодов. Если, конечно, не считать самого этого мира – такого знакомого… и такого чужого.
«…сходить, что ли, за манеркой - вроде, в ней ещё осталось что-то на донышке? А то ведь  от таких дел, ежели не выпить – то и свихнуться можно…
https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t20551.png

Отредактировано Ромей (19-03-2022 16:25:12)

+5

136

- С поляком-то вашим как собираетесь поступить? – осведомился Ростовцев. – С прочими пленным его отправить в тыл – так ведь пропадёт, непривычный он к нынешней жизни, да ещё и в неволе. Не вешать же, в самом деле!
После того, как тюки с ящиками вскрыли, осмотрели тщательнейшим образом, поручик велел отдыхать и варить кашу. На моё робкое предложение – покончить с опасной находкой так же, как покончили с «библиотечным» обозом, - он ответил категорическим отказом.
- Я много думал о ваших словах, Никита Витальич, сказал он. – И больше той, прежней ошибки не повторю. Сгорели книги – и сгорели, значит, планида у них такая. А эти я велю заново увязать и отправлю с надёжными людьми к батюшке в воронежское имение. Даст Бог – вернусь с войны, выйду в отставку, уеду в имение. Засяду у камина  - и полистаю ваши книжицы, почитаю про грядущее житьё-бытьё. Тогда и решим, как с ними поступить.
- Решим? – я сощурился.
- Надеюсь, вы не собираетесь лишите меня удовольствия наслаждаться вашим обществом? Вот кстати, и товарищ ваш – непременно гусар… будет. Ежели доживёт, конечно.
Он кивнул на Рафика, который в компании трёх сумцев перебирал польские трофеи.
- Так ведь и вас тоже могут убить!  - не сдавался я. - Война всё же, всякое может случиться – как тогда с книгами? Или вы намерены жить вечно?
Слова «Вперёд, обезьяны!», которыми предварял эту бессмертную фразу безвестный взводный сержант в 1918-м году , я благоразумно опустил. Как и не стал упоминать о портрете полковника от кавалерии Ростовцева  -  зримом, весомом доказательстве того, что ни смерть на этой войне, ни скорая отставка поручику не грозят. А ведь он так и стоит за шкафом, в ДК…
«…да нет же, какой там портрет? Одно только знакомство со мной вполне может повернуть выю дальнейшую жизнь совсем в другую сторону, и вовсе не обязательно, что она закончится…»
- На всё воля божья. – отозвался поручик. – Убьют – значит убьют. Вы тогда книги заберёте, и уж поступайте с ними по своему разумению, я батюшке специально отпишусь, чтобы препятствий вам не винил…
Мы с Ростовцевым сидели в тенёчке, на поваленном стволе ивы, и наблюдали, как казачки ладят из ремешков да верёвочек упряжь. В телегу с книгами решено было запрячь двух из трёх трофейных уланских лошадей; третья, принадлежавшая Гжегошу, пощипывала травку в сторонке. Сам поляк сидел на пеньке под присмотром приставленного к нему сумца. Я отметил, что при своих двадцати двух годах выглядит он сейчас как бы не на тридцать с гаком – похоже, сокрушительная неудача вместе с общей неопределённостью положения крепко его прибили…
- Что делать, спрашиваете? – я сорвал травинку и поковырял ею в зубах. – Пожалуй, отпущу. Я же обещал отпустить, если покажет, где спрятаны книги, верно? Ну вот, он и показал. 
- Всё, что было при нём из грядущих времён мы изъяли. Пусть забирает коня и саблю, и едет, куда глаза глядят, на все четыре стороны. Ежели не дурак – к армии возвращаться не станет.
- А не опасаетесь, что язык станет распускать? – сощурился Ростовцев. – Книг у него нет, но, как я понял. Историю он хорошо знает и много чего может рассказать… коли найдутся желающие слушать.
- То-то ж и оно – если найдутся! Вспомните себя, скажем, месяц назад:  расскажи вам кто-то подобную историю, не предъявив в качестве доказательства хотя бы половинку того учебника истории, что у вас в саквах?
Ростовцев хмыкнул.
– Решил бы, что он сбежал из дома скорби. Потому как в здравом уме такого не придумаешь, даже с перепоя…
- Вот и я о чём. Будет болтать – либо скрутят, как буйного, либо вовсе пристукнут, чтобы не возиться.
Мы помолчали. За невесёлыми мыслями я сгрыз травинку уже до половины.
- А не пожалеете потом, Никита Витальич? Вражина ведь лютый!
Я выплюнул остатки моей «зубочистки» и сорвал новую.
- Врать не буду, самого грызёт червячок. Но что-то подсказывает, что мы с ним ещё встретимся: слишком уж запутанная получилась история, и без Гжегоша мне в ней, похоже, не разобраться…
- Ну, воля ваша. – Ростовцев поднялся. -  Как в народе говорят: «хозяин – барин. Хочет - живёт, хочет – удавится.» Отпускайте с Богом своего ляха, и поехали…
- В Бобрищи? – уточнил я.
- Сначала туда. Но задерживаться на этот раз не будем – условимся с Антипом о совместных действиях, оставим вместе с казачками ещё и башкир – и назад, к Сеславину. Думаю, уговорить его устроить здесь основную базу отряда. Место-то какое удобное: и тракт неподалёку, и мужички к нам по-доброму настроены, всегда помочь готовы. К тому же, французы об этом месте нём не знают, а которые знали – те уже ничего не расскажут. Да и агрегат этот самоходный, думаю, не раз ещё нам сгодится, Никита Витальич!

https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t485082.jpg

Отредактировано Ромей (19-03-2022 21:01:45)

+3

137

- А всё же я не понимаю, почему ты меня отпускаешь. – сказал Гжегош, подтягивая подпругу. Видимо, поляк уверовал-таки что в последний момент никто не будет ни вздёргивать его, ни отправлять с очередным обозом пленных за Урал, успокоился и перестал уснащать свою речь польскими оборотами.  – Я ведь тебе враг, ты послан меня остановить, разве нет?
Я пожал плечами.
- Вот и Ростовцев удивлялся. Но ему-то не объяснить, что никакой ты мне не враг, а такая же марионетка, и кто дёргает за ниточки – нам сие неизвестно, ни тебе, ни мне. А узнать очень хочется, и сделать это вдвоём, пусть и действуя порознь – куда больше шансов. То до того, что ты задумал помогать Наполеону – в моих глазах это никакое не преступление. Во-первых, ты поляк и по другому поступить никак не мог а во вторых…
Я слегка замялся, не зная, стоит ли говорить то, что я собрался.
«…пожалуй, стоит…»
- А во вторых, не уверен, что помощь Наполеону – особенно теперь, после Бородина и неизбежного разложения Великой Армии в Москве – пойдёт России во вред. Если предположить, что историю нашего с тобой мира это никак не затронет, и можно не церемониться – то подобные изменения будут направлены только против…. ну, да ты сам знаешь, против кого.
- «Англичанка гадит»? – ехидно ухмыльнулся Гжегош. – Вы, москали, не меняетесь…
Всё-таки он превосходно знал историю, в том числе, и нашу. Да и в плане литературы не сильно отставал – сумел же с ходу опознать покойника Булгарина и понять, что можно от того ожидать…
- И, кстати,- он закончил подтягивать подпругу и взялся запряжки на путлищах*,  - с чего ты взял, Никита, что я, даже если и узнаю, поделюсь с тобой?
- А куда ты денешься? Кто бы ни были наши кукловоды – сила за ними громадная, я даже вообразить боюсь – насколько. А значит, вдвоём с них спросить сподручнее будет, не находишь?

*Часть конской амуниции. Ременные петли, на которых висят стремена.

- Вдвоём... – поляк покачал головой. – Если всё так, как ты говоришь – то тут, что вдвоём, что вдвадцатером, значения не играет.
- Не имеет.
- Что? – удивился он.
- Говорят либо «роли не играет», либо «значения не имеет». Русский тебе ещё учить и учить, ясновельможный пан…
- Ничего, и так сойдёт. – ухмыльнулся Гжегош. – если смешивать русские слова с польскими, и при этом выдавать себя за сбежавшего из Сибири потомка польских ссыльнопоселенцев – проглотят и не подавятся. Я уже пробовал. Опять же, при необходимости можно перейти на скверный французский. Тебе, Никита, в плане языка, как бы не тяжелее придётся!
Я пожал плечами и отвернулся. Солнце стояло над озерком почти в зените – полдень. Жаркий, почти летний  сентябрьский полдень 1812-го года…
- О способах связи, как я понимаю, договариваться не будем? – спросил Гжегош.
- Как ты себе это представляешь? – удивился я. – Писать на востребование на Главпочтамт? Так в Москве еще неизвестно, есть он или нет. А если бы и был – то его скоро спалят вместе со всем прочим. Что до Петербурга – то ещё неизвестно, когда я там окажусь… и окажусь ли вообще.
- Я слышал, как твой поручик упоминал о родительском имении – где-то под Ростовом, кажется? Вполне можно туда писать, если будет необходимость.
- Разумно. - согласился я и назвал Гжегошу деревню, где располагалось имение Ростовцевых. – Только эта связь будет односторонней – я-то не знаю, куда тебе писать в случае чего.
- А я и сам этого не знаю. – хохотнул поляк. – Может, в Варшаву, может, в Париж, а может и вовсе в Филадельфию. Обещаю в первом же письме указать обратный адрес.
Он поправил вальтрап – уланский, тёмно-синий, с красно-золотой каймой – и легко, не касаясь стремян, взлетел в седло. Ножны сабли при этом звякнули о стремя.
- Ну, до видзенья, хлопаки! - Он махнул рукой мне, потом Рафику. Армянин, не понимавший моего решения отпустить пленника, отвернулся, старательно сделав вид, что ничего не заметил. - Остальным нашим передайте привет - и непременно скажите, что  я не пшепрашам… не прошу извинения за своё предательство… или как они там его восприняли. У каждого здесь своя правда и своя война – и она только начинается!
Он повернул кобылу – та громко всхрапнула, и мотнула гривой, – и пустил её вскачь по лесной тропе. Я проводил его взглядом, повернулся, и пошёл к телеге, возле которой суетились казачки и стояли, привязанные, наши с Рафиком и Ростовцевым кони.
В одном Гжегош прав: всё ещё только начинается…

Москва, февраль-март 2022 г.
https://forumupload.ru/uploads/0000/0a/bc/10781/t128985.jpg

Отредактировано Ромей (20-03-2022 13:13:55)

+2

138

Собственно... ФФСЁ!

Дальше, как водится, несколько дней на вычитку и первые правки - после чего вывешу всю книгу по главам, заново.

если есть какие мысли, советы, критика - сейчас ещё не поздно.

+1

139

Как и было обещано - выкладываю весь текст по главам.

ШПАГА ДЛЯ БИБЛИОТЕКАРЯ.
Фантастический роман

Только книги в восемь рядов,
Молчаливые, грузные томы,
Сторожат вековые истомы,
Словно зубы в восемь рядов.
Мне продавший их букинист,
Помню, был и горбатым, и нищим…
…Торговал за проклятым кладбищем
Мне продавший их букинист.
Николай Гумилёв

ПРЕЛЮДИЯ

…просто кресло, и я в нём сижу. Не кожаное – плюшевое, старомодное, судя по подлокотникам. Удобное, но в меру, располагает не к отдыху, а к работе. Стены комнаты - мутно-серые и их как бы… нет, что ли? Серая муть твердеет шагах примерно в пяти-шести от кресла, но определить, границу этого «твердения» на глаз не поучается – глазу попросту не за что зацепиться, поскольку нет ни углов, ни плинтусов, ни потолка.
«…подойти, пощупать?..»
Я попробовал носком ботинка пол. Вроде, твёрдый…
Но – вставать не стал и никуда не пошёл. Что-то подсказывало: ничего из этого эксперимента не получится. Не в смысле – «ничего хорошего», а просто ничего. Как схожу, так и вернусь.
А раз так – стоит ли пытаться?
Видимо, я, в самом деле, перестал соображать. И единственная осмысленная фраза, пришедшая мне в голову, была позаимствована из одной давным-давно прочитанной фантастической книги, герой которой оказался в похожей ситуации.
- Ну и что дальше?
И нисколько не удивился, когда мне ответили.
- Дальше вы должны будете выполнить некое задание, связанное с перемещением вашей уникальной личности в прошлое. В чём это задание, будет заключаться – вы узнаете, только оказавшись на месте.
Голос был прозрачный, безликий, бесполый даже – и он шуршал, словно струйка песка, сыплющаяся на источенные песчаными бурями каменные плиты. Прямо скажем – не самый приятный голос.
- Вот прямо так-таки должен? Интересно знать, с какого перепугу?
Да, я понимаю: звучит по-идиотски А что остаётся? Только отбрёхиваться, да тянуть время, давая своей изрядно ошарашенной натуре собраться с мыслями. Или хотя бы просто прийти в себя, дождавшись, когда развеется эта странная галлюцинация, словно пришедшая из читанных некогда книжек.
«…в самом деле, что происходит-то? Вроде и не пил… сверх меры?..»
- Следует, вероятно, объяснить, как мы вышли именно на вас. Всё достаточно просто: запустили встречный поиск по биографиям, психо-матрицам и аурам сознания. И в результате обнаружили вашу уникальную личность.
Тут уж удержаться было невозможно.
- То есть, получается, что я как бы избранный?
Да, тупо. Да, мелодраматично сверх всякой разумной меры. Но… вот вы на моём месте – что бы ответили? То-то…
- Скажем так: из доступных нам кандидатов вы – самый подходящий по большинству ключевых параметров.
- Значит, есть и недоступные… кандидаты?
Голос не ответил. Но я и сам сообразил, что сморозил глупость.
- Ладно, проехали. С заданием, как вы уже сказали, я буду ознакомлен уже там. Скажите, а куда я попаду? Ну, хотя бы в самых общих чертах? Время, место…
Думаете, я немедленно отринул сомнения и начал воспринимать весь этот бред всерьёз? Как бы ни так! Но… надо же что-то отвечать? Какую-то секунду я рассматривал два варианта: «Трам-пам-пам» и такая вот глубокомысленная реплика. Это не считая вполне уместных в подобной ситуации нецензурных конструкций, которыми так богат великий и могучий…
- Вы можете не верить, но мы и сами этого не знаем. Структура пространства времени сохранила своего рода след того, первого – и мы отправляем вас за ним. Одно можно сказать твёрдо: вы окажитесь там и тогда, где вы заведомо сможете произвести воздействие, необходимое для выполнения полученного вами задания.
Ах вы, стереотипы мои… а что делать, если ситуация такая… стереотипическая? И бредовая?
- Воздействие, значит? МНВ?
- Что, простите? Какое МНВ?
Впервые в песчаном голосе прорезалось нечто человеческое, а именно – недоумение. Н-да, а Азимова-то они тут, выходит, не читали…
- Это … мнэ-э-э… из нашей фантастики, довольно близкий пример. Долго объяснять.
- Вот видите, а вы ещё удивляетесь, почему выпала именно ваша кандидатура.
Я слегка обалдел – словно идиотизма происходящего и без того недостаточно.
- Неужели из-за фантастики?
- И из-за неё тоже. Хотя и не только.
А ведь я несу всё это на полном серьёзе. Ну, не на полном… почти. Защитная реакция разума? Или всё проще: меня накачали чем-нибудь психотропным, прежде чем засунуть в эту мутно-серую камеру? А что, вариант…
От этой мысли сразу сделалось легче. Хорошо, когда есть объяснение – пусть даже и такое.
«…что-то ещё было… какая-то заноза…»
- Вы дважды употребили термин «уникальная личность». Следует ли это понимать, что я окажусь… там, где окажусь, не в нынешнем своём теле?
- Именно так. Правда, угадать, в каком именно, мы не можем.
- А что вы вообще можете, в таком случае?
Снова пауза. Долгая, выматывающая. А может, это я просто неведомый препарат перестаёт действовать?
- Мы можем ознакомить вас с сутью вашей миссии. Правда, лишь в самых общих чертах.
«…нет, не перестаёт. Наоборот, вштыривает по полной…»
- Я весь внимание.
- Вам предстоит устранить угрозу угасания мировой линии, на которой вы в данный момент пребываете. Вам знакомо понятие «точки бифуркации»?
- Разумеется, знакомо.
- Отлично, значит, будет легче объяснить.
Я вдруг поймал себя на том, что на протяжении всего этого бредового диалога гляжу прямо перед собой, в одну точку - в которой нет ничего, кроме серой мути.
Я медленно, очень осторожно повернул голову - направо, потом налево. Н-да, а смотреть здесь, и в самом деле, не на что…
- Под мировой линией мы имеем в виду существующую историческую последовательность. Дело в том, что одна из ключевых точек бифуркации может в ближайшей перспективе подвергнуться целенаправленному воздействию, что кардинально изменит весь ход дальнейших событий. Что, в свою очередь, приведёт к полной и окончательной ликвидации существующей мировой линии.
- Ликвидации? – я сразу уловил ключевое слово. – То есть мы просто исчезнем?
- Не совсем так. Личности всех людей, находящихся на действующей мировой линии сольются с их «двойниками» на той, которая станет актуальной потом. А вот воспоминания, приобретённые в нашей нынешней ипостаси, исчезнут без следа.
«В нашей»? Любопытная проговорочка, запомним. Но всё равно - что-то тут не то. Какой-то логический заусенец…
- Вы хотите сказать: у каждого человека имеется на другой линии свой аналог? Но как же быть, если, к примеру, изменение привело к тому, что его предки не появились на свет? Или не встретились, не завели детей?
Пауза.
- В данный момент лучше не углубляться в подобные тонкости. Скажем так: мы и сами не до конца в этом разобрались. Знаем только, что инициаторы данного мероприятия способны защитить себя и ещё некоторое количество личностей от последствий произведённого воздействия.
- Я же говорю – МНВ. В Вечность их заберут, или ещё что-нибудь в том же духе…
- Куда, простите, заберут?
- Забудьте, я всё о своём, о фантастике. Вы, как я понял, не можете защитить себя таким же образом?
- Не можем. Но, даже если и могли бы – наша цель состоит не в спасении собственных личностей, а о предотвращении самого изменения, как такового. И вы нам в этом поможете. Мы же, в свою очередь, в случае успеха вашей миссии, вернём вас в исходную точку.
- В исходную? Это… да, понятно. Скажите, я могу не согласиться? То есть – отказаться выполнять ваше задание?
Снова пауза.
- А вы, и правда, хотите это сделать?
«…насквозь видят, мер-рзавцы! А что тут ответишь?..»
- В таком случае, не будем терять времени. Закройте, пожалуйста, глаза и постарайтесь не шевелиться. Никакой опасности вашему организму или психике перенос личности не несёт, но это поможет вам избежать некоторых неприятных последствий.
Ну вот, разговорам конец. Оставалось только крепко зажмуриться и судорожно, до боли в костяшках пальцев, вцепиться в подлокотники кресла. Ну их, эти «неприятные последствия», обойдёмся.
«…а ведь как хорошо всё начиналось...»

0

140

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…» 

I

Толян собрал ложкой остатки каши и отправил в рот. Заглянул в кан, прикидывая: стоит ли выскрести то, что прилипло к стенкам? Не стал – отпустил вздох в стиле «как несправедлив этот мир!..», ещё раз облизал ложку, и отправил её вместе с опустевшей миской в другой кан, залитый горячей водой - отмокать.
- Слышал, старик, ты собрался уехать из Москвы? Куда – не секрет?
Что ж, всё правильно: пообедали, теперь самое время почесать языки. А молодёжь пусть идет на раскоп, солнце ещё высоко. Если будет что интересное – позовут дедушек, покажут.
- Да какие там секреты… - я прикончил остатки своей порции и поставил миску на бревно. Вот не могу, чтобы мою походную посуду другие мыли! И неважно, что в лагере поисковиков это дело возложено на дежурных по лагерю – не могу, и всё! Привычка.
- Да какие могут быть секреты?… - повторил я. – Надоел до чёртиков мегаполис. Сколько лет собирался перебраться куда-нибудь в деревню, в Подмосковье - и вот, наконец, решился. Причём именно в деревню, а не в коттеджный посёлок, или, не дай бог, в таунхаус.
- А справишься? Деревенское хозяйство – это, знаешь ли…
- Знаю, Толь. Я половину детства провёл у тётки в деревне. Она у меня в этих краях жила, и партизанила тут же. А в сорок третьем их отряд ушёл на запад и присоединился к партизанской бригаде Апретова. Да ты лучше меня знаешь, что тут тогда творилось…
Толя понимающе кивнул. Возглавляемый им поисковый отряд работал в окрестностях Вязьмы уже третий год. Здешние места нельзя назвать нетронутыми – наоборот, они пользуются исключительной популярностью, в том числе, и у чёрных копателей. Но уж слишком основательно прокатилась тут война - работы хватит ещё не одному поколению поисковиков. Сейчас, к примеру, они копают участок в виде вытянутого треугольника, зажатый между крошечными лесными озёрами. Если верить архивным документам - сюда осенью сорок первого отступила, отбиваясь от наседающих частей Вермахта, группа советских десантников. За три года Толян с его паннями подняли останки двенадцати бойцов, и не меньше половины сумели идентифицировать – серьёзный результат для человека понимающего.
Спросите, что я тут делаю? Ну да, вроде, не поисковик, к военной истории предпочитаю прикасаться либо на страницах книг, либо на фестивалях исторической реконструкции. Я и с Толяном там познакомился – он в своё время тоже увлёкся наполеоникой, пошился вместе с несколькими своими на московских ополченцев и с тех пор стараются не пропустить ни одного значимого события. На биваках реконструкторов я сиживал у их костров, проводил для ополченцев тренировки по фехтованию, водил по музеям. А они, в свою очередь, взяли обыкновение приглашать меня на свои летние выезды, куда я с какого-то момента и зачастил…
Нет, фестивали реконструкторов – это круто, конечно. Это вживание в историю, «белые лагеря» с парусиновыми палатками, шлагбаумами, полосатыми будками для часовых, и старательно воссоздаваемым военным бытом. Но я люблю лес, особенно - лес средней полосы, ещё со студенческих, туристических и КСПшных времён, а на фестивалях приходится разбивать лагерь в чистом поле. Это оправдано, разумеется: слишком много народу, ни один лес не выдержит такого нашествия. А здесь всего пара десятков парней и девчонок, и ущерба экологии от них никакого – если не забывать закапывать мусор и плющить и обжигать в костре пустые консервные банки.
За эти два года по случаю пандемии поотменяли кучу реконструкционных выездов. А я не могу без того, чтобы хоть пару раз за сезон не выбраться в лес. Так бывает: одних тянет в Турцию, других на Мальдивы, а третьих – вот так. Иначе не восстановиться, ни отдохнуть толком. Вот и я: год просидел в городе и, пожалуйста, угодил в больницу. Нет, богомерзкая ковидла обошла меня стороной, её я подцепил уже на больничной койке и, к счастью, в лёгкой форме. Но звоночек был понятный: либо завязываю с сидением в четырёх стенах, либо…
Ну, вы понимаете. Ничего хорошего второй вариант не сулил – в особенности с учётом моего полтинника с бо-ольшим гаком…
Нет, сам я землю не копаю. Ну, помогу иногда – а так всё больше сижу в лагере, помогаю по хозяйству да брожу по окрестностям. Ну и вечера возле костра, разумеется, с песнями, обжигающим, пахнущим дымом чаем и капелюшечкой чего-нибудь покрепче. Так-то у поисковиков сухой закон - но где это видано, чтобы двое матёрых реконструкторов не приберегли для себя заветную фляжечку? Плоскую такую, маленькую, овальную, из настоящего британского пьютера – подарок одного шотландца, полученный на фестивале двухсотлетия битвы при Ватерлоо. Забавно тогда получилось: русские реконструкторы, пошитые на драгун Великой Армии, бухали в компании шотландских собратьев по хобби в мундирах прусских гренадер…
- А тётка-то жива? - спросил Толик.
- Умерла, давно, ещё в девяностых. Она была двадцать третьего года рождения, и когда пришли немцы – ушла в лес с партизанами. Там, кстати, и с мужем будущим познакомилась - он был комиссаром отряда, а после войны заведовал совхозным клубом. Я его почти не помню – умер, когда мне было пять лет. А вот тетка, наоборот, была мне вроде бабушки. Своих-то детей у них не было…
- Совхоз, говоришь, где-то тут, недалеко?
Я кивнул.
- Да, километрах в двадцати. Но вряд ли там что-то осталось: в начале девяностых, когда я последний раз навещал тётку, он уже загибался. Жаль, конечно - места-то, считай, родные. Купил бы дом в деревне, перестроил бы по своему вкусу, а то и заново отстроил. Камин, банька, книги свои туда перевезу, собаку заведу, сколько лет собирался… Знаешь, о чём я иногда мечтаю?
Толян кивнул и покосился на меня с удивлением – что это Витальич разоткровенничался? Мы, конечно, знакомы не первый десяток лет, но подобные задушевные беседы случались у нас нечасто. Ну, не принято это у мужиков, которым далеко за полтинник.
А и ладно. Вот тянет меня сейчас поговорить на такие темы… личные.
- Хочу стать библиотекарем, и обязательно в маленькой библиотеке – в селе или небольшом городке. Когда народу мало, каждого знаешь в лицо, и обязательно – для детишек кружок какой-нибудь вести, исторический или литературный. Понимаешь, тётка как раз библиотекой в клубе и заведовала. Помню, сколько книжек я там перечитал, одна до сих пор дома лежит - старенькое издание Лема, «Записки пилота Пиркса» - потрёпанная такая, из серии «ЗФ», только в картонном самопальном переплёте. Я, помнится, читать её только-только начал, а тут отец из Москвы за мной приехал. Ну, тётка и позволила книжку с собой взять, но чтобы с отдачей. А я так её и зажал.
- Да, было время… - непонятно отозвался Толян. Он встал, выдернул из земли свою персональную «комиссарскую» лопату. Ну что, пошли? Ребята в озерке что-то непонятное углядели, когда купались перед обедом. Говорят: большое, лежит метрах в двадцати от берега, но неглубоко. То ли прицеп тракторный, то ли телега - они толком не разобрались. Надо бы проверить: а вдруг там танкетка вроде Т-27 или, скажем, сорокапятка? Вполне ведь могли загнать в воду, чтобы немцам не досталась.

- Никакая это не танкетка. - прохрипел Толян, с отвращением сдирая с лица маску для подводного плавания. – По ходу, обычная деревенская телега, только старая. Я колесо нащупал, так оно, не поверишь, со спицами! Толстые, наверное, из дерева. Ей лет семьдесят, не меньше.
Я кивнул. Не уверен, как было до войны, но позже телеги ставили всё больше на автомобильные колёса с резиновыми шинами. И никаких спиц, что характерно…
- А на телеге что? – жадно спросил парнишка-поисковик. Витька говорил, что какие-то тюки нащупал, или ящики.
- А пёс его знает… - Толя пожал плечами. – Там сплошная муть, ничего не видно. Что-то есть, но всё под толстым слоем ила. Вы, вот что…
Он попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха.
- Пригоните сюда шайтан-арбу. Попробуем выдернуть эту хрень.
- А не развалится? - усомнился я. – Если давно в воде, то могла и сгнить.
- Не… - Толя избавил от воды левое ухо и принялся прыгать на правой ноге. – Я же говорю: под илом, а в нём дерево хорошо консервируется. А если и разломаем – невелика беда, потом по частям вытащим. Делов-то на рыбью ногу…
- Ты начальник, тебе виднее. – ответил я оглянулся в поисках подходящего пенька.

Берег озерка, скрывавшего загадочную находку, был сильно заболочен и, чтобы устроиться с комфортом, пришлось сходить в лагерь за раскладной табуреткой и отыскать местечко посуше. А что поделать – возраст, будь он неладен... Толик со своими бойцами, к гадалке не ходи, провозятся тут ещё часа полтора – что ж мне, всё это время на ногах стоять? Так они у меня не казённые, и к тому же, не слишком здоровые. Порванный ещё в студенческие годы мениск к полтиннику стал напоминать о себе с завидной регулярностью, а раздробленная лет пять назад, а потом собранная по кусочкам бедренная кость (удар подкованным на шипы копытом, ага) от него не отставало. Особенно к дождю, который вот-вот готов был закапать из подозрительно низких серо-свинцовых тучек.

Шайтан-арба (так в лагере именовали Толянов УАЗик, прокачанный под серьёзные внедорожные покатушки) прибыла только через полчаса – оказывается, ребята ездили в деревню за продуктами. Подогнали поближе к берегу, едва не загнав при этом в топкую грязь, вытащили из багажника широкие грузовые стропы - и Толик, матеря, на чём свет стоит, грязь, холодную воду и начавший накрапывать дождь, снова полез в воду. Процесс подготовки к спасательной операции занял не меньше получаса – работать ему пришлось в одиночку, поскольку ещё одной маски для ныряния в лагере не нашлось. Саму буксировку он тоже отказался доверить кому-нибудь ещё: «дернете, рванёте, разломаете нахрен!»
И вот – долгожданная минута! УАЗ рыкнул, провернул здоровенные колёса, и сдвинулся с места. Стропы натянулись, завибрировали, разбрызгивая воду и налипшую грязь, и из воды медленно, словно гнилой зуб из десны, поползло оно.
На первый взгляд наша добыча напоминала неопрятную кучу водорослей, гнилых веток и ила. Поисковики шустро подважили её жердями и уже без помощи механической тяги выволокли на сухое место. После чего - облепили, как муравьи мёртвую жужелицу, и принялись очищать от болотной дряни и гнили.
Да, это оказалась телега. Самая настоящая, деревенская, с бортиками из жердей и на деревянных колёсах. Я мысленно поаплодировал Толику. Это надо суметь: при нулевой видимости, наощупь – и так, с ходу, идентифицировать незнакомый объект!
Тем временем из багажника шайтан-арбы извлекли насос, кинули шланг в озерко  и принялись размывать ила, покрывавший телегу. Дело пошло быстрее, и минут через пять парнишка-поисковик с радостным возгласом поднял над головой какую-то штуковину. Мы с Толиком сделали стойку одновременно – несмотря на грязь и ошмётки водорослей, обильно покрывавшие находку, в ней ясно различались обломок приклада, цевьё и проржавленный, очень ствол.
Всё-таки - эхо войны? Смотри ка, даже дерево частично сохранилось! Прав Толик, прав: болотный ил отлично консервирует всё, что в него попадает.
Поисковики, пришедшие к тому же выводу парой секунд позже нас, дружно издали вопль.
Бинго!

Эхо войны, говорите? Так и есть, только война, похоже, не та. У меня глаза на лоб полезли, когда из под ила под струёй воды возник… нет, не насквозь знакомый мосинский или маузеровский затвор, а нечто вовсе несусветное.
Батарейный ударный замок. Неплохо сохранившийся, поскольку многие его части отлиты из жёлтого металла, скорее всего, латуни. Когда я поскрёб его ножом, обнаружилась выдавленная в металле надпись латиницей. И цифры - «1808».
Я передал находку Толику. Он повертел её в руках и обалдело воззрился на меня. Парни-поисковики тем временем извлекли на свет божий ещё две… нет, не винтовки – солдатские ружья, фузеи, мушкеты. Называйте, как хотите, всё будет верно.
И что же, спрашивается, мы нашли?

Версии возникли сразу же – повылезали, как грибы после дождя. Среди них ярким бриллиантам сверкнула следующая: найденная телега на самом деле, не что иное, как часть знаменитого «золотого обоза» Наполеона, запрятанного, согласно легенде, как раз в этих местах в тысяча восемьсот двенадцатом году, при отступлении французов из Москвы. А что? До Старой Смоленской дороги рукой подать, каких-нибудь полтора десятка вёрст. Супостаты вполне могли найти это укромное местечко и загнать телеги с драгоценным грузом в воду - до лучших времён, которые и не наступили. А клад потом искали двести с лишком лет, до сих пор ищут…
Ясное дело, немедленно возникло предложение вскрыть груз. Его оказалось не то, чтобы много – два деревянных ящика и три тюка, обмотанных верёвками. Пока пацанва пускала слюни на потенциальное сокровище и прикидывала, за какой из предметов багажа браться сначала, я отозвал Толика в сторону.
- Слушай, может не стоит вскрывать, а? Не дай Бог, действительно окажется что-то эдакое… Тут археологи нужны, профессионалы - сам знаешь, иные артефакты оказавшись на воздухе, могут за считанные часы обратиться в труху.
Сказал – и понял, как неубедительно это прозвучало. Какая ещё труха, если речь о золотых окладах икон, старинной золотой же посуде и прочих ценностях, вывезенных «антихристом» из Московского Кремля?
Толик, видимо, тоже это сообразил, но виду не подал.
- Разумно, вообще-то. Только… - он оценивающе глянул на облепивших телегу парней и девчонок, - как моих архаровцев удержишь? Взбунтуются ведь…
Я совсем было собрался подколоть приятеля насчёт дисциплины поисковиков - но один из поисковиков меня опередил, ковырнув ножом самый дольной тюк. Закаменевшая до состояния корки рогожа отслаивалась кусками, и…
Общий вздох - на этот раз исполненный разочарования. Мы подошли поближе. Ребята расступились, освобождая старшим проход.
С первого взгляда стало ясно, что никаким «кладом Наполеона» тут и не пахнет. Содержимое тюка было старательно запечатано в несколько слоёв пожелтевшей до полной непрозрачности полиэтиленовой плёнки. Пока я соображал, как это соотносится с кремнёвыми французскими ружьями, кто-то из поисковиков взрезал полиэтиленовую упаковку и…
Книги. Стопки книг старых, до- и послевоенных изданий. Я взял ту, что была сверху - и при попытке открыть её обложка распались на части.
Так, собрание сочинений Льва Толстого в четырнадцати томах, год издания тысяча девятьсот пятьдесят третий – у меня дома такое стоит на полке. На корешке – едва различимая цифра «пять». Ясно, второй том «Войны и мира»…
Ребята тем временем принялись разбирать остальные книги, а Толя прикрикивал на них, требуя быть осторожнее. Вполне разумно: не только ветхие переплёты, но и бумага, ставшая за минувшие годы жёлтой, ломкой, так и норовила раскрошиться под нетерпеливыми пальцами поисковиков в пыль. Хорошо хоть, упакованы книги были на славу – ни капли воды не просочилось внутрь за…
«…и за сколько? Вопрос, что называется, на миллион…»
Добычу раскладывали рядками на извлечённом из шайтан-арбы брезенте и одна из девчонок уже записывала книги в блокнот – крепко вбитая в поисковиков привычка немедленно фиксировать находки. Что там ещё? Ага, том Большой Советской энциклопедии на букву «Н», несколько популярных исторических книжек, по большей части по девятнадцатому веку, школьный учебник по истории, за восьмой класс. В.А. Федосов – я сам по такому учился. И, помнится, как-то вызвал неудовольствие историка, спросив: почему учебник «История СССР», а речь в нём исключительно о событиях девятнадцатого века?
Толстой тоже нашёлся, и из того же собрания сочинений – второй и третий тома «Войны и мира». Четвертого не было – может, в других тюках поискать?
Я повертел в руках отвалившуюся обложку - и застыл, словно получив удар пресловутым пыльным мешком по макушке. Потому что даже теперь, по прошествии стольких лет я узнал штамп на истлевшем бумажном кармашке, приклеенном к обратной стороне. «Совхоз «Знаменский», Дом культуры». И хорошо знакомая подпись, – сколько раз я помогал тёте Даше приводить в порядок библиотечные формуляры и запомнил закорючку, которую она ставила в каждой графе…
Я торопливо открыл другую книгу, постаравшись на этот раз не искалечить обложку. Так и есть: такой же карманчик с читательским листком, тёткина подпись, бледно-лиловый, едва различимый штамп. На третьей – то же самое. И на четвёртой. И ещё… и ещё…
Я отложил последнюю книгу – это оказался «Наполеон» Тарле, издание  пятьдесят седьмого года издания, - и тяжко задумался.
Как говаривал медвежонок Пух – «это ж-ж-ж неспроста».

Я протянул кружку прямо над костром - благо, дрова уже прогорели и жёлто-красные язычки огня опали. Девчонка-дежурная зачерпнула половник и доверху наполнила посуду. Я осторожно, двумя руками, принял – горячо, а уж запах!..
Сухой закон – сухим законом, но народу требовалось снять напряжение. Обнаруженная телега, сумасшедшая версия о «кладе Наполеона» и последовавшее за тем жестокое разочарование - всё это крепко ударило по нервам нашего сплоченного коллектива. К тому же имелся и другой повод, вполне комильфотный: у двоих ребят-поисковиков днюхи, и по этому случаю решено было позволить небольшое послабление в плане горячительных напитков. Так что пришлось мне варить свой фирменный глинтвейн – ритуал, без которого до сих пор не обходится не один из выездов. Красное, лучше креплёное, вино, корица, гвоздика, сахар. Два выжатых и нарезанных лимона, яблоко, тоже мелко наструганное, а под конец - полкружки водки на кан, чтобы восполнить утерю градусов. И, штрих мастера: опустить в ещё не закипевшую жидкость марлевый мешочек со свежей, слегка перетёртой хвоей. Аромат от этого получается умопомрачительный, сугубо лесной…
Устроившийся напротив парень отхлебнул из своей кружки и потянулся за гитарой. Взял пару аккордов, подкрутил колки и запел:
«…И вновь над головой костер качает дым,
Бредет сквозь лес в обнимку с песней тишина.
А мы идем искать ровесников следы,
Которые на полстолетья старше нас… »

Неформальный гимн поисковых отрядов, без которого не обходятся ни одни подобные посиделки. Будут, конечно, и другие песни – и из репертуара подзабытых бардов-шестидесятников с неизменными Визбором и Городницким, и популярный среди нового поколения Калинкин с его навязчивой танкофилией. Или вообще что-нибудь ролевое, про мечи и эльфов с прочими орками. Но сначала – вот это. Всегда. Традиция, аднака…
«…Им больше не стареть, и песен им не петь,
И что на сердце, никому не высказать.
Последние слова наткнулись на свинец,
Да не над всеми обелиски высятся.

Над ними то дожди, то ветер ледяной,
И быль в летах сплетается с легендами,
Ребят не воскресить ни бронзой орденов,
Ни песней, ни муаровыми лентами…»

Поисковики слушают, затаив дыхание. Многие подтягивают, порой невпопад, неумело. Не страшно – отлично идёт, особенно под кружку горячего глинтвейна и ломоть поджаренного на прутике бородинского, от души сдобренного крупной, с чёрными перчинками, солью.
Толик подтолкнул меня локтём в бок.
- А мы, помнится, пели «на четверть века старше нас…» - прошептал он.
Я подумал и мотнул головой.
- Не, только в первом куплете. А в последнем – уже «на полстолетья». Песня-то когда ещё написана…
- Да, в середине шестидесятых, точно… - Толик без перехода сменил тему. – Слушай, насчёт книжек этих – что думаешь?
- Что тут думать? Не знаю. Когда будешь в райцентре – попробуй пошарить по архивам, может, чего отыщешь.
Толик уныло кивнул. Совет из разряда «поди туда, не знаю куда» - веско, убедительно и совершенно бесполезно. Поиск в архивах хорош, когда хотя бы примерно представляешь, что тебе нужно. А тут – что искать? Сведения о передачи части книжного фонда из библиотеки ДК совхоза «Знаменский» кому-нибудь ещё?
И вообще – не книги сейчас интересовали каждого из поисковиков. Им-то ещё можно найти объяснение: в конце концов, совхоз действительно недалеко, и мало ли куда они могли их отправить? А вот ружья времён наполеоновского нашествия – дело совсем другое. Помнится, в тёткином ДК был крошечный краеведческий музей, но там, по большей части, экспонаты, относящиеся к периоду Великой Отечественной…

«…А им хотелось жить семи смертям назло,
Семь раз не умирают - дело верное,
Вперед! - и встали в рост, и шли на танки в лоб
С винтовкой образца девяносто первого.

Нам в памяти хранить простые имена,
Ни временем не смыть их, ни обманами,
Нам в памяти хранить и чаще вспоминать.
Ровесники, не быть вам безымянными…»

Песня закончилась. Я встал, хрустнув суставами – годы, чтоб их…
- Пойду, пройдусь Что-то мне слегка не по себе…
- Опять сердце? – забеспокоился Толик, который был в курсе моих диагнозов - Может, нитроглицерину? Я сейчас сбегаю… Или, хочешь, с тобой?..
Я помотал головой.
- Ерунда, глинтвейна, наверное, перебрал. Посижу на берегу, проветрюсь – и вернусь. А ты оставайся тут, с ребятами, незачем за мной ходить.
Неприятности начались, стоило мне устроиться на табуретке, на том самом болотистом бережку, неподалёку от вытащенной на берег телеги. Сначала сердце заколотилось в диком и каком-то рваном темпе. Руки и ноги онемели, перестали слушаться, в ушах нарастал навязчивый звон, перед глазами поплыли чёрно-кровяные круги.
«…Инсульт? Дурак, отказался от компании Толика, так и помрёшь теперь в одиночестве…» - успел подумать я, когда звон стал оглушительным, и…

+1


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Шпага для библиотекаря