V

- …мы разгромили склад и увели «Опель-блитц» со всякими полезным вещами. - говорила библиотекарша. Она задыхалась – ворочать тяжеленные бочки было непросто, пришлось задействовать все свободные руки, включая и её, и дядю Васю.  -  Немцы быстро опомнились и пустились в погоню – три мотоцикла с пулемётами и грузовик с солдатами. Проехать надо было всего ничего, километров семь до поворота на лесную дорогу,  там ждал наш заслон. Но у «опеля» скаты были прострелены, плелись еле-еле, немцы неизбежно догоняли…
Вдвоём с Геной они откатили бочку. Дядя Вася поддел железную пробку монтировкой, мутно-жёлтый соляр хлынул на дорогу, моментально впитываясь в пыль.
- Катим дальше! – крикнула биюлиотекарша.  - Надо, чтобы равномерно разлилось. И в колеи, в колеи побольше, чтобы лужи были!..
Гена послушно навалился плечом, бочка покатилась, оставляя за собой маслянистый вонючий след.
- Что дальше-то Даш? – спросил дядя Вася. Они с комсомольцем уже наполовину опорожнили свою бочку, и катали её по дороге пинками.
- А дальше надо было устроить на дороге завал, но у нас не было ни пил, ни топоров. Времени тоже не было – немцы должны были появиться с минуты на минуту.  Тогда решили устроить огненную ловушку: разлили солярку, а когда мотоциклисты на неё выскочили – подожгли. Ну, немцы замешкались, стали выбираться, сгрудились - тут-то мы и влупили с обеих сторон так, что им сразу стало не до погони…
- А лошади – не мотоциклы, в огонь не пойдут!  - хмыкнул дядя Вася, вытирая перемазанные соляркой руки о штаны.  - Огня испугаются, могут и всадников поскидывать. - Только надо соляр вовремя поджечь.  Ещё и гранату можно  добавить. У тебя же есть ещё одна?
Вместо ответа тётя Даша продемонстрировала лимонку.
- Только чем поджигать-то будем? Тогда, в сорок втором, мы использовали ракетницу, но сейчас нет, поляк отобрал…
Гена понял, что сейчас он откроет рот – и сам, без принуждения вызовется на это самоубийственное дело.  В самом деле, а кому ещё? Дядя Вася за рулём «пердунка», Людочка с библиотекаршей – женщины, им нельзя. На комсомольца надежды мало – вон, как прячет глаза…
Он неуверенно откашлялся.
-  Я могу. Только поджечь нечем, спички в рюкзаке остались.
Вот, держи! – дядя Вася порылся в кармане и извлёк зажигалку. Недавно только заправил, хорошо работает...
Он щёлкнул крышкой, над фитилём возник  острый язычок прозрачного пламени.
- Сделай факел. – посоветовала библиотекарша. – Палку, вон, возьми, тряпок намотай, в кузове есть, полей хорошенько соляром. Как французы появятся, подожги и жди, пока не поравняются с первыми лужами. Замешкаешь – соляра не успеет разгореться, проскочут…
- Куда ты потом-то? - спросил дядя Вася.
«…хороший вопрос… в самом деле – куда? Хотя, через ельник кавалеристы вряд ли ломанутся, сбежать будет несложно…»
- Там посмотрим… - отозвался Гена. Людочка из кузова «пердунка» смотрела на него большими, полными слёз, глазами, но так ничего и не сказала. – Обойду лесом, выйду на дорогу, попробую вас догнать.
- Не догонишь – дождись темноты и выходи к ДК. – сказала тётя Даша. – Французы так и так скоро оттудауйдут, а мы кого-нибудь пошлём, чтобы тебя встретить.
Библиотекарша потрепала Гену по плечу.
- Ты молодчина, не то, что некоторые… - она бросила неприязненный взгляд на комсомольского вожака; тот поспешно отвернулся. -  А сейчас сделай три глубоких вдоха-выдоха, успокойся. Это только по первости страшно, а потом быстро привыкнешь.

Отредактировано Ромей (17-02-2022 12:00:18)

Разлитая солярка вспыхнула чадно, медленно, низкими, стелющимися по земле языками пламени. Но лошадям хватило и этого – они бесились от страха, истошно ржали, крутились на месте. Летящие из-под копыт комья земли, пропитанные горящей жидкостью, попадали коням в бока, в морды, вызывая новые приступы паники. Трое из шести всадников, угодивших прямиком в огненную ловушку, не удержались в сёдлах. Одному не повезло особенно – он плюхнулся спиной в лужу солярки, сукно мундира мгновенно впитало жидкость – и несчастный покатился по горящей пыли, вопя от ужаса и боли, пытаясь сбить пламя, сорвать с себя мундир, мигом превратившийся в огненный саван.
Отрезанные огнём французы напрасно понукали лошадей, пытаясь обогнуть завесу пламени, но кони упирались – фыркали, не шли в огонь. Прорвались только трое – те, кто, сумев удержаться в сёдлах, выскочили по другую сторону чадящей завесы. За их спинами уже трещали выстрелы: конные егеря палили по кустам, откуда – все это ясно видели! – вылетел чадный факел, воспламенивший разлитое по дороге топливо…
Резвые кони не подвели - медлительный «пердунок» и на километр не успел отъехать, когда из-за поворота  вылетели, нещадно шпоря коней, трое французов: конские морды оскалены, в хлопьях пены, на лицах всадников азарт пополам с неуёмной злобой -  догнать чёртовых русских, нашпиговать свинцом, изрубить! На скаку они  разрядили по «пердунку» пистолеты – не слишком успешно, лишь одна пуля разбила стекло в кабине, осыпав дядю Васю дождём осколков. А конные егеря уже накатывались, вскинув сабли – сейчас зажмут с дух сторон, посекут клинками прямо на ходу…
Грохнула тулка и передний всадник откинулся в седле, вскинув руки – сноп мелкой дроби угодил прямо в лицо.  Ещё выстрел, по второму, но конный егерь, вовремя уловив разворот стволов, пригнулся к шее лошади, пропуская жалящий свинец над головой – и выпрямился, откинулся в седле занося саблю для страшного удара.
Шипение, испуганный вопль «Мон дьё! – и француз летит в придорожные кусты, схлопотав пенную струю из огнетушителя в грудь и физиономию. Дядя Вася дёргает рулевое колесо и «пердунок» резко виляет вправо, снося бортом третьего конного егеря – тот вместе с конём опрокидывается на землю. Но удачный манёвр дорого обошёлся «экипажу машины боевой»: Дима Гнедин, стоящий в кузове в рост в обнимку с опорожнённым в неприятеля огнетушителем, не удерживает равновесия при толчке,   борт кузова подсекает его под колени, и комсомольский вожак спиной вперёд летит в кусты. «Стой! Надо его подобрать! – кричит библиотекарша, но комсомольский вожак, потерявший от страха остатки соображения, ломится сквозь высокие кусты куда-то вбок, и нету времени тормозить и разыскивать его. Дядя Вася с усилием выкручивает рулевое колесо, возвращая «пердунок» на прежнюю траекторию; за ближним поворотом уже маячит опушка леса и околица деревни Бобрищи. Библиотекарша припала к мешкам с цементом, перезаряжает двустволку – руки дрожат, и она никак не может попасть картонным патроном в казённик, но это уже не нужно – дорога, насколько её можно видеть пуста, никакой погони и в помине нет…

Швырнув факел, Гена задержался на несколько секунд – хотел убедиться, что огненная ловушка сработала. Эта задержка и оказалась роковой – когда он повернулся и ринулся сквозь низкий ельник в лес, французы успели его заметить, и в спину «дважды поджигателю» полетели пули. Стреляли конные егеря хорошо, к тому же у некоторых вместо гладкоствольных карабинов и тромблонов были нарезные штуцера, так что уйти невредимым у Гене не вышло. Сначала его будто палкой ударило по голове; на бегу он вскинул руку, ощупал пострадавшее место – ладонь вся была в крови. Гена вилял между елями, пули свистели всё гуще – пока одна, пущенная точнее других, не ударила его сзади в бедро. Нога подломилась, Гена с разбегу полетел головой вперёд и врезался лбом в ствол толстенной ели, и всё вокруг  – деревья, кусты, боль, ужас, россыпь торопливых выстрелов за спиной, приглушённые расстоянием крики на французском – поглотила милосердная тьма.

Место поворота  обнаружилось километра через два после поляны с ДК. Или, если считать, как принято здесь, через две версты. Неприметная тропка отходила от просёлка влево, следуя узкой лощинке между зарослей малинника, и если бы не глубоко отпечатавшиеся в пыли следы колёс, мы бы, наверное, так и проехали мимо.
Поручик скомандовал «стой» и спрыгнул с седла. К нему присоединился казачий урядник, и вдвоём они чуть ли не обнюхали поворот. Мнения разделились: Ростовцев заявил, что телега, свернувшая в этом самом месте, вовсе не из обоза, который мы преследуем: колея, как и следы от колёс, заметно уже в сравнении с французскими обозными повозками. Надо полагать, заключил он, здесь проехали по своим делам деревенские – ещё раньше, до появления французов – и это их следы сбили нас с толку. Вот копыта, отпечатавшиеся в пыли, лишены  подков – а ведь французы, в отличие от крестьян, своих лошадей куют, что кавалерийских, что обозных, что в артиллерии. Тем более, что и сравнить было с чем – вот они, следы подкованных копыт, следуют себе вдоль просёлка в сторону Вязьмы.
Урядник с этими доводами согласился, но только частично – и принялся уговаривать поручика позволить произвести разведку. «Мигом обернёмся, вашбродь… - уверял казак. – Проехали-то недавно, вон, края следов, впечатанных в пыль, ещё не осыпались.  Ежели там, и правда, хранцуз – то одна телега, не больше, а значит и конвоиров при ней раз-два и обчёлся!»
Я слушал, предпочитая не вмешиваться – как по мне, так доводы казака вполне заслуживали внимания. Ростовцев, подумав, согласился, предложив уряднику взять с собой ещё троих казачков. «Только вы уж, братцы,  поскорее,  - напутствовал он станичников. – Нам ещё обоз брать на саблю, а их там полсотни без малого. Каждая сабля будет на счету!»
«Не извольте беспокоиться, вашбродь, мухой сгоняем, вы и соскучиться не успеете!» – отозвался с ухмылкой урядник. Выбрав троих казачков, он первым направил своего рыжего мерина в кусты. Я проводил разведчиков взглядом – что то грызло меня, не давало покоя…
- Ну, братцы, пора и нам! – крикнул поручик, и гусары, выстроившись в колонну по три, порысили по следам фуражирских повозок. Едущий справа от меня Рафик вытащил из ольстра  пистолет и озабоченно осматривал кремнёвый замок – не подведёт ли, когда дойдёт до настоящего дела? Я ощупал заткнутый за пояс револьвер - как всё же здорово, что не надо гадать, не вытрусилась ли с полки пороховая затравка, и даст ли искру кремень? Наган – оружие надёжное, точное и убойное, особенно на малых дистанциях. Семь выстрелов подряд серьёзное преимущество в предстоящей кавалерийской сшибке, и я намеревался использовать его на полную катушку. Наполеоновские конные егеря – рубаки серьёзные, и я не испытывал иллюзий по поводу своих шансов в поединке на клинках. Нет уж, друзья мои, как там, в старой армейской шутке: «главное правило  рукопашной – действовать короткими очередями». В моём случае – одиночными выстрелами, и уповать, что противник закончится раньше, чем патроны в барабане….
В кармане, правда, побрякивала горсть «маслят», но проку от них, с моим-то навыком обращения с наганом, скорее всего, будет немного. Вот, разве, попробовать тактику, описанную ещё Алексеем Толстым в «Хмуром утре»? Помнится, там будённовские конармейцы действовали слаженными двойками – впереди скакали матёрые рубаки с тяжёлой рукой, из числа тех, кто способен одним ударом развалить человека до седла, а их охраняли стрелки с револьверами и карабинами.  Может, и мне лучше держаться в стороне от общей свалки и помогать своим, отстреливая супостатов по одному? Кто-то, правда,  может возразить, что неэтично, но как по мне – так дёшево, надёжно и практично. Война есть война, любители чересчур этичного поведения здесь долго не живут...

Отредактировано Ромей (17-02-2022 22:27:21)

VII

Он пришёл в себя от боли – острой, рвущей от паха до колена и ниже. Боль пульсировала в ноке в такт толчкам. Его несут? Гена попытался приоткрыть глаза – над головой медленно проплывали ветви, совсем рядом донёсся конский храп. Нет, скорее уж везут, взгромоздив на телегу, в которой навалено сено –   травинка щекочет щёку, назойливо лезет в ухо…
Он шевельнул рукой в попытке ощупать ногу. Так и есть – повязка из какой-то грубой тряпки, причём горе-санитары даже штанину разрезать не удосужились. Это точно не Людочка, она бы такого себе не позволила – всё же, медсестра, хотя и недоучившаяся… Повязка насквозь пропитана кровью – кончики пальцев ощутили влажное прикосновение…
- Глянь-кось, Антип, кажись очнулся!
…Антип? И говор такой… деревенский, словно в кино. Его подобрали крестьяне? Больше, вроде некому, не французы же…
- Ну, и слава Богу! – отозвался тот, кого назвали Антипом. - Всё живое дыхание, хотя и непонятно откуда он такой взялся…
Повернуть голову, взглянуть на говорившего сил не было - любое движение  отзывалось в простреленном бедре острой болью. Его ведь подстрелили, так? Гена помнил тупой толчок, выбивший из-под него землю, а потом забытьё. Но – когда это успели появиться крестьяне? Или французы не стали гнаться за ним по лесу и повернули восвояси? Похоже на то…
- Крику-то было: беси, беси… - продолжал неведомый собеседник Антипа. – Обычный человек, одет только не по-нашему…
- Не может он быть бесом! – в разговор влез третий, с дребезжащим, слегка писклявым голосом.  Ты сам посуди, дурья твоя башка - какой он бес, если крестик носит? Наш он, православный!
Говоривший подошёл ближе, почти вплотную и даже, кажется, склонился над раненым. На Гену чем-то сладковатым, знакомым, вызывающим неуловимые ассоциации.
- А откуда тогда ихний дом взялся? – сварливо отозвался первый голос. – Не было, не было – а потом взял и вылез из земли! Верно говорю, отче, бесовские козни!
- Тебе-то почём знать, сыне? – отозвался писклявый.- Так диавол хитёр, ещё и не такое удумать может на погибель душам человецев! А этот раб божий – никакой не бес!  Потому как всякий бес  враз дымом смрадным расточится, едва крест на себя наденет!
…ну конечно! Запах, знакомый из детства - тогда бабушка Нюра, втайне от родителей водила пятилетнего Гену в церковь и даже крестила – чем вызвала гнев отца. И крестик у него с тех самых пор – «кипарисовый, со святого Афона» - как пояснила бабка. Когда Гена учился в школе, он его не носил, ясное дело – наоборот, как и полагается пионеру, всячески насмехался на бабкиной дремучестью и темнотой. А когда на уроке литературы в шестом классе учительница прочитала щемящие душу стихи Эдуарда Багрицкого – он и вовсе хотел выбросить бабыНюрин подарок. Как там, помнится, было…
«…Не противься ж, Валенька,
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест…»
Что-то помешало ему тогда сделать эту непоправимую глупость. О крестике Гена позабыл, но выбросить больше не пытался – так и валялся он в дальнем ящике стола. А совсем недавно, месяца за два до всей этой дикой истории, сошёлся в одной студенческой компанией, где были студенты из МГУ, с филфака. Там, кстати, он и с Людочкой познакомился – будущая медестричка всерьёз увлеклась всей этой православной лабудой. В компании принято было козырять знанием Библии, даже ездить по подмосковным монастырям, смотреть древние иконы и фрески.  Тогда-то Гена и стал носить крестик – просто чтобы соответствовать новым знакомым.
А вот теперь, похоже, он его и спас…
- Дядько Антип! – новый голос был во-первых, совсем юным, почти детским, а  во вторых – запыхавшимся, словно его обладатель только что совершил длительный забег по пересечённой местности. Так оно, наверное, и было…
- Дядько Антип, повозка ента, самобеглая,  на Будищи выбралась. Хранцузы за ей скакали, да только оне, беси, дорогу зажгли, те и повернули!
- Шо, прямо зажгли?  - охнул дьячок.
- Вот вам крест! Дымно горело и воняло страсть как – серой, али ишшо чем похуже! Хранцузы в огонь с разгону-то на конях влетели и, видать шибко спужались. Стреляли… А повозка бесовская в деревню не поехала – чичас вдоль околицы пробирается. Медленно еле-еле, там сплошь кусты да канавы. Мужики со страху попрятались, носов из изб не кажут. Бабы с детишками голосят, пропадать готовятся..
- Вона как… - Гена явственно слышал, как Антип поскрёб озадаченно затылок. – Земля, говоришь, огнём горела, и вонь… Скажи-ка отче: ежели они беси, так почему ж хранцузов чуть не спалили огнём? Ихний Бонапартий, бают, Антихрист – так чего ж им на своих кидаться? Нескладно выходит…
- Оставь ты меня в покое, за ради Христа! – взмолился дребезжащий голос. – Сказано ж: козни врага человеческого на то и задуманы, чтобы нас, грешных, в соблазн вводить…
- Не знаешь, выходит… - сделал логичный вывод Антип. - Тогда вот что, мужики:  давайте-ка поворачивать, но не к Будищам, а к господской усадьбе. Думается мне, телега самобеглая туды катит. Встретим её на опушке и узнаем, кто там – беси или совсем даже наоборот…

Отредактировано Ромей (19-02-2022 15:05:46)