Утро принесло сюрприз – давно, впрочем, ожидаемый большей частью обитателей коммуны. После завтрака прозвучал горн на  общее построение, и Антоныч объявил, что с первого июня все отряды отправляются в летние лагеря – этот эвфемизм обозначал большую поляну за кленовой рощей. На ней предстояло разбить армейские шатры  и провести в них целых два месяца - на «походном», как он выразился завкоммуной, положении.  В связи с чем  половина личного состава после обеда должна озаботиться получением инвентаря и пиломатериалов, а командиры отрядов должны прибыть в «вечерний клуб» для участия в распределении мест под палатки, что будет производиться сугубо по жребию. Всё это, добавил Антоныч,  вовсе не означает снижения производственного плана. Страна и Красная Армия ждут нашей продукции, а потому засучим рукава, товарищи коммунары и встретим лето ударным трудом на благо трудового народа и нашей социалистической Родины! Дружное «ура», громовое «есть!» и сотни рук, вскинутых в салюте. Оркестра только не хватало – и как это начальство упустило столь существенную деталь?
В цеху (Олейник снова определил меня на обтирку) я улучил момент и подкинул на место похищенную стамеску. Больше она мне не нужна, а оставить у себя опасно – если найдут, то не избежать обвинения в воровстве, а здесь это настоящий смертный грех.
Перед самым обедом случилось кое-что весьма любопытное. Покончив с обтиркой очередного агрегата, я отлучился за керосином, а когда возвращался, то обнаружил в углу цеха, возле точильного круга Олега Копытина. Ничего необычного в этом не было -  при нужде каждый мог поправить на круге поломанный и затупленный инструмент. Я собрался пройти мимо, и даже принял немного в сторону – из-под круга снопом летели искры а в руках у меня, как-никак была полная жестянка керосина, - но тут Копытин обнаружил меня, засуетился и принялся засовывать что-то под спецовку. И  - уронил; таинственный предмет со звоном ударился о цементный пол и отскочил прямо к моим ногам. Копытин дёрнулся, было, за своим имуществом, но встретился со мной взглядом – и застыл на месте.
Я наклонился и поднял.  Это была финка – излюбленное оружие, что серьёзных блатных, что обычной  шпаны.  Узкий, не слишком длинный клинок «щучкой», вместо упора, под лезвием кольцо  из жёлтой латуни, латунное же навершие в виде сапожка. Рукоятка наборная, но не из цветного оргстекла, а из кусков чёрного эбонита и бурого бакелита – здесь этот материал называют «карболит». Ничего не попишешь, плексиглас, в том числе и разноцветный,  в СССР начнут производить только в середине тридцатых.
Я поднял взгляд на Копытина. Он так и стоял, не смея шевельнуться, и в глазах его читалась неуверенность, а то и откровенный страх.
- Заложишь? – голос его упал до шёпота. – Я не себе, просто попросили наточить…
Я повертел финку в руках. Лезвие ещё тёплое и носит следы абразива – действительно, точили. Впрочем, это может быть всего лишь последняя операция в так сказать, «технологическом цикле…»
- Сдался ты мне… сказал я, стараясь, чтобы слова мои звучали по возможности пренебрежительно. – Да и западло мне стучать, не по понятиям это.  Давай-ка лучше так сделаем…
Я взвесил нож на ладони.
- Почём драпчик? В смысле – за сколько собирался продавать?  Только не ври больше, не поверю.
Копытин шмыгнул носом.
- За пятьдесят рублей сговорились.
- Недурственно. Ножен, конечно, нет?
Он помотал головой.
- Портяночники…
Я слабо ориентировался в текущих ценах, поскольку своих денег не имел, да и тратить их в коммуне было негде. По идее, за работу в цеху мне шла кое-какая зарплата, но пока ещё я не получил на руки ни копейки. Но я представлял, что килограмм хорошего мяса, баранины или говядины, стоил на базаре около червонца, полулитровая бутылка водки тянула, в зависимости от качества, от девяти до двенадцати рублей, а за кусок едкого, воняющего хлоркой мыла пришлось бы выложить чуть больше рубля.
- Ты, эта, отдай, пока не увидели… - начал  Копытин, но договорить ему я не дал.
- Погоди ты! Давай-ка лучше сделаем так…
Я снова взвесил нож в ладони. Лезвие достаточно мощное, в обушке не меньше четырёх миллиметров, ручка удобная, ухватистая -  при случае нож можно и метнуть.
- Видел мои часы, которые я вчера в спальне показывал? Ну те, с музыкой? Так вот, я тебе отдам их за это перо. Корпус из серебра, механизм прежних времён, «Лонжин», в накладе не останешься – за них в любой часовой лавке не глядя семь червонцев дадут.
Я нисколько не кривил душой. Часы были чуть ли не единственным моим имуществом, унаследованным от «реципиента» - судя по гравировке на внутренней стороне крышки (действительно серебряной, тут я тоже не соврал) они раньше принадлежали Давыдову-старшему. Сам Лёха нипочём не расстался бы с такой памятной вещью – раз уж сумел сохранить её и во время бегства с КВЖД, и в детском доме, и по дороге через всю страну, сюда, в коммуну. Но для меня-то часы не составляли никакой ценности, кроме сугубо денежной, а вот финка мне сразу приглянулась. Осталась  ещё с хулиганской юности – той, прожитой в Москве семидесятых – привычка носить в кармане нож. Нет, не подумайте, мне ни разу не приходилось пускать его в ход против людей, а вот в иных ситуациях хороший клинок может оказаться незаменимым… например, если всё же придётся удирать из коммуны.

Уже вечером, перед сигналом ко сну, я спросил Марка - неужели пацаны в коммуне ходят с ножами?
Он усмехнулся и ответил, что да, случается, но только у новичков, да и то, самых глупых. Бывает, что делают на продажу или на обмен – но и это нечасто.  Если попадёшься с подобной «контрабандой», то не избежать выволочки  в рапорте, да и перед общим собранием придётся отдуваться.
Я не стал признаваться – не хотелось выглядеть в глазах друга тем самым глупым новичком.  Марк, конечно может оставаться при своём мнении, тем более, что после трагической гибели отца у него к ножам особое отношение. Я заметил, что он вообще старается не брать ножи в руки - даже столовые, делая исключение только для маленького перочинного, с перламутровой ручкой. Но... как там говорил Чёрный Абдулла? «Кинжал хорош, для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется в нужное время…»

***
Проникнуть в библиотеку оказалось не в пример проще, чем в кабинет завкоммуны. Здесь не было риска нарваться в коридоре на кого-нибудь, выскочившего в уборную, да и замок в двери библиотеки оказался не в пример проще и поддался лёгкому нажиму лезвия. Отворяясь, дверь пронзительно скрипнула (я замер, готовый при малейшем «шухере» кинуться наутёк) и приоткрылась. Марк шёпотом чертыхнулся и неслышно скользнул внутрь. Я последовал за ним, задержавшись на миг, чтобы задвинуть изнутри щеколду. Предосторожности, даже такие, пустяковые, лишними не бывают – этому-то меня крепко выучила.
Он так и стоял в том углу, где оставил его Марк. Сама библиотека делилась на две комнаты. Одна – просторная, с высокими, до потолка окнами, была отведена под читальный зал. Здесь, кроме столов и скамеек, громоздились по стенам стеллажи с «новыми поступлениями», подшивками газет и журналов, да приткнулся у уголке плоский шкафчик-картотека со столиком, за которым обычно сидела библиотекарша Клава. Тут же нашёлся и ящик с «новинками» – большой, сколоченный из фанеры и деревянных реек.
Вторая комната была целиком отведена под «фонды» - она целиком была заставлена полками с книгами, из которых кое-где торчали картонные ярлычки с буквами алфавита и фамилиями авторов. Комната эта была лишена окон, а потому мы сразу же перенесли туда ящик. Я плотно затворил дверь в читальный зал, Марк щёлкнул выключателем, и мы принялись за разборку.
Дело облегчалось тем, что на боковой стенке имелся наклеенный лист с перечнем содержимого ящика – мелкий машинописные строки с фамилиями авторов и названиями. Марк одну за другой вынимал книги, я сверялся со списком, не очень, честно говоря, представляя, чего мы хотим в итоге добиться. Многие из этих книг были мне знакомы по той, прошлой жизни – в середине нулевых одно из московских издательств выпустило стилизованную под старую «рамку» «Библиотеки приключений» серию ретрофантастики, в которую включили малоизвестных, а то и вовсе забытых авторов двадцатых-сороковых годов. Помнится, покупать эту серию я тогда не стал – цена кусалась, да и книжные полки не резиновые – но содержимое изучил, и даже кое-что скачал из интернета, чтобы почитать потом на электронной читалке.
Например, там был приключенческий роман Сергеева и переводчицы Адалис «Абджед хевез хютти...». Книга с названием, звучащим, как колдовское восточное заклинание (на самом деле это были всего лишь названия арабских букв) повествовала о группе путешественников, наткнувшихся где-то в ущельях Памира на затерянную в горах общину. Её обитатели, будучи весьма высокоразвитыми, владели  многими научными и техническими секретами – например, у них имелся радиостанция такой мощности, что во внешнем мире её сигналы принимали за передачи с Марса. Обитатели ущелья, как водится, всячески избегали контактов с чужаками -  а потому захватили незваных гостей в плен, но те сумели бежать, едва не прихватив на память формулу  усыпляющего газа необычайной силы воздействия. Помнится, в романе была одна жутковатая деталь: местные обитатели, все, как один оказались прокажёнными и, чтобы скрыть свои уродства, носили особые косметические маски...
Так вот, здесь эта книга тоже оказалась – как и роман «Аэлита» Алексея Толстого, как роман «Психомашина» Виктора Гончарова, в котором очередная шайка сумасшедших изобретателей придумывает агрегат, способный собирать и аккумулировать психическую энергию. С её помощью создатели машины могли не только уничтожать целые социальные классы, ориентируясь на тип их мозговых излучений, но и летать по воздуху и в космосе – в частности, отправиться на Луну, где злобные аристократы уже сотни тысяч лет угнетали с помощью таких вот «психомашин» лунных пролетариев…
Я так увлёкся изучением книг, что едва заметил, как Марк вышел в читальный зал и принялся шарить сначала в картотечном шкафу, а потом и в ящиках библиотекаршиного стола, осторожно подсвечивая себе фонариком.  А когда вернулся назад, вид у него был весьма озадаченный.