- Только осторожно, не обожгитесь!
Джоунс протянул собеседнику большую оловянную кружку.  Вместительный медный чайник, из которого он её наполнил, стоял на каминной решётке, и от него по комнате распространялись ароматы пряностей и крепкого алкоголя.
-  Признаться, я соскучился по хорошему грогу – сказал Кроули. – В Германии, где я жил в последнее время, о нём и понятия не имеют! 
Он сделал глоток, прислушался к ощущениям, кивнул. – Должен признать, вы настоящий мастер!
- Спасибо за комплимент,  Алистер. – второй мужчина в свою очередь отхлебнул грога. – Пожалуй, стоит добавить немного корицы… и щепотка кайенского перца тоже не помешает. Я, знаете ли,  научился варить грог на Цейлоне, когда служил в Королевском Флоте, и  с тех пор горжусь этим умением.
- И вполне заслуженно гордитесь! – поддакнул Кроули. – Даже на Кубе я не пробовал ничего подобного. А ведь в портовых кабачках Гаваны знают толк в приготовлении – знаете, по рецептам флибустьеров, когда-то державших в страхе те воды!
- Мне случалось там бывать. – кивнул Джоунс. – Как по мне, то для грога больше подходит ямайский, а не кубинский ром, только непременно чёрный.
Он склонился и поколдовал над чайником. Кроули следил за его манипуляциями, прихлёбывая грог маленькими глотками – напиток действительно получился обжигающим, и в прямом и переносном смысле.
- Значит, Либенфельса убили его же собственные создания?
Джоунс со стуком поставил свою кружку на низкий столик.
- Да, представьте, такая вот ирония! Можно сказать, этот господин повторил судьбу ученика чародея из детских сказок, не сумевшего справиться с вызванными им демонами.
- А старый знахарь так и не появился, чтобы загнать их обратно. -  Кроули намекал на известное стихотворение Гёте, повторяющее известный сюжет. – Действительно, ирония судьбы…
- Скорее – результат самоуверенности и высокомерия. Мы не раз намекали Либенфельсу, что готовы помочь ему, если он поделится с нами кое-какими своими секретами. Мы даже оказали помощь его посланцу в Иерусалиме, когда он охотился за известным вам манускриптом. Но увы, он предпочёл действовать в одиночку…
-…за что, в итоге, и поплатился. – кивнул оккультист. – Остаётся только сетовать, что плоды его трудов пропали. Или… - он пристально посмотрел на собеседника, - не совсем пропали?
- Книга, как и варианты перевода, сделанные доктором Либенфельсом, действительно достались похитителям. – согласился Джоунс. – Между прочим, свидетели случившегося уверяют, что это были трое русских подростков, двое юношей и девушка. С ними, правда был, ещё один человек, итальянец, но он, думаю, в этой истории на третьих ролях. Боевик, не более того.
- Свидетели? У вас есть кто-то из помощников Либенфельса? – оживился Кроули. Сообщение о возрасте и национальной принадлежности «похитителей» он проигнорировал.
- Да, три человека. Тоже, кстати, подростки, из числа его воспитанников.
- Те, кого он готовил для… - оккультист умолк на полуслове.
- Вот именно. Либенфельс называл их «фамилары», по аналогии с духами-оборотнями, сопровождавшими ведьм и колдунов. Не слишком точно, ведь им предстояло не сопровождать того, кому они предназначены, а передать ему свою силу.
- Вместе с жизнью, как я понимаю. Либенфельс готовил обряд кровавой жертвы…
- … и провёл бы его – не вмешайся похитители. Собственно, зомби ему были ни к чему, он решился на этот шаг, чтобы остановить пришельцев, но чего-то не рассчитал.
- Возможно, неправильный перевод текста манускрипта? – предположил Кроули. – Искусство создания зомби опасно даже для таких опытных адептов вуду, как упоминавшийся вами Жан-Майне и друге, столь же сильные гаитянские хунганы. А тут – дилетант, без должной подготовки, без сложного ритуала… неудивительно, что его создания вцепились ему в горло!
- Потому мы к вам и обратились, Алистер. У нас специалистов но зомби и прочим вудуистским фокусам нет, а вы, насколько я знаю, в теме...
Вместо ответа Кроули кивнул.
- Значит, вы вывезли троих фамиларов.  А что с остальными, где они?
- Некоторые разбежались, и мы не смогли их найти. Ещё двое наотрез отказались иметь с нами дело. Мы не стали настаивать, ограничившись допросом – в таком деле важно добровольное согласие. Так что да, только трое. Один из них - 
доверенный помощник Либенфельса и по слухам… не просто помощник.
- Старина Ланс был гомосексуалистом?  - ухмыльнулся Кроули. – а я, признаться, не заметил, когда встречался с ним…
Собеседник ответил двусмысленной улыбкой – видимо, он был в курсе не вполне традиционных сексуальных пристрастий самого оккультиста.
- Есть основания так полагать.
- Что ж, меня это не удивляет. Впрочем, это к нашему делу никак не относится… Вы, кажется, упомянули, что похитителями были молодые люди из России?
- Так и есть, Алистер, и это не может нас не тревожить. Говоря «нас» я имею в виду обе… хм.. организации, которые я имею честь представлять.
Кроули удивлённо вздёрнул бровь.
- С каких пор военно-морская разведка Его Величества интересуется вопросами чёрной магии?
- С тех самых, как в Советской России  активизировали свой оккультный проект. Занимаются этим их политическая разведка, и наши аналитики считают что следующая их цель… вот!
Он отодвинул кружку с грогом и расстелил на столике карту. Кроули склонился над ней, пытаясь разобрать в свете камина незнакомые названия.
- Ясно… я так и думал. – он выпрямился. – В двадцать четвёртом году, в Париже, я был в гостях у одного выходца из России. Его зовут Георгий Гурджиев – мистик, то ли грек, то ли армянин по происхождению, основал в Фонтенбло под Парижем свой «Институт гармонического развития человека». Кажется, я ему не слишком понравился, но, тем не менее, он удостоил меня личной встречи…
Кроули поморщился – похоже, это воспоминание не доставило ему удовольствия.
- Так вот, в беседе со мной мистер Гурджиев упомянул о некоем своём знакомом, большом поклоннике теософской теории мадам Блаватской.  Этот господин – к сожалению, я не запомнил его имени, у русских они подчас  совершенно непроизносимые – годом раньше побывал в этих краях с русской научной экспедицией. И, представьте: он уверял, что до него там работали какие-то англичане.
Он сделал паузу.
- Признайтесь, ваши… организации, которые вы представляете,  имели к этому отношение?
Собеседник Кроули шутливо развёл руками.
- Решительно, от вас ничего не скроешь, Алистер! Да, имели, причём обе. Дело – в восемнадцатом году, ещё во время их революции. Я в этом не участвовал, но знаю, что тогда пришлось срочно сворачиваться и уходить. Но, насколько мне известно, кое-какие наработки остались.
Оккультист ещё раз посмотрел на карту, где красным карандашом был обведен контур озера.
- Что ж,  значит пришло время стряхнуть с них пыль.

Отредактировано Ромей (14-11-2022 19:33:22)

А откуда вы знаете, сколько месяцев или даже лет будут охватывать события книги?

Клац!
Затворная рама соскочила с задержки и с лязгом встала на своё место. Я загнал в рукоять магазин, щёлкнул предохранителем.
- Как ты его ухитрился пронести? – осведомился Марк, наблюдавший за моими манипуляциями. – Мы-то с Таней от своих ещё тогда, на озере, избавились. По твоему, между прочим, настоянию…
- Как-как… каком кверху!
Я протёр воронёный металл рукавом и засунул «браунинг» за ремень, под юнгштурмовку. Непривычно было снова ощущать себя в коммунарской одежде – времени прошло всего ничего, а вот поди ж ты, отвык…
- Я теперь с ним не расстанусь, он у меня вроде талисмана. К тому же -  какая-никакая, а историческая реликвия.
- Ну, так и сдал бы в музей… - буркнул Марк. – А то придумал: таскать с собой! Чай не в Палестине…
Тут он был прав – раньше я никогда не носил при себе оружие на территории коммуны – безвременно почившая в доме покойного ребе Бен-Циона финка, разумеется, не в счёт. Но куда, спрашивается, спрятать «браунинг» здесь, в изоляторе «особого корпуса», где нас держат уже неделю без малого, и который в любой момент могут обшарить в нашем присутствии? До сих пор такого, правда, не случалось - но зарекаться я бы поостерегся. Пока, во всяком случае.
С провозом «исторической реликвии» у меня проблем не возникло. За всё это время нас ни разу не обыскивали – ни при посадке на пароход (если можно так назвать подъём по сброшенному с борта верёвочному штормтрапу - ночью, тишком,  украдкой, чтобы не попасться никому на глаза), ни в ленинградском ГПУ, где ограничились требованием сдать «что вы там привезли, товарищи».  Не было досмотра и на аэродроме – здесь, по-моему, до этой процедуры ещё не успели додуматься - ни, тем более, по прибытии в коммуну. Нас просто отвели по спальням (нам с Марком досталась одна на двоих) где на табуретках сложена была аккуратными стопочками выстиранная и отглаженная одежда – спортивные шаровары, зимняя суконная юнгштурмовка и всё прочее, полагающееся коммунару имущество. Наше собственное, то, что мы оставили здесь, когда уезжали в ноябре в Москву, готовиться к заграничному вояжу – я определил это по собственноручно нашитым ярлычкам со своей фамилией, надписанной химическим карандашом.
Так что перепрятать «браунинг» было несложно – только вот таскать его, и правда, приходилось всё время при себе, на теле, и это создавало известные неудобства. Впрочем, это относилось только к тем нечастым эпизодам, когда мы покидали наш «изолятор». Например – для долгих прогулок на свежем воздухе – тут же, на территории, примыкающей к особому корпусу и под присмотром неразговорчивого товарища в штатском. Раз или два я попросился в спортзал – размять затёкшие после долгого сидения на одном месте мышцы. Марк с удовольствием составил мне компанию, и мы часа полтора кряду упражнялись на турнике, лупили боксёрские груши, а потом и друг за друга.
На третий день я попросил позволения навестить Татьяну. К моему удивлению, разрешение было получено, и с тех пор мы ещё дважды бывали у неё медчасти – болтали о разных пустяках, вспоминали забавные эпизоды недавних приключений, осторожно высказывали предположения о будущем.
Один раз я посетовал, что мы не успели в коммуну к празднованию Нового Года – то-то, наверное, закатили здесь веселье! И с удивлением узнал, что официально этот праздник в СССР находится… если не под запретом, то в опале. Оказывается, после революции Новый Год праздновали целых десять лет – в ходу был диковатый термин «Красная ёлка». Но потом в газетах начали появляться статейки, гневно осуждающие попытки привить детям религиозность под видом празднования Нового Года, и другие, где утверждалось, что «эксплуататорские классы пользуются «милой» елочкой и «добрым» Дедом Морозом чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала». Результат нетрудно предсказать - любимый всеми праздник постарались поскорее предать забвению, во всяком случае на официальном уровне - к каковому, безусловно, относится любое культмассовое мероприятие в детской трудовой коммуне имени товарища Ягоды...
Но большую часть времени, часов, наверное, по десять в сутки, мы проводили за заполнением больших клеенчатых тетрадей. Их вместе с прочими письменными принадлежностями выдали нам на второй день с предложением подробнейшим образом описать все наши похождения за эти два месяца.  За первые же два дня я исписал половину страниц – пальцы к вечеру буквально одеревенели.
Как-то само собой получилось, что мы не обсуждали написанное и уж тем более, не показывали друг другу готовые куски текста. Не знаю, как Марк, а я пользовался этой возможностью, чтобы избавиться от накопленного нервного напряжения, излив его на бумагу. И ведь сработало – во всяком случае, изрешеченные пулями люди в белых балахонах и безголовые зомби в чёрной, расшитой серебряными свастиками униформе перестали приходить ко мне по ночам, что происходило раньше с изматывающей душу регулярностью.

III

Белая пустота, навалившаяся сразу после чёрного провала, которым знаменуется начало любого флэшбэка. Контраст оказался настолько силён, что Яша не сразу сообразил, что белизна вокруг – это вовсе не зрительные галлюцинации. Белый потолок над головой; белые стены, белая простыня, прикрывающая лежащее на койке тело. И только широкие кожаные ремни, притягивающие его к ложу – один поперёк груди, другой ниже, в области поясницы – жёлтые, из толстенной сыромятной кожи. Однажды ему приходилось видеть человека, «спелёнатого» таким вот способом – это было в психиатрической клинике доктора Фрейда,  где он бывал на импровизированной экскурсии, устроенной одним венским знакомым. Самого создателя теории психоанализа увидеть не удалось – сам Зигмунд Фрейд уже несколько лет страдал от рака нёба и челюсти, и не появлялся на людях – но не побывать в стенах, где заново писались постулаты психиатрии и психологии, раз уж представился такой случай, Яша, конечно, не мог. Впечатление, вынесенное им оттуда, было столь же поучительным, сколь и тягостным – и кто же мог тогда знать, что однажды он сам окажется в доме скорби, притянутый ремнями к койке для буйных?
…не он сам, если быть точным, а только его тело. Отчего-то он совершено точно знал, что флэшбэк, пусть ненадолго, но вернул его сознание туда, где оно находилось последние двадцать девять лет. И теперь приходится делить его – опять же, в течение весьма краткого промежутка времени, - с сознанием Алёши Давыдова, ставшего безропотной жертвой в этих загадочных играх с обменами разумов. Но, видимо, угнетённое состояние психики незадачливого подростка каким-то  образом повлияло и на собственное Яшино сознание – потому что он обнаружил, что пытается говорить. И не просто говорить – он бессвязно, обрывками, перескакивая с одного предмета на другой, вываливал на слушателей сведения о своём пребывании в будущем, о том, что успел узнать здесь, что сумел понять за эти несколько долгих месяцев.
…слушатели? Кто, откуда?.. Яша не смог бы точно сказать, были они вообще или нет - размытые тени, может и не люди вовсе, а видения, призраки, порождённые взбудораженным сознанием, неясно, его собственного, или Алёши Давыдова. И оставалось надеяться, что и слова, против воли срывавшиеся с его губ, были столь же неясны, размыты, обрывисты – потому что контролировать это словоизлияние он никак не мог. Пытался, старался, пробовал даже заставить себя прикусить язык – и добился лишь того, что провалился в чёрную, пронизанную россыпями цветных огоньков,  муть, знаменующую обычно завершение флэшбэка.
Тинг-танг…
Тинг-танг…
Тинг-танг…
Яша рывком сел на постели. На часах – три ночи. Вокруг – ставшая привычной спальня в квартире Симагина. В окнах, выходящих на Ленинский проспект плещутся полотнища света – автомобили, рекламные огни, жизнь в столице не замирает даже глубокой ночью. В голове звенящая пустота, но всё, что он испытал во время этого флэшбэка, отпечаталось в памяти ясно, до последней мелочи.
..вот только - были слушатели у его скорбного ложа, или нет? Если были, если они ему не померещились, и это есть отражение реальных событий, происходящих в недалёком прошлом – тогда дело дрянь. Подобные утечки сведений из будущего не доведут до добра – разве что персонал психбольницы сочтёт его слова за бред, образы, подчерпнутые на донышке расстроенного разума, и попросту от них отмахнутся? В этом заведении, надо полагать, ещё и не такое слыхали…
А если нет? Если найдётся чудак – или человек, внимательный, способный нестандартно мыслить – который воспримет всё сказанное всерьёз? Конечно, здесь, в двадцать первом веке, это ничем ему не грозит, но… всё равно, тревожно. И если этот странный флэшбэк повторится – надо будет приложить все усилия, чтобы не допустить нового потока помрачённого сознания.
Тинг-танг…
Кабинетная «мозеровская» шайба мягко, бархатно отбила половину четвёртого ночи, и Яша ощутил, как кикимора, с некоторых пор переселившаяся с дачи под Тверью под порог московской квартиры, присосалась к сердцу – не очень-то и больно, но тоскливо и как-то безнадёжно.  Он нашарил на тумбочке возле постели пузырёк нитроглицерина и сунул под язык два шарика.
Нет уж, хватит с него видений  - спать, спать…

Отредактировано Ромей (16-11-2022 15:02:22)