Песня эта (исполняемая каждый раз в новой вариации)  успех имеет оглушительный. Здесь она неизвестна, что и неудивительно – железнодорожную ветку Котлас-Воркута начнут строить только в тридцать седьмом, да и города такого, «Воркута», пока что нет на карте – только одноимённая речка.  Что до автора песни  - то он не просто не сочинил её, но даже, кажется ещё, и не родился. А если и родился, то не вышел из нежного возраста, ви до срока, проведённого на урановых рудников (где эта песня, как считали «там, у нас», и была написана) остаётся ещё немало лет. Вздор, конечно -  на самом деле,  срока на рудниках  он не отбывал, а работал там вольнонаёмным, то ли горным мастером, то ли маркшейдером.

- …а теперь, товарищи, я с удовольствием объявляю: почётное право загрузить продукцию в воздушное судно предоставляется лучшей производственной бригаде коммуны имени товарища Ягоды. За эту честь они, товарищи, соревновались несколько месяцев подряд – и вот теперь готовы выполнить порученное им дело!
Слушатели дружно зааплодировали. Я покосился вправо, потом влево. Стоящий рядом Копытин вытянулся в струнку, как мог, выпятил грудь и втянул живот. Это ведь мы, пятый отряд – те самые счастливчики, победители, удостоившиеся упомянутой чести! Вон как пыжится Олейник – изо всей силы старается выглядеть серьёзным и торжественным, но мальчишеская улыбка всё равно пробивается через официальную маску.
- …а после погрузки коммунары победители вместе с передовиками производства совершат полёт по кругу на наших, советских самолётах, собранных на Харьковском авиазаводе – К-4 конструкции товарища Калинина!
Вот она, вишенка на торте! Даже Марк, чья голова по идее должна быть сейчас забита совсем другим, не сдержал восторга
- …так же счастлив и горд сообщить вам, дорогие товарищи, что двигатели воздушного судна, которое доставит подарок коммунаров в столицу нашей советской родины, будут запущены при помощи автомобиля, оснащённого автостартерным механизмом, изготовленным здесь же, в коммуне имени товарища Ягоды! И в этом, товарищи, мне видится глубокий символизм – гражданский воздушный флот, чем дальше, тем неуклоннее переходит на оборудование, произведённое в СССР! Уверен, скоро настанет день, когда и летать мы будем исключительно на самолётах, сконструированных нашими, советскими инженерами и построенных на наших, советских заводах!
Тут уж не выдержали и коммунары: стройные шеренги сломались, ребята и девчонки подпрыгивали, размахивали руками, орали, в воздух летели тюбетейки. Даже оратор на трибуне позволил себе широкую улыбку – с мудрым, отеческим прищуром, разумеется. Мы же, изо всех сил стараясь шагать в ногу, направились за Олейником к «Юнкерсу», к которому как раз подрулил грузовичок АМО со знакомыми ящиками.
Что же мешало мне наслаждаться чистыми, ничем не замутнёнными радостями этого дня – неужели, только цинизм далеко уже немолодого мужчины, повидавшего на своём веку немало митингов и торжественный собраний, и хорошо знающего им цену? А вот и нет – просто у нас с Марком на этот выезд в Харьков имеются свои, тщательно разработанные планы.
Воспользоваться такой удачной оказией для намеченного побега было решено сразу, как только мы узнали о грядущем мероприятии. В самом деле: первая (правда, самая короткая) часть нашего маршрута переставала быть проблемой, мы проделаем её вместе с дружным коллективом коммуны. После митинга на аэродроме, согласно заранее объявленному распорядку  должен состояться обед, после чего коммунаров отпускают в город до семи вечера, когда в Центральном клубе «Металлист» должен состояться торжественный концерт, и именно этот временной зазор – между обедом и концертом – мы выбрали, чтобы покинуть столицу Советской Украины.  Немалых трудов стоило мне раздобыть расписание поездов, отходящих с харьковского вокзала в сторону Москвы, и один из них, идущий до Курска, нас с Марком вполне устраивал.
Почему именно до Курска? Ну, тут всё очень просто: билеты на поезда, курсирующие между столицами, раскупаются заранее, да и контроль транспортной ГПУ на них не в пример строже. А вот если попробовать добраться до Москвы, как говорили в моё время, «на собаках», то есть, пересаживаясь с одного «местного» поезда на другой – это, хоть и займёт больше времени, но куда вернее обещает успех. Причём, если набраться достаточно наглости, то можно, сойдя в Курске обратиться к сотрудникам милиции – и, прикинувшись отставшими от группы школьниками, попросить помочь всё-таки добраться до столицы нашей родины. А что? Метрики, они же свидетельства о рождении имелись, мы заранее стащили их из канцелярии – помогут, никуда не денутся…
Остаётся только погрузить-таки клятые ящики в этот трёхмоторный угловатый гроб, склёпанный из гофрированного дюраля в германском Дессау, на заводе «Junkers Flugzeugwerke AG» - и постараться при этом не продрать «парадку» об острые углы и топорщащиеся кончики упаковочной проволоки.

Отредактировано Ромей (14-09-2022 22:33:00)

В самолёт мы с Марком забрались первыми, через боковую дверку, к которой была приставлена маленькая алюминиевая лесенка – и тут же направились в хвост, чтобы принимать подаваемые снаружи ящики. Фюзеляж «Юнкерса» изнутри был такими же, как и снаружи - угловатым, с выгнутым потолком, с гофрированными стенками-обшивкой, вдоль которых тянулись горизонтальные балки нервюр и дырчатые тонкие арки лонжеронов. В потолке, позади пилотской кабины, и примерно в середине фюзеляжа имели место круглые отверстия под пулемётные турели – сейчас они были сняты вместе с сиденьями и закрыты от набегающего воздушного потока брезентовыми прошнурованными чехлами. Ага, вот и ещё одно доказательство военного назначения тевтонского пепелаца – такое же отверстие, только шестиугольное и больше размером, имелось и в днище -  раньше в него выдвигалась цилиндрическая, похожая на бочонок пулемётная башенка, призванная защищать бомбардировщик от атак с нижней полусферы. В данный момент отверстие было прикрыто листом гофрированного дюраля и для верности застелено поверх листа досками – чтобы тяжёлые ящики не продавили тонкий металл. Я наклонился, посмотрел - а лист-то, дорогие товарищи авиаторы,  прихвачен халтурно! На соплях, прямо скажем, прихвачен -  несколькими витками стальной проволоки, закрученной пассатижами. А вот  и сами пассатижи – заткнуты за металлическую рейку, идущую вдоль бортовой обшивки. Рядом моток проволоки и бухта троса – ага, это для того, чтобы крепить ящики,  потому как ни ремней, ни багажных сеток здесь не предусмотрено. На взгляд обитателя двадцать первого века, имеющего хотя бы поверхностное представление о строжайших регламентах безопасности в авиации – головотяпство, граничащее с прямой диверсией. А здесь ничего, сходит, и долго ещё будет сходить…

Стоящий в проёме бокового люка техник в промасленной аэродромной спецовке посторонился, пропуская внутрь Копытина и Семенченко, и снаружи стали подавать ящики. Мы принимали их и оттаскивали в хвост – техник сердито покрикивал, распределяя груз. То, что полегче – стремянки и тележки -  оказалось в самом конце, и мы крепко прихватили их тросами, чтобы не болталось и не дребезжало в полёте. Дальше, ближе к центроплану, поставили ящики со стартерами – они были тяжелее, и техник, возясь с их креплением, рассуждал что-то насчёт правильной центровки, без которой самолёт может не взлететь, или, хуже того, потерять управление в воздухе.

Наконец, погрузка была закончена; снаружи раздался повелительный глас Олейника: «Пацаны, вылазьте скорее, сейчас на самолёте катать будут! – и Копытин с Семенченко кинулись к трапу.

Мысль мелькнула в мозгу вдруг, внезапно, словно метеор, прорезающий ночное небо.

...Безумие? Ещё какое!  Но... секунды стремительно утекают, и если решаться, то прямо сейчас...

Я ухватил Марка, ринувшегося, было, к люку, за рукав.

- Погоди, нам с тобой не туда!

Он обернулся.

- А? Что?.. Не туда? А куда?..

- Все вопросы потом, студент. Видишь, между ящиками и потолком щель?

- Ну, вижу, и что с того?

- Полезай, и постарайся не порвать «парадку», тебе в ней ещё по Москве ходить!

Он открыл рот, чтобы возразить, но я бесцеремонно подтолкнул его к ящикам и полез следом, оглядываясь – не возникнет ли в люке давешний техник? Но нет, обошлось, и меньше, чем через минуту мы уже забились в самый хвост, надёжно скрытые от взоров экипажа штабелем грузов.

Марк сделал ещё одну попытку добиться от меня разъяснений, но тут загрохотало, затарахтело – завелись один за другим все три двигателя. Разговаривать сразу стало невозможно; «салон», он же грузовой трюм сразу наполнился сизой газолиновой гарью, аэроплан мелко затрясся и покатился, подпрыгивая на кочках. Потом двигатели слитно взревели, тряска усилилась  - «Юнкерс» разогнался по ВВП, набирая положенную скорость и, наконец  тяжело оторвался от земли.

Отредактировано Ромей (15-09-2022 12:04:32)