Как я оказался на полу – не пойму до сих пор. Может, сработал инстинкт самосохранения, а может, Егор, который, в отличие от меня, всё видел, попросту столкнул меня со скамьи, когда падал сам? Тяжёлые пули высекли кирпичное крошево из стены у нас над головами – по-моему, некоторые пробили стену насквозь, - и тут пулемёт захлебнулся. Ленту ли перекосило, затвор ли заклинило, или пулемётчик ещё как-нибудь напортачил с незнакомой системой, а только МG умолк, выпустив одну-единственную, патронов на десять очередь – и вся она пришлась на полметра выше «мертвяков», остервенело трясущих решётку. В ушах у меня звенело от оглушительного рыка германского «вундерваффе», и я не сразу услышал заполошную трескотню «маузеров», скрежет выворачиваемых из бетонного пола решёток и утробный рык зомби.
Сила у «мертвяков», и правда, была нечеловеческой – если бы создания из замка Либенфельса были хоть вполовину слабее, мы все там и остались. Под стать силе была и живучесть – я видел, как ударяли в немёртвые тела пули, а они всё шли и шли на нас с Егором, размахивая выломанными из ограждения прутьями. Вот первый - здоровенный, деревенского вида парень с робой, усеянной кровавыми пятнами с чёрными дырочками посредине, взмахнул своим орудием, как копьём, и… Я едва успел увернуться, когда стальной стержень, пущенный с огромной силой, врезался в стену, осыпав меня острыми осколками кирпича. А Егор уже поднялся на колени – он развёл руки, потом резко свёл их и выбросил ладонями вперёд навстречу подступающему кошмару. С растопыренных пальцев сорвалось облако пламени и охватило сразу двух зомби, но они всё шли и шли – осталось семь метров, пять, три…
Я дотянулся до «Браунинга» в самый последний момент, и нажал на спуск, когда скрюченные пальцы первого зомби уже тянулись к моему лицу. Три пули ударили прямо в оскаленный рот, в бельмастые зенки, в измазанный кровью лоб – и сработали как надо, разнеся голову на куски. Я перекатился в сторону и вскинул пистолет, ловя стволом следующего – и тут снова взревел МG, и грудь «мертвяка» словно взорвалась, обдав нас с Егором фонтаном горячей крови. Что-то раскалённое обожгло мне щёку; тяжёлые пули, предназначенные дырявить броню британских «ромбов» и французских «Рено», выли над головой, «маузеры» чекистов тоже добавляли оживления в происходящее – а потому я с воплем «ложись!» схватил Егора за рукав и дёрнул, опрокидывая вместе с собой обратно, на цементный, залитый кровью пол.
- …Барченко потерял контроль над «мертвяками» после того, как поднял пятого. Он успел только слезть с лабораторного стола, как издал дикий вой, развернулся, кинулся на ближайшего лаборанта, и вцепился ему в горло.
Елена взрезала рукав юнгштурмовки, и умело обрабатывала рану. Когда она плеснула на пострадавшее плечо прозрачной жидкостью из пузырька, я дёрнулся и зашипел от боли – в пузырьке, судя по жжению, был медицинский спирт.
- Никто в лаборатории не успел даже пальцем пошевелить, ни лаборанты, ни охранники… - продолжала она, не замечая моих страданий. - С предыдущими-то четырьмя экземплярами всё прошло удачно, и люди слегка расслабились, вот и не успели среагировать. В общем, когда один из чекистов опомнился, подхватил со стены пожарный топор и размозжил «мертвяку» голову, тот уже успел вырвать несчастному лаборанту кадык. Те четыре твари, что были в загоне, к тому времени выломали решётку, и их расстреливали из всех стволов. Что же до Александра Васильевича - то он свалился в тот самый момент, как потерял контроль над «мертвяками». Только-только пришёл в себя, сейчас его в лаборатории отпаивают…
Она затянула бинт на моём плече и поднесла пахнущую спиртом ватку к моей щеке. Я непроизвольно дёрнулся.
- Основательно распахало… - она нахмурилась. – Может, и зашивать придётся – будешь шрамом щеголять…
- Ага, подаяние на вокзалах клянчить. – буркнул я. – «Подайте пострадавшему в боях с силами ада!» Кстати, оставь глоток на предмет снятия стресса – а то ведь переведёшь всё на примочки…
Она с сомнением посмотрела на меня, потом на опустевший наполовину сосуд.
- Давай-давай, нечего из себя тут строить… - я отобрал пузырёк, присосался к узкому горлышку, и закашлялся, когда девяностошестиградусный алкоголь обжёг горло и пищевод.
- На вот, запей. – она протянула мне жестяную кружку с водой. - И вставай, надо тебя в порядок привести. А то, и правда, словно из преисподней выбрался – изодранный, исцарапанный, в крови с головы до пят. Не приведи бог, приснится такой ночью…
- Поче … кхе-кхе… почему это «будто»? - прокашлял я. Всё же шестнадцатилетний организм не привычен к таким дозам чистого, неразбавленного продукта. – Из самой преисподней и есть. А что тут, по твоему творилось?
- Понятия не имею. – она пожала плечами. – Знаю только, что теперь долго отписываться за всё это придётся. Пятеро погибших, – один гоппиусовский лаборант и четверо чекистов, а это не шутки…
Я помотал головой, вытряхивая из шевелюры кирпичную и цементную крошку.
- А до этих четверых тоже зо… «мертвяки» добрались?
- Двое от своих же пуль погибли. Когда эти твари выломали решётку, охрана принялась палить со всех сторон – вот и подстрелили нечаянно. А тут ещё приговоренные, те, до которых не дошла очередь, в суматохе сумели вырваться и кинулись на охранников. Прежде, чем их всех перестреляли - успели убить двоих чекистов, и ещё трёх сильно покалечили.
- Вон оно как… - я только сейчас заметил, что трупов на полу было явно больше, чем зомби в «загоне». – Да, это неприятно. Одно хорошо: отписываться, конечно, придётся, но не мне. Барченко всем тут руководил, вот он пусть и старается. Любопытно только, кому он адресует свою писанину?
…а ты-то голубушка, для кого будешь составлять свои отчёты? А ведь будешь, тут и к гадалке не ходи…
Елена покосилась на меня с любопытством, но развивать тему не стала.
- Ладно, пошли уже, потом наговоришься. Надо ногу твою хорошенько обработать, а то я ведь только наскоро перевязала…
Я встал, качнулся, и она едва успела меня подхватить.
- Ты как, сам дойдёшь? А то я могу скомандовать носилки…
Я помотал головой.
- Незачем, как-нибудь. Только просьба: давай пойдём сейчас к тебе, а? Попросим обед из столовки, ты меня заново перевяжешь, а вечером я к себе пойду. А сейчас – честное слово, не хочется никого видеть...
- Ладно, что с тобой поделать! - она улыбнулась. - Пошли уже… герой!
И повела к выходу, бережно поддерживая под локоть. Я изо всех сил старался не опираться на её руку. Получалось не очень – раны (да какие там раны, пустяковые царапины!) вроде, и не болели, но тело с каждым шагом наливалось непонятно с чего накатившей слабостью, словно расстрелянный в упор зомби успел-таки напоследок высосать из меня изрядную толику жизненных сил.