Я сидел на рубчатом дюрале плоскости и откровенно бездельничал. Грузовик укатил за новой порцией ящиков, майское солнышко взялось припекать не на шутку, и мне оставалось только греться – и вспоминать недавние события. А вспомнить было что.
На Мамоновой даче мы провели около полутора месяцев. График занятий и прочих работ (экспедиция готовилась в страшной спешке) оставлял нам немного свободного времени, но ведь  столица со всеми её соблазнами  - вот она, стоит только выйти за ворота. В деньгах я, как и мои спутники, недостатка не испытывал – стоит лишь забежать в ближайшую сберкассу снять пару-тройку сотен из своих премиальных, потратить которые я так и не имел возможности. Но, к великому нашему сожалению, спецкурсантам, как и прочим сотрудникам, категорически запрещено было выходить в город без подписанного лично Гоппиусом (Барченко целыми днями пропадал у себя в кабинете и на людях показывался редко) пропуска. Стерегли же нас будь здоров, в этом я убедился в первый же день, когда вознамерился проверить ограду парка на предмет лазов. Облом-с: все дыры тщательно заколочены, поверху протянуты две нитки колючки, охрана бдит -  не вот и приходилось делить время между спальней, турником и лабораторией, отдавая предпочтение последней. Утешало то, что время это было потрачено не напрасно: не прошло и недели, как я стал  разбираться в устройстве и работе установки не хуже самого Гоппиуса, уверенно заняв место его доверенного ассистента. Чем бессовестно и воспользовался: улучив момент, когда он отправился к Барченко, старательно скопировал себе в блокнот колонки цифр, обозначающие настройки приборов, повторяющие те, что были выставлены во время опыта с «дядей Яшей». Тут мне, пожалуй, повезло: сам Гоппиус считал тот опыт безусловно провальным, и если и  сохранил настройки  - то единственно из врождённой своей дотошности и пунктуальности. Ну а мне – глядишь, и понадобятся… правда, для этого надо сперва понять, чего именно я хочу добиться, а вот с этим как раз и были главные сложности.

К концу к концу первой недели нашего заточения исчезла Елена. Ни с того, ни  с сего, без предупреждения – хотя, кажется, могла бы и найти минутку, чтобы шепнуть пару слов. Комната её оставалась запертой на ключ, но когда я самым пошлым образом заглянул в замочную скважину, то обнаружил распахнутый пустой шкаф – ага, значит, уехала она, взяв с собой вещи, стало быть, собирается вернуться. Или нет? На мой вопрос Барченко неохотно буркнул, что Елена Андреевна отлучилась в связи с непредвиденными семейными обстоятельствами, и к началу мая, когда запланирован наш отъезд, должна вернуться. Ну, хоть на том спасибо – а всё же сердце у меня было не на месте. То ли за эти несколько недель я привязался к ней сильнее прежнего, то ли прорезались во мне провидческие способности – а только я ждал её возвращения, считая дни.
Барченко не обманул. Елена появилась да два дня до объявленного отъезда. Мы все носились взмыленные, замотанные, сколачивали и складывали в грузовики ящики, упаковывали научную аппаратуру, по десять раз сверяясь со списками, всё ли взято - не забыто ли что-нибудь важное? Пообщаться с ней наедине с ней я сумел лишь поздно вечером - после ужина мы специально ушли в дальний уголок парка, позади обшарпанного необитаемого флигеля. Раньше, когда Мамонову дачу занимал музей народоведения, там располагалась обширная экспозиция жилищ народов Севера, и теперь от них осталось лишь несколько пустующих юрт и яранг, возведённых за неимением снега и оленьих шкур из брезента и крашеной фанеры. Шли мы взявшись за руки, и Елена на ходу пристроила прелестную свою головку на моё плечо, и можно было бы поставить николаевскую десятку против жмени семечек, что любой сторонний наблюдатель ни на миг не усомнился бы, что перед ним - влюблённая парочка в поисках укромного уголка, где можно согрешить без помех. Собственно, именно этим я и собирался заняться, и даже прихватил с собой свёрнутое покрывало с койки – не укладывать же партнёршу прямо на траву? – но у Елены, как выяснилось, имелись на этот вечер несколько иные планы.

Отредактировано Ромей (08-12-2022 19:07:15)

С Марком я поговорил в поезде. Для этого специально вытащил его в тамбур – грохот и лязг здесь стояли оглушительные, говорить приходилось чуть ли не в ухо, зато и подслушать вряд ли получится. Больше довериться мне было некому – отношения с Еленой теперь оказывались… не то, чтобы сомнительными, но несколько натянутыми, а впутывать Татьяну, которая, как и Марк, была в курсе того, что я и откуда, я не хотел категорически. Да и чем она смогла бы помочь мне в такой-то ситуации?
- И что ты собираешься теперь делать? Спросил он, когда я умолк.
- Ну, не знаю…  Пока не узнал всё это  – собирался присмотреться к установке Гоппиуса и, если получится, попробовать использовать её, но уже для себя.
- Хочешь вернуться туда, к себе? В будущее?
- Вот честно, ещё не решил. Но одно я знаю точно: эти игрища с ожившими мертвецами надо прекращать. По хорошему, мне плевать кто кого там, в Кремле поставит к стенке или упечёт на четвертной без права переписки  - но подобные методы это… - я запнулся, подбирая подходящее выражение, - это за гранью добра и зла! Нельзя к такому прибегать, ни в коем случае нельзя – как нельзя было, скажем, применять ядовитые газы. Не по-человечески это, понимаешь?
- Ну хорошо, с «мертвяками» всё более-менее понятно. – согласился Марк. – Действительно, незачем им по земле бродить, пусть уж лежат там, где их закопали… или ещё закопают. А вот Гиперборейский порог – с ним-то как быть?
- А ты уверен, что оттуда не повылазит чего ещё похлеще?
Он неуверенно пожал плечами.
- Вот и я не уверен. Пока план у меня таков – помогаем готовить аппаратуру к решающему эксперименту, и по ходу дела ищем способ, как быстро и, главное, с  концами вывести её из строя. Заодно и в бумагах его покопаюсь, может, что новое выяснится?
Паровоз пронзительно загудел, раз, другой, и  щель между вагонами (резиновые манжеты-уплотнители здесь, похоже, ещё не успели войти в употребление) ворвался горячий пар пополам с дымом и угольной пылью и Марк, как раз открывший рот, чтобы ответить,  закашлялся.
- Кхе-кхе… чёрт… кхе… бумаги – это, конечно, хорошо. А насчёт самой уста…кхе… установки - так починят же! Вон сколько запасных приборов взяли, заменят что-нибудь, и заново зара… кхе… заработает!
- А это уже забота Елены. Она намекнула, что где-то поблизости будет аграновская опергруппа  - на случай, если ситуация выйдет из под контроля. Вот мы и обеспечим чтобы она того… вышла.
- Ну, разве что… - Марк согласно кивнул. – И что это будет за способ? Ну, чтобы испортить установку?
- Спроси чего полегче.

Дважды квакнул клаксон, а вслед на этим до моего лежбища на крыле донеслось недовольное квохтание Гоппиуса и специфические речевые обороты грузчиков – насколько я успел заметить за обе свои жизни, они примерно одинаковы  во все времена и под любыми небесами, разве что, с поправкой на местный язык и специфику. Я встал, потянулся с хрустом, и «Юнкерс», словно в ответ, легонько качнулся под моими босыми пятками» на волне, разведённой пробегающим катерком.  Пора было снова браться за погрузку.

Отредактировано Ромей (08-12-2022 19:13:30)

V

С первым рейсом на Сейдозеро мне попасть не довелось. В последний момент на «Юнкерсе», на который я уже успел забраться, и даже с удобствами расположиться, забарахлил один из двигателей – и, судя по унылым матюгам, которыми обменивались командир корабля и бортмеханик, поломка грозила задержать нас надолго. Пришлось, проводив унылым взглядом разбегающиеся и взлетающие один за другим гидропланы,  выбираться наружу, закатывать рукава и  становиться в цепочку, по которой из бортового люка «Юнкерса» наружу передавали так никуда и не улетевший груз.   
Час спустя штабель ящиков выстроился на земле (Гоппиус категорически запретил складывать их на пирсг – «что вы, там же приборы, они воды боятся!») а стал прикидывать, как бы заморить червячка. В животе у меня уже угрожающе урчало – с самого прибытия эшелона на станцию у меня маковой росины во рту не было, а стрелки часов уже подбирались к трём пополудни. Раньше, чем к семи вечера самолёты обратно не прилетят, а там – снова погрузка, садиться на Сейдозере придётся уже в темноте… в общем, дело шло к тому, что и обедать, и ужинать, а, пожалуй, что и завтракать нам придётся здесь, не говоря уж об обеде, с приготовлением которого никак не могли сварить двое красноармейцев, присланных со станции вместе с полевой кухней. А ведь должны были поспеть ещё до вылета – что это, скажите мне, как не злостное вредительство? Морят голодом ценные научные кадры, саботажники хреновы, товарища Ягоды Генриха Гершеновича на них нет…
Обед, хоть и с опозданием, но поспел, и оказался на удивление хорош – кулеш из пшена с олениной. Мясо было жирное, от домашних оленей (саамы называют их «пуадз» в отличие от диких, именуемых «коть») и вдоволь сдобрено перцем, сушёной тёртой можжевеловой ягодой и какими-то местными корешками, названия которых я не запомнил. Этой ценной информацией поделился со мной один из поваров, когда во второй раз накладывал здоровенным жестяным уполовником добавку – за это я, немного подумав, переквалифицировать его из злостных саботажников в обычные раздолбаи.
Под кулеш отличнейше пошла самогонка из солдатской фляжки, обнаружившейся в запасливого Карася – он приобрёл её на одной из станций, пока нашу «овечку»  подгоняли  к водокачке и поили из железной, изогнутой в форме буквы «Г» трубы. Елена  приняла из моих рук стакан, до половины наполненный мутноватой жидкостью, брезгливо понюхала, но всё же сделала маленький глоток. Мы с Карасём, как люди неприхотливые, пили прямо из горлышка фляги. Под жирный кулеш и сухари (свежего хлеба на станции не нашлось) самогонка пролетела на ура, и я совсем было собрался прилечь на брезенты и предаться заслуженному отдыху, как вверху  знакомый сдвоенный треск, и над нашими головами выписал широкий вираж гидроплан – один из двух улетевших. Это был поплавковый ТБ-1 – он плюхнулся в воду, подняв тучу брызг, приглушил моторы, и на малых оборотах  зарулил к пирсу. Высунувшийся по пояс из носовой кабины штурман в кожаной, с меховым воротником куртке, сорвал с головы лётный шлем и принялся им размахивать, неслышно что-то крича.
Я посмотрел на часы, потом на штабель ящиков и с тяжким вздохом поднялся на ноги.
Ну что за несправедливость такая, а? Только собрался заслуженно придавить на массу, после глотка-другого самогонки – вполне заслуженно придавить, между прочим – так нет же! «Бери больше, кидай дальше» - крыша у них, что ли, горит? Хотя – пожалуй, я это зря – отоспаться ведь можно и в самолёте, зато уже сегодня я ступлю на берега таинственного Сейдозера.

Отредактировано Ромей (09-12-2022 00:49:30)