Как известно, человек предполагает, а  бог располагает – ну, или тот, кто отвечает в Ловозерских тундрах за эту функцию? Скажем, «Старик Куйва» собственной персоной. В общем, его (или чьим ещё там?) попущением все планы отправились псу под хвост: сразу по прибытии в базовый лагерь Барченко припахал нас к поискам исчезнувшего Карася. Он бы и ночью заставил искать – особенно Татьяну, прибытия которой ожидал с особым нетерпением. Но дневные поиски и последовавший за ними переход нелегко дались девушке, и за дело она взялась только на следующий день, с утра. Мы с Пьяным всюду её сопровождали, причём я в дополнение к привычному «браунингу» прихватил с собой мосинский карабин – мало ли что за звери здесь могут встретиться?  Во время поисков на Сейдозере нам приходилось видеть и медвежьи следы, и волчьи. Хотя  – на дворе конец мая, пищи достаточно, и хищник, даже самый отмороженный, не станет лишний раз приближаться к людям, от которых по всей округе разносятся запахи костров, бензиновой гари и ружейной смазки.
О нашей находке на Сейдозере было… не то, чтобы забыто - скорее, тему отложили до лучших времён. Барченко категорически заявил, что Карась необходим ему для завершения подготовительных работ – и двое суток мы с краткими перерывами на еду и сон, шарили по окрестным лесам и болотам. Раза три Татьяна объявляла, что «искалки», вроде, среагировали на человеческий след, но попытки проследить неизменно приводили нас либо в болотину, либо к берегу озера. Да что там искалки – чуткий нос Пьяного и то ничего не обнаруживал, хотя и получил «ориентиры» в виде рубашки и несвежих подштанников Карася, позаимствованных из его палатки.
А на третий день, после обеда, мы, отдалившись километра на три с половиной к северу от лагеря, нос к носу столкнулись с поисковой группой, в которую входила Елена. С ними был и Карась – в полуобморочном состоянии и сквозной пулевой раной в плечо, которая сильно воспалилась и начала уже попахивать гнилью. Старший группы, старшина пограничников рассказал, что в паре километров отсюда они наткнулись на место недавней жестокой стычки. Три мёртвых тела,  судя по одежде, принадлежали нашим соотечественникам. Тут же нашлись гильзы от патронов 7,62×54. Самих винтовок не было – вероятно, те, кто уничтожил эту группу, выбросили его в ближайшее болото.
По положению тел легко определили, в какую сторону велась стрельба – и действительно, обшарив мелкий ельник на краю полянки, обнаружили там человеческие следы и россыпь коротких медных гильз солидного калибра. Кроме того, там нашлись следы «волочения» - так старшина определил полосы примятого мха, образовавшиеся от того, что кто-то тащил прочь человеческое тело.
И следы и обнаруженные в ельнике гильзы вызывали массу вопросов. Старшина отрапортовал, что точно такие следы они видели сначала на острове Курга, возле брошенной стоянки, потом на берегу, где причаливал неизвестный гидроплан, да и за те двое суток, пока группа шла по следу чужаков, им не раз попадались отпечатки рубчатых подошв нерусских ботинок. В предъявленных же старшиной гильзах я без труда опознал гильзы от американских патронов .45 АСР – судя по тому, что на месте боя их собрали не меньше полусотни, огонь вёлся не из пистолетов, а из автоматического оружия, скорее всего – из хорошо знакомых мне «Томми-ганов». Несколько гильз нашлись и возле мёртвых тел. «Добивали, видать… – сказал старшина. – Я потом трупы-то осмотрел, дырки все здоровенные, от этих самых патрончиков. Американские, для «Кольтов» - мне такие на Гражданке попадались, и потом, в Туркестане, когда басмачей гоняли..."
Обследовав с «искалками» место боя, Елена довольно быстро обнаружила две «дорожки отхода». Первой явно воспользовались нападавшие с «Томпсонами» - часть следов были глубоко вдавлены в мох, что указывало на тяжёлый груз у тех, кто их оставил. И действительно, пройдя по этому следу метров триста, Елена и пограничники наткнулись на свежую, не слишком даже старательно замаскированную  могилу. Что ж, кем бы ни были погибшие - по крайней мере один из них успел открыть ответный огонь – и отомстить за смерть, свою и своих товарищей.
Могилы раскопали. В них оказались не одно, а два тела – в «ненашей» одежде и тех самых ботинках с рубчатыми подошвами. Документов, каких-нибудь мелочей, позволивших бы опознать национальную принадлежность мертвецов, в карманах не нашлось, но тут один из бойцов по фамилии Сергеев проявил недюжинную смекалку: он снял с трупов куртки, и обнаружил на них потёртые фабричные ярлычки с надписями латиницей. Одну из курток старшина прихватил с собой вместе с гильзами сорок пятого калибра – улики, объяснил он, по инструкции полагается. Трупы чужаков вместе с телами трёх их жертв  оттащили в подходящую рытвину и завалили лапником; место  нанесли на карту и отметили вешками и затёсами на стволах елей. Вообще-то, согласно той же инструкции трупы следовало взять с собой на предмет дальнейших следственных действий, но силами группы - двое пограничников и Елена – сделать это было затруднительно. Старшина Ефимыч подумывал о том, чтобы оттащить всех пятерых покойников к озеру и отправить одного из бойцов за лодкой, чтобы в ней отвезти тела в лагерь -  но решил повременить, пока не будет обследована вторая «дорожка отхода».
Эта цепочка следов тянулась на юг, примерно в сторону базового лагеря, до которого оставалось верст пять. Идти по ней смог бы любой новичок – глубокие следы, оставленные двумя парами сапог, пятна крови на мху и стволах деревьев, к которым прислонялись уходившие, ясно указывали на то, что оба были серьёзно ранены. Так и оказалось: не успели пограничники с Еленой пройти и полутора километров, как наткнулись на привалившегося к стволу ели Карася, рядом с которым остывал труп его спутника  в обнимку с трёхлинейной винтовкой. На мой вопрос: «а не было ли у убитого каких-нибудь документов?» старшина замялся, но, когда я предъявил ему свой ГПУшный аусвайс (вот, кстати, и пригодился!) - вручил мне две корочки  с такими же четырьмя буквами на оттисках печатей. Одно из удостоверений принадлежало мертвецу; по фотографии, вклеенной во второе, старшина после недолгих колебаний опознал одного из трёх убитых на поляне.
«Только с одного из товарищей смог снять документы… - сказал он. – Да и то, как ухитрился, под пулями-то? Храбрый, видать был малый: сам кровью истекал, а о долге не забыл!»

Я шагал по тропе вслед за Татьяной и трусящим возле неё Пьяным. Пёс был доволен – хозяйка возвращалась в лагерь, где можно будет подлизаться к дежурным по кухне и выклянчить остатки кулеша, сваренного к обеду. За моей спиной хрустели ветки под ногами нагруженных двумя парами носилок погранцов,  а на языке вертелись слова из старой пионерской песенки:

…Коричневая пуговка валялась на дороге.
Никто не замечал ее в коричневой пыли,
Но мимо по дороге прошли босые ног
Босые, загорелые протопали, прошли….

Что ж, картина трагедии, разыгравшейся в прибрежном ельнике, пожалуй, вырисовывается. Четверо сотрудников органов и находившийся при них Карась решили сделать привал, но забыли об осторожности – и были внезапно атакованы пятёркой неизвестных, вооружённых пистолетами-пулемётами.

…Ребята шли гурьбою из ближнего лесочка,
Алешка шел последним и больше всех пылил.
Случайно иль нарочно, он сам не знает точно,
На пуговку Алешка ногою наступил….

В последовавшей скоротечной стычке нападавшие разменяли двух своих на троих чекистов. Но, видимо, оставшиеся в живых не слишком стремились разделить участь погибших спутников, поскольку дали уйти двум тяжело раненым противникам, после чего, прикопали тела своих и отправились назад, туда, где они припрятали лодку – и дальше, через озеро, к дожидавшемуся гидроплану.

…А пуговка не наша – сказали все ребята,
И буквы не по-русски написаны на ней.
К начальнику заставы бегом бегут ребята,
К начальнику заставы,  скорей, скорей, скорей!...

Тоже, кстати, характерный признак эпохи. Это в наши дни любой, прочитавший богомоловский «Момент истины» или одну из повестей Маклина, где описывается, как готовили к заброске в тыл британских коммандос, известно, что одежду и обувь надо брать неприятельскую, а со своей, если уж придётся ею воспользоваться, непременно надо спороть фирменные ярлычки. Здесь же, в пасторальном 1930-м до таких изысков пока не додумались.

…«Рассказывайте точно», — сказал начальник строго,
И карту укреплений перед собою зеленую раскрыл:
«Среди какой дороги, и у какой деревни
На пуговку Алешка ногою наступил?»…

Во всей этой стройной картине оставалось лишь два неясных момента. Первое: как Карась оказался с ГПУшниками? Но разговора не получилось: воспалившаяся рана дала сильнейший жар, он бредил, просил пить, порывался встать – и встал бы, если бы оставалось хоть немного сил. Очевидно было, что если немедленно не оказать ему нормальную медицинскую помощь, долго он не протянет – и уж точно, ни о каких расспросах прямо сейчас не могло быть и речи.

…Четыре дня искали, четыре дня скакали
Бойцы по всем дорогам, забыв еду и сон,
В дороге повстречали чужого незнакомца,
Сурово осмотрели его со всех сторон.
А пуговки-то нету от левого кармана
А сшиты не по-русски короткие штаны,
А в глубине кармана — патроны от нагана
И карта укреплений советской стороны…

И второе, самое важное: что это были за люди, в нерусской одежде и обуви, вооружённые американскими пистолетами-пулемётами, которые прилетели на Ловозеро на гидроплане, и явно подбирались к нашему лагерю? И подобрались бы – не натолкнись они случайно на чекистов…

...Вот так шпион был пойман у самой у границы.
Никто на нашу землю не ступит, не пройдет.
В Алешкиной коллекции та пуговка хранится,
За маленькую пуговку — ему большой почет!...

Вот только наших шпионов мы так и не поймали. Да и Карась не в том состоянии, чтобы его возвращение обрадовало Барченко – даже если парень останется жив и сохранит руку, работать, или хотя бы связно излагать свои мысли он сможет ещё нескоро. Но - «маємо те, шо маємо», как говорят наши малороссийские небратья. Или – здесь они пока ещё братья?..

Отредактировано Ромей (15-12-2022 17:57:35)

IХ

Агранов вскрыл поданный адъютантом конверт – для этого он воспользовался бронзовым ножиком для разрезания бумаг, входившим в вычурный письменный прибор  вместе с  бронзовой же чернильницей, спичечницей и пресс-папье. Изделия не были антикварными, подобно многим, украшавшим столы лубянских коллег Якова Сауловича.  Подарок уральских рабочих – массивную подставку из малахита венчал маленький бюст Дзержинского, а на каждом из предметов красовался отлитый из бронзы медальон  «5 лет ЧК-ГПУ». Точно такой же имелся на серебряном подстаканнике, а так же на нагрудном знаке, украшающем китель хозяина кабинета.
Разрезанный конверт полетел в корзину для бумаг. Агранов раскрыл картонную папку с надписью "Махаон" и положил сверху донесение, пробежал его ещё раз глазами – и задумался. Новости не радовали: агент сообщал, что попытка похищения Карася провалена. Яков Саулович поморщился  и сделал на полях пометку – впредь присвоить «объекту» псевдоним и в впредь пользоваться им, не прибегая к фамилиям. Его упущение – надо было с самого начала проинструктировать Махаона» на этот счёт.
Итак,   непредвиденная случайность – опергруппа захватила «объект», но при отходе, на привале подверглась нападению. Причём нападавшие, как выяснилось позже, прилетели на озеро в неопознанном гидроплане, высадились на большом острове в северной части озера и двигались по берегу на юг,  к базовому лагерю экспедиции Барченко.
Нападавших было до пяти человек; вооружены американским оружием и имели одежду и обувь иностранного образца. В результате стычки опергруппа была уничтожена, но и чужаки понесли потери. Особо «Махаон» отмечал, что они не имели по-видимому, цели отбить Карася – когда тот предпринял попытку бегства с места боя, пришельцы не пытались организовать преследование, хотя и имели такую возможность. Скорее всего, их целью был лагерь экспедиции; однако, потеряв в стычке до двух человек убитыми (возможно, ещё были и раненые) от первоначального намерения они отказались и отошли к гидроплану, каковой и забрал их с озера.
Гидроплан при этом был замечен местными жителями, о чём те сообщили в лагерь экспедиции; посланная на поиски группа, в состав которой входил и сам «Махаон», обнаружила следы стоянки гидроплана на острове Курга  и место, где прилетевшие переправились через озеро. В результате тут же организованного  поиска, было обнаружено место стычки, тела убитых оперативников и чужаков (схема с местом временного захоронения прилагается), а так же сбежавший Карась. К сожалению, он тяжело ранен, пребывает в состоянии сильнейшего душевного расстройства, в вязи с чем не в состоянии давать показания. В связи с этим принято решение не эвакуировать его по воздуху, а организовать лечение на месте, для чего из Кандалакши был переброшен самолётом военный хирург с фельдшером, а так же принадлежностями и медикаментами, необходимыми для операции. Особо следует отметить, что документы двух из пяти погибших оперативников достались, по-видимому, нападавшим. Удостоверения трёх других удалось изъять, приняв меры к тому, чтобы прочие члены экспедиции их не увидели. Сопровождавшим «Махаона» пограничникам разъяснено о недопустимости разглашения факта присутствия сотрудников ГПУ, в связи с чем с них взята надлежащая подписка…»

Второе донесение не было запечатано в конверт, хотя тоже носило штамп «Совершенно секретно» - впрочем, это относилось практически ко всем бумагам, попадавшим на этот стол.  В донесении сообщалось, что начальник Спецотдела ОГПУ Глеб Бокий в сопровождении порученца сегодня утром вылетел на самолёте в Ленинград; там он распорядился прицепить к пассажирскому поезду «Москва-Мурманск» спецвагон, на котором они оба уже вечером  покинули город.
Агранов посмотрел на часы. Три часа ночи - Бокий прибудет в Мурманск через два с половиной часа о два с половиной часа, если, конечно, не сойдёт где-нибудь по дороге. Скажем, подумал он, в той же Кандалакше.
Что ж, партия, очевидно, переходила в эндшпиль. Яков Саулович неплохо играл в шахматы, а потому нередко мыслил в соответствующих терминах. Строгие понятия, выработанные в этой игре за многие века, способствовали ясности мысли и помогали вычленять из происходящего ключевые моменты – чтобы точнее планировать собственные, неважно, ответные или упреждающие, действия.

- Значит, вы успели его допросить?
Для того, чтобы побеседовать наедине, нам с Еленой пришлось отойти от палаток шагов на двести. Барченко, перепуганный похищением Карася и несостоявшимся нападением, хотел было вообще запретить членам экспедиции покидать лагерь, вот и пришлось нам прогуливаться по берегу – так, чтобы оставаться на виду у часового-пограничника, и, вместе с тем, вне зоны действия его слуховых рецепторов. Ушей, проще говоря, а они у этих молодых парней, бдящих после вражьей вылазки на постах со всем своим комсомольским энтузиазмом, ох, какие чуткие…
- Допросом это назвать сложно… - Елена покачала головой. – Когда мы собирались возвратиться в лагерь – помнишь, я попросила тебя отправить Ефимыча за носилками?
Я кивнул. Предъявленное мной удостоверение с грозной четырёхбуквенной аббревиатурой возвело меня в глазах пограничников в ранг начальника нашей маленькой группы. И когда Елена шепнула мне, что неплохо бы раздобыть что-то поприличнее пары жердей и шинели для тяжело раненого Карася, я, недолго думая, отправил в лагерь старшину в сопровождении ещё одного бойца – носилок требовалось двое, чтобы доставить ещё и тело оперативника. Идти, если без сковывающей передвижение ноши, здесь было всего ничего, неполных три с половиной километра, и я рассчитывал что погранцы обернуться часа за полтора. А сам пока решил разжечь костерок - вскипятить чай в солдатском котелке и соорудить из имеющихся в вещмешке невеликих запасов пару-тройку бутербродов с тушёнкой. Котелком этим  я разжился ещё в Москве, во время подготовки к экспедиции; имея привычную форму «боба», он был спаян из красной меди и весь был  покрыт толстым слоем зелёной патине – отчистив её, я обнаружил на боковине крышки выдавленную в металле дату: «июнь 1913» и буквы – СОЗ. Сестрорецкий оружейный завод, ну, конечно…
Пока вода весело булькала в этом предмете военного антиквариата (в покинутом мной 2022-м иные любителе ПМВ отвалили бы за такой артефакт не меньше сорока тысяч рублей), Елена присела рядом с накрытым шинелью Карасём и стала тихо его о чём-то спрашивать. Я хотел присоединиться к беседе, но она сделала жест – «не мешай, мол», и я остался на своём месте, возле костерка. И вот, теперь пришло время удовлетворить своё законное любопытство.
- Поначалу Карась вообще не произнёс ни единой сколько-нибудь связной фразы.  - говорила Елена. – Он сильно страдал от боли, жар вызвал помутнение сознания, но я не хотела колоть морфий, хотя у меня и был с собой шприц и одна ампула – ведь тогда он вообще ничего не рассказал бы. В итоге я поняла, что обычными расспросами не добьюсь ничего, только время зря потеряю – и решила прибегнуть к гипнозу. 
- Так вы и это умеете? – удивился я. Елена усмехнулась.

- Я, если ты не заметил, вообще девочка способная. А в вашей коммуне у меня были отличные учителя - да и твоё присутствие, дорогой, не прошло бесследно. Не вдаваясь в подробности – я погрузила его в гипнотический транс по методу учителя Лао, и только тогда он начал говорить нормально.
- Вот уж не думал, что он и с вами занимается… - я всё не мог опомниться от этой новости: моя подруга и любовница, оказывается ещё и гипнозом владеет! – Не удивлюсь, мадам, что вы заодно научились читать мысли или, скажем, левитировать!
- Тогда бы меня не выпустили из Москвы, дорогой. – в её глазах плясали ехидные чёртики. – Ты будешь уже слушать, или и дальше станешь обижаться, что я посмела от тебя что-то скрыть?  Как ребёнок, честное слово…
- Буду. – обиженно (всё-таки обиженно!) буркнул я. Положительно, спорить с этой женщиной невозможно.
- Ну вот… - она враз сделалась серьёзной. – исходя из моего опыта, в состоянии транса он должен был пробыть около получаса, после чего, лишиться сознания надолго. Если помнишь, так оно в итоге и произошло.
Действительно, в какой-то момент Елена подозвала меня и продемонстрировала впавшего в беспамятство собеседника. Он так и не пришёл в себя – ни пока мы дожидались старшину с носилками, ни когда волокли его на себе в лагерь. Я даже начал опасаться, а не склеил ли Карась ласты, но нет – дыхание было ровным, руки тёплыми. В себя он пришёл лишь наутро, после лошадиных доз каких-то препаратов, вколотых экспедиционным врачом. К обеду на самолёте из Кандалакши прибыл военврач в сопровождении ассистента, нагруженного блестящими коробками и кожаными несессерами, полными медицинских инструментов самого зловещего вида - и они оба взялись за раненого всерьёз.
…Впрочем, сейчас речь не о том…
За эти полчаса, подаренные трансом и талантом Елены свет-Андреевны, Карась успел рассказать довольно много, прежде чем отрубился окончательно. Рассказанное почти целиком относилось к его работе с Барченко, точнее – к тому, что они на пару сумели выудить из той самой книги уже здесь, на Ловозере, в течение последней недели. Собственно, я и так догадывался, почему они целыми днями сидят вдвоём в палатке, выходя только для приёма пищи. И радовался, что меня отпустили на Сейдозеро, с Татьяной, а не заставили работать паранормальным усилителем - видимо, поиски места для установки «башни» (её части уже были доставлены из Питера по железной дороге и ждали своего часа в Кандалакше, в одном из станционных пакгаузов под крепкой охраной) начальник экспедиции счёл более важной задачей, нежели  копание в древнем фолианте.
Несмотря на усилия Елены, рассказ Карася изобиловал белыми пятнами – то ли он сам не понимал толком прочитанного, то ли для того, чтобы извлечь эти сведения из его памяти требовались дополнительные усилия. Ясно было одно: хочу я этого или нет, но теперь мне придётся  добраться каким-то образом до рабочих тетрадей Барченко, в которые он заносил все, что они с Карасём извлекли из древней страшной книги, ради обладания которой было пролито столько крови. Не самая приятная перспектива – но иного способа получить ясную картину того, что ждёт нас, когда Александр Васильевич учинит свой эксперимент, я не видел.
…Одно хорошо: на палатке начальника экспедиции нет замка, а значит отмычки (я на всякий случай прихватил их с собой, собираясь в эту экспедицию) мне, скорее всего, не понадобятся…

Отредактировано Ромей (16-12-2022 15:20:06)