II

Как известно всякому, хоть сколько-нибудь осведомлённому в морском деле, покраска на военном корабле (а "Таймыр", безусловно, был военным кораблём, хоть и относился к пограничному ведомству) никогда не начинается и никогда не заканчивается. Процесс этот перманентный, а ржавчина и солёная вода – слишком опасные враги корабельной стали, так что конец ему может положить только гибель корабля, неважно, в бою, от "неизбежных на море случайностей", или же по списании на иголки.  Вот и сейчас матрос второй статьи Григорий Сушков возил кистью по очищенному от облупившейся старой краски фальшборту широкой кистью. Прочие инструменты его труда – банка со свинцовым суриком и ещё одна кисть  - лежали тут же, на палубе, на подстеленной ветошке. Видно было, что работал он старательно – на веснушчатой физиономии то тут, то там красовались красно-коричневые пятна, не имеющие отношения к природной пигментации Гришкиной кожи.
Рядом, на чугунном кнехте устроился трюмный машинист «Таймыра». Он сменился с вахты полчаса назад и решил проветриться на полубаке после духоты машинного отделения, с которой не справлялись никакие вентиляторы.
После рейса на Шпицберген «Таймыр», не заходя в Мурманск, следовал в Белое море и дальше, в Архангельск – там следовало высадить сменившихся вахтёров, после чего – ледокол встанет в док на переборку машин и замену пера руля.
Гришка пристроил кисть на банку с краской, встал и потянулся, разминая затёкшие от длительного сидения на корточках ноги.
- Слышь, Мироныч, а ты на этом мысе Чёрный бывал когда-нибудь?
- А чего я там не видал? - отозвался машинист. – Проходили мимо много раз, сейчас уж и не упомню сколько, а чтобы высадиться да побывать – на кой оно?
Матрос оглядел фронт работ. До обеда, кровь из носу, нужно управиться. Боцман обязательно придёт проверить, и если заметит огрехи – будет худо.
..Но – имеет же он право отдохнуть хоть самую малость?  В конце концов, до обеда ещё полтора часа, и никуда этот фальшборт не убежит…»
- А чего ж мы сейчас туда идём? – поинтересовался Гришка.
- Так радио с тамошней метеостанции поймали. –ответил Мироныч.  Он, перед тем, как отправиться на полубак, успел перекинуться порой фраз с судовым  радистом, и теперь с удовольствием демонстрировал молодому свою осведомлённость. - Что-то там случилось, а что – разобрать не смогли, потому как помехи в эфире какие-то особенно зловредные, пёс их знает....  А потом они вовсе замолчали и отвечать перестали - вот с нами из Архангельска связались, велели зайти, выяснить, что и как. Может, им помощь нужна?.
- Ну, раз помощь – тогда конечно… - согласился Гришка, почуявший, что наклёвывается тема для очередного героического отчёта в родную деревню. - А идти-то далеко?
- Не… - машинист помотал головой. Сейчас мы аккурат насупротив маяка острова Большой Олений – «на траверзе» это называется, учись, салажня! Отсюдова, значит, до мыса Чёрный ещё верст шестьдесят винтить, с гаком. Машина у нас исправна, уголь хороший, восемь с половиной узлов на лаге, как одна копеечка - к  седьмой склянке будем.
Текущее время на «Таймыре» отсчитывали, как и на всяком военном корабле  - ударами колокола, называемыми «склянками». Отсчёт вёлся с ноля часов тридцати минут пополуночи, и каждые полчаса отмечались ударом в небольшой бронзовый колокол, называемый «рындой». Семь склянок, тким образом, соответствовали половине пятого утра.
- Погода бы не испортилась … - Матрос с беспокойством посмотрел на вдаль. На горизонте действительно копились тёмно-серые дождевые тучи.
Не… - механик покачал головой. – Конец мая, сильных штормов не бывает. Покачает, разве слегка, ну так это дело обычное. А как придём на место – укроемся за мысом Чёрный от ветра, там удобная бухта имеется.
- Ну, раз так, тогда ничего! – матрос снова взялся за кисть и принялся возить ею туда-сюда с удвоенным рвением. Энтузиазм его имел простое объяснение – на полубаке, видимости собеседников, возник боцман, а попадаться ему на глаза за праздными разговорами вместо порученного ответственного дела Гришке никак не хотелось. Мироныч что, ему боцман не начальство, а вот собственный загривок жаль – боцман вполне мог сгоряча и подзатыльником попотчевать. Как следствие брызги кирпично-красного сурика летели из под жёсткой щетины кисти во все стороны, и едва не угодили на робу Мироныча. Впрочем, на этой детали гардероба было такое количество машинного масла и угольной пыли, что ей вряд ли могло что-нибудь повредить.
Тем не менее, Мироныч не оставил этот факт без внимания.
Ты, салага, кисть целиком в краску-то не макай! – посоветовал он. – Ты прежде ею в борт потычь, чтобы получилась бобышечка. А енту бобышечку уже в сурик и окунай. А ежели всю кисть, то потёки получаются  и  разбрызгиваешь зазря, сплошной перевод народного добра выходит, а это непорядок.  Вот и рожа вся в краске  - и так-то ты конопатый, а будешь и вовсе весь рыжий, хоть на буёк задницей втыкай для заметности!
И осклабился во все свои коричневые от табака зубы, демонстрируя довольство незамысловатой шуткой.
Гришка ухмыльнулся в ответ, проводил взглядом боцмана (убрался-таки, дракон!), ткнул кистью в борт  и окунул получившуюся «бобышечку» в банку с суриком.

Отредактировано Ромей (21-12-2022 21:18:52)

На этот раз Яша даже не пытался вмешиваться или хоть как-то дать знать альтер эго о своём присутствии. Крошечная заминка, секундное помутнение сознания, обязательные спутники любого флэшбэка, и цель выскользнет из перекрестий прицела, очередь уйдёт "в молоко". А ведь патронов так чертовски мало – Давыдов торопливо расстреливает вторую пару дисков к ДА из шести штук имеющихся у него в наличии. По штату дисков  должно быть по дюжине на ствол, то есть двадцать четыре штуки, но ведь авиаторы не собирались ни с кем воевать. Они даже не планировали упражняться в стрельбе по мишеням - этим буксируемым парусиновым конусам,  или что там у них?..
Оставалось только следить за происходящим, не имея возможности даже затаить дыхание, поскольку вдохами и выдохами управлял тоже не он. И молиться– чего с ним давно не случалось, ведь Яша ещё в самом начале своей карьеры революционера и террориста  отрёкся от всех и всяческих богов. Но на войне, как известно, атеистов не бывает,  пусть лично ему не прилетел бы в грудь раскалённый свинец из британского «Льюиса», и не он захлебнулся бы в воде, пытаясь выбраться из разбитого гидроплана – слишком многое стояло сейчас на карте. И слишком много он сам терял со смертью своего «контрагента» там, в тысяча девятьсот тридцатом.
Первую пару дисков Давыдов-Симагин расстрелял практически впустую – никак не мог приспособиться брать упреждение, учитывая скорости обоих самолётов, и неприятельского и своего. Со вторым пошло лучше, хотя он и прищемил палец, меняя диски – всё же, упражнения на стрельбище это далеко не то же самое, что реальный бой! К тому моменту пилот ТБ-1 (он летел ведущим, а за ним, «в кильватер» пристроился «Юнкерс») нащупал выигрышную тактику. Пользуясь некоторым преимуществом в скорости, он описывал перед носом выводка летающих лодок дуги с превышением по высоте в полсотни метров. Это напоминало тактику линейного броненосного флота, разве что с небольшой поправкой на трёхмерность боя – оба самолёта поливали неприятеля шквалом свинца изо всех своих стволов, тогда как англичане могли отвечать им только из носовых огневых точек. Раз или два островитяне попытались вывернуться, выполнив все вместе поворот почти на девяносто градусов, но наши оказались начеку – туполевский бомбовоз и следующий за ним «немец»  заложили крутой вираж в противоположную сторону, и стали охватывать неприятеля уже с хвоста. Единственная же попытка рассыпаться и навязать неприятелю «собачью свалку» в старом добром истребительном стиле закончилась тем, что более быстрые русские попросту разорвали дистанцию, после чего едва не взяли в циркуляцию один из «Саутгемптонов».
Англичане шли строем клина и маневрировали, демонстрируя редкую синхронность, что говорило об уровне мастерства пилотов – высочайшем, как и многое другое в Королевском Флоте и воздушных силах. Но летающие лодки – это вам не вёрткие, кусачие истребители, способные кувыркаться в небе, и им приходилось ограничиваться плавными поворотами, а нехватка скорости никак не давала занять удобную позицию. Поэтому первые полторы-две минуты этого странного боя игра шла в одни ворота - русские стегали своих оппонентов очередями, почти не получая ответки, и лишь солидные габариты «Саутгемптонов» спасали их пока от серьёзных повреждений.
Всё это Яша пытался оценивать и как-то анализировать, а вот у его альтер эго времени на подобные глупости не было. Он всаживал в раздутые туши британских гидропланов очередь за очередью, стараясь поразить, в  первую очередь, моторы, кабину пилота и стрелков. Лампочки на панели связи лихорадочно мигали – лётчики пытались что-то передать стрелкам, но безуспешно – ни Давыдов, ни его напарник, не знали условного цветового кода. Да они, скорее всего, даже не замечали их, с головой захваченные убийственной игрой с английскими авиаторами.
Англичане, наконец, опомнились, и обмен «бортовыми залпами» разгорелся с новой силой, и теперь уже при полной взаимности сторон.  Очереди «Льюисов» и ДА пробивали дюралевые корпуса, вспарывали плоскости, но серьёзных повреждений, способных вывести гидропланы из строя, всё ещё не было. Но – рано или поздно кому-то из стрелков должно было повезти, верно?
На этот раз счастливчиком оказался один из англичан. «Юнкерс» клюнул носом, выровнялся, снова клюнул, и Яша (глазами Давыдова, конечно) увидел, как из левой мотогондолы вырываются дымные языки пламени. Тяги уцелевшего двигателя явно не хватало, чтобы удерживать машину на заданной высоте, и «Юнкерс» медленно стал снижаться. По счастью, до берега оставалось всего километра полтора,  и пилот ЮГ-1 решил не рисковать, до последней возможности удерживая подбитую машину в воздухе, а аккуратно притёр её к волнам, разом превратив свой самолёт в «сидячую утку». И хоть пулемёты двух верхних турелей продолжали огрызаться, положение было аховое: теперь уже англичане могли, кружась вокруг подбитого ЮГа, расстреливать его, словно в тире. В особенном таком тире, где стрелки летают по кругу, а мишень торчит в середине, словно приклеенная к одному месту…
Так оно, наверное, и случилось бы, если бы командир ТБ-1 оставил напарника и вышел из боя. Это было бы даже логично – Теперь англичан было трое против одного (один «Саутгемтон» ушёл в сторону мыса Собачий ещё в самом начале боя, волоча за собой дымный хвост) а стрелки ТБ-1 расстреливали последние пары дисков. Однако командир советского бомбардировщика принял другое решение: он развернул машину прямо на англичан, и те брызнули в разные стороны, решив, видимо, что сумасшедший русский намеревается идти на таран. 
Пулемёты на турели Давыдова-Симагина замолчали – практически одновременно со второй «спаркой», тоже выпустившей по неприятелю последние свои патроны. Оставалось только материть англичан – или попытаться отгонять их сигнальными ракетами, что и попытался проделать его напарник. В кокпите альтер эго имелась точно такая же ракетница, но к Яшиному удивлению, он отстегнул ремни, спрыгнул с сидения внутрь фюзеляжа и, схватив Егора за ногу, что-то заорал, пытаясь перекрыть рёв двигателей.
Флэшбэк оборвался – сразу, вдруг, словно кто-то неведомый, но очень коварный дождался самого интересного места и повернул рубильник. Теперь Яше оставалось только гадать, чем закончился воздушный бой, свидетелем которого он только что стал. Остался ли альтер эго в живых? Ранен ли? И, наконец,  что это он придумал такое, ради чего понадобилось лезть в кокпит к соседу и отрывать того от дела – совершенно, впрочем, бесполезного, потому как сбить сигнальной ракетой бомбардировщик случается, разве что, в северокорейских фильмах про войну, один из которых Яша недавно со скуки посмотрел в Интернете.

Отредактировано Ромей (21-12-2022 21:26:06)

Телефонных переговорных устройств в ТБ-1 не имелось от слова совсем. Лётчики, сидящие в открытой кабине, общались  в полёте по большей части жестами – рёв пары моторов справа и слева, а так же вой набегающего потока не оставляли шансов услышать друг друга, несмотря на то, что сидели они плечом к плечу. И уж конечно, не смог бы услышать меня Егор, до турели которого было не меньше метра.  Что касается лампочек, подключённых к сигнальной панели, то они обеспечивали связь только от пилотов к стрелкам. К тому же мы оба не знали цветового кода.
Имелось, правда, ещё одно чудо инженерной мысли эпохи паропанка -  резиновая переговорная трубка с латунными раструбами для ушей, закреплённая прямо в шлемофоне. Второй конец трубки следовало прикрутить к торчащему сбоку от сиденья штуцеру с накидной гайкой. С помощью такой акустической, с позволения сказать,  связи пилоты теоретически могли общаться со штурманом в носовой кабине. Соединяла «говорильная труба» и стрелков, то есть нас с Егором -  но до сих пор мы ни разу ею не воспользовались. Вот и попробую, потому как докричаться до него, чтобы изложить ему суть своего озарения всё равно не получится.
Пытаясь не обращать внимания на посвистывающие вокруг пули (кормовой стрелок англичан старался вовсю) я махнул рукой, привлекая внимание напарника, постучал себя по уху и потянулся к латунному раструбу на гофрированной резиновой трубке.
К моему удивлению, Егор меня услыхал. И с первого же раза понял, что я от него хочу – так что даже не пришлось прибегать к обычной в таких случаях экспрессивной лексике. А может, архаический переговорник тут вовсе ни при чём, и сработали некие телепатические эманации, внезапно открывшиеся у обоих перед лицом смертельной угрозы?
Дзан-н-н!
Дзан-н-н!
Дзан-н-н!
Очередь угодила в мою турель, покалечив казённик правого ДА. Я инстинктивно втянул голову в плечи и не отрываясь, смотрел, как егор сосредотачивается, вытягивает руки в сторону «Саутгемптона, и…
Время и пространство будто застыли, залитые невидимой тягучей массой. Я, словно в замедленном просмотре на мониторе видел, как под верхней плоскостью летающей лодки вспухает огненный шар – вспухает, лопается, и пламя охватывает крыло вместе с двигателем и заднюю часть фюзеляжа. Машина медленно, как-то даже лениво валится на крыло, переворачивается, боком ударяется о воду, и кувыркается по волнам, теряя плоскости, оперение, куски обшивки. Потом ещё один удар, и я, холодея от ужаса, увидел, как из переломившегося надвое фюзеляжа полетели человеческие фигурки с раскинутыми руками и ногами, отчего они сделались похожими на каких-то лягушек, которых малолетний сорванец со смехом швыряет в воду…
ТБ-1 рыскнул вправо – пилот, разумеется, ничего не понявший, вознамерился рассмотреть поближе место падение британского гидроплана. Но тут фюзеляж загудел от новой порции попаданий, и я увидел, как штурман, привстав за турелью, машет рукой, указывая  влево. Я обернулся на нас, мигая огненной точкой носового пулемёта, шли ещё два «Саутгемптона». Англичане торопились отомстить за погибшего лидера.
Сосредоточиться для того, чтобы воспламенить бензин в топливном баке одной из летающих лодок Егор уже не успевал, а может, был вымотан предыдущим своим трюком. А потому  - сделал то, на что ещё хватало его истощённой ауры – швырнул навстречу стремительно приближающимся машинам целую горсть крошечных файерболов – даже и не огненных шариков, а так, крупных, ярких  искр. Но видимо нервы у англичан сдали – они синхронно отвернули от того, что оба сочли пучком трассирующих пуль, но почему-то не в стороны, а наоборот, навстречу друг другу.
Увы, на этот раз гулящая девка Фортуна  отвернулась от Королевских Воздушных Сил.  Один из «Саутгемптонов шёл чуть выше второго, и самолёты имели все шансы разойтись – хоть и впритирку, едва не цепляя хвостовым оперением одного за редан другого. Но… следующая порция «искр» заставила одного из пилотов резко, с сильным креном вильнуть в сторону, и опустившаяся пара плоскостей с разгона рубанула второй гидроплан поперёк фюзеляжа. Оба «Саутгемптона на миг замерли в воздухе  - только для того, чтобы спутанной грудой плоскостей, фюзеляжей и хвостовых оперений рухнуть в стылую майскую воду Ловозера.

Отредактировано Ромей (22-12-2022 17:47:22)

Стрелки в ТБ-1 сидят в двух кокпитах, один за другим. Докричаться он до него не смог, потому след вниз и подошёл. А дальше - вернулся на своё место и уже машет рукой.
там же всё написано, разве нет?