Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
VIII
Самолёт с Бокием и Блюмкиным на борту приводнился прямо на Сейдозере, чтобы не терять времени на пешие переходы от базового лагеря до «рабочего», как члены экспедиции называли теперь между собой лабораторный барак и окружающие его палатки возле скалы со «стариком Куйвой». Задержка всё же случилась – примерно на сутки, в течение которых прибывшему начальству поставили отдельный командирский шатёр, продемонстрировали аппаратуру решётчатую башню - фоне каменной стены со хтоническим угольно-чёрным силуэтом высотой с Исаакиевский собор она выглядела не такой уж большой. Начальник Спецотдела выразил желание подняться на верхнюю площадку сооружения по узкой винтовой лестнице – и примерно четверть часа обозревал оттуда окрестности, выслушивая пояснения сопровождавшего его Барченко по поводу предстоящего эксперимента. После чего они отужинали в штабной палатке в обществе Гоппиуса, и Бокий отправился к себе – судя по потрёпанному виду и тёмными кругами под глазами, последние несколько суток дались ему нелегко. Мы с Еленой весь вечер наблюдали за этими перемещениями, сменяя друг друга – и успели заметить, что Блюмкина и прибывших вместе с ним врача и фельдшера разместили в палатке рядом с шатром Бокия. К нашему удивлению, ни возле этой палатки, ни возле апартаментов чекиста охраны не выставили. Видимо, в этом медвежьем углу, в окружении учёных и пограничников, Бокий полагал себя в полной безопасности.
Что ж, скоро ему придётся об этом пожалеть.
- Что, прямо так взял и вызвал к себе? – спросил я.
Елена пожала плечами.
Не забывай, я являюсь сотрудницей ОГПУ, даже корочки имеются. И не внештатной, между прочим, как некоторые!
Тут уж я не смог удержаться.
- Значит, товарищу Бокию срочно понадобилась помощь психолога? А что, самое оно! Снять нервное напряжение в общество красивой, незакомплексованной женщи… ой!
- Ещё услышу подобные пошлости – не так взвоешь! – посулила она. – К твоему сведению, я всё ещё считаюсь осведомителем, приставленным к Барченко для тайного наблюдения за его проектом. Вот Бокий и решил расспросить меня лично. Для полноты впечатлений, так сказать…
- А я думал, это он тебя ко мне приставил, чтобы наблюдать за моей загадочной особой. А заодно – Агранов, чтобы наблюдать за затеями самого Бокия. Ты, дорогая моя, сама-то ещё не запуталась в этих раскладах?
- Не дождёшься. – она продемонстрировала типичную улыбку роковой женщины. – но, Барченко, конечно, знает, что я шпионю за ним. Но это уже не имеет значения, так ведь?
- Что верно, то верно. – согласился я. – Всё так или иначе, решится в ближайшие дни. Либо Бокий и его шайка встанут к стенке, либо они сначала успеют прихлопнуть нас. А потом всё равно встанут к стенке, потому как у Агранова у них достаточно компромата, чтобы разделаться с тремя членами коллегии ОГПУ, а заодно с несколькими командармами – или кто там сейчас Корк с Петерсоном?
- Петерсон – не помню, кажется, дивизионный интендант, а Корк комкор. Командарм – слишком даже для командующего войсками Московского округа, не говоря уж о каком-то там коменданте Кремля.
- Шутишь, да?
Я ухмыльнулся. Уж кого-кого, а кремлёвского коменданта никак не стоило называть «каким-то там». Бывший латышский стрелок, начальник «особого поезда» Льва Троцкого, участник разгрома Врангеля в любом случае, был фигурой, с которой стоит считаться.
– Впрочем, пёс с ними, у расстрельной стенки все равны, хоть комбриги, хоть комкоры, хоть даже маршалы. С Бокием-то что будем делать? Влезет ведь в самый неподходящий момент и поломает всю игру. Я-то рассчитывал пригрозить Гоппиусу стволом и перехватить управление установкой, как это сделал Блюмкин в его московской лаборатории...
- Да, Глеб Иванович – это тебе не Гоппиус, «Браунингом» его не запугаешь. – согласилась Елена. – Ну, ничего, у меня другое средство имеется, проверенное.
И продемонстрировала стеклянный пузырёк со знакомыми белыми шариками.
- Для верности – две штуки. Он проспит всю ночь и утро. Даже если его сумеют разбудить, дикая головная боль гарантирована, и вы с Марком сможете сработать без помех.
- А ты уверена, что Барченко не отложит опыт, если Бокий не появится в лаборатории?
- Скорее уж, Александр Васильевич сделает это, если вы двое опоздаете. Из кое-каких его оговорок я поняла, что он сам не рад присутствию Бокия и воспользуется любым поводом, чтобы обойтись без его опеки.
- Хм… пожалуй. – Я кивнул. - Гоппиус тоже дал понять, что не московского гостя ничего хорошего.
Пузырёк скрылся за отворотом рукава её блузки.
- В любом случае, счёт у вас пойдёт на минуты. Малейший срыв – и нам всем конец.
- Ну, это мы, как говорят в Одессе, будем поглядеть…
- Тогда я пошла?
Вопрос прозвучал самую чуточку по-детски – словно пятиклассница, сделав заданные уроки на завтра, просит позволения у мамы пойти поиграть с подружками.
- Иди, и за нас с Марком не беспокойся. Помни, твоё дело завтра - отвлекать Барченко, а уж мы сделаем всё, как надо.
И улыбнулся, стараясь выглядеть увереннее. Больше ведь её некому приободрить, так?
…Кто бы меня самого приободрил…
Утро началось рано, в половину шестого. Вряд ли многие в лагере крепко спали этой ночью – нервы у всех были на взводе в ожидании пробного пуска установки. Я вышел из палатки при полном параде, чего со мной не случалось ни разу за всё время экспедиции: выглаженная с вечера юнгштурмовка, коммунарский кепи с красной звёздочкой, шоферские бриджи с кожаными леями. На ногах - ботинки, к которым прилагаются жёсткие, негнущиеся краги – и то, и другое остатки былой роскоши, привезённые из Германии. На боку в деревянной коробке висел верный «Браунинг» - проходя по лагерю, я ловил на себе недоумённые взгляды. Ничего, друзья-товарищи, коллеги, переживёте. Имею полное право, как здесь принято говорить.
Марк с Татьяной дожидались меня возле барака-лаборатории, куда к половине седьмого утра подтягивалось всё население лагеря – Гоппиус ещё вчера объявил, что пробное включение установки состоится в восемь-тридцать, вот люди и торопились занять лучшие места, а пока – негромко переговаривались, делясь ожиданиями. Барченко пока не было. Елена тоже отсутствовала – ещё вчера мы договорились, что она с самого раннего утра постарается держаться возле начальника экспедиции. Ожидаемо не было Бокия – похоже, шарики всё же подействовали! Гоппиус же, похоже, вовсе не покидал на ночь лабораторию, устраняя последние огрехи.
. Мои друзья снарядились для решающего дня примерно так же, как и я - с той лишь разницей, что у девушки вместе форменных коммунарских полугалифе была юбка из тёмной шерсти, да «Кольты» свои они не стали нацеплять на ремни, а благоразумно рассовали по карманам, благо, размер позволял.
На правах доверенного помощника Гоппиуса я прошёл внутрь. В лаборатории, кроме Евгения Евгеньевича было ещё двое его ассистентов – судя по красным глазам, ни один из троих ночью не покидал лабораторию, а если и урвал часок-другой сна – то прямо здесь, на брошенном прямо на пол в углу матраце. Гоппиус недовольно уставился на мой «Браунинг», покачал головой и хотел что-то сказать – но в последний момент передумал и смолчал.
Здесь же оказался и Егор-пирокинетик – сидел на стуле у стеки. Физиономия у него была невыспавшаяся и явственно недовольная. Причина недовольства была тут же, рядом, на соседнем стуле – Шина Шевчук собственной персоной Выглядела она скверно – в каком-то бесформенном платье, всклокоченная, с неизменными чёрными кругами впалых глазниц. Остальные присутствующие в лаборатории, включая самого Гоппиуса то и дело бросали на ней взгляды – настороженные, тревожные, а то и просто испуганные, - и отводили глаза. Похоже, здесь Нине тоже не рады… как, впрочем, везде и всегда. Любопытно только, откуда Барченко её вытащил? Хотя - теперь это уже неважно.
Примерно полчаса я помогал «коллегам» - протирал шкалы, переставлял без особой необходимости с места на место стулья. Улучив момент, присел даже в знаменитое кресло и едва удержался от того, чтобы примерить алюминиевую шапочку с проводами. Точная копия этого кресла стояла в углу, уже подключённая к оборудованию; по словам Гоппиуса это был резервный экземпляр, на случай выхода из строя основного.
Листок с тщательно переписанными настройками я спрятал в нагрудный карман. Параметры питания, положение многочисленных рычажков, тумблеров, реостатов, которые надлежало выставить, показания приборов, соответствующие финальным настройкам… Если я напортачу, ошибусь в одной-единственной мелочи – мне, моему сознанию, скорее всего, кирдык.
…нет, нельзя об этом думать. Инженер я, в конце концов, или где? Своими руками собрал в двадцать первом веке такую же установку – и, между прочим, заставил её работать!..
Гомон, доносящийся с улицы, стал громче. Я вышел наружу – через толпу, подобно океанскому лайнеру, расталкивающему скопившуюся в порту в водоплавающую мелочь, всякие там яхты, буксиры и баркасы, двигался Барченко. В кильватере у него шла Елена, а за ней – «дядя Яша» собственной персоной, поддерживаемый под локоток дюжим фельдшером. Я пригляделся – руки у него были стянуты ремнём, глаза – перепуганные, жалкие, умоляющие. Увидав меня, он вздрогнул и тут же отвёл взгляд. Опознал своё собственное тело? Вряд ли, не в том он сейчас состоянии.
…Ничего, парень, потерпи. Это скоро кончится, и ты снова станешь Алёшей Давыдовым шестнадцати с небольшим лет от роду. Если повезёт, конечно – и тебе, и всем нам…
Я встретился глазами с Еленой – и она чуть заметно качнула готовой в ту сторону, где метрах в двухстах от лаборатории стояли жилые палатки, и среди них – палатка Бокия. Я кивнул в ответ, сделал знак Марку с Татьяной, и мы вдвоём стали выбираться из толпы.
Я опасался, что полог окажется зашнурованным изнутри, и придётся резать завязки, озираясь, не видит ли кто столь наглого вторжения в обитель высокого чекистского начальства. Но – обошлось; оставив Татьяну стоять на стрёме, мы беспрепятственно проникли внутрь.
Большой армейский шатёр, предназначенный для размещения штабных служб, был внутри разделён примерно брезентовой перегородкой. Здесь мы на несколько секунд задержались – извлекли из карманов заранее позаимствованные у Елены шёлковые чулки (надо было видеть выражение её лица, когда я обратился с этой просьбой!) и многократно отрепетированными движениями натянули на головы. Я извлёк из коробки «Браунинг» - Яша уже сжимал свой пистолетик в кулаке – и я стволом пистолета отодвинул в сторону полог, отделяющий предбанник от личных апартаментов начальника Спецотдела ОГПУ.
Мы вошли внутрь; Бокий сидел, уронив голову на скрещенные руки, за раскладным походным столом – похоже, он и проспал так всю ночь, срубленный лошадиной дозой снотворного, содержащегося в белых шариках. Кожаная большая кобура с «Маузером» висела тут же, на спинке стула, но владелец не сделал попытки к ней потянуться – да что там, он вообще не шевелился, только всхрапывал, и крупно вздрагивал всем телом. Когда мы вязали ему руки заранее приготовленным куском провода в гуттаперчевой изоляции, он сделал попытку прийти в себя – продрал глаза, уставился на нас мутным взглядом – и вдруг громко икнул. На этом диалог и закончился, потому что я ударил его рукояткой «Браунинга» правее макушки, вполсилы, с расчетом кратковременного рауша - в точности по заветам старшего лейтенанта Таманцева из «Августа 44-го».
Я стащил с головы Еленин чулок и вложил «Браунинг» в коробку, оставив, на всякий случай, крышку незащёлкнутой. Потом снял со спинки стула ремень Бокия с висящей на нём кобурой и извлёк пистолет. Это оказался модифицированный «Маузер», отличающийся от своего предшественника лишь немного укороченным стволом. Такие пистолеты, получившие жаргонное название «Маузер-боло», выпускались в Германии на заводе «Маузерверке» по заказу Советской России и, в отличие от знаменитой модели С96 не комплектовались деревянной кобурой-прикладом. "Маузеры-боло" поступали, по большей части, в ОГПУ, где доставались сотрудникам выше среднего ранга, частенько – в качестве наградных. Как, например, этот конкретный экземпляр - слева на плоской коробке магазина имелась серебряная табличка со впаянным в неё бронзовым мечом на фоне лаврового венка и латинской цифры «»десять, а так же витиеватой гравировкой: «Т. Бокию Г.И. за беспощадную борьбу с контр-революцией от Коллегии В.Ч.К. – О.Г.П.У.»
Орудуя затвором, я выбросил из магазина все десять патронов. Теперь надо было что-то сделать с самим пистолетом – если разобрать его и рассовать по разным углам шатра то Бокий при всём желании не сможет восстановить оружие достаточно быстро.
- Валим отсюда, скорее! – Марк тоже избавился от чулка и теперь запихивал в карман галифе свой «бэби-кольт». - Нас, наверное, уже ищут. Как бы Барченко не распсиховался и кипиш не поднял…
- Ничего, успеем. – отозвался я.- Пока он Гоппиуса расспросит на предмет готовности оборудования, полчаса пройдёт, не меньше.
Марк, тем не менее, прав, времени возиться с разборкой нет. Я быстро огляделся и подсунул «Маузер» под стоящий в углу ящик. Неподвижное тело Бокия мы запихнули под походную койку, слегка задекорировав получившийся тайник свесившимся с койки одеялом – если войдут то, по крайней мере, лежащий не сразу бросится в глаза. Впрочем, входить-то как раз некому – население лагеря, за исключением двух постовых-пограничников (один у начала тропы, ведущей к перевалу, другой – возле пирса с «Юнкерсом») скопилось возле барака-лаборатории.
- Слушай, я хотел спросить: - заговорил Марк вдруг Марк. Мы уже вышли из «покоев» начальника Спецотдела и я немного отодвинул полог, проверяя, нет ли кого снаружи, в опасной близости к шатру. - Зачем понадобилось прятать лица чулками этими идиотскими? Он всё равно видел, как мы одеты, и теперь опознает без проблем!
Я хмыкнул.
- Да чего он видел-то? Небось, в себя прийти не успел, так и не понял, что происходит! Или решил, что это за ним эти самые зомби… мертвяки то есть явились. И вообще – не парься, а? Если всё пройдёт как надо – он уже не будет представлять для нас опасности.
- А если не пройдёт?
- Тогда нам будет уже на всё наплевать.
- Прошу вас, барышня… - пророкотал Барченко. То ли от волнения, то ли от крайней усталости – насколько мне было известно, он не спал, по крайней мере, две последние ночи – голос Барченко звучал ниже обычного. Нина, чья кожа в тусклом свете электрических лампочек выглядело мертвенно-бледной с зеленоватым оттенком, а чёрные круги вокруг глаз занимали, казалось, половину лица, создавая жутковатое впечатление только что выкопанного из могилы трупа, послушно опустилась на лабораторное кресло.
- Почему именно Шевчук, Александр Васильевич? – спросил Гоппиус. По-моему, его трясло. – Я полагал… я, кажется, докладывал, что наилучшие показатели в плане концентрации энергии демонстрирует Давыдов?
Это была чистая правда: в течение недели Евгений Евгеньевич собирал будущих «доноров» (его собственное выражение!) в лаборатории – группами по два, три человека, а то и всех шестерых – и тщательно замерял уровни нейроэнергетического потока. А поскольку я, на правах доверенного помощника, помогал ему обрабатывать и фиксировать данные, то знал, что самые оптимистические показатели он получил, когда в кресле находилась именно моя скромная персона. По замыслу Гоппиуса я должен был сконцентрировать на себе нейроэнергию всей шестёрки, а дальше за дело возьмётся установка. Приборы обработают и промодулируют поток и с помощью башни (так и хотелось ввернуть – «башни-излучателя»!) направят его в заранее выбранную точку скальной стены, располагающуюся точно над найденной Татьяной каменистой осыпью – той самой, на которую так бурно реагировал в своё время Алкаш. Сейчас пёс дожидался девушку за дверьми лаборатории и, судя по то и дело доносящемуся снаружи тревожному тявканью, изрядно волновался. Впрочем, как и все остальные.
- Я помню, Евгений Евгеньевич. – ответил Барченко. – И собирался последовать вашим рекомендациям, но тут открылись некоторые обстоятельства. Дело в том, что мне удалось, наконец, правильно истолковать одну место в Книге Порога, над которым мы работали с Карасём, когда он пропал. И помог мне, представьте, вот этот господин – у него, оказывается, тоже имеются соответствующие способности, хотя и не так ярко выраженные!
- Но мы сначала должны хорошенько изучить её нейроэнергетическую ауру… – Гоппиус смотрел на своего патрона поверх очков, отчего взгляд его сделался беспомощным. – Нельзя же вот так, с ходу, похерить все результаты исследований!
- Можно! – рыкнул Барченко. – Указания, содержащиеся в Книге, не допускают иного толкования. Проводником потока энергии должен быть человек именно с такими, как у Шевчук, способностями! Нам невероятно повезло, что она попала в группу – иначе все усилия пропали бы даром, а мы так и не поняли бы, в чём ошиблись.
- И давно вы это выяснили? – спросил Гоппиус. Он уже сдался под неистовым напором своего шефа, но дотошность исследователя всё же требовала прояснить кое-какие детали.
- Буквально вчера, Евгений Евгеньевич. Простите, не смог поставить вас в известность, вы были заняты калибровкой аппаратуры. И если бы не мистер Кроули…
Как же, занять он был – ухмыльнулся про себя я. – Барченко просто знал, что Гоппиус упрётся рогом, и ему до смерти не хотелось устраивать склоку. Другое дело – сейчас, когда всё готово и отступать уже поздно.
- В этом гримуаре – потому что, джентльмены, ваша Книга Порога ни что иное, как гримуар, то есть книга, содержащая магические процедуры и колдовские заклинания для вызова духов или демонов – говорится, что гиперборейцы, запирая на долгие тысячелетия Порог, использовали несколько иной вид нейротической энергии… - снисходительно пояснил оккультист. Он говорил, по-английски, но и Барченко, и Гоппиус (не говоря уж о Елене и Мраке) прекрасно всё понимали.
- …я бы рискнул даже назвать её некротической – так что, при всём уважении, господа жидовские комиссары, вы сейчас готовитесь открыть врата в преисподнюю!
И Кроули, надменно вздёрнув подбородок, посмотрел на Гоппиуса, а потом на Марка – характерная внешность этих двоих не оставляла сомнений в их происхождении.
- Можно, я его прямо сейчас пристрелю? - шёпотом спросил Марк. Он стоял рядом со мной, держа руку в кармане галифе - и я знал, что пальцы его сжимают сейчас рукоять «Кольта».
- Остынь. Успеется.
А ведь он может, подумал я. Кроули – отъявленный нацист, а Марку из моих рассказов кое-что известно о грядущем Холокосте. Хотя, нельзя не признать, что Кроули вот именно сейчас в чём-то прав – мы все, собравшиеся здесь, сейчас готовы открыть именно что врата ада – хотя далеко не все это понимают.
…Но ведь незнание не освобождает от ответственности, не так ли?..
- Ладно, хватит дискуссий! – Барченко громко откашлялся и повернулся к нам. - Прошу вас, товарищи, подойдите к Шевчук и станьте полукругом, как можно ближе. Лучше всего взяться за руки.
Я сделал шаг вперёд и стиснул пальцы Марка. В другую ладонь мне впились острые наманикюренные коготки Елены.
- И вы, мистер Кроули тоже, если не затруднит... – Барченко посмотрел на англичанина, замершего в шаге от кресла со скрещенными на груди руками. - Мы начинаем.
