II

Пять часов утра – пополуночи, как здесь принято говорить. Стрелки наручного «лонжина» замерли, словно приклеенные к  циферблату. Я лежу, закинув руки за голову и бездумно пялюсь  в потолок, смутно белеющий свежей извёсткой. Темнота, что в комнате, что на улице – хоть глаз, выколи, но мне не спится – несмотря на довольно бурно проведённую первую половину ночи. Ах, Елена Андреевна, вы и сюда, на «объект» не забыли прихватить кружевное бельё, шёлковые чулки и туфельки на немыслимых шпильках!
Накануне, после нашего прибытия, официальные мероприятия свелись к недолгой приветственной речи  Гоппиуса и  экскурсией по «объекту», после которой у каждого из нашей шестёрки осталось больше вопросов, чем ответов. По окончании экскурсии Гоппиус представил нам дам-психологинь, которым предстояло контролировать душевное состояние спецкурсантов, но тут особых сюрпризов не было, почти все «ангелы-хранительницы» работали с нами и раньше. Например, Елена Андреевна, как и раньше, была приставлена к моей особе. По этому случаю мы после ужина (кормили здесь на удивление прилично, как объяснил один из ассистентов – по неким загадочным «усиленным нарокмовским нормам») прогулялись вдвоём по территории «объекта» и закончили вечер у неё в комнате – и при этом отнюдь не ограничились чаем с вишнёвым вареньем…
В свою комнату я попал только к утру – прокрался, сняв башмаки, по коридору, неслышно открыл дверь и как был, в рубашке и шароварах, нырнул под одеяло. Егор-пирокинетик, назначенный мне в соседи по двухместному «номеру», что-то неразборчиво пробурчал во сне, перевернулся на другой бок и тоненько засвистел носом. Я выдохнул – ерунда, конечно, но не хотелось бы вот так, с ходу, спалиться – и принялся прямо под одеялом стаскивать с себя одежду. До подъёма, назначенного на семь утра (лишний час сна в отличие от строгого коммунарского распорядка!)  было ещё далеко, и имело смысл попытаться заснуть хотя бы на эти несколько часов - подступающий день обещал стать долгим и хлопотным.

К регулярным занятиям с инструкторами мы приступили сразу после завтрака. По сути, они мало отличались от того, чем мы занимались в «особом корпусе» - разве что, времени на это было отведено побольше, да инструктора спрашивали строже. Всю первую половину дня меня дёргали от одного спецкурсанта к другому на предмет «паранормальной поддержки» их усилий. Получалось не хуже, чем раньше, а кое у кого даже и лучше – например у Егора, который теперь не ограничился швырянием вульгарными файерболами. Подобно героине старого фантастического триллера «Воспламеняющая взглядом», снятого, если мне не изменяет мой склероз, по Стивену Кингу , он мог теперь зажигать на расстоянии разные предметы, причём навострился делать это весьма избирательно. Так, на первом же занятии Егор продемонстрировал воспламенение пороха в патроне, помещённом в магазин винтовки. Получилось весьма эффектно – небольшой взрыв разорвал магазинную коробку и расщепил ложу, приведя оружие в полнейшую негодность. Я рассматривал несчастную «мосинку», прикидывая, какой эффект это может произвести скажем, с тротиловой начинкой артиллерийского снаряда прямо в стволе орудия. Или ничего не получится – ведь тротил, как известно, не детонирует от воспламенения, тут нужен запал…
Я поинтересовался: на каком расстоянии он может проделывать такие штучки? Егор ответил, что пока пробовал самое большее, на полутора десятках шагов, но надеется путём упорных тренировок – и с моей, разумеется, помощью, – удвоить эту дистанцию. Инструктор добавил, что в дальнейшем у них запланированы опыты и с другими взрыво- и  огнеопасными объектами - например, с ёмкостью, заполненной керосином, ручными гранатами или снаряженной пулемётной лентой. Что ж, остаётся надеяться, что Егор (и я заодно с ним) не взлетит во время этих занимательных упражнений на воздух. Или сам не погорит синим пламенем. Кто их разберёт, этих пирокинетиков – вполне ведь может и увлечься…

Отредактировано Ромей (26-11-2022 13:51:32)

На лад дело, увы, не пошло. То ли Барченко с помощью Карася (в чём бы она ни заключалась) успел выжать интересующие его страницы досуха до моего появления, то ли там вообще не было ничего сколько-нибудь важного – но через четверть часа Митя побледнел ещё сильнее,  на лбу у него выступили крупные капли пота, а из правой  ноздри показалась и поползла вниз тёмно-красная капля. Она бы и капнула на древний пергамент, если бы я вовремя не подставил ладонь.  Честно говоря, сохранность фолианта мало меня беспокоила, но я не забыл, какую за него пришлось заплатить цену - в том числе и человеческой кровью.
На этом сеанс  ясновидения – или чем они тут занимались? – подошёл к концу. Барченко запер драгоценный том в сейф (я только сейчас обратил внимание, что дверь кабинета была обшита железным листом, а на окнах красовались неслабые такие сварные решётки) и извлёк из-под груды бумаг, покрывающих письменный стол телефонный аппарат, и крутанув ручку, пробурчал в трубку  что-то, обращаясь, вероятно, к телефонистке. Я машинально взял это на заметку – значит, на «объекте» имеется своя телефонная сеть с коммутатором! Да, солидно подготовились товарищи красные оккультисты, весьма солидно…
Не прошло и пяти минут, как  в кабинет ввалился Гоппиус в сопровождении ассистента – вот, оказывается, кому «телефонировал» Барченко Мне было предложено посидеть в коридоре; ещё несколько минут спустя вслед за мной вышел ассистент, поддерживающий под локоть Карася, и направился вправо по коридору, где располагалась медчасть. Парень был по прежнему бледен, шёл пошатываясь,  на заплетающихся ногах, прижимая к носу испятнанный красным носовой платок.
- Давыдов? Ты сейчас занят?
Я обернулся. Гоппиус - стоит в дверях кабинета Барченко, протирает  своё любимое пенсне.
- Нет, Евгений Евгенич, свободен. Обед, правда, скоро…
- Ничего, успеешь. Пойдём, поможешь мне. И пальто захвати, надо будет пройти немного по улице.
Я хотел, было, сказать, что пальто захватывать не надо, поскольку оно и так на мне, но Гоппиус уже не слушал – повернулся и стремительно, на прямых, как у цапли ногах, зашагал к своему кабинету. Делать было нечего, и я послушно отправился следом.

Обещанная прогулка по свежему воздуху обернулась ещё одним визитом в бывшие конюшни.  Гоппиус навьючил меня здоровенной кипой папок и амбарных книг и, отперев одну из дверей в той части здания, где располагались лаборатории и кабинеты, велел заходить. Мы оказались в небольшой, лишённой окон, комнатушке, почти кладовке, где в течение четверти часа раскладывали по полкам принесённые документы. Гоппиус оказался изрядным педантом – он по нескольку раз заставлял меня перекладывать папки из одной стопки в другую и назад, расставляя их по какой-то только ему понятной системе. И когда он в очередной раз задумался, шевеля неслышно, губами, где бы пристроить какую-то особо важную папку – я увидел их.
В чём-то это напоминало флэшбэк – я словно на считанные секунды перенёсся в далёкий 1983-й год, а подвалы своей альма матер, где мне впервые попались на глаза ветхие амбарные книги с бледными надписями на обложке «лаборатория нейроэнергетики» и ещё более бледным штампом с грозным «хранить вечно». Только вот необъяснимые трюки,  которые привыкло откалывать моё заблудившееся во  времени сознание, были сейчас ни при чём -  просто амбарные книги были те самые, с теми же надписями и штампами на обложке, только не выцветшие от времени, не потерявшие изначальный цвет лиловых чернил, какие продаются в любой лавочке, торгующей канцелярскими принадлежностями.
Я покосился на Гоппиуса – он по-прежнему был увлечён своими мыслями и в мою сторону не смотрел. Тогда я осторожно, стараясь не издать ни звука, ни шороха, открыл амбарную книгу.
Да, это были те самые «лабораторные журналы» – знакомые схемы, графики, не раз читаные пометки на полях, сделанные химическим карандашом. В тот раз я сумел разобрать далеко не все, за девяносто с лишком лет многие выцвели до полной нечитабельности – но сейчас слова различались ясно, словно написанные не далее, чем вчера. А вот и схема экспериментальной установки, которую я собственноручно  воспроизвёл в подвале своей дачи под Тверью! А это…
- Так, вот эти папки сложите здесь, и смотрите, чтобы по алфавиту!  – выдал, наконец, решение Гоппиус. – Я торопливо захлопнул журнал и кинулся исполнять распоряжение, не забыв  незаметно, локтем, задвинуть заветную стопку  в дальний угол стеллажа. Надо будет рассмотреть их повнимательнее и, желательно не откладывая -  как говорил один из персонажей любимой с детства комедии, «куй железо, не отходя от кассы». Наведаться сюда лучше сегодня же ночью, – а то кто его знает, этого зануду в пенсне, куда он засунет их в следующий раз? Глотай потом пыль, перелопачивая заново все эти папки, которых тут на глаз никак не меньше четверти центнера.

Отредактировано Ромей (26-11-2022 21:50:50)

IV

Отмычка чуть слышно скрежетнула в замке. Раздался лёгкий щелчок и дверь подалась. Я досчитал до десяти и осторожно – очень осторожно! – потянул ручку на себя. Это уже третий… нет, даже четвёртый успешный взлом в моей карьере. Кабинет заведующего коммуной товарища Погожаева, где я заглянул в папку с собственным личным делом; потом – налёт на библиотеку с похищением списка коммунаров, допущенных к «спецфондам» - это громкое название носил ящик с фантастическими и мистическими книгами. Потом – Москва, проникновение в музей Кропоткина на предмет изъятия заначки, оставленной отцом Марка перед бегством из Совдепии. Верно говорят – лиха беда начало. Стоит только попробовать – и уже не остановишься…
Ещё днём, во время визита на «испытательную площадку», я успел приглядеться к здешней системе охраны. Прямо скажем, довольно халтурной – возможно, дело в том, что в здании ещё не смонтировали оборудование, привезённое из Москвы? Но тогда  - как же решился Гоппиус оставлять здесь на хранении важные документы? Штампы-то на амбарных книгах свежие, а значит режима секретности никто не отменял…
Ну да ладно, об этом пусть голова болит у начальника охраны «объекта», не потехи же ради он носит на петлицах  аж цельных две «шпалы», что соответствует общеармейскому заместителю комполка? Мне же подобное разгильдяйство на руку – я заприметил минимум, два подходящих лаза, кое-как заколоченных изнутри досками, через которые легко можно проникнуть внутрь, не привлекая внимания постовых у главного и бокового входов. Что и проделал примерно в два часа ночи, когда и спецкурсанты, и сотрудники «объекта» давно уже видели третий сон.
Нет, не все – пробираясь к бывшим конюшням я заметил светящиеся окна в «лабораторном» флигеле. Похоже, Барченко засиделся за той самой книгой допоздна и намерен провести так ещё не один час.  И пусть себе сидит - сегодня ночью у меня несколько иной интерес.
Комнатёнка, где Гоппиус устроил свой архив (на рабочий кабинет она никак не тянула) не имела окон, это я заметил ещё днём. Данный факт меня более, чем устраивал – я извлёк из-под пальто заранее прихваченный куски ветоши и тщательно заткнул ими щель под дверью. Может, это и была излишняя предосторожность, поскольку часовые несли охрану только снаружи здания - ну да бережёного бог бережёт. Лабораторные тетради лежали на том же самом месте, где я их оставил; пристроив на крошечный стол фонарь, я разложил их перед собой и погрузился в изучение. Времени у меня был целый вагон – до самого подъёма в семь утра. Можно было задержаться и подольше, в январе светает поздно – но я не хотел лишний раз привлекать внимание к своему отсутствию по ночам. Конечно, Егору-пирокинетику на это наплевать, но нарываться всё же не следовало.
Спросите – что мне вообще понадобилось в лабораторных журналах, которые я в своё время успел уже изучить от корки до корки? Так-то оно так, если бы не один незаметный пустячок: этим трём амбарным книгам вообще не следует здесь находиться! Их место – в подвальной лаборатории Гоппиуса в Москве, где они будут оставлены и замурованы вместе с прочим имуществом и документами на долгих пятьдесят с лишним лет.  Пока однажды проректор по хозчасти не подпишет распоряжение передать неиспользуемые подвальные помещения в распоряжение нашей кафедры, и трое студентов, отрабатывающих свои часты производственной практики, не расковыряют ломами подозрительную стену в самом дальнем закутке…
Или лабораторные журналы позже отвезут в Москву и вернут на их законное место?  Я быстро пролистал одну из амбарных книг. Так и есть: содержимое отличается от того, что я когда-то изучал. Вот, к примеру, записи о «внеплановом включении оборудования» - так обтекаемо Гоппиус назвал тот случай, когда усевшийся в экспериментальное кресло Яша Блюмкин под стволом своего «кольта» заставил учёного повернуть ручку рубильника. А вот – пространное описание возни с настройками опытной установки, последовавшей вслед за этим…
Не-е-ет, это «ж-ж-ж» точно неспроста. Не в первый раз я уже сталкиваюсь с проявлением сущностей, которых просто не могло существовать в оставленном мной времени – однако вот они, есть, и отмахнуться от этого факта уже не получится. Значит – параллельное пространство, новая «мировая линия», возникшая в тот момент, когда я включил свою установку, и с тех пор медленно, но неуклонно расходящаяся с «базовой»? Но ведь сознание «дяди Яши»   - если судить по тем обрывкам, которые я увидел во время флэшбэков -  оказалось в насквозь знакомом мне будущем, и я, как ни старался, не увидел разницы с его привычным обликом! Или эти отличия всё же есть, просто они не вписались в ограниченные рамки флэшбэков? Вопросы, вопросы… и ответы на них искать необходимо. Потому что, как иначе понять, в какое будущее я собираюсь возвращаться?

Я приготовился к тому, что придётся просидеть в гоппиусовском закутке несколько часов, но этого не понадобилось. Самое главное стало ясно буквально через четверть часа; прочие же детали, изложенные в «лабораторных журналах» сейчас меня не слишком интересовали. Установка работает, это ясно; учёному хватило ума зафиксировать прежние настройки, и при необходимости их можно без труда воспроизвести. Другое дело, что мне самому, без его помощи это не под силу, а значит, будем следовать старому мудрому правилу: решать проблемы по мере их возникновения. Я вернул амбарные книги на место, тщательно уничтожил все следы своего визита и на цыпочках вышел прочь. 
Снаружи было светлее, но лишь самую малость – жалкие крохи лунного света пробивались через узкие, длинные окошки, устроенные у самого потолка. Они не помешали мне обнаружить электрические отсветы, плясавшие по стенам и полу - словно за ближайшим углом кто-то шёл в мою сторону по коридору, светя себе под ноги карманным фонариком. У меня оставалось не больше полутора-двух секунд, чтобы избежать встречи, и я сумел ими воспользоваться. Метрах в пяти дальше по коридору стоял у стены пожарный стенд, узкий, крашеный в красный цвет,  с топором, лопатой, багром, парой вёдер и ящиком, полным песка. За ним-то я и укрылся, скючившись в три погибели – что, однако не мешало выглядывать одним глазом в коридор.
Незваный гость светил себе под ноги, слепя себя, и разглядеть что-то за пределами круга света от фонарика не могла. А вот я видел его неплохо – вернее, её, поскольку визитёр оказался женщиной. Я ясно разглядел стройную фигуру, которую не очень-то скрывало длинное, ниже колен, пальто, низко надвинутую шляпку и небольшой саквояж, который незнакомка несла, прижав к боку локтем. Однако, стоит ей сделать ещё два-три шага, и она окажется прямо передо мной – а потому облегчённо выдохнул, когда женщина остановилась возле двери, из которой я сам вышел минуту назад.
Свет фонарика превратился в маленькое пятно – гостья разглядывала замок. Потом послышался щелчок, шуршание  - видимо она открыла запертый на шарики-защёлки саквояж и принялась там копаться. Я ждал, затаив дыхание.  Незнакомка поставила саквояж на место, склонилась к замку – и я едва сдержал  нервный смешок, услыхав лёгкое металлическое поскрёбывание.
…Похоже, не я один здесь умею пользоваться отмычками…
Незваная гостья оказалась не так осторожна, как я. Она не притворила дверь плотно, оставив узкую щель, я несколько минут я имел возможность наблюдать отсветы её фонаря, падающие через эту щель на пол коридора. Они были то яркими, то едва заметными, и всё время перемещались – видимо, женщина шарила лучом по комнате. Потом мелькания прекратились – она поставила фонарь на полку и, судя по шуршанию и скрипам, принялась перекладывать с места на место папки с документами. Тогда я медленно досчитал до десяти и на цыпочках подкрался к двери.
Женщина стояла, повернувшись к двери боком. Пристроенный на боковом стеллаже карманный фонарик подсвечивал её сзади, превращая лицо в плоский профиль, вырезанный уличным умельцем из чёрной бумаги. Но и этого с избытком хватило,  чтобы я сразу и безошибочно её узнал – и едва успел прикусить язык, не дав вырваться многоэтажному ругательству.