**
¬– Света, и не проси! Я тебя и Катю балую и в разумных пределах ни в чем не отказываю, но не проси про это!
–Я знаю, папа, но ведь это совершенно не о желаниях девушек и не о нарядах! И даже не фортепиано! А всего лишь об информации! Может, даже ты об этом не знаешь совершенно ничего! А, значит, ничего разгласить из военных тайн не сможешь!
–Солнышко мое, когда я начинал служить в органах, то нам давали подписать такую вот бумагу, где сказано: «… хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе в ОГПУ и его органах и войсках, ни под каким видом не разглашать их и не делиться ими даже со своими близкими родственниками и друзьями. Если по увольнению из войск и органов ОГПУ я буду заниматься литературной или сценической деятельностью, обязуюсь ни в коем случае не разглашать прямым или косвенным путем в печати (периодической и непериодической), сценариях, литературе и т. п. диспутах …» И это было только началом! Дальше было про ответственность за разглашение сведений. А ты хочешь, чтобы я воплотил ужас, предписанный там, в жизнь?
–Папа, ну ведь не вечно секреты секретами будут! Вот недавно опубликовали книгу Спектора о его работе против Махно и махновцев! А ты говорил, что с ним был знаком!
–Ну да, был, и Марк Борисович мимо нашего строя походил и командовал: «Вольно»!  А потом читал нам лекцию по…А вот о чем-это уже секретно! Я даже готов поверить, что даже то, что я сказал- секретно! Нельзя про это рассказывать!
–Ну почему?!
–Я думал, что ты поймешь. И дело не в том, что нам товарищ Захаров ничего не рассказывал о своей молодости, а товарищ Лазуренко начал говорить, но быстро понял, что надо наступить на горло своей песне.
И с это позиции отец не сошел. Но Света поговорила с мамой, а та отца сдвинула с позиции отрицания. Жены могут многое. Но Вениамин Моисеевич сказал, что таки расскажет, но не обо всем, потому, если почувствует, что дело касается тайн его прежней службы, то их он не откроет. Света это правильно поняла.
Да, рассказать нужно было не дочке, а молодому человеку по ее протекции. Надо ли упомянуть, что у Светланы на молодого человека имелись кое-какие планы или это и так понятно? Ну, раз и так понятно, что были, значит, без уточнений. Молодого человека звали Анатолием, он заканчивал последний курс университета и собирался идти в аспиранты. Ему уже намекнули, что от него ждут публикаций по теме, причем еще до поступления в аспирантуру. И он трудился по их подготовке, до последнего месяца, когда первоначально стал плохо спать и сильно нервничать, а потом начал пытаться кое-что узнать из того, о чем раньше особо не беспокоился. Роман с Светланой уже существовал, но пока был вялотекущим. Правда, вялое течение происходило по вине Анатолия, который ссылался на загруженность подготовкой статей для публикации. Если бы дело заключалось в желаниях Светы, то она была готова и на куда более активную «жизненную позицию» в этом вопросе. Но Анатолий убедительно ссылался на учебную нагрузку и те самые статьи об интернационалистах гражданской войны и показывал Свете уже написанное. Она только вздыхала.
А вот тут ветер подул в ее паруса. Толя уже не ссылался на занятость своими писаниями и даже сказал, что ему не до статей! Света ощутила, что препятствие убрано, но она немного поспешила с этим выводом. Вместо стены в двух шагах от нее выросла другая, но уже в четырех шагах. Но она не теряла оптимизма.
Вообще Толя с детства интересовался историей, потом поступил в университет и рассчитывал заняться наукой, а не внедрять даты и периоды в головы ленивых школьников. Видя это, родственники полезли в закрома и выдали будущему светилу науки две довольно толстые тетради, оставшиеся от ныне покойного Шандора Ковача. В Первую Мировую он попал в русский плен, проникся коммунистическими идеями и прославился в Гражданскую войну. Возвращаться в Венгрию он не стал, справедливо полагая, что проживет очень недолго. Поэтому он женился на русской девушке и занялся чем-то не очень явным, чередуя это «не очень явное» с хозяйственной работой. На этой работе он окончательно подорвал здоровье и умер в 1936м году вроде бы от туберкулеза. Вот от него и осталась приличная библиотека, частично на иностранных языках. и две толстых тетради. Если честно, то была и третья, но до уборки в этом закутке подвала семейство еще не добралось. Анатолий полистал первую рукопись: там речь шла о гражданской войне и действиях венгерских интернационалистов в ней. Почерк у родственника был почти каллиграфический, хотя и очень мелкий. Поэтому читать можно было, хотя лучше\
через лупу, за исключением вставок на венгерском языке (ибо он понял, что на венгерском, но мог и ошибаться). Поэтому Анатолий рассчитывал, что откровения родственника-венгра послужат его научной карьере, может, даже станут основой для кандидатской. Если же на кафедре ему дадут другую тему- ну, публикации о венгерских интернационалистах тоже не помешают. Потому руки до тетради номер два дошли не сразу. Сначала Анатолий увидел, что она записана по большей части записями на русском языке (но не понял, что часть записей-на языках народов Востока, но записанных по-русски), вот только сразу ею серьезно заниматься не стал. Позднее глянул и оцепенел. Остановился, протер глаза–таки ему не кажется.
А где бы ему найти человека, что имел отношение к погранохране ОГПУ-НКВД? А, может, и глубже знающего дело, скажем, знакомого с трудами и идеями Глеба Бокия? И что такое Шамбала? Это такой географический объект или что-то другое?
__
Ответа пока не было, только некоторая головная боль в процессе чтения, хотя прочел вроде как и немного. Анатолий оторвался от чтения, выждал полчаса и вернулся к тетради снова. Ощущение повторилось. Головная боль была не очень сильной, похожей ,скорее, на такую при усталости, когда всю ночь или изрядную долю дня занят чем-то ,от которого нельзя оторваться вообще или надолго. Но нельзя же считать, что чтение одного-двух абзацев утомляет, как бессонная ночь? Анатолий решил сегодня больше не читать, потом подумал, что, может, дело в бумажной пыли? На нее может быть аллергия, а пыль имелась, из-за того, что края листов крошились. Потому герой задействовал пылесос «Буран» для сбора возможного вредоносного агента. Почистил тетрадку и отложил ее в сторону.
На следующее утро он вернулся к тетради. Сил хватило на две страницы, после чего пришлось спасаться. Анатолий съел таблетку анальгина, таблетку папаверина, протер виски одеколоном, выпил кофе- помогло слабо, потому он вышел из общежития и устроился в скверике, Ему стало немного легче и вскоре можно было сделать выводы, что за …хрень творится с ним. Вроде бы не аллергия, потому что дышать было нетяжело и нос не истекал …тем самым. Гипертония- для студента не актуальна. Но именно от чтения и болела голова, причем явно головная боль была сосудистого происхождения. Так сказал знакомый аспирант в телефонном разговоре. Можно, конечно, было счесть, что аспирант его не осматривал, значит, мог и того, заблуждаться (скажем именно так). Лечение помогло, и приступ к тетради был отложен на неопределенный срок, благо начался учебный год. Третья атака на тетрадь началась в начале сентября, и продвинулась аж на шесть страниц, И Анатолия терзали головная боль и желание читать дальше, ибо он заинтересовался, о чем повествуется на пожелтевших страницах. Удовольствия в головной боли совсем не было, но оставалась надежда, что организм как-то привыкнет и терпеть чтение можно будет. Может, даже вообще болеть перестанет.
Пока он мог сказать, что это не цельное произведение, не художественное и не научное. Он бы назвал это подобием рабочей тетради или дневника. Вот, скажем. думал автор текста о том, как можно использовать в разъяснительной работе с населением Азии понятий марксизма, слегка измененных им для лучшей адаптации и понятности неграмотным кочевникам. Для того он провел аналогии между учением Маркса и эпосом о Манасе, рассчитывая, что восстать кочевники могут охотнее, если им  разъяснить необходимость восстания  аналогиями из «Манаса». Вот автор для того изучил эпос кочевников и пришел к выводу, что нет, не получится. Разве что вызвать к себе добрые чувства, ведь если русский товарищ знаком с эпосом и умело пользуется в рассказе образами и цитатами из него, то отношение будет к нему получше? Закончилась эта мысль товарища, пошла следующая о ненужности   партмаксимума и необходимости его отменить. А вот этот отрывок вообще непонятен, буквы вроде русские, но записанное не воспринимается как текст на русском. Вот почему так? И тут Анатолий вспомнил, что многие языки народов СССР были вообще бесписьменные. А потом разработали для них письменность на основе кириллицы, потому текст на этом языке читать можно, а вот понимать-сложно. Возможно, тут так же.
Ему говорил знакомый, что не было до революции литературы и письменности на тувинском языке. Она была на монгольском языке, была на тибетском, но не на тувинском. Поэтому образованные люди знали монгольский язык и что-то даже записывали. И были многочисленные неграмотные, которые монгольской грамотой не владели. Потому иногда покупали газету на нем и хранили ее в сундуке. Потом у такого хозяина в гостях оказывался грамотный человек, его и просили прочесть. Гость брал газету и читал тексты о давно прошедших событиях и рассказывал хозяевам, что здесь вот говорится о событиях прошлого года, когда случилось то-то и ожидалось, что еще более тяжкое случится, но слава небесам, так не вышло. В итоге среди тувинцев грамотны были пара процентов населения, и то на монгольском языке И то явно из семей духовенства и феодалов. Но люди испытывали почтение к печатному слову, оттого и сохраняли газету, которую не могли прочесть. Но аналогичная ситуация  была и  другими языкми.
Ладно, будем считать дневником. Но вот отчего от чтения болит голова, но при этом хочется прочесть еще и еще? Причем это не обязательное чтение из программы. Можно и не терпеть боль, а отложить. Но-хочется! И снова-отчего болит голова при чтении? Не колдовская же формула работает: «Только те, кто преодолеют головную боль от чтения трети тетради, то есть достойные звания исследователя, получат доступ к сакральному знанию!»
Пока же он не решился читать далее, что можно понять о том, что написано в головоломном тексте? Пока есть мысли о том, что речь идет о разведке и -или контрразведке. А вот тут возникает вопрос о секретности и допускам к тайнам. Анатолий не знал деталей, написано ли в тетради нечто действительно секретное, но вполне допускал, что тетрадь у него изымут и еще и выговорят за то, что заглянул в нее, допуска не имея. Поэтому и хотел убедиться, что там написано действительно стоящее, прежде чем рисковать лишением тетради.
Поэтому он начал вспоминать, кого можно спросить о подобных предметах и желательно из не состоявших сейчас на службе. Получалось, что только бывшая соседка Светлана может помочь-ее отец вроде бы когда-то работал в органах. Да, так и оказалось. Ее отец некогда, еще до войны. в них служил, а потом, не то еще до войны, не то сразу после нее ушел в запас и стал работать в исполкоме. Анатолий рассчитывал на то, что ему все-таки кое-что расскажут. Пусть даже не все, но кое-что проясняющее. «Надежды юношей питаю», да,
Ему также могло помочь то, что Светлана «неровно дышала» к нему, отчего шансы немного повышались, пусть даже на какой-то процент, но Светлана и ее мама будущему аспиранту и тайностроителю помогли, уговорив Вениамина Моисеевича хоть что-то рассказать по теме. Вдруг он вообще попросит рассказать о несекретном, да и они интуитивно догадывались, что секретность сведений со временем утраивается, поэтому рассказ его о 397 полку, в котором он служил в 1941 году, уже неопасен, хотя, возможно, гриф секретности с действий и истории этого полка еще не снят.
Вениамин Моисеевич под давлением двух дорогих его сердцу дам согласился на встречу и рассказ, но предупредил, что сообщит только то, что можно.  Ну или то, рассказ о котором был менее вреден для дела. Ведь одной из категорий ограничения доступа к сведениям было «Не подлежит оглашению». Под эту категорию подходил и, скажем, план размещения в городе Среднереченске военных объектов. Один экземпляр его лежал в караульном помещении, чтобы им руководствовались караулы, чтобы они не путали, куда им идти -на склад изделий связи или артсклад.
Вот однажды старшина караульной команды вечером подал команду: «Приступить к чистке оружия!», но вскоре обнаружил красноармейца
Кучеренко, не выполняющего поданную команду, а, высунув язык от усердия, перерисовывающего какой-то план на чистый листок бумаги. Красноармеец Кучеренко, конечно, не был подарком для младших командиров, и даже один из них заявлял, что зря в Уставе Внутренней службе нет такого взыскания, как «Дать леща» вместо гауптвахты или   наряда вне очереди. Тогда бы Кучеренко и его духовные братья шевелились бы поактивнее, выполняя приказанное. Старшина подошел поближе к Степану Кучеренко, захотел рявкнуть на «тормоза перестройки», как сказали бы через полвека, но с удивлением, переходящим в ужас, обнаружил, что Степен перерисовывал именно эту схему размещения военных объектов городе.
А для кого? И что он с нею собирался делать (кому продать)? В итоге было около дух недель тряски для всей дивизии:  кто разрешил такой документ держать в караульном помещении .когда любой мог увидеть ему ненужное, проводили ли с красноармейцами занятия по сохранению военной тайны и пр. Мало-помалу стало ясно ,что Кучеренко не шпион , а просто долбоклюй, что план в караульном помещении  и прятать-то негде, что его ротный командир тоже не польский шпион, хотя и поляк по национальности, а просто жертва обстоятельств.
На ряд командиров у начальства образовалась оскомина и вырос зуб, и о том, что в Уставе нет взыскания «дать «леща» пожалели немного больше народу, чем до этого события…
А когда в Особом Отделе дивизии занялись ротным командиром Хворостецким, то, кроме анкетных данных ,что он поляк, имелось и то, что за шесть лет службы он наказан за несвоевременную сдачу топографических карт после маневров, за то, что его подчиненный потерял боевую винтовку, ну и вот про эту историю с планом.
Разумеется, его за это не посадили. Но внимание к себе он привлек и появилось ощущение: «А что еще у него за душой есть, кроме описанных случаев?  Не лежит ли в его душе, «как борона на грязи», какой-нибудь крокодил?»  И такие находились. Начальник штаба полка, что стоял в Среднереченске, оказался носящим совсем другую фамилию, а от первой якобы отказался, чтобы не быть мобилизованным в армию УНР, но так и остался при ней, хотя уже его туда никак не мобилизуешь. Но это еще полбеды, захотел гражданин   поменять фамилию и поменял, сейчас разрешение императоров на это не нужно. Но выяснилось, что начштаба приписал себе участие в партизанском отряде Туза, которого не было в природе, зато есть теперь в анкетах, и оттого прибавляется лишний год службы в РККА. Но это тоже не конец, бравый «партизан с другой фамилией» оказывается двойным агентом советской и польской разведки, причем на это он согласился с подачи разведуправления соседнего военного округа.
Так что крокодилы в темных водах отрастают до больших размеров. Самое интересное же случилось в областном центре, где бравый капитан Свиридов по наводке бывшей жены оказался сильно приукрасившим свою биографию. Он, оказывается, в Гражданскую воевал в белой армии и это скрыл. Но и это еще не конец, ведь выяснилось, что он не просто служил в белой армии, а добровольно участвовал в казни красногвардейцев и даже хвастался, что расстрелял не менее семи красногвардейцев! О прочих подвигах можно и не упоминать, одно это ставило замкомбата на край могилы, потому что в 13 части статьи мера наказания одна, она же и высшая. Так что привлекать к себе внимание нужно боевыми подвигами, а не темными деталями своей биографии. Не всем так везет, как одному человеку, что послужил генералом и в колчаковской армии, и в Красной.
Вениамин Моисеевич нынче особенно ничем занят не был, поскольку ушел на пенсию, мемуары писать еще не собрался, а цветы еще выращивать тоже не спешил. Но беседовать о своей работе в органах как-то не очень хотел. Вот если бы знакомый дочки расспрашивал об обороне Тираспольского УР или Одессы…. Так что у товарища Михновского, как и  у самого Анатолия, было двойственное чувство-и хотелось, и опасалось.
Анатолий договорился через Свету, что придет в субботу (университет обойдется без него), а также заявил, что цель визита его научная, потому готовить угощение не нужно. Это со вздохом приняли. Но пару букетов для обоих дам он захватил, что они оценили положительно (и это слабо сказано). Мама Светы была в курсе дочкиных желаний, и ее идеи насчет брака как вообще, так и с Анатолием в частности одобряла. Свете, конечно, еще надо доучиваться, но обе возможные бабушки могли помочь в случае наступления скорого академического отпуска.

Анатолия встретили, поблагодарили за цветы, положительно оценили, что он помыл руки, предложили посидеть за столом (традиции сильнее желаний молодых людей), а затем проводили в гостиную, где ждал Вениамин Моисеевич. После этого дамы покинули комнату, сославшись на разные дела.
Вениамин Моисеевич начал после взаимного представления гостя и хозяина с того, что он действительно служил в органах перед войной и кое-что может рассказать, но гость должен помнить, что сведения о работе органов ОГПУ и НКВД-это сведения не для всех, поэтому он должен учитывать, что  на многие вопросы  ответ будет такой: либо « Я с подобными вещами не встречался» , либо: «Рассказ об этом требует разрешения разных инстанций». Хотя времени прошло много, но, если раз еще не рассекречено, то и рассказывать об этом еще нельзя.
–Я об этом знаю, Вениамин Моисеевич, мне об этом работники архива говорили, что если фонд не рассекречен, то и все тут-пока не рассекретят, то доступа не будет. Можно даже лишиться доступа совершенно случайно. Хотя многие дела и фонды рассекречены, но лежат они, как прежде, в комнатах, куда доступ ограничен. Поэтому, если работник, в чьем попечении эти фонды, заболел или убыл в командировку, то к уже не секретным бумагам не допустят. Вот выйдет на работу сотрудница, так тогда и…А пока ждите.
–Бывает.
–Расскажите, пожалуйста, как вы попали в ОГПУ? Если снова это не секретно?
–Может, и секретно, только, раз уж я там служил и о том в анкетах писал, то говорить об этом можно. Я тогда уже прошел действительную службу и работал в типографии. Да, тогда в Красную Армию призывали не всех, кто достиг нужного возраста-армия была еще небольшой, где-то вдвое меньше возможной. Тем, кому места в рядах не хватило, оно находилось в территориальных частях, а то и вообще в тыловом ополчении. Так что служба в кадровой части –это была как бы привилегия. Да и красноармеец мог, отслужив, освоить специальность шофера или моториста, отчего его ценность для производства резко возрастала. Меня тогда пригласили в райком партии и предложили служить в ОГПУ.
Я задал вопрос, где именно предстоит служить, потому что знал, что есть городские отделы ГПУ, есть войска ОГПУ, есть также пограничная охрана, которая в ОГПУ входит. Мне ответили, что набор идет на курсы начальствующего состава, а вот что там дальше будет-они не знают. И в итоге оказалось, что это курсы начсостава ГУГБ, то есть госбезопасности. Закончил их я в городе Москве, потом была стажировка в Киеве, а потом меня направили в Камышню. Это был такой райцентр Харьковской области, район этот то упраздняли, то снова образовывали, там поработал довольно долго, потом меня в Среднереченск отправили на исправление, а потом из органов и уволили. После того я только недолго в 1941 году на фронте занимался дознанием, пока в полк не прислали штатного работника Особого Отдела. Особые Отделы в войсках занимались контрразведывательной работой. В ряде областей Особые Отделы дивизий входили в состав областных управлений НКВД. Вот один мой знакомый, Саша Грибель, числился то полковым оперуполномоченным Особого Отдела, то сотрудником 5 отдела Областного Управления. Но при этом часть дел по сотрудникам артсклада вел я как оперуполномоченный городского отдела НКВД, а часть он как полковой оперуполномоченный Особого Отдела дивизии. Хотя склады в состав дивизии не входили. Но народу не хватало, вот и работали по системе «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Хотя иногда сложно было из-за незнакомства с деталями. Вот, скажем, было обвинение одного труженика склада в том, что он нарушил распоряжение начальства и отправил снаряды с взрывателем КТ-1 в войска, несмотря на указание до особого распоряжения этого не делать. То есть невыполнение распоряжений Артуправления РККА. Может, за это только выговор, может, и пять суток гауптвахты. Как начальство решит. А смысл нарушения в том, что снаряды с этим взрывателем запрещено выдавать потому, что взрыватель этот может сработать при случайных толчках и ударах. Поэтому их не разрешено выдавать до переделки. Если же сейчас, до переделки, выдать снаряды в танковую бригаду для стрельб, то взрыватель может сработать при движении танка по ямам и буеракам, да и по некоторым дорогам тоже. Сработал от толчка, произошла детонация других, три покойника в экипаже и танк разве что на лом годен. А вот почему товарищ, зная это, так сделал, и разбираться надо– может, он заговорщик, может, злостный бездельник, может, просто дубина стоеросовая. Был тоже похожий случай, где сложно понять, отчего все. Другой сотрудник, хоть и Академию Связи закончивший, но тоже нарушивший предписание, что все радиостанции определенной марки должны быть настроены на большой радиус действия. А он приказал настроить на малый радиус действия, и это мастера склада сделали. То, что это нарушение инструкций- понятно. Для чего это он приказал-честно говоря, не помню, но приказал. И что от этого произошло?
Рация-то от настройки на малый радиус действия не испортится, но есть такая сложность. Для ее настройки на большой радиус нужно что-то вроде двух суток времени и радиотехники, что будут это делать. И получается, что если завтра война, то рации нужно перенастраивать, и либо отдавать в часть, где, может, таких спецов и нет, либо задерживать выдачу раций, пока их не настроят. А на войне люди болеют, склад могут обстрелять и прочие маленькие радости случатся. Итого пара авиаполков окажется без связи. Я тут могу попутать марку радиостанций и где они стоят, но ты понял, в чем суть деяний их.

Вениамин Моисеевич (откроем тайну) рассказывал много, но при этом уводил внимание Анатолия от многих вопросов по устройству и функционированию органов, маскируя их подробностью рассказа о дозволенном. Анатолий об этом потихоньку стал догадываться, но, поскольку о НКВД и ОГПУ имел крайне слабые и поверхностные знания, был совершенно не против подробностей. Кроме того, это позволяло увидеть работу не только как перечень успехов и провалов, а глянуть на нее с точки зрения человека, ее делающего (именно так он это определил). Вот, например, читает кто-то о постройке узкоколейке в Боярке из «Как закалялась сталь» и как это тяжело давалось. В то же время, описав это как рапорт о строительстве узкоколейной дороги длиной 7 верст, по которой потом возили дрова на лошадях- картины не получишь. Что такое семь
верст вообще? Ну, не так чтобы и много. Да и таких узкоколеек вокруг Киева было с десяток и, может, даже большего значения для снабжения города дровами. А для героя книги узкоколейка стане переломным этапом жизни.
Они за разговором провели часа два, пока не пришло время обеда. Анатолий от еды отказался, сказав, что его ждет кое-какое великое дело, но, если Вениамин Моисеевич не против, то он позднее снова поговорит с ним. А пока пусть у него накопятся вопросы.
Нежелание Анатолия обедать и иным образом есть в гостях происходило из того, что он не любил доставлять людям хлопоты и сложности-приготовить, навести красоту, потом убрать, помыть посуду…ему это ощущалось каким-то сложным и тяжелым процессом, причиняющим неудобства. Ну вот таким был будущий аспирант. При этом он жил в общежитии и там поделиться едой с другим студентом и быть угощенным этим другим- так нервно не ощущалось. Женская часть семейства визит молодого человека обсудила, нашла его слишком скромным, но нежелание доставлять неудобства оценило положительно, хотя и сочла это излишним. Не в блокаде же живем, чтобы ощущать   кормление молодого человека нестерпимой тяжестью! Вениамин Моисеевич гостя оценил положительно- вежливый, аккуратный, внимательный, и хочет знать больше. О планах младшей дочки на Анатолия он не догадывался, решив, что Анатолий узнал о прошлом отца Светы и захотел что-то узнать, если ему не откажут сразу же. Был и он молодым. и жил тогда в Одесе и тоже через знакомых справлялся о судоподъемных операциях в порту, в частности о подъеме подводной лодки «Пеликан» в Арбузной гавани. Был у него приятель, чей отец руководил Артелью безработных моряков, и через него удалось прийти и посмотреть на подводную лодку, вырванную из плена вод. Поскольку за подъемом наблюдало ГПУ (ЭПРОН -являлся тогда ее частью), то молодых людей провели на лодку, как будущих тружеников артели-дескать, надо им показать, что за работа их ждет. И можно даже изобразить то, что они увидели, сколько грязи им придется выгребать из осушенных отсеков и убоялись этих Авгиевых конюшен.
Потому и в итоге туда не устроились. Всякой грязи на четыре года лежания на дне набралось действительно много, в домах обычно столько не собирается. Так что повод выглядел правдоподобно. Товарищ юного Вениамина работой отца в Артели пользовался активно, а потом делился с ним рассказами о разных операциях по подъему судов. Безработные моряки пользовались привилегией-при проведении государством различных работ они получали преимущественное право найма. Места на палубах судов им находилось не всегда, но работа на помпах, подающих воздух водолазу под водой -этого хватало. Поэтому  на всех операциях Госсудоподъема под Одессой безработные моряки использовались. И даже в других местах- на разделке старых орудий и снарядов в крепости Очаков, на очистке фарватера в Рвачском канале Днепра от остатков парохода «Платов».

Угостить вместо поцелуя вообще можно, но Анатолий испытывает какое-то моральное неудобство оттого, что поел в гостях. В итоге куда ни кинь-всюду клин. Раз уж первой поцеловала Света, а не он-так тому и быть. Все равно кто-то это из них сделает. На том обдумывание событий Светина мама прекратила и перешла к другим делам. Кстати, не мешало бы поинтересоваться, как обстоят дела у старшей дочки Кати. Институт она закончила в прошлом году, годик уже отработала по распределению, так что пора и свое семейное гнездышко начинать вить. Ладно, пока в МАИ она училась и как бы не до того было, но уже пора бы. Мама сама вышла замуж в двадцать лет, а мамой до 23 лет не стала по уважительной причине -Вениамин Моисеевич на фронте был. А на каком фронте обретались Катины одногруппники и коллеги по работе?
Разве что на пивном.
Вскоре наступила ночь, где и Света, и Анатолий увидели эротический сон, в котором фигурировали они оба, но сон почему-то перешел в другой, где они блуждали в непонятном лабиринте и искали друг друга, и наконец, нашли. После чего эротическая часть продолжилась. По просыпании Толя увиденное забыл, зато Света – нет, и довольно долго лежала и размышляла о разных тайнах взаимоотношений мужчины и женщины. Но и потом, когда же она не только болтать о них будет с подружками и воображать, а … ну, читатели поняли, о чем именно подумала она.
В общем, Толя мог ожидать, что Света опять возьмет инициативу в свои руки. Тем более, что он снова позвонил главе семейства и снова попросил о встрече. Поскольку дело было в понедельник, то встреча с Вениамином Моисеевичем планировалась не на выходных и снова без парада и застолья. Так что уже в среду Толя смог задать вопросы, а Света поглядывать на дверь в гостиную и вздыхать.
–Вениамин Моисеевич, а кто приводил приговоры в исполнение?
–В мое время комендантская служба. Случались и добровольцы. Иногда те, кто не смог отвертеться. Но все сильно зависит от того, где человек трудится-в большом отделе вроде областного или маленьком городском. Я тебе уже говорил, что, когда людей не хватает, те, кто есть, трудятся за нескольких. Ну и начальник может кому-то испортить жизнь, назначив туда.
–А как быстро приводился в исполнение приговор?
–Зависит от обвинения. Был такой закон от 1 декабря 1934 года. Лица по обвинению в терроре под него попадали. Им приговор исполнялся безотлагательно, то есть он до следующего утра не доживал. Но вот по седьмой части, то есть за вредительство -там такого не было. Поэтому человек мог подать апелляцию и дождаться ответа на нее. Иногда отрицательного, но знал я такого техника-интенданта, который хоть и был приговорен к вышке, но подал апелляцию. В Москве ее рассмотрели и решили, что он виноват сильно менее и заслуживает не расстрела, а трех лет отсидки. Поскольку завтра была 20 летняя годовщина образования Красной Армии, то по случаю этого он амнистируется! И даже звание остается за ним! Возвращайся к жене и детям! А еще был такой капельмейстер Бухарский, что служил в Кронштадте. Его приговорили к расстрелу, но приговор не приводили в исполнение. Прошло недели две, и у капельмейстера нервы не выдержали, и он себя убил в камере. Бывает же такое.
–А вот еще про это…
–Анатолий, извини, но я сам в свое время под угрозой расстрела побывал. Не сильно хочется детали вспоминать. Спроси про что-то другое. Но об этом Свете-ни слова!
Вениамин Моисеевич зря старался. Света про это знала от мамы. Возможно, в чуть приглаженном виде, но знала. И Анатолий спросил про то, как проводился учет подозрительных лиц в НКВД. Кандидат в тести  произнес формулу, что, может быть, это и секретные сведения, но минуло уже 30 лет, менялись границы областей, села становились райцентрами и переставали им являться…Число состоящих на учете в его районе он не назвал, но намекнул, что на 35 тысяч жителей их было совсем не так много. И дело заводилось в его бытность там на 5-6 человек в год. Анатолий спросил про шпионов.
–Со шпионами есть невидимые миру детали. Издавна повелось, что шпион–это некий иностранец, что к нам легально или нелегально внедряется и что-то нужное узнает. А коль не иноподданный, то и не шпион. Или хотя бы польский  гражданин Ян Скшетуский  прикинулся Иваном Тузенко , в Камышнянском районе живет, и на родную Речь Посполиту  работает, собирая сведения о сахарном заводе, нефтебазе и мех заводе и о настроениях села. Бывает и так, но вот сам представь себе, что некто является шпионом какой-нибудь Северной Ингрии и хочет в Саратове нашпионить. Северная Ингрия-это было такое вот… образование из нескольких деревень на Карельском перешейке и изображало из себя совсем независимое государство. Впрочем, не очень долго. Как он узнает, что делается на авиазаводе или в речном порту? Сам может устроиться и что-то узнать, ну, если повезет и возьмут. Но можно искать и склонять местных жителей к сотрудничеству, чтобы они нужное ему говорили. Одному денег даст, другому еще чем-то поможет, третьему расскажет, что в Союзе не ценят бывших дворян и затирают их, но есть в стране люди, которые хотят изменить это все. Их много и все больше становится, один из них заместитель Ворошилова, два других округами командуют. Охмуряемый Козлевич ведется и говорит нужное. В итоге у нашего ингрийца образуется сеть, что доносит ему о трех нужных местах. Завербовать большого начальника, который может знать и о десяти местах-то случается не часто, а вот уже три места приложения сил. Если все вскроется, то для ингрийца это будет шпионаж, если у него в кармане есть паспорт другого государства. А для трех этих «орлов» -измена Родине в форме шпионажа, то есть сотрудничества с иностранной разведкой с целью нанесения вреда СССР. Кстати, «орел» может и не догадываться про нутро северного ингрийца, но он не должен сообщать тому сведения, что составляют тайну. А если «орел» неоднократно говорил о тайнах ингрийцу, то не докажет, что он настолько дурак.
Но вообще иногда достижимо собрать сведения и из нетайного. Слышал я рассказ о том, как Дмитрий Иванович Менделеев раскрыл секрет состава тротила. Шпионажем и вербовкой он не занимался, он собрал совсем несекретные сведения, какие химические\
продукты завозят в город, где располагается завод-производитель взрывчатки. Изучил и прикинул, что можно сделать из этого сырья. Может, и произвел пару опытов: речь идет о динитрате или о тринитрате толуола? Ивестен и другой случай-в Веймарской Германии некий журналист опубликовал статью о том, кто в рейхсвере чем командует. Это были сведения не для всех, и гражданина взяли за одно место. И он отвечал, что эти сведения взяты им из открытых источников. Где-то в Альтдамме в местной газете напечатано, что состоялась свадьба члена магистрата, на которой присутствовали такие-то лица, в том числе командир пехотного полка оберст Ратенау. Записал. Через пару месяцев рассказ о пожаре в квартире оберста Шиллинга, командира полка в том же городе. Еще через полгода фото трех полковников армии на городском празднике в честь победы над французами в 1645 году. Фамилии их названы, пусть даже не сказано, что все они полками командуют. Но вот три полковника одинакового возраста, что в городе Альтдамме в один и тот же год засветились, а двое из них командиры пехотных полков. Значит, они и есть их командиры. В дивизии есть и артиллерийский полк, но на третьем мундир пехотный. Готово! Так что в итоге у нас незримый шпионаж и никуда ходить не надо. Нужно иметь крайне усидчивую…задницу, но это среди бумажных работников не редкость. Суд ему ничего не вменил, впечатлившись тем, что сведения не похищены из военного министерства. Но люди в детали не всегда влезают.
¬–А вы вел дела шпионов?
-Да, вел, человек восьми. Одного в Камышне, а остальных в Среднереченске.
–А вы не сможете рассказать, не раскрывая тайны о них?
–Попробую, но рассказ будет пунктирным. Извини, таков предмет разговора.
Шпион и брат шпиона. Мне он попал во вторую очередь, не по счету моих дел, а во вторую свежесть арестанта. Жил он в Коростеньском районе и работал лесничим. И, кстати, являлся информатором ОГПУ. Но у него был брат Генрик, что жил по другую сторону границы и занимался шпионажем против СССР и чем-то еще. И вот однажды среди житомирских товарищей возникает идея: а что, если наш брат границу перейдет, польского брата найдет и завербует в советские агенты? Сказано-сделано. Советского брата настропалили и отправили за границу. Он польского брата разыскал и начал склонять к сотрудничеству. Но польский брат оказался ушлым и советского брата взял и самого завербовал в польские агенты! Вернулся советский брат обратно, сказал, что закордонный братец не отказывается, но не сразу решается, а сам списался с другим польским агентом у нас и ему сообщал нужные сведения. Через несколько лет сначала от контактов с польским братом отказались, заподозрив двойную игру, а потом и двойное дно советского брата вылезло наружу. Получил он за шпионаж три года, и, когда их отбыл, то назад, в коростеньские места его уже не пускали (было такое «правило минуса», что судимые и высланные возле границы не могут жить), так что он поселился близ Среднереченска, но не поумнел. Потому написал старому конфиденту, которому он раньше сведения посылал, что вот он я и снова готов, но ему не ответили, пропал куда-то. Но подозрительные шевеления советского брата и у нас заметили и на допросе признался он, что мечтал снова послужить Польше, но не смог по независящим от него обстоятельствам.
–А можно ли его снова за шпионаж сажать, он же ничего для того не сделал?
–Можно. Представь-кто-то заимел пистолет и захотел убить соседа. Запланировал это сделать на первое мая, но за три дня задержали за пьяное вождение. Пистолет нашли и спросили, для чего он тебе? Тот ответил, что хочу им Сашку убить, он личный враг мой, ибо дважды не дал опохмелиться. Итого- статья номер такая-то «через семнадцать». Так называется, когда некто готовится совершить преступление, но не совершает его по независящим от него обстоятельствам. Срок может быть чуть поменьше, но не всегда. Если бы обладатель пистолета язык придержал, то получил бы срок за незаконное хранение оружия. Я, кстати, недавно про брата -шпиона вспомнил. Читал книгу Константина Симонова «Разные дни войны», и там Симонов описывает встречу с пограничником Иваном Каленниковым где-то на Севере. Так вот, к делам нашего шпиона Каленников тоже руку приложил. Видел я в деле бумаги с его подписью, отчего и вспомнил.
Еще могу рассказать про одну жертву моих коллег. В Среднереченске располагался крупный артсклад. Снарядов там было под тысячу тонн- если считать, что самый легкий снаряд полевой артиллерии весом полтора килограмма, а самый тяжелый -под полцентнера, то вообрази, сколько там снарядов было! И на складе случалось много всего, от афганского шпионажа до банального разгильдяйства, щедро приправленных заговором Тухачевского и Якира. И был там такой содержатель хранилища боеприпасов, что был осужден за шпионаж на Польшу. Признался, что завербован начальником мастерской склада, что ремонтировала противогазы и сообщал тому сведения о наличии боеприпасов на складе, а когда несколько химических авиабомб с хранения сняли и обезвредили путем закапывания в землю, то он начальника мастерской и его помощника  к этому месту привел, и они четыре таких бомбы выкопали и содержащееся в них вещество Р-15 утащили, причем содержателю кое-что за это обещали, но ничего не дали. Гражданин пошел по расстрел. Только это …нечто на постном масле, если не имеешь специальных знаний, то и не догадаешься.
Вениамин Моисеевич остановился и отпил воды из стакана. Увы, когда много говоришь, голос уже слаб и садится. Анатолий ждал.
–Смысл обмана в том, что если не знать, что такое Р-15, то и не разберешься, может, это зажигательное вещество, может, какой-то наполнитель или ингибитор. Это один из вариантов знаменитого иприта. Путь два специалиста по противогазам оказались дурнями и не поняли, что они выкопали из земли жутко ядовитую дрянь, и даже вид цвет и запах ее им ничего не сказали- уже ладно, возможны и такие горе-химики. Но они благополучно год пережили, не болели и померли от расстрела, а не от иприта. Если тебя на лекциях по военному делу этому не учили, то можешь прочитать роман «Семья Тибо», как умирал главный герой после тесного знакомства с ипритом.
И я сильно потом через знакомых узнал, что начальник мастерской и его помощник по потрошению авиабомб за шпионаж судимы не были, а оба расстреляны за участие в заговоре Тухачевского и компании. И про вербовку нашего надзирателя хранилища -в их делах ничего нет, а из-за чего надзиратель покинул этот мир? Ответ ты знаешь- нарушения законности в известный период, но все это сведения для тебя совсем не для того, чтобы ты об этом рассказывал кому-то, а что бы ты немножко представлял, что происходило в те годы, а про иприт вообще и вспоминать не надо, и про его шифр-тоже. Если тебя спросят, что это такое-лучше скажи, что это какая-то специальная смазка для гусеничной техники. А, может, и для колесной- не помню, дескать.
Покойный заведующий хранилищем реабилитирован, следователь пропал без вести на фронте под Ленинградом, реабилитирован и начальник мастерской. По нему можно однозначно утверждать, что однажды он половину пришедших на ремонт противогазов так паршиво отремонтировал, что в полку, получив их, не выдержали и кляузу написали, что 50 процентов противогазов негодны после ремонта. Остальных деталей я не знаю.

–Вениамин Моисеевич, а вы знали того или тех следователей, что это дело вели?
–Часть знал, но само дело я не смотрел, но говорил с тем, кто видел, а у него память хороша, раз он упоминал четырех товарищей оперов и одного начальника отделения, значит, так оно и есть. Этот начальник, кстати, пропал без вести на Волховском фронте.
– Можно ли понять, отчего они с заведующим хранилищем так обошлись?
–Я вот сейчас тебе выдам короткое резюме и углубляться не буду. В 1937 году на следственный аппарат были навалены (и я не шучу) огромные задачи- в кратчайший срок. То есть за несколько месяцев осудить народу в несколько раз больше, чем до этого. Причем задачи все время видоизменялись, как самими следователями, так и начальством. Занялись тем, что начали, потом приходит приказ про польскую операцию, потом про другие национальные операции. Нарком Ежов предвидел, что все захлебнутся в работе и сильно облегчил многие вопросы, но не учел, что за наплыв дел будет! А за одним делом другие тянутся. К примеру, арестовывается фигурант на артскладе и осуждается как член военного заговора. Вслед за этим нужно осуждать его супругу за недонесение по 12 части, то есть не одно дело, а уже два. Потом смотрим в его показаниях, про кого он сказал, что те тоже троцкисты- если они тут живут, то надо их разыскать, арестовывать и дела заводить. Если уехали, то туда сообщать, что на вашего жителя есть материал, что он тоже враг народа. Отсылаем туда бумагу об этом, потом приходят еще бумаги из другого города, что наши граждане там в делах фигурируют…
И никакие поблажки не помогали. Даже привод арестантов из тюрьмы в отдел и возвращение их обратно становилось кошмаром, дежурные так затуркивались, что на тебя смотрят, говорят, что сейчас сделают, а в глазах понимания не видно! Так что было несколько месяцев гонки. Она была и позже, но я ее уже видел из другой позиции. Теперь про это прекратим, спрашивай про что другое!
Вениамин Моисеевич мысленно себя поздравил с тем, что не сказал про альбомный порядок дел и путаницу при этом. Он не знал, можно ли говорить про то и решил, что лучше умолчать.
–Вы можете рассказать о Шамбале и участии в этом проекте Глеба Бокия?
–Нет, не смогу, об этом знаю только некоторые слухи, и то не всегда в трезвом виде услышанные.
Анатолий умоляюще поглядел на Вениамина Моисеевича.
–Я даже не знаю, относятся ли слухи к реальности или так- скрип мебели бессонной ночью. Глеб Бокий после гражданской войны занимался в ОГПУ разными секретными вещами. О них говорилось больше в плане шифров для наших секретных бумаг и взлома иностранных тайнописей. Говорили, что Бокий еще до революции этим баловался, и, когда его жандармы арестовывали и требовали сказать, что в его бумагах там зашифровано- им отвечал, что-де вам надо, вы и расшифровывайте. Жандармы бесились, но разобрать ничего не могли. Остальное-это вообще праздник фантазии и фантастики и сказать, насколько все было-я не берусь. Шамбала–это термин из восточных религий, где говорится о месте проживания просветленных личностей. Где она располагалась-ну, там же где тридевятое царство или Беловодье, то есть, возможно, и нигде. Как я слышал, индийская философия предполагает множественность миров и природы чего-то, поэтому у индуистских богов есть аватары, то есть воплощения их в разных ипостасях. Оттого Шамбала может существовать где-то в ином мире, или где-то в Гималаях или в душе философа, причем одновременно во всех местах сразу.  Вообще индийская и китайская мистика–это то, что моя голова плохо переваривает, поэтому я мог неправильно понять. Вроде бы Бокий и ряд других чекистов вроде известного Блюмкина искали туда пути. Что сделано для того реально- не рядовому оперу знать об этом. Как человек, иногда сталкивавшийся с непонятным и непознанным могу предполагать, что контакты с Шамбалой могут быть вполне прозаическими. Скажем, доступ к древней медицине. Или к незнакомым в Европе ядам, вроде желчи павлина или селезенки бамбукового медведя. Не гляди на меня так потрясенно, про павлина или медведя я только что придумал, Но можно подумать о минерале с горы Бо, который якобы убийственен. И действительно, в нем содержатся радиоактивные материалы. Ну и совсем рядом с Гималаями лежит Индия. А там можно и британцам нагадить, и не мало.
А что сделано было- если кто-то знает, то это не я.
Дальше беседа как-то увяла. Анатолий имел еще вопросы и даже сформулированные, но чувствовал, что собеседник устал, должно быть, всплыло что-то царапающее душу из прошло. Поэтому надо наступить на горло собственной песне, как говорил товарищ Маяковский. Вениамин Моисеевич отдохнет душой и что-то потом еще расскажет. Скорее всего, еще найдется много чего. Да, он говорил про то, что во время войны, хоть уже и в органах не работал, но за неимением тех, кто это делать должен, дознанием занимался. Вот про них надо и спросить. Если это все не клубок секретов.
Потому Анатолий поблагодарил, попрощался с хозяином и вышел в коридор. Вениамин Моисеевич включил телевизор и что-то смотрел. Но звук был сильно прикручен, и слышно хорошо не было. Вроде Света говорила, что отец в последнее время стал плохо переносить громкие звуки, оттого она стала прослушивать свои грамзаписи через наушники, чтобы не раздражать громким звуками. Она сначала думала, что у него развивается какая-то болезнь, и вытащила отца в институт, но ни невропатологи, ни ЛОР-врачи у него ничего страшного не нашли.
Сейчас же мама ушла к соседке, а Анатолий одевался. Поскольку свидетелей не было, Толя был внезапно схвачен и поцелован. Он сначала удивился, потом вошел в меридиан и поцеловал ее по-настоящему. Потом еще. Света аж разомлела, но тут щелкнул замок-возвращалась мама. Толя и Света моментально приняли нужный вид, чинно попрощались, и молодой человек пошел, не забыв попрощаться и с хозяйкой. Когда за Толей захлопнулась дверь, мама Светы сделала знак дочке, и они тихо отправились на кухню.
– И с чем тебя можно поздравить, мадемуазель?
– С двумя настоящими поцелуями! Может, и больше бы получилось, но кто-то невовремя вернулся и спугнул!
–Прости свою недогадливую мать, будущее светило медицины! Она-то не ведала, что вы делаете именно в тот момент, она лишь догадалась, что он не жует второе блюдо! А про второй поцелуй так и вообще не подумала, что это возможно!
–Мама, а до того, как ты с папой познакомилась, у тебя молодые люди были? И что ты им позволяла?
–Были, двое. С одним я целовалась один раз, с другим- аж четырежды. Но должна тебе сказать, что любовью это не было. Потом, глядя на твоего папу, я куда сильнее чувствовала, что он мне дорог и любим. Когда же он меня целовал, все было тоже ярче, чем с Антоном и Петей. Я даже думаю, что я на них просто тренировалась, скажем так.
–Мама, а можно тебя спросить кое о чем?
-Я догадалась, о чем ты. Только во сне и в мечтах, пока мы ЗАГС не посетили! Мама меня так учила, что без брака-ни-ни. Хотя кое-какие мои знакомые и парням позволяли побольше, и даже жили вместе без ЗАГСа.
–А как к этому тогда относились, когда брак есть, но без ЗАГСа?
–Старые люди со старым воспитанием-плохо. Могли и назвать ругательным словом. Случались и совсем тяжелые случаи, когда настаивали на венчании, а без него–это разврат и лишь чуть лучше, чем под ракитовым кустом. Но постепенно стали расписываться в ЗАГСе и сельсовете, а церковь- ну, как у них в семье принято. Подружка моя Маша Васнецова обвенчалась в церкви уже после рождения дочки: пристали ее мама и мама мужа, дескать, сходите обвенчайтесь и все такое. Она не выдержала и повела своего Михаила. И вышло это вначале сорок шестого, он только -только демобилизовался. Сложность была в еще том, что члены партии и комсомольцы за венчание в церкви могли быть исключенными. Говорили мне про нелегкий выбор: или членство в партии или исключение.