Бывший есаул, бывший агитатор Российского Фашистского Союза, а ныне сотрудник абвера Леонид Сергеевич Васильев стоял у сарайчика, заменявшего на станции зал ожидания, и курил «Казбек». Вообще-то, он предпочитал более мягкие папиросы, но «Казбек» считался среди военных шиком, как «Цветущая Герцеговина» - среди партийных начальников. Жизнь русского фашиста, соратника самого  Родзаевского, катилась тихо и приятно. Он уже посетил своего агента и теперь банально ждал поезда. Ждал, курил и мысленно переносился в свою будущую усадьбу на Украине, которую ему в числе первых обещал майор фон Штальштадт, куратор его работы.

Впрочем, мечты о гареме, котоый он заведёт из польских рабынь, не мешали ему внимательно осматриваться и замечать детали. Детали вообще были его коньком, из совершенно почти незаметных мелочей он умел выстроить правильную картину обстановки, и на этой базе мгновенно придумать ноую линию игры. Это было необходимо разведчику, но никто из его товарищей по Абверштелле не проявил такого таланта, как Васильев.

Вот и сейчас, заметив на руке хмуро дремавшей в углу тётки странные часики он насторожился. Странные часики... Чёрные, без стрелок, со светящимися цифрами... Явно не совдеповская работа. Такое, пожалуй и в Райхе не встретишь. Во всяком случае, не встречал. Английские? Чёрт его разберёт... Да и сама тетка... Шапка армейская, тулуп овчинный,  но не форменный. Такие их комиссары носят. Пожалуй не тётка, а скорее кто-то под тётку замаскированный. И человечек, видимо не маленький. Рядом сопровождающий из «малиновок», ишь как крутится... Ха, а, пожалуй, эти двое в ЗКвских телогрейках тоже с ней. Не урки, повадка не та...

Товарищ политкомиссар, я сбегаю, оформлю плацкарту!

Значит, поликомиссар... Баба? Странно... Стоп!!! Что-то  фон Штальштадт говорил о странных бойцах на фронте... И что у них какие-то ненормальные часы! Эти, правда, без керенского триколора... Точно, и про бабу-диверсанта говорили! Слухи слухами, а вдруг она?

В голове Васильева вдруг возникла забавная комбинация, он аж улыбнулся. Затоптав окурок, он пошёл в сторону комендатуры, делившей помещение с милицией и станционными службами.

Извините, товарищ, не подскажете, как мне Штрипко найти? - со слегка растерянной улыбкой обратился он к курившему рядом с дверью железнодорожнику.
Да вроде нет у нас такого...
Чёрт! Мне сказали что он здесь у вас начальником милиции служит!
Нет, у нас начальник Смирнов!
Василь Андреич?
Да нет, Павел Григорич, вроде как...  Он у нас новенький, только с фронта.
Так может, раньше Штрипко был?
Не, раньше был капитан Денисов.
Черт! Что за невезуха... Приказали этого Штрипко разыскать, а где его искать не сказали. Нет бы сразу на хер послать, так послали по железной дороге!

Они посмеялись, Васильев угостил железнодорожника «Казбеком», выслушал пару анекдотов. Когда железнодорожник ушёл, агент вошёл внутрь помещения и нащёл дверь с надписью «Начальник милиции».

Павел Смирнов сидел в своём кабинете и пытался разобраться в деле о кражах зерна на тридцатом участке дороги. Как ему не хватало левой руки!Папки норовили закрыться, бумаги — улететь со стола... Увы, рука осталась под Смоленском, вместе с его танком и экипажем. Впавшего, было, во вселенскую тоску танкиста направили на работу в милицию недалеко от родной деревни. Правда, родни-то как раз и не осталось, отец погиб в Гражданскую, а мать умерла в сентябре 41.

До войны Павел был рубаха-парень, первый гармонист на всю округу, лучший тракторист колхоза. Добрый и великодушный, он легко находил общий язык со всеми, и  всегда вокруг него было легко и весело.

Однако, с фронта пришёл совсем другой человек. В нём поселились горечь и ненависть, он стал ожесточённым и яростным.