Выложил, каюсь, на Таларе, но рискну разместить и в доме родном. Ругайте меня, люди! (Мэтру и Gardenii персональный привет - угадаете какой? )

УТРО НОВОГО ДНЯ

         …- Па-адъём!!! – орёт старший по бараку. Мы вываливаемся из чёрного омута, который, (явно для  издёвки), в распорядке дня назван сном.
Кряхтя и кашляя, словно дряхлые старики, мы тяжело поднимаемся с не струганных досок покосившихся нар. Те, кто спит на втором ярусе, сопровождают свой спуск – падение тоскливым матом. Слышится хруст суставов, напоминающий сухой треск кастаньет.   
Всё как всегда…
Главбар,( главный по бараку, если полностью), бегает вдоль шконок и жалобно просит поторопиться. Мы вяло обещаем – в принципе он мужик неплохой, а то, что согласился на эту должность… Каждый пытается выжить как умеет!
Противно скрипит дверь. Вместе с клубами холодного уличного воздуха, азартно рванувшимися в атаку на наш спёртый и вонючий, в барак  влетает Капитан. Он, как обычно, встал до официального подъёма и бегал по территории. Охрана смотрит на его упражнения с интересом и не препятствует: ходят слухи, что среди них устроен тотализатор – ставят на то, сколько сможет прозаниматься наш новый товарищ.
Капитан из последней партии. Говорят, что его взяли после кровопролитной схватки, в которой он положил чуть ли не десяток пришедших за ним. Я, сказать по правде, сомневаюсь – вряд ли при таком раскладе он попал бы сюда с полной описью организма. Тем более, что перед глазами есть пример с Ольгертом – он отстреливался при аресте до последнего, ( благо в силу запасливости скопил целый арсенал), и в итоге озверевшие от потерь «зека»  отделали его так, что он и сейчас ещё сплёвывает иногда кровью. 
Впрочем, «журы»  всегда были более подвижными и расположенными к активным действиям, чем мы – утонувшие в уютных креслах перед мониторами «графы» .
Капитан торопливо вытирается обрывком, который в другой жизни был вафельным полотенцем, и натягивает тельник.
Главбар, пританцовывая от нетерпения, стоит рядом и прожигает его ненавидящим взглядом. В последний раз, когда наш отряд запоздал на утреннюю поверку, старшего показательно выпороли на плацу.
- Не пыли, пехота! – усмехается Капитан и срывается вслед за выползающей на улицу колонной. За ним торопливо семенит главбар, пытаясь на бегу пересчитать нас по головам. Нет, это вовсе не от боязни того, что кто-то решит пуститься в бега, ( куда уж отсюда бежать!), а для проверки – все ли смогли подняться.
Хриплый лай овчарок, рвущихся с поводков, встречает нас сразу возле барака. Охранники, упакованные в огромные тулупы, с трудом удерживают их. Я привычно корчу рожу самой здоровой псине и она захлёбывается в истеричном рыке, в котором явственно читается бессильная, (пока!), ненависть из-за невозможности добраться до моего горла. Конвоир, едва удержавшись на ногах, орёт на меня, обещая сгноить заживо, содрать кожу и т. д. и т. п. Я ухмыляюсь и бегу дальше.
- Не надоело тебе? – неодобрительно спрашивает меня Мэтр, когда мы оказываемся на плацу и пытаемся совместно с другими изобразить более – менее приемлемый строй.
- Каждый сходит с ума по своему, - отвечаю я, - Глорх с Сербом на стене четвёртый том своего «Солнца» царапают,  Гарм на латынь всего Шуфутинского переложил…
- А ну, тихо там! – зычно голосит с трибуны замначальника лагеря. – Отрядный, заткни своих балаболов!
Мы нехотя умолкаем, видя разъярённую физиономию главбара.
- Товарищ начальник лагеря! – пытается тем временем перекричать злой свист ветра зам: Сам наконец-то соизволил выйти. – Личный состав исправительно-трудового учреждения «Приют графомана» для утренней поверки построен. В наличии триста одиннадцать бывших оберст-врайтеров…
…- Вольно, - бурчит в конце концов Его Величество Читатель.

…- Да проснись же ты! – больно пихает меня в бок жена. – Что ты кричишь, словно тебя режут?! – Она сонно бормочет ещё что-то неразборчивое и, уткнувшись в подушку, благополучно начинает посапывать.
Я с судорожным всхлипом открываю глаза и резко вскакиваю. Мысли, словно испуганные тараканы, торопливо бегут куда-то  в гулкой пустоте головы.
Провожу рукой по лицу и с недоумением гляжу на мокрую ладонь: меня что, поливали из чайника как бедолагу Лукашина?!
Я понимаю, что уснуть уже не получится и встаю с постели. Тёплый ламинат мягко стелется под ногами, а у меня всё так же перед глазами стоят почерневшие от сырости полы барака. Я зябко дёргаю плечом и торопливо надеваю тапки.
Неспешно бреду по тёмному коридору на кухню, наливаю там в стакан тёплой минералки и жадно пью.
А затем, прижавшись мокрым лбом к оконному стеклу, долго смотрю с высоты семнадцатого  этажа на пустую в этот ранний час улицу… 
_________________________________________________

  Зека – законченный критик (жарг.)
  Журы – журналисты (жарг.)
  Графы – графоманы (жарг.)

Отредактировано Дим (23-03-2006 12:55:05)