Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Предварительная сборка.
Ника
Я всегда пыталась понять, в чем различие между прошлым и будущим? Именно так – между ними и нами. То, что сразу бросается в глаза – мы двигаемся по-другому. Не знаю, как это сказать, наверное, резче, по меньшей траектории, экономнее что ли... Будто подсознательно просчитываем наиболее рациональный маршрут. И еще... мы двигаемся больше. Для начала я смотрела как солдаты стреляют. Даже в три мишени, стоящие на расстоянии друг от друга и под углом они пытаются поразить с одного места. Редкие умники делали пару шагов и всё. Теряли время и скорость. А ведь было куча способов сделать это быстрее – перевороты, выстрелы снизу, кувырки... Последние мишени всегда ставились напротив – справа и слева. Все стреляли сначала в одну с правой руки, а потом, так же стоя, поворачивались и с левой в другую. А раскрыть руки и сразу в две? Не додумались... Пришлось учить. И учиться самой. Потому что в теории это выглядело здорово, а вот на практике...
Я уже год на войне. Много? Мало? Год, который можно со спокойной совестью посчитать за десять в мирной жизни. Жалею ли я о том, что попала сюда? Не знаю. Не могу сказать. Я стала другой. И меня изменила не война, хотя она ломает психику дай боже... я сломалась тогда, когда поняла, что мне воевать нравиться. Я испугалась себя. Если бы не Лёха, я, может быть, вообще замкнулась, но он не позволил. Удержал на самом краю. Собой удержал. Тем, что понял насколько мы разные и позволил быть собой.
С момента его пленения моя крыша удерживалась на одном гвоздике. Ржавом и кривом. Казалось, что весь мир, все люди против меня. Одни задерживают, другие придираются, третьи просто ненавидят... будто чувствуют мою инаковость. Хотелось убивать. Нельзя... было. И будто спущенная пружина – разрешение на взлёт! Кто сказал, что войти в клетку с девятерыми фрицами это Мэрисьюшно? А пошли они все! Радостное безумие захлёстывает, рвется горлом, повисает кривой усмешкой... А вот и взрыв! Ну что ж, получайте – цыганочка с выходом!
Цыганочку пришлось плясать по полной программе. С притопами и прихлопами, вернее с кувырками и полусальтом. А иначе никак – замрешь на месте и считай труп. Немцы не привыкшие к обезьяним скачкам выполняемым женщиной в разорванной юбке сначала офонарели, что было вполне ожидаемо, а потом уже было поздно. Надо отдать им должное – они всё-таки стреляли. Сбивчиво, бесприцельно, но умерли с пистолетами в руках. Только один, последний, поднял руки. Так и сполз по стенке с поднятыми руками и дыркой между бровей.
Я присела на столе и еще раз обвела взглядом кабинет. Шальная мысль о коллекции фуражек Коха и Эрха в пику Букварю с его Гудериановской мелькнула и тут же улетучилась. Из меня коллекционер никакой – не люблю я собирательство. Что за радость мерятся у кого трофей круче? Или толще.
Вытащила из-под пиджака веревку. Один конец к батарее, другой в открытое окно. Не дай боги, ребята не успели открыть такое же окно на первом этаже – будет весело! Ладно, не думать о плохом! Секундой позже, оттолкнувшись от подоконника и отправляя своё тело в полет, я услышала как громыхнула дверь и в кабинет влетела охрана. Поздно, мальчики! Кто вам доктор, что вы целых тридцать секунд собирались?
Окно, на мое счастье, было уже открыто. Я покатилась по полу, гася скорость, и чуть не врезалась в СБ. Улыбнулась.
- Вперед! Время! – рявкнула уже на бегу скорее по привычке, чем по необходимости.
По коридору направо, налево. Всё зачищено идеально – ни одного живого фрица. Взрыв заставляет вжаться в стену и на несколько секунд потерять темп. Ничего, немцы потеряли не только темп. Док рванул трофейной взрывчаткой основную лестницу. Вынырнул из поднявшейся взрывом пыли Самурай. Перепачканый кровью, довольный. Улыбка до ушей. Махнул рукой – сюда! Еще одна дверь и мы на улице. Прыгая в машину я успела мельком глянуть на часы – вся операция с момента как я встала из-за своей печатной машинки заняла 2 минуты 48 секунд. Что ж, можно считать что по времени мы уложились.
Wild Cat
Килл методично отстреливал суетящихся около задней стены Ровненской комендатуры немцев. Предпочтение отдавалось тем, кто пытался бежать к машинам, погоня за командиром была последним, что мог бы допустить снайпер. Если ни к машинам, ни к дверям никто не бежал а в очередной обойме оставались патроны – жертвами становились колёса и радиаторы припаркованных во дворе автомобилей. Не отвлекаясь от своей работы, Килл краем уха отслеживал огневую работу «коллеги» - бывшего охотника-промысловика с позывным Батя. Тот азартно работал дуплетами по любому движению в окнах, за исключением тех окон, где могли (и должны были) появится свои. «Конечно, - подумал стоящий на балке стрелок, - 20 патронов в магазине, можно и двоить. А оно и правильно, первая пуля – стекло разрушить, вторая – на поражение. А мне опять обойму менять!»
На третьей минуте «сабантуя» Килл смог пронаблюдать эффектный полёт своего командира – из окошка в окошко. Причём нижнее открылось, когда Ника уже перешагнула подоконник верхнего. «Ещё сшибёт там, внизу, кого-то. И скажет, что сам виноват» - подумал боец.
Вот группа из четырёх человек выскочила к единственной непострадавшей машине. Не успел Килл всерьёз обеспокоиться судьбой последнего штурмовика, как появился и пятый, он же – Седьмой, с трофейным МГ. Выпустив в коридор прощальную очередь, явно не прицельную, а для вселения в головы уцелевших в здании врагов нужного настроения, пулеметчик запрыгнул в машину. К тому моменту, когда раскрылись три зелёных огонька сигнальной ракеты, легковушка с фашистскими флажками на капоте уже набрала приличную по местным меркам скорость. «Пора и нам уходить», - Килл забросил винтовку за спину и скользнул вниз по заранее привязанной к соседней балке верёвке.
Задача группе на этом этапе была уходить по маршруту, но уходить с шумом, отвлекая на себя возможных преследователей. В случае, если преследование будет слишком плотным – должна подключиться группа контроля в городе или «дружественные партизаны» в лесу. Но, несмотря на задачу «пошуметь» ждать приезда явно опаздывающего подкрепления к охране Комендатуры никто не собирался – уход пешком по чужому городу дело небыстрое, да и патрулей по дороге встретиться должно немало.
Так и случилось. Ещё перебираясь в соседний подвал, бойцы группы услышали сзади сдвоенный хлопок растяжки и суматошную стрельбу немцев, которые пытались нащупать огнём русского диверсанта, бросившего гранаты. Так, под канонаду, снайперы с прикрывающим их пулеметчиком пролетели ближайшие два двора. Выскочили на улицу, срубили растерянно вертящий головами на перекрестке патруль и, слыша вместо стрельбы завывание насилуемых автомобильных моторов, побежали к очередной, заранее намеченной руине. Кто-то трижды пальнул в сторону группы из пистолета, скрываясь в глубокой подворотне, но не попал. Однако и сам остался в безнаказанности – диверсантам некогда было даже швырнуть туда, в провал арки, гранату. Они почти успели…
Гауптманн Эммерс, отправленный охранять госпиталь поскольку «по достоверным данным, сегодня русские не будут проявлять какой либо иной активности в городе» катастрофически опоздал к Комендатуре. Заглянув в запыленный и задымленный холл, офицер присвистнул при виде рухнувшей лестницы, оглядел с трудом выбирающихся из караулки уцелевших охранников и выскочил на улицу. Остановленный им раненый унтер сообщил, что русские диверсанты забросали гранатами его взвод и отошли дворами «вон в ту сторону». Эммерс решил, что получил шанс прекратить череду неудач, преследующую его род со времени потери приставки «фон» перед фамилией. Он отдал команду, и его неполная из-за отправки одного взвода к ложным партизанам рота колонной рванула вдогонку. Эммерс не был новоиспечённым желторотым лейтенантом, потому ехал во второй от головы колонны машине, и это был не какой-нибудь Опель-Капитан, а бронеавтомобиль «Бюссинг-НАГ». Поэтому беглецов заметил не он, а солдаты в головном грузовике. Они увидели (или решили, что увидели) спины вражеских солдат, скрывающихся в руинах двухэтажного дома. Обстреляли (безрезультатно) преследуемых, и шустро посыпались из кузова.
- Что там? – спросил Эммерс ехавшего в кабине передовой машины фельдфебеля.
- Видели движение, кто-то забежал в здание.
- Первый взвод – вперёд, не давайте закрепиться, второй – налево, по переулку – в обход!
Снайперская пуля, прилетевшая совсем из другого дома, на другой стороне улицы, прервала карьеру гауптмана Эммерса, участника боёв на Вестреплатте, триумфатора Парижа, участника походов в Судеты и Вену. Стоявший напротив фельдфебель успел осознать непоправимость происходящего, но уйти от второй пули Игрока уже не успел бы и человек с гораздо более быстрой реакцией. Два пистолет-пулемета хлестнули длинными очередями по скопившимися у кирпичной стены немцам. Со ста метров рассеяние у МП-38 было немалым, но все же это был расстрел.
В головах уцелевших немедленно зародилась мысль об ошибке – русские забежали в другой дом! Дальше каждый действовал в меру характера и полученного приказа – те, кто успел его получить. Часть бойцов расстреливаемого первого взвода попыталась укрыться в том доме, который только что собирались штурмовать. Часть – побежала к источнику угрозы, стремясь укрыться в мертвом пространстве. Часть второго взвода умчалась вглубь ведущего налево переулка, часть – развернулась и побежала по тому же переулку направо.
Первых встретил пулемётный огонь в упор. 3Д занял позицию в глубине дома, но что такое 15метров «глубины» для пуль калибра 7,92 мм? Очереди пробивалю прячущихся навылет… Вторые, вдобавок к пулям, летящим в лоб получили все прелести беглого снайперского огня в спину. Тихая до сего дня улочка превращалась в филиал мясокомбината. Но – два взвода против шестерых это много. Сто метров – не та дистанция, на которой можно остановить три десятка атакующих из трёх-четырёх стволов, с учётом необходимости продолжать отстреливать офицеров и пулемётчиков. Вот кто-то, прикрываясь где машинами, где телами сослуживцев, прорвался в командирский броневик и очередь крупнокалиберного пулемёта хлестнула по окнам дома, откуда прилетели первые пули. Кто-то прорвался сквозь завесу пулемётного огня и бросился вправо-влево от входа. Кто-то добежал «стометровку смерти» и, стимулируемый пулями снайперов в спину, рванул в дом. Один из немцев зашвырнул гранату в окошко, плюющееся короткими очередями МП-38 и тут же упал, сразу с двумя новыми дырками в каске…
Скоротечный бой, полторы минуты – и тихий, неприметный перекрёсток густо покрыт телами. Затор из машин. Крики, стоны, огонь на расплав ствола во все стороны сразу. Какими бы ни были подготовка и дисциплина солдат, но такое количество смертей за такое малое время способны выбить из колеи почти любого. Не попавшие в огневой мешок немцы откатились под прикрытие своих машин и растерянно переглядывались, высматривая командиров. Бой свелся к борьбе немногих прорвавшихся сквозь огненную завесу немцев с малочисленными гарнизонами двух домов. И где-то бежали в обход два отделения второго взвода…
Услышав крик 3Д «Атас!» Батя развернулся ко входу в комнату, перебрасывая переводчик огня на автоматическую стрельбу. И почти сразу нажал на спусковой крючок, реагируя на мелькнувшую тень. Тремя короткими очередями расстреляв остатки магазина и двоих прорвавшихся через огонь 3Д немцев, он опустил глаза вниз, перезаряжая оружие. В этот момент прилетевшая из коридора пуля немецкого карабина пробила приклад и на излёте застряла между рёбрами охотника. Брошенная Киллом граната прекратила стрельбу и оба снайпера побежали к выходу. 3Д пристегнул к пулемёту третью из пяти имевшихся в начале боя патронных коробок и тоже побежал к выходу из здания. Бойцы планировали отойти метров на 50 вдоль улицы и перескочить её, соединившись с Алексом, Игроком и Быком.
Очередь с внезапно ожившего броневика запорошила кирпичной крошкой глаза Алекса. Пулемётчик был почти сразу застрелен Игроком, но, пока лейтенант протирал глаза, в комнату через подоконник влетела «картофелемялка». Хоть эти гранаты и отличались длительным временем горения запала, но и разброс в этом самом времени тоже был впечатляющий. Правильно определив причину звука, но не имея возможности рассмотреть источник угрозы на предмет «выбросить обратно», Алекс по памяти бросился к ближайшему дверному проёму. На его беду, в этой гранате запал догорел быстро. Взрыв выбросил офицера из комнаты на лестничную клетку. Там его, с посеченной мелкими осколками спиной и серьёзной контузией и подобрал спустившийся сверху Игрок.
– Надо уходить, по маршруту. Наших по дороге подхватим, - произнёс снайпер, спустив бессознательного командира вниз, к прикрывающему их бойцу разведвзвода.
– Надо. И быстро – часть этих серых в обход побежали, вправо и влево, сам видел.
– Вот же… гадство, а?
– Уводи командира!
– А ты?!
– А я – прикрытие! Вот и прикрою! Не теряй времени, уходи! Только пару гранат оставь, дверь заминирую, если успею.
Водограй поколебался пару секунд и, протянув пару Ф-1 товарищу, подхватил на плечи командира и, пошатываясь, побежал к расчищенному ранее выходу.
– Что ж, потанцуем, девочки, - тихо произнёс ефрейтор Бычко, проверяя как вынимается из ножен его заказной клинок из киевского булата…
Удача всё же не оставила диверсантов. Три снайпера, пулемётчик и серьёзно раненый лейтенант не только смогли встретиться в оговоренном месте, но и наткнулись на заставу фельджандармерии. Да, гитлеровцы считали, что наткнуться на них будет неудачей для русских диверсантов, но те сочли «почти бесхозный» кюбельваген слишком ценным предметом, чтобы пройти мимо. А пулю, пробившую плечо пулемётчика – справедливой ценой за трофей. Конечно, немало крови попортил увязавшийся уже за городом броневик. Но и на него нашлась управа - «приветили» управляемым фугасом бойцы отряда Медведева. Подхватив раненых диверсантов, они подожгли еле живой трофей и скрылись в лесу, двигаясь к базе…
Ника
- Держи! – на повороте хорошо занесло и я бросив кожаный портфель на колени Седьмому, уцепилась двумя руками в ручку двери.
- Это что? – СБ бы с радостью схватил бы портфельчик сам, но выпустить руль на такой скорости означало стопроцентно нас перевернуть, поэтому он лишь на секунду скосил глаза и озадачил меня вопросом.
- Приданое! Вместо фуражек! – окрысилась я в ответ. Не понимает что ли? Мне это «приданое» обошлось в хороший синяк на руке. Во время полета с третьего на первый этаж пришлось держать веревку одной рукой, без подстраховки – вот и проехалась об стенку. Но трофей того стоил. Толстенный, хорошо набитый и, хотелось бы верить, что не бутербродами коричневый тайновоз.
- Что с Леной?
- Жить будет... если правильно себя поведет! Мать! – машина подпрыгнула на воронке и я чувствительно клацнула зубами. – Дала пару раз в морду и пару царапин ножом. Положила так, будто она меня задержать хотела. Не беспокойся – секретаря и адъютанта положила надежно. А больше никто не знал о нашей «дружбе».
- Надо было её всё-таки с собой брать! – не согласился СБ.
Я смолчала. Во-первых - говорить при таком авторалли грозило прикушенным языком, а во-вторых – не отмоется фрау Элен, не поверят ей. Ни у партизан, ни в Москве. Она ведь на полном серьезе, добровольно сотрудничала с немцами. Работала у них не только машинисткой. Да и сама она боится «красных» как огня. Жизнь хорошо ее научила не верить большевикам. Что она видела с 39 года? Только пинки и ненависть? А немцы к ней хорошо отнеслись. Вот и служит не за страх, а за совесть. А такое не прощают. Да и не сказала я ей кто я. Не хотела сначала, до последнего играла её «в темную». Но и подставить не смогла. Раны не смертельные, но на вид опасные. Так что немцы поймут, что не убили фрау только из-за спешки, а не потому, что рука дрогнула.
Wild Cat
Скорость. Скорость, конечно, хорошо – но надо же и меру знать! А наша лихая Летт умудрилась запрыгнуть в машину раньше, чем мы оттуда прежнего водителя вынули. Хорошо, Док, который к передней дверце бежал, успел пристрелить шоферюгу через форточку. А так бы ещё чего доброго увезли у нас командира…
Самурай (вот же кличка собачья, а?) молодец – выдернул водителя, и сам тут же назад. И дверь закрыл – я всё равно машину вокруг оббегать не стал, нырнул мимо Дока за руль. Андрей в своей лейтенантской форме – рядом, на переднем сиденье. Седьмой с трофейным пулемётом – назад, с другой стороны от Летт. Правильно, прикрыть командира с боков, а то ещё шальная пуля – и ага. Пока я лез за руль, Док пальнул вверх из ракетницы, тройная зелёная – задание выполнено, начинаем отход. Это и сигнал прикрытию, и для Алекса - чтоб, если нас всё же зажмут, мог сообщить своим, что и как.
Летт с каким-то чемоданом. Вряд ли там чулки да румяна, но неужели? Неужели со стола Коха утащила? Да даже если и из машбюро сгребла, что под руку попало – всё равно, добыча знатная. Не удержался, спросил. М-да уж, ответ эмоциональный но не очень информативный. Мы все целы, погони не видно, идем с опережением графика – стало быть, едем к госпиталю, цель номер два.
По дороге утрясаем (в том числе и в буквальном смысле слова) планы. Войти и дойти до объекта надо тихо-тихо. В смысле – без стрельбы и без заметных посторонним трупов, скандал-то даже полезен будет, панику устроить им. По пути пришлось остановиться в каком-то дворике, попытаться замаскировать Летт под сестру милосердия. Что она при этом бурчала под нос насчёт «немецкой классики» я толком не понял, не забыть потом уточнить – что-то я не помню, чтобы у немцев в классических произведениях большое внимание санитарам уделялось.
Госпиталь. Что там охранник говорит? Что охранная рота гауптмана Эммерса уехала к комендатуре 4 минуты назад? Это, выходит, та колонна с которой мы разминулись пока Ника переодевалась и были охраннички? Да уж, повезло так повезло… Оно и к лучшему. Док, давай текст!
– Русские ворвались в город! Партизаны, не менее 2 сотен! Комендатура окружена! У нас приказ – чтобы не подвергать опасности жизнь раненых, срочно эвакуировать объект «Доппель» на аэродром!
А докторишка-то с лица сбледнул. Небось представил себе штурм госпиталя сотней озверевших в лесу партизан. Даже требование выделить санитарную машину прошло без затруднений. Непосредственная охрана объекта явно получила какие-то инструкции, отдавать не хотели. Им же хуже. Да уж, выучка у Самурая и Седьмого – страшно делается. И этому их научила эта вот девушка? Судя по тому, как она тычком пальцев, не останавливаясь, «срубила» эсэсовца…
А Летт, увидев раненого, стала сама на себя не похожа. Некогда, некогда тут эмоции строить! Врача убивать рука не поднялась, замотали в простыню и закатили под койку. Мы с Самураем хватаем носилки, Ника – капельницу, Док впереди, разгоняет посторонних, Седьмой – сзади, рук не видно. Понятно, в каждой – по пистолету, уже видел его «работу»,
Осталось как-то без шума и, не свалив «санитарку» под откос, избавиться от её водителя после чего прорваться через пост на выезде, а там – скоро лес, он укроет.
… Всё, выскочили! Седьмой, который рулил санитарной машиной, пару раз чуть не вылетел с дороги, но в целом – справился. Ника от раненого не отходит, командую сам. Интересно, как там остальные наши? Боюсь, узнаем только в отряде у Медведева.
Ника
Хорошо живет на свете Вини-Пух,
Оттого поет он эти песни вслух
И не важно чем он занят,
А ведь он дрочить не станет,
А ведь он дрочить не станет
Никогда...
Дурацкая детская песенка помогает держать темп. Чего-то мои мужики удивленно посмотрели на меня на трехминутном привале. Я что опять не туда съехала? Усталость приглушает эмоции. Усталость такая, что после короткого отдыха тело приходится поднимать с рыком. Одно радует – преследователи находятся примерно в таком же состоянии. Но за нами идут не лохи – волки СС. Противно чувствовать себя в роли дичи, загнанной дичи, хочется развернуться, дать бой. Пусть последний, но так, чтобы эти шакалы подавились! Но СБ прав – последний бой успеется, а сейчас время уходить, запутывать следы.
- Хорошо живет на свете Вини-Пух...
Мягкий мох под ногами пружинит, не дает почувствовать землю под ногами. Не понятно, где ямка, где бугорок. Прикладываюсь плечом к дереву – занесло, блин.
- Летт? – обеспокоенный вскрик.
Упрямо мотаю головой и перехожу на четыре шага бега. Шаг, бег, шаг, бег. Нехило живет Вини-Пух, развлекается... Но мы пока держимся. Чтобы нас загнать немцам надо постараться и хотелось бы верить, что мы окажемся этим волкам не по зубам.
Пятые сутки... на север.
Wild Cat
"Хорошо живёт на свете..."
Хорошо ему, Винни Пуху (кем бы он ни был). По пять суток кряду по лесам бегать не приходилось, наверное. "Оттого поёт он эти песни вслух". Угу, только вслух нам спеть и осталось, для полного счастья...
А ведь уже решили, что всё, закончился рейд. Собрались у партизан на базе, помянули ефрейтора Бычко. Почистили посеченную осколками спину у Алекса. Достали из отчаянно матерящегося Бати винтовочную пулю, которая опасности не представляла, но движения сковывала очень сильно. Почистили и перевязали рану в плече у нашего штатного пулемётчика. Правда, один из двух MG пришлось подарить партизанам, ну да не в убытке. Батя, при помощи местного оружейника, соорудил новый приклад для своей "Авдотьи". Послушали в сводке Совинформбюро о ликвидации "кровавого палача Украины". Простились с партизанами и пошли на "аэродром" - длинную не то поляну, не то просеку с сигнальными кострами.
А потом был, как выразилась Ника, "облом". Вместо ожидаемого "Дугласа" или ТБ прилетело кое-что другое, а именно - СБ-2 переделанный. От лётчиков узнали, что немцы прорвали фронт, обстановка резко осложнилась. Плюс - гитлеровцы подогнали под Киев ночные истребители. Возможно, наши выходки тут тоже свою роль сыграли. У более скоростного и менее заметного СБ было больше шансов проскочить. В переделанный бомболюк поместили носилки с Ярошенко, в кабину втиснули Алекса с чемоданом трофейных документов, простились ещё раз и пошли обратно - думать, как дальше жить.
А в километре от полосы наткнулись на супостата. Чтобы не выдавать расположение лагеря партизан, Летт предложила увести облаву за собой, на север. 3Д отправили долечиваться в отряд, Батя отказался, заявив, что на охоте и хуже бывало. Вот, уводим... Оказалось, что вышли на нас не тыловики-шуцманы, не каратели из "почти СС", а самые настоящие СС. "Матёрые волчары", как выразилась Летт на первом же привале. Егеря. Висят на хвосте, как гиря на ноге у каторжника. И что нам делать с таким довесочком...
Да, хорошо, наверное, этому Винни. Кем бы он ни был - речёвка про него привязалась, как егеря. Только в отличие от них помогает, бежать и держать дыхание. Эх, хоть кому-то сейчас хорошо. "Хорошо живёт на свете"...
На коротком привале прислонился к той же осинке, что и Летт.
- Надо что-то решать. Ещё сутки такой физкультуры - и сдохнем сами, без помощи немцев.
- Согласна. Что-то предложить можете, или так, информируете? - вот же язва, еле живая, а язычок всё равно...
- Выбор не богатый. Или отрываться, или принимать бой. Пока ещё можем. Убежать не получается, так что...
- С боем тоже. Не скажу, на что похоже. Во-первых, нас, похоже, не одна группа гоняет. Плюс кордоны, на которые нас и загоняют. Устроишь засаду одним - нарвёшься на других. И так - спасибо удаче, работе минёров и Бате, что мы уворачиваемся. На карте наш маршрут набросать - змея свихнётся от таких изгибов…
Подтянулись и бойцы - правильно, их тоже касается.
- Значит, отрываться?
- Ну, так убежать-то не получилось...
- А если не убегать?
Ника Алексеевна оживилась:
- То есть, ты предлагаешь?...
- Почему бы нет?
- Наглость - второе счастье?
- Ага, особенно, если нету первого...
Так, они, похоже, с полуслова друг друга понимают, а вот я - нет. И мои бойцы - тоже. Вот чёрточка - давно уже не делим бойцов на "моих" и "её", для партизан все мы - Спецгруппа Ставки, а вот в такие моменты разница налицо. Надо бы попросить разъяснений - на следующем привале, этот окончен.
"Хорошо живёт на свете..."
Wild Cat
«Хорошо живёт на свете гадский Пух»…
Хорошо ему, видите ли, гаду такому. Нет, у нас тоже не всё плохо. Попытка сделать петлю и сесть на хвост егерям, которые за нами гонятся, привела только к тому, что чуть не нарвались на свою же «растяжку». Но ведь не нарвались же? А вот немцы, пробегая второй раз по тому же месту, бдительность ослабили. И поплатились. И нас предупредили – уж слишком близко грохнуло. Но, кажется, Летт с компанией что-то придумали. Что-то такое, что услышишь – волосы дыбом встанут. Главное, чтобы у немцев тоже, но попозже.
А Док, у которого внезапно, с подрыва лестницы в Комендатуре, прорезалась страсть к минно-взрывному делу, опять о чём-то договаривается с Самураем. Тот, похоже, подрывником не был, но обладал болезненно-изощрённой фантазией. Спелась парочка, короче говоря. Да и ладно – третий день, как то и дело раздающиеся сзади взрывы дарят нам не только удовлетворение, но и дополнительные минуты форы…
* * *
Ротенфюрер Ойген Мюльсен озверел и внешне, и внутренне. Пошли пятые сутки погони по лесам да болотам за русскими диверсантами. То, что они устроили в Ровно, пока команда егерей ловила их же в окрестностях аэродрома, эсэсовец склонен был рассматривать как личное оскорбление. Правда, не мог не уважать сильного противника. Отправив группу следопытов искать следы в лесу, где скрылись и не вернулись захваченный русскими «кюбель» и патрулировавший местность бронеавтомобиль, Ойген осмотрел места боёв в Ровно. Об этом просил и вступивший в должность коменданта начальник СД. Новый комендант ещё не отошёл от впечатлений – просидел во время боя в отхожем месте, куда отлучился буквально за минуту до начала бойни. Однако разговор вёл твёрдо, указав на отсутствие у солдат вермахта нужного опыта, что уже привело к нескольким подрывам на оставленных русскими минных ловушках.
Мюльсен оценил основательность подхода противника – ударная группа, непосредственная поддержка, группа прикрытия и еще одна группа, прикрывающая это прикрытие. Минные ловушки на всех оборудованных позициях. Огневой мешок для излишне рьяных преследователей. Ойген, рассматривая фотографии тихого перекрёстка, заваленного телами в «фельдграу», пришёл к выводу – весь бой занял не более минуты. Огневой шквал, добивание проскочивших в дома солдат – и отрыв. Раньше, чем обленившиеся пехотинцы пробежали пол пути в обход позиций диверсантов. Следы крови указывали на ранение как минимум двоих русских, но ушли все, кроме явного смертника. Егерь пришёл к выводу, что это, видимо, был один из раненых, который не хотел задерживать группу.
Когда посланные в лес следопыты сообщили, что броневик угодил в засаду, ротенфюрер уже почти и не удивился. От места засады следы вели прямо к ближайшему болоту, дальше отследить через сутки было невозможно. Однако муравейник был разворошен знатно, все вспомогательные части, пехота, жандармерия, каратели и даже двигавшийся к фронту полк были брошены в оцепление, заставы и засады. Егеря рыскали по лесу, понимая: с нагло украденным из госпиталя «тяжёлым» раненым далеко и быстро не уйдёшь. Услышав шум мотора самолёта, Ойген решил, что на сей раз его обыграли вчистую, но нет – один из бойцов, воевавший добровольцем в Испании, опознал в самолёте лёгкий скоростной бомбардировщик. Стало очевидно, русские отправили по воздуху трофеи, а сами будут уходить пешком. Или наметили ещё какую-то операцию.
Буквально минут через 5-7 егеря обнаружили противника. И началась гонка. Ротенфюрер старался спешить не слишком – судьба попавших в засаду ровненских пехотинцев предостерегала от торопливости. Русская радиопередача, где противник егерей назывался как «Спецгруппа Ставки» так же характеризовала диверсантов как матёрых профессионалов.
Русские же петляли по лесам, непостижимыми путями уворачивались от облав, обходили засады и пытались нанести урон преследователям. Ротенфюрер, основываясь на ровненских данных и изучении следов, оценивал численность диверсионной группы в 6-10 человек. В составе группы он предполагал наличие трёх-четырёх снайперов, двух пулемётчиков и одного сапёра с больной фантазией. Ох уж этот минёр-извращенец, вот кто бесил ротенфюрера. Источник потерь в группе, причём потерь «бесплатных» для русских. Игра вторую неделю шла в одни ворота – вот что было обиднее всего.
Первые два дня погони всё шло более-менее нормально: минные ловушки были аналогичны обнаруженным в Ровно: граната и проволочка, мина натяжного действия. А потом начались сюрпризы. Сначала – привычная проволочка на уровне колена и ещё одна, рядом – в траве, на высоте щиколотки. Первый подрыв. Потом – непонятное. Проволока выкрашена гуталином, причём, судя по отсутствию запаха – не менее суток назад. Как? Правда, по этому месту явно пробегали до этого – неужели ловушка простояла тут так долго?
Потом русские, казалось, уже прижатые к кордону, неожиданно и незаметно вильнули в сторону, а подчинённые Мюльсена были обстреляны союзничками. Хорошо хоть те, косорукие обезьяны, ни в кого не попали. Пришлось возвращаться, искать боковой след. Дальше шли, ещё внимательнее осматривая обочины в поисках не только мин, но и новых тропок. Бдительность принесла плоды – выследили лося, двух косуль и страшно недовольного чем-то медведя. Потом опять потеряли след, искали до темноты и только утром сообразили, в чём дело. Не то русские прошли по медвежьей тропе, как-то договорившись с косолапым, не то медведь шёл по следам диверсантов. Так или иначе, он дал преследуемым врагам время отоспаться. Такой вот косматый союзник.
А утром неведомый русский сапёр добавил ещё неприятностей. Гельмут Шварц унюхал запах гари и нашёл замаскированное остывшее кострище. Откинул в сторону прикрывавший его дёрн – и свои копыта. Русский псих оставил в горячей золе банку из-под консервов с тротиловой шашкой с кучей хлама внутри. Причём горсть камней внутри была явно принесена из ручья километров за пять. Экспромтом не пахло. Пахло продуманной пакостью.
Потом подвела привычка. «Привычка – враг диверсанта», сколько раз говорилось учителями! И сам ротенфюрер не далее, как позавчера утром, повторил это своим, указывая на шаблонность действий русского минёра. И вот сегодня – Дитер Раух увидел блеск проволоки, проследил за ней взглядом, отцепил примотанную к колышку слева от тропы гранату и, не долго думая, перерезал проволочку. Он успел встать и повернуться к товарищам, пока привязанная к другому концу проволоки противотанковая РГ-42 пролетела 12 метров от макушки сосны до тропинки…
И вот последняя капля – сзади ковыляет мокрый и злой Франк Биттнер, упрямый битюг, потомственный лесоруб из Шварцвальда по кличке «Шранк» (Шкаф). Пол часа назад дорогу преградила очередная речушка. И переброшенное через неё бревно с отчётливыми отпечатками русских сапог на нём. Биттнер ломанулся к бревну, но был остановлен окриком опытного фельдфебеля. Тот предпочёл пойти вброд. Отошёл на метр выше по течению, сделал два шага – и зацепил очередную проволочку. Взревев бизоном, Франк выбежал на бревно и попрыгал на серёдке, показывая безопасность переправы. Русский сапёр рассчитывал, что по бревну будут идти люди, а не прыгать лоси. Взрыватель сработал, когда Шранк очередной раз подпрыгнул на нём над серединой речки.
Ойген Мюльсен заворожено наблюдал, как полубревно, кувыркаясь, взлетает в воздух и опускается на упрямую голову только что вынырнувшего Биттнера. «Человека бы убило, а у этого дуболома – ободрано ухо и выбито плечо», – зло думал ротенфюрер. «И когда у этой русской сволочи взрывчатка кончится?!»
* * *
– Всё, осталось по одной гранате у каждого, минировать нечем, – произнося это, Док выглядел как сиротка, у которой отобрали последнюю карамельку. На роль злодеев он явно назначил меня и Нику. Это мы распорядились оставить по одной гранате «на самый крайний». А мне никак не давала покоя полученная мной перед вылетом инструкция «по обращению с телом майора Ивановой». Если вдуматься – инструкция, для того чтобы быть выполненной, предписывала мне сознательно пережить своего командира. Тогда как устав требовал противоположного – отдать, если потребуется, жизнь для спасения того же командира. Вот такое вот противоречие…
Ника
Если бы у нас было побольше времени можно было бы поиграть с немцами в "Рэмбо". Со всякими там веселыми ямами и брёвнышками на голову. Но лиан в Волынских лесах не водится, а веревки нужной длинны с собой не захватили. Леска конечно, есть. Куда же без неё? Но её уже маловато - израсходовали. Одна идея в голове водится. Заманить немцев на болота, а там снайперами их погонять. Идея толковая. Но надо для этого знать местные реалии, а то сами в болоте и останемся. Проводника бы... эх, мечты, мечты.
С утра день явно не заладился. Сначала пошел дождь - это, как бы, с бодрым утром. Речушки радостно подхватили веселые струи и растолстели до неприличия. Был ручеёк, а стала полноводная речушка. Под тонким слоем мха оказался толстенный шар глины. Любой шаг отпечатывается намертво - за версту видно.
- Всё, приплыли. - говорить это не хотелось, но правду не скроешь.
- Что теперь делать?
- Читать Достоевского. Там всё написано! - знаю, сорвалась. Глупо так отвечать. Но не могу подругому. От злости аж зубы сводит - так хочется устроить немцам "веселушку". - Батя, мне надо место с четырьмя доминирующими точками. Найди, пожалуйста.
- Что вы хотите сделать? - СБ тоже злой, мокрый и уставший.
- Хочу заставить немцев искать пятый угол. Знаете как это?
- Кажется, понимаю...
- Тогда обойдемся без лишних вопросов. Или мы уничтожим их, или они нас. Сегодня. На болото с хвостом лезть нельзя. - я усмехнулась. - "Мы принимаем бой!". Точка, конец цитаты. Киплинг.
- Киплинг?
- Ага. Один англичанин, который очень любил Индию. Надо бы перевести его, да и "Семь столпов мудрости" Лоуренса Аравийского, как пособие для партизанской деятельности, тоже бы не помешало. Ах, жаль... политика не допускает классику. Да, не смотрите вы на меня так, СБ. Я просто очень много в своё время читала. И было что... вот победим, будут и у вас хорошие книги... надеюсь.
"Запад, есть Запад. Восток - есть Восток. И с мест они не сойдут.
Пока не предстанет небо с землёй на страшный господень суд.
Но нет Востока и Запада нет. Что племя, родина, род,
Когда сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает..."
- Это ваш Киплинг или Аравийский?
- Киплинг. Хотите еще?
- Да.
- Эпитафия командиру морского конвоя.
"Нет хуже работы пасти дураков,
Бессмысленно храбрых - тем более.
Но я их довел до родных берегов
Своею посмертною волею."
- "Своею посмертною волею... - пробормотал СБ. И его лицо стало таким, как у человека принявшего наконец, решение.
- Только попробуй, - поспешила предостеречь я своего слушателя. - Я тебе устрою - "посмертную волю". В гробу вертеться будешь как пропеллер вертолета на холостом ходу. Понял?
- Так точно, товарищ Летт.
- Заставь дурака богу... почитала стишки, дура.
- Летт, Батя!
- Подьем...
Когда раздались выстрелы, первая мысль была стандартно нецензурная. Вторая более адекватная: «Нарвались!». Но выстрелы звучали где-то сбоку и явно не в нас. И вот тогда пришло, наконец, удивление:
- Кто?
Привычно окинула взглядом наш маленький потрепанный отряд. Все на месте.
Где-то правее разгорался бой. Одиночные выстрелы трехленеек и оглушительная трещотка шмайсеров.
- Партизаны?
Да, это более дельное предложение.
- Похоже.
Как-то забыли мы, что кроме медведей, оленей и остальной живности в этом военном лесу кроме нас и егерей есть еще и другие двуногие. Неожиданно. Но предсказуемо… если бы я хоть чуть-чуть подумала.
Скорее всего преследователи спутали следы и ушли в сторону прямо на партизан. А кто знал, что они там будут? Мы так точно не знали. Дурацкая случайность, от которой никто в этой жизни не застрахован. Впрочем, у нас появился хороший шанс ударить в спину. Не воспользоваться им просто грех.
Видно, за время операции мы стали думать одинаково, потому что едва я открыла рот, как Игрок меня перебил:
- В спину…
- С партизанами связаны…
- Бой внезапный…
- Хороший шанс…
- Прикрытие?
- Снимем…
Мне оставалось только кивнуть.
NikTo
Выход на железку намечался как всегда сложный. Хотя и была громко именуемая "железка" всего лишь узкоколейкой. Но в этих болотистых лесах даже такая транспортная артерия представляла интерес для партизанского отряда, который регулярно проводил на ней диверсии. К сожалению, вреда от них было больше для самих партизан, чем для немцев. Виной тому и слабая подготовка бойцов, бывших деревенских парубков или прошлогодних окруженцев, сумевших отсидеться в лесах или у добросердечных селян. И дурь командира, "партизанского помещика", как называл его про себя Алик Нефедов, ведший группу на очередной подрыв и прикидывавший, как бы избежать больших потерь в предстоящем бою.
Алик не был в немецком плену, не был он и местным жителем. Провоевав добровольцем пулеметчиком полгода, был ранен, а после госпиталя попал в ШМАС - школу младших авиационных специалистов. Где учтя его увлечение радиоделом и пулеметный опыт, обучали специальности стрелка-радиста. Две недели назад его эскадрилья ночных дальних бомбардировщиков выполняла очередное задание. Ил-4, в котором Алик был стрелком радистом, подбили над целью, вышел из строя один мотор, но командир упрямо тянул на восток, понемногу теряя высоту. А когда стало ясно, что упадут они явно до передка - приказал экиажу покинуть самолет. Алику повезло, он упал в болото, а не к немцам, и проблукав в этих гиблых местах три дня, был встречен партизанским дозором. После поверхностной проверки, проведенной лично командиром отряда, полноватым мужиком с явно не армейскими замашками и вечно "слегка выпившим", был отправлен в этот рейд. Его удивило назначение старшим, но ребята жившие с ним одной землянке, просветили, что все это от потерь, понесенных группой в предыдущем выходе.
"Сам "командир" не ходит, а только отправляет. Ну а кому повезет вернуться живым, те или раненные или уходят." - так говорил бывший военнопленный Яков Глыба, шедший сейчас следом за Аликом. "Куда уходят? как?" Не понял его Алик. "Куда подальше от этого...", сплюнул Яков - "лишь бы немцев с толком бить, а не здесь дурью маятся. А мне идти не с руки."
"Потому что зазноба у меня на кухне есть. Лиза, еврейка она. С ней мы здесь далеко не уйдем". Добавил Яков, предвосхищая невысказанный вопрос Алика.
Сейчас он вместе с ним лежал на пригорке и так же внимательно смотрел на немцев, расположившихся на привал.
- Старшина, егеря это. По нашу душу явно. Хана отряду. Что делать то будем?
В группе старшины Нефедова было 16 человек, считая вместе с ним. Пулемет, немецкий МГ, который бывший пулеметчик и бывший стрелок радист взял себе, поглядев, как мучится с ним здоровый, но нескладный Мыкола Торбач, два автомата и винтовки. Шансы при внезапном нападении вроде как были неплохие, а позади был отряд, неожидавший неприятностей. Помолчав, Алик тихо сказал:
- Передай по цепи. Разобрать цели, стрелять после моей очереди, через две минуты начнем.
Вот только подготовки ранее невидаыший егерей летун не учел. Первой очередью ему удалось срезать двоих, явно расчет пулемета. Это был практически единственный его успех. Впрочем то, что своим огнем не подпускал немцев к пулемету этого несчастливого расчета, дало его ребятам пожить еще несколько минут. Но старшина понимал, что это только отсрочка. Ловкие егеря экономно, но метко отвечали на суматошный огонь начинавших паниковать партизан. Потихоньку они растянутой цепью, перебежками, прикрывая друг друга, подобрались на гранатный бросок, но почему то не пускали в ход карманную артиллерию.
- Живыми взять хотят. – Сказал, Яков, лежащий рядом с Аликом, загоняя в винтовку обойму. – Последняя. Вот только хрен у них чего получится. Я снова в плен не пойду.
Он воткнул рядом с собой финку.
И на мгновенье обернувшийся старшина увидел как за спиной Якова выросла фигура здорового немца, в мокрой форме. Он выстрелил в Якова, перевел ствол на менее опасного сейчас пулеметчика. В этот момент их обоих отвлекла внезапно вспыхнувшая в тылу редкой немецкой цепи перестрелка. И Алик взметнулся с земли, вцепляясь в воткнутый рядом нож, отбивая в сторону ствол немецкого карабина, и понимая, что этот здоровяк его сейчас заломает.
… Когда Самурай , внимательно глядя вокруг себя, подошел к партизанскому пулемету, он увидел тихо стонущего парня в пробитой на спине пулей телогрейке и лежащего здоровенного немца в мокром камуфляже . Егерь был явно мертв, слишком много крови вокруг неподвижного тела, но из под него издавались какие то невнятные звуки. Перевернув его, Самурай удивленно присвистнул. Партизан в летном подшлемнике, перегрыз немцу горло, когда ему егерь сжал руку, держащую нож. И не смог выбраться из под этой туши.
- Чего это делаешь? Как ты его? - Спросил его ошарашенный Самурай.
- Давно здесь лежу. Зубами – невпопад ответил ему Алик, отплевываясь от крови и вдруг согнулся в приступе рвоты, еще раз глянув на немца
Ника
Я никогда не умела общаться со снобами и идиотами. К сожалению, данный экземпляр совмещал сразу два типа в одном флаконе. Командир партизанского отряда, куда привели нас спасенные на болотах партизаны являл собой ярчайший образец мужского самца. В худшем смысле. Мне он чем-то напомнил неандертальца. Давно уже никто не обращался со мной как с бабой – этот позволил себе не зная нас, начать с первого же момента встречи командовать. Вроде как мы ему мальчики на побегушках. Сразу «разделил» нам обязанности – мне на кухню, Игроку и СБ – минирование железной дороги, а всех остальных записал как рядовых бойцов. Если честно, я офонарела.
Потери в его отряде составляли 70 % с каждого задания. Конечно, если он умудрился послать мальчишек-новичков минировать мост не дав им даже времени познакомиться со взрывчаткой. Самое умное, что он смог сказать: «Вы комсомольцы, а значит ваш долг бить врага! Вы обязаны подорвать этот мост!» Класс! Самурай сдуру еще поинтересовался, а если в отряде не комсомольцы? На что получил исчерпывающий ответ: «Советские люди все комсомольцы и коммунисты!» Комсомольцы – это еще ладно, но не круглые же придурки!
Помолчав пару минут и выбрав из двух зол – прирезать его сейчас или пусть помучается разбираясь с СБ, я выбрала третий – отоспаться и завтра же уйти, послав ко всем чертям его с его Коммунистическим партизанским отрядом.
Позже, когда мы впервые за последние десять дней нажрались от пуза и вытянув ноги грелись у костра, меня отозвал СБ. Во время общего сбора и знакомства мы не стали сразу представляться. Просто группа разведчиков. Кому надо бы сказали на ушко тихонько, но этот "кому надо" оказался редчайшим типом тупого служаки и поговорить с ним не получилось.
- Что ты думаешь об этом всем?
- Даже не знаю. Не хотелось опускать его при его людях. То, что он их собрал и базу держит уже давно - это конечно ему огромный плюс. Хозяин местных болот! Мать его! Но ты посмотри - люди в основном разведчики, местные. У него неплохая агентурная сеть. А акций почти не проводит. Знаешь почему? Потому, что негде! Немцы здесь не держат ни серьезных подразделений, ни складов, а единственная ускоколейка, которую он время от времени рвет, не играет для немцев никакой роли. Да и чинят они ее только для вида. Хоть у него и потери одни из самых крупных во всех партизанских отрядах, но ведь это происходит не так часто! А ты же слышал, как он говорит?! Соловей, блин! Заслушаешься! Как он им лапшу вешает, что они одни из самых крутых? А ведь верят! Не с кем им себя сравнить! Далеко от своих болот они не отходят, с другими партизанами почти не общаются - вот и пригрелись под крылышком этого муда-ка. "Чем дальше в лес, тем толще партизаны" - как про него сказано.
- И что мы с этим "толстяком" делать будем?
- Я же сказала - не знаю. Теперь твоя очередь что-то выдумать. Если честно - я хочу отдохнуть. Хоть картушку чистить, хоть котлы мыть, но у меня нет сил бегать опять по лесам. Да и мальчишкам, и тебе тоже поспать бы. Самурай хоть и хохориться, а ведь ранен же. Батя, опять же...
- Давай я ему скажу, что мы Группа Ставки. Добьюсь содействия.
- Знаешь, что он сделает? Во-первых - не поверит. Не может, по его логике, в состав такой группы входить женщина. Во-вторых - потребует потверждения, а пока будет связываться с командованием позапирает нас к такой-то матери в землянке. Мне за него перед теми пацанами, что нас через болото почти на себе вытащили, стыдно будет... Ну придумай что-нибудь... ты же умница, СБ.
- Ой, товарищ Летт... Ника Алексеевна... ставите вы задачки! - хмыкнул мой собеседник. - И не откройся и в то же время добейся содействия. Что же вас тревожит? Подозреваете его?
- Нет. Но знаешь, не могу пока понять, что же происходит.
- Обиделись на него?
- Может и обиделась, но уж точно за это убивать не буду. За ним всё-таки люди идут. А ты выясни всё-таки, поговори с людьми...
- Товарищ Летт! - на этот раз уже улыбки не было, - давайте вы не будете учить меня выполнять мою работу!
Вот всё-таки ежик! Распустил колючки!
- Не буду... товарищ Служба Безопасности! Извини...
- Да нет, ничего... просто вы правы. С этим надо поработать. Я займусь, не волнуйтесь...
- Спасибо. И спокойной ночи. Давай уже баиньки. Завтра будет день и будет пища.
