Свет идет с востока.

«Знание – у Аллаха».
Коран, сура 67 «Власть».

Глава 1
Во имя Аллаха милостивого и милосердного…

«Мир вам, братья и сестры. Передаем сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует шести часам московского времени».
Приемник пискнул, и в кухню  ворвался призывный крик муэдзина. Она заторопилась: уже утренний намаз, а завтрак еще не готов. Сейчас мужчины помолятся, и им надо будет спешить на службу. А голодный мужчина страшнее всех дэвов и джинов вместе взятых…
 Доброе утро, родная, – муж обнял ее.
Молитва окончена.  Она обернулась: ее муж, полковник Семенов, стоял уже не в домашнем халате, а в форме, только еще без оружия и папахи.
 Доброе утро, матушка, – за спиной мужа появился старший сын.
Тоже в форме, в начищенных до зеркального блеска ботинках, он был почти точной копией отца, только на двадцать пять лет моложе. А из ванной комнаты неслись фырканье, смех и звонкие шлепки – это умывались близнецы, Бейбарс и Ирбис.
Старшие мужчины пожелали доброго утра дочерям, помогавшим матери, и чинно уселись за завтрак. Горячие лепешки, тонко нарезанная конина, салат и чай – вот и весь немудрящий завтрак в большой московской семье. Женщины скромно стояли в сторонке, ожидая пока насытятся мужчины.
Появились близнецы – веселые, гомонящие, подтрунивающие друг над другом. Старший сын неодобрительно покосился на них, но, видя, что отец не реагирует на расшалившихся младших братьев, промолчал. Бейбарс, начал было со смешками рассказывать историю о проблемах в институте, где работали оба младших сына, но отец, наливая себе чай, попросил младшую дочь:
 Айгуль, сделай погромче, – и Бейбарс почтительно умолк.
По радио передавали последние известия. Сначала, по обыкновению шли новости страны. Она рассеяно слушала о сборе  урожая, о выплавке металла, сборе в Набережных Челнах юбилейного автомобиля, о том, что Шейх-уль-Ислам Руссани посетил Таманскую гвардейскую дивизию и беседовал с бойцами о необходимости крепить оборону Родины…
 Это ж наши! – возглас старшего сына вывел ее из полудремотного состояния.
Диктор уже повествовал о событиях на Ближнем Востоке. «Сломив упорное сопротивление противника батальоны Аль-Кайды штурмом овладели городом и портом Хайфой. По сообщениям из Дамаска объединенные силы ООН потеряли не менее двух батальонов морской пехоты, пятнадцать танков, десять боевых вертолетов. В воздушных боях было уничтожено больше двадцати боевых самолетов противника. Летчики-добровольцы Аль-Кайды нанесли удар по вражеской эскадре, в результате которого авианосцу «Чарльз Винсон» были нанесены значительные повреждения. Велик Аллах, что передал гяуров в руки правоверных!»
Старший сын, в недавнем прошлом командир эскадрильи гвардейского полка «Гнев Аллаха» сидел, гордо выпрямив спину, словно на совещании штаба. Она смотрела на него и с тревогой, и с гордостью. На груди Ульдемира горели звезда и полумесяц на зеленой ленте. Герой Ислама. Она вдруг вспомнила, каким слабеньким родился он, как тяжело рос в далеком Омаралийске-на-Камчатке. Как она, не смыкала глаз у постели старшенького, к которому так и липли всевозможные хвори и болячки. Ей вспомнился курсант летного училища, приехавший в свой первый отпуск и первый подарок матери – тоненькая золотая цепочка со скромной подвеской – купленный на первую в жизни офицерскую зарплату…
Из Багдада в Москву его привезли на санитарном самолете в самый разгар первой Иракской кампании. Он повел свой Су-25 «Зульфакар» в атаку на британский авианосец «Инвинсибл», и именно его ракеты нашли цель. Весь израненный, Ульдемир Семенов сумел дотянуть до Иракской территории, и уже там катапультировался, покинув пылающий самолет в последний момент.  Его командир, генерал-майор Руцков-паша, написал, что, если бы не отвага и мастерство капитана Семенова, полк не смог заслужить высокую оценку Шейх-уль-Ислам Руссани: «Урусы вновь показали кафирам, что для последователей Пророка нет невыполнимых задач».
Невольно она залюбовалась сыном. Как идет ему форма, как красят его ордена. И протез совсем незаметен. Он даже ходит почти не прихрамывая…
 Папа, мы пошли! – близнецы, дожевывая на ходу лепешки, подхватились из-за стола, быстро поклонились ей, помахали рукой сестрам и умчались, топоча, точно кони, по лестнице.
 Благодарю, матушка, – Ульдемир встал, поклонился и ушел в свою комнату.
 Очень вкусно, – муж тоже ушел.
Моя посуду она слышала, как уходят старшие мужчины. Не суетясь, спокойно, уверенно. Вот стихли в коридоре шаги, хлопнула входная дверь, и тут же две дочери, щебеча и хихикая, потащили ее к столу. Она жевала, рассеяно слушая как Айгуль и Майра перемывают косточки подружкам, обсуждают новый фильм, сетуют на каких-то своих приятелей… Вот и они доели. Дочки убрали со стола и удалились. Старшая собиралась на работу, младшая – в университет. Она вышла в коридор проводить их, и смотрела, как дочери чуть трогают губы помадой, надевают сапоги, приподняв длинные подолы юбок, и прикрепляют на лице легкие вуалетки из прозрачного газа. Все как всегда, все как обычно…
Оставшись одна, она занялась домашними делами. Потом позвонила старшей дочери, давно уже жившей своей семьей. Поинтересовалась здоровьем внуков, расспросила о зяте.  Затем пошла в магазин: соседка сказала, что в их «стекляшку» привезли настоящий аравийский кофе.
В очереди разговорилась с другими женщинами. Все говорили только об одном – о возможной войне. Две старушки, которых уважительно пропустили вперед, рассказали о том, что вот точно так же было перед Великим Джихадом. Тогда тоже выбросили множество товаров, таких, которые обычно появлялись в магазинах только к праздникам. Очередь волновалась, роптала. Одна из старушек рассказывала, как в тот страшный день вот так же шла в магазин и вдруг услышала из громкоговорителя голос великого Бей Булата: «Братья и сестры, к вам обращаюсь я…»
Кроме кофе, она взяла несколько упаковок замороженного гречневого плова, на шесть мораведи слоеного теста, и, соблазнившись на красивую упаковку, коробку конфет «Подмосковные вечера».  Она представила себе, как вечером когда вся семья соберется за чаем, выложит на стол коробку, и как обрадуются все домочадцы…
Ее мысли были прерваны громким ревом труб из рупора на ближайшем фонарном столбе. «Внимание, внимание! Говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение». Она остановилась  и, в обрушившейся тишине, размеренно зазвучал чуть глуховатый голос Шейх-уль-Ислам Руссани.   Не веря своим ушам, молча, оцепенев от ужаса,  вцепившись  в чью-то руку, она словно бы видела, как падают многотонным грузом слова: «Во имя Аллаха милостивого и милосердного. Братья и сестры, правоверные, к вам обращаюсь я …»

Глава 2

Разве я пожелаю судьей кого-либо, кроме Аллаха?

За четырнадцать лет до этого, в 1369 году Хиджры прекратила свое существование одна из величайших держав мира – Советский Союз. Рухнуло здание, которое русские князья,  цари и партийные лидеры возводили на протяжении многих веков, и  распался удивительный конгломерат людей разных национальностей, религий и даже цветов кожи.
На территории бывшей империи возникли новые государства, каких никогда и не бывало в истории. Повылазили из могил Балтийские лимитрофы, явила всему миру свою отвратительную морду националистическая Украина. На территории республик Средней Азии прокатились волны погромов, окончательно выведя из строя и без того не слишком сильную промышленность сельскохозяйственных и сырьевых задворок державы, отбрасывая с таким трудом цивилизованные земли в феодальное средневековье. Увлеченно резались друг с другом многочисленные народы Кавказа…
В создавшейся ситуации тяжелее всего пришлось России. Потенциально богатая она оказалась во власти откровенного жулья и бесполезных болтунов, призывавших все разрушить, дабы потом построить на руинах «рай на земле». Совсем плохо было то, что усилия некоторых из этих лидеров были оплачены заокеанскими спецслужбами…
Но в этом кошмаре была и одна положительная сторона. Ислам. Еще в 542 году Хиджры Великий князь Андрей Боголюбский – Андрей Бахаулла предпринял нескольких походов в Волжскую Булгарию и покорил ее.  Там Бахаулла близко познакомился с Учением Пророка, а его сын, Всеволод ибн Андрей, вместе с женой из Великого Булгара принял и истинную веру. Россия долгое время была форпостом Ислама на северо-востоке Европы, и теперь стремительно возвращалась к своим религиозным корням. Мусульманский мир великодушно простил бывшим коммунистам и интернационалистам их заблуждения. Уже через два-три года после распада СССР в Россию устремились миссионеры, имеющие своей целью восстановить в народе веру, а вслед за улемами бурным потоком хлынули инвестиции во все отрасли российской промышленности. Правда, в первую очередь,  оборонной…
Страна вновь училась жить по законам шариата. Казнокрадам, ворам, торговцам наркотиками, сутенерам публично рубили руки, обезглавливали, ссылали, побивали камнями. И все это проделывалось под руководством, казалось бы, вполне цивилизованных, окончивших оксфорды и йели, саудовцев, иорданцев, кувейтцев…

…На улице было темно. Редкие фонари, казалось, только сгущали темноту осенней ночи, и единственным источником света казалось, были фары проносившихся автомобилей. Один из них, навороченная «девятка» тормознул у самого бордюра, заставив идущую по тротуару женщину отпрыгнуть в сторону.
 Дэвущка, слющай, садысь, покатаемса, э? – гортанный голос с акцентом подтвердил, что высунувшийся в окно обладатель заросшего щетиной лица – выходец с Кавказа.
Женщина, не ответив, заспешила вперед, но автомобиль догнал ее, поравнялся, и кавказец снова высунулся в окно:
 Слющай, э, почему не отвечаиш? Ти нэмой?
Женщина ускорила шаги, но автомобиль не отставал:
 Тебе хорощо гаварят, а ти не атвичаиш. Ни харащо…
Женщина побежала, а из «девятки» раздался смех и несколько фраз, в которых, судя по экспрессии говорившего, можно было угадать кавказскую брань. Люди, находившееся рядом, безразлично шли по своим делам. Увы, подобные сцены стали для Москвы не редкостью…
Машина начала было набирать скорость, но вдруг дорогу ей преградил «москвич» не самой последней модели, но чистенький и ухоженный. Выбравшийся из него человек средних лет не спеша подошел к «девятке».
 Джигиты, а своем ауле вы тоже так к девушкам пристаете?
 Тэбе чево нада, казел? – поинтересовался сидевший  за рулем молодой кавказец,  но другой, постарше, сидевший рядом, примирительно произнес:
 Э, брат, зачем спрашиваэш? Эта, – выплюнул он бранное слово, – только и дюмает, чтобы ей вставилы.
Он был уверен в себе, потому что деньги придают уверенности даже ничтожеству. Но мужчина вдруг спросил:
 Вы откуда родом?
 Азербайджан знаиш?
 Знаю. Значит мусульмане? Ля иллаха  илла Лаху.
 Омин – ошарашено произнес кавказец постарше.
 Вы только что совершили хазр, причем ты, – рука говорящего указала на водителя, – дважды. Да предстанете вы пред судом шариата.
С этими словами мужчина повернулся и зашагал вслед оскорбленной женщине. Догнав ее, он о чем-то коротко переговорил с ней, сел в свой «москвич» и уехал.
На следующий день, на том же самом месте москвичи были поражены небывалым зрелищем. Возле небольшого автобуса стояла значительных размеров деревянная рама. Несколько мужчин вывели двоих и начали аккуратно привязывать их к раме. Рядом с автобусом стояла женщина, которая смотрела на все происходящее изумленными глазами.
Два человека в небольших чалмах подошли к привязанным:
 Иджма приговорила: тебе – 10 ударов плетью, тебе – 20.
В воздухе засвистели плети, а седобородый старик в чалме неожиданно сильным голосом провозгласил:
 Истинно говорю вам, правоверные: Пророк заповедал уважать женщин, дарящих нам жизнь!..

…На станции метро волновалось людское море. В подошедший поезд бросились так, словно там  всех ожидал райский сад с полногрудыми гуриями. «Час пик» как всегда превращал подземку в поле боя.
Пожилого мужчину буквально внесли в вагон, прижали к противоположным дверям и чувствительно саданули локтем под ребра. Поезд тронулся и старик огляделся. Рядом с ним на лавке, над которой размещалась надпись «места для пассажиров с детьми, инвалидов и лиц пожилого возраста», сидела молодая пара. Девушка в тяжелых ботинках, со странной прической на голове, наводившей на мысль, что ее обладательнице неплохо бы проконсультироваться у психиатра, прикорнула к плечу парня с наушниками плеера на голове. Глаза юноши были открыты, но не выражали ничего. Несмотря на шум, в вагоне явственно слышался ритмичный стук ударников из его наушников.
 Садитесь, пожалуйста, – женщина лет тридцати пяти, сидевшая дальше, поднялась со своего места и поманила старика рукой.
 Ну что вы, – начал было отнекиваться пожилой человек, но женщина настойчиво тянула его за рукав.
 Парень, а что, место уступать старшим не учили? – спросил  стоявший рядом мужчина, наклоняясь к парню.
Но тот, видимо полностью погруженный в сладостный мир звуков, ревущих в наушниках, никак не отреагировал. Мужчина тряхнул парня за плечо, но когда тот поднял голову, старик уже сидел на месте женщины. Парень вопросительно взглянул на мужчину:
 Чего надо?
 Сидишь, а пожилым людям женщины места уступают? – взорвался мужчина.
В это момент поезд остановился на очередной станции, и в вагоне, в котором наступила относительная тишина, его голос прозвучал как набат.
 Позвольте, – к парню протолкались несколько крепких молодых людей с зелеными налобными повязками на бритых головах.
 А ну-ка встань, уступи женщине место и извинись, – предложил один из них.
Юноша прикинул число противников и решил не рисковать. Он встал, пробормотал «извините», но когда парни отошли, нагнулся к своей спутнице:
 Уроды, татарва паршивая, понаехали – и порядки свои устанавливают!
Видимо один из крепышей услышал реплику, потому что на следующей остановке они окружили парочку и силой вывели их из вагона. Один из парней огляделся и, увидев в толпе пожилого человека, устремился к нему.
 Достопочтенный, – произнес он, слегка поклонившись, – скажите, как Пророк завещал обходиться с оскверняющими свои уста бранью?
 Да будет осужден он за свои слова, и поступят с ним по делам его, – процитировал старик, заводя глаза вверх.
 Благодарю вас, уважаемый – парень снова поклонился и пошел обратно, к своим товарищам.
По его знаку, несколько крепких кулаков взлетели и разом опустились. В воздухе повис визг девушки. Молодежное движение «Мюриды Пророка» давало еще один наглядный урок шариата…

 ... Так я буду ждать положительного решения? – произнес посетитель, склоняясь над столом и одновременно роняя в приоткрытый ящик конверт.
 Разумеется, – произнес чиновник с благодушной улыбкой, протягивая ему свою пухлую руку. – Я думаю – недельки через две можно будет и вселяться. Всех благ, – произнес он на прощание.
Оставшись один, он погрузился в работу. Предстояло срочно найти жилье для жильцов дома в самом центре столицы, который он только что согласился считать аварийным и провести принудительное отселение. Два десятка квартир нашлись в капотненских бараках, еще столько же – где-то у самой Окружной дороги, в тех пятиэтажках, которые давно было пора сносить…
День промелькнул в заботах и хлопотах. Вечером, усаживаясь в свой «Опель», он думал о том, что часть денег можно отложить на обучение дочери в престижном западном университете, а другую часть… О, на другую часть имелись свои виды: бильярд у  Самвела, пара приятных вечерков в баньке с нескучными девочками, поездка к морю, новый автомобиль… Правда, на новую тачку, пожалуй, не хватит – придется еще подзаработать…
Он плотно поужинал, посмотрел вечернюю передачу по телевизору и лег спать с сознанием выполненного долга. Кошмары ему не снились. Как показали ближайшие события – напрасно…
… С самого утра телефон в его кабинете словно обезумел. Жители дома, определенного под снос, развернули бурную деятельность и, что называется, били во все колокола. Дом не имел особого исторического значения, но когда-то, во времена Великого Джихада, на крыше именно этого дома стояла зенитная установка сбившая один нацистский самолет. Этого он действительно не знал, но, даже если бы и знал, то вряд ли изменил бы свое мнение. Кто был проситель, и кто были эти жильцы? Уважаемый всеми человек, один членов влиятельной группировки, и какие-то там инженеришки, работяги, бабки, дедки и прочая… Да куда они вообще лезут?! Хвала Аллаху, кончился этот отвратительный социализм, и теперь наконец можно не только заработать но открыто потратить…
 … Мир этому дому – чуть поклонился вошедший.
О, он знал, кто это. В недавнем прошлом гражданин Саудовской Аравии, окончил Оксфорд, и приехал в Россию, чтобы повыгоднее вложить семейные капиталы. Здесь же его, как прибывшего с Родины Пророка, попросили войти в администрацию нового мэра, который то ли не сумел,  то ли не захотел перетащить за собой всю свою команду откуда-то из-под Казани.
  Он вскочил и поклонился в ответ, старательно, точно выполняя гимнастическое упражнение:
 Прошу вас, уважаемый Гамаль Абд аль-Азиз, прошу вас. Какая честь для меня, что вы посетили такого скромного… – властный жест прервал поток псевдовосточного красноречия.
Вслед за неожиданным гостем вошли несколько человек в костюмах и дабах. Охрана.
 Веруешь ли ты в Книгу и заветы Пророка? – голос саудовца звучал жестко.
 Я… – он запнулся – я … да… Ля иллаха  илла Лаху  – сумел пробормотать наконец, еще не понимая, что может с ним произойти.
 Омин. Тогда напомни мне, как Пророк повелел карать нерадивых  надзирающих?
Еще не понимая, что происходит, он безвольно висел в руках охраны, тащившей его во двор. У стоянки служебного транспорта почему-то стояла огромная деревянная колода. Его подтащили к самой колоде, пригнув, поставили на колени. Над ним раздался суровый голос:
 Отвечай, нерадивый, какой рукой принимал ты мзду за неправды свои?
«Нет, этого не может быть, мы ведь в ХХ веке! – осенней мухой билась мысль. – Сейчас попугают и отпустят!»
Он не помнил, как охранники Абд аль-Азиза развернули его к колоде, как вытянули вперед правую руку, как взблеснул в неярком осеннем солнышке драгоценный дамасский клинок. И лишь кода боль ударила кувалдой в мозг и, точно кипятком, обожгла отрубленную кисть, он завизжал, как визжит попавшая в капкан лиса…

… Пустырь на окраине Пехлевбурга, северной столицы России, был необычайно многолюден. Над головами возвышались верхушки нескольких столбов – бревен, вкопанных в центре пустого пространства. А на краю пустыря  стоял самосвал, уже высыпавший свой груз: камни-голыши, куски кирпича, бетона, цемента…
Движения толпы казались хаотичными, но если приглядеться, можно было уловить некую осмысленность: люди прихватывали из куч камни и кирпичи и проталкивались куда-то в центр, по направлению к столбам. Там было особенно тесно…
 … Так им, так – шептала рано постаревшая сухонькая женщина, сжимавшая в побелевших руках камень. – Пусть мучаются, как сыночка мой.
 Ух-х! – высокий мужчина, с всклокоченными седыми волосами и сбившимися набок очками, с силой метнул половину кирпича. – Что, гады, хорошо?!
У столбов обвисли на веревках пять скрюченных фигур. Они уже не пытались уворачиваться от камней, лишь вздрагивали, когда очередной булыжник бил в окровавленное тело. Чуть в стороне стояли несколько человек в чалмах и двое милиционеров. Негромко переговаривались друг с другом, изредка взглядывая в сторону казнимых.
 Слушай лейтенант, по-моему, камней не хватит. Ты б еще заказал, – заметил один в чалме.
Лейтенант прикинул на глаз число собравшихся людей и, кивнув, бросил несколько слов рацию. А мужчина в чалме поднес к губам мегафон:
 Правоверные! Люди! Посмотрите на этих негодяев! Это они продавали вашим детям наркотики! Пророк завещал побивать камнями отравителей! Следуйте заповедям Пророка!
Рыкнув двигателем, притормозил у края пустыря самосвал. Из кузова с грохотом посыпались камни. Толпа слаженно качнулась в его направлении: каждый хотел подобрать камень по руке…

…На площади возле кремля было сущее столпотворение. Бескрайняя толпа, словно океан, то накатывала вперед прибойной волной, то отступала назад, давая возможность пройти новой группе военных, ведущих осужденных. Их было легко узнать по белым дабам, которые, несмотря на морозец, составляли единственную одежду приговоренных. У ворот возвышалась настоящая плаха, а между  зубцами стен торчали  брусья с петлями на концах.
Но вот все постепенно стало затихать. Внезапно, в чистый, морозный сибирский день ворвался призывный крик муэдзина с минарета мечети Святой Мириам. Весь Тобольск опустился на колени, творя заповеданный Пророком намаз.
После молитвы на высокую трибуну, с которой в советские времена городские власти приветствовали демонстрации, взошел уважаемый всем городом улем Мирза бен Вастьян. Он чуть наклонился, и обратился к собравшимся:
 Правоверные! Посмотрите на этих людей! – он широко взмахнул рукой в сторону осужденных. – Это они обирали стариков и детей, это они, гордясь своей безнаказанностью, крали у вас, но не как вор, в ночи и тайно, а явно и при свете дня! Словно не для них было написано в суре тридцать третьей «Сонмы»: «Поистине, Аллах сведущ в том, что вы делаете!»
Бен Вастьян выпрямился во весь свой немалый рост, и, оборотившись к осужденным, переминавшимся босыми ногами на снегу, продолжал:
 Не о вас ли сказано в суре «Собрание»: «А когда они увидели торговлю или забаву, то устремляются к ним и оставляют тебя стоящим»? Поставленные служить другим, вы заставляли других служить себе.  И теперь Аллах судит вас, ибо сказано: «И будет вам воздано только за то, что вы совершали!»  Вы, забывшие заветы Пророка, волки, поставленные охранять стада Аллаха, да свершиться над вами Его суд, и да будет Он милосерден к вам!
По знаку улема, первого осужденного, бывшего заместителя главы города, подтащили к плахе. Сверкнул длинный кривой палаческий меч, и снова поднялся, уже красный. Над толпой пронесся вздох. Первый.
Три часа у старинных стен полыхал во всем своем грозном блеске шариат. Рубили головы и руки, втягивали на виселицы, отрезали носы. Многим  из зрителей стало нехорошо, но когда все окончилось, люди расходились почему-то успокоенные. Те, кто займет места казненных, должны будет задуматься о том, чтобы не кончить свою карьеру на плахе у стены старинного кремля…
Разве я пожелаю судьей кого-либо, кроме Аллаха?

Глава 3

Поистине, в этом – весть для всех людей поклоняющихся!

Христианская цивилизация смотрела на происходящее в России с непониманием, но относительно спокойно и без особого интереса. Слишком серьезными были противоречия между социалистическим государством, отмежевавшимся от религии, и мусульманским миром, свято чтившим заветы Пророка. Вряд ли можно рассчитывать на слишком тесный и слишком быстрый контакт, рассуждало большинство «прозорливцев».  К тому же богатая и сытая Европа и еще более богатая и сытая Америка всегда может купить эту полунищую страну со всеми потрохами. Как, например, с легкостью купили  новоявленные страны Балтии и большую часть бывшего Варшавского Договора.
Но некоторые светлые умы на Западе живо интересовались происходящим в России и делали правильные выводы из поступавшей информации…
… Экран показывал грандиозный костер, пылающий на улице. Люди в длинных восточных одеждах шуровали в пламени шестами, добиваясь, очевидно, более полного горения. Вокруг костра мелькали дети, бросающие в огонь охапки книг. Голос за кадром сообщил: «В России развернулась компания по уничтожению школьных учебников. Толпы религиозных фанатиков врываются в школы, магазины и библиотеки и уничтожают книги, идущие в разрез с мусульманской идеологией. По сообщению нашего собственного корреспондента, в некоторых школах уже определилась значительная нехватка учебных пособий и материалов…»
Картинка поменялась. Несколько русских полицейских – «милиционеров» волокли к грубоватого вида микроавтобусу человека с заломленными руками. Лицо его было окровавлено, одежда – разорвана. Вокруг стояла толпа, потрясавшая кулаками, палками камнями. Диктор продолжал: «Знаменитый телеведущий культурно-образовательной программы «Серебряная сфера» подвергся нападкам фанатичной толпы. Основным поводом к нападению стало национально-религиозная принадлежность пострадавшего. Русские правоохранительные органы не предприняли никаких действий по защите жизни и достоинства выдающегося искусствоведа, наоборот – арестовали его по обвинению в антинародной пропаганде…»
Один из сидевших у телевизора людей хлопнул себя кулаком по колену и пробормотал ругательство. Повернувшись к остальным, он спросил:
 Ну, и как вам это нравится, джентльмены?
 Что ж, – другой телезритель, постарше, пригубил стакан – CNN, конечно, делает все, что может, но это годится только для обывателя. Любому мало-мальски разумному индивидууму становится ясно: русские обновляют учебную базу и готовятся начать идеологическую обработку подрастающего поколения. Возможно, возвращаются времена дяди Джо.
 Да уж, – заметил третий человек, сидевший чуть подальше от экрана. – CNN действительно «делает все, что может». Ха! Месяц тому назад сделали репортаж о низком качестве учебников в России и, чуть не захлебываясь от восторга, сообщали, что в ближайшем будущем русские будут вынуждены закупать учебные пособия за рубежом. А теперь удивляются тому, что эти «фанатики», – в голосе зазвучал едкий сарказм – эти «фанатики» жгут учебники. Кстати, Том, сколько ваша контора заплатила этому Вольфсону и его «Сфере»?
 До черта, Джордж, до черта! – первый зритель снова хлопнул себя кулаком по колену. – Чертову уйму зелененьких. И ведь что обидно: поначалу все шло как нельзя лучше. Они с Радзянковичем и кучей помощников прекрасно делали свое дело. И вдруг приходят эти фанатичные ребята с бородами на мордах и полотенцами на макушках, и все идет прахом!
Том брызгал слюной от злости, но внезапно успокоился. Отхлебнув еще виски, он вполне умиротворенно произнес:
 Впрочем, они свое дело сделали. Самое главное – они заставили этих парней думать, что хуже их страны в мире нет, не было и не будет! А еще важнее то, что их молодежь – зеленая поросль, привыкает думать так, как учат их кумиры. А эти кумиры – парни, воспитанные на Великом Элвисе, ливерпульской четверке, и прочей шушере. Выпьем же, джентльмены, за тех, кто сражается за нас с гитарой и микрофоном в руках!
Стаканы взмыли в воздух…

… Бейлис Расческин, великий БР, поп-идол, один из создателей современной русской эстрады, сидел в кабинете следователя. На его лице застыло выражение недоумения пополам с брезгливой скукой. Следователь в зеленой чалме хаджи и второй человек в белом халате в свою очередь с интересом разглядывали Расческина. Все трое молчали. Пауза затягивалась. Наконец, Расческин не выдержал:
 Мне хотелось бы понять: в чем меня обвиняют? Меня забрали из дома, связаться с адвокатом не разрешили, привезли сюда и вот уже битый час я сижу и играю с вами в молчанку. Что все это значит?
Сидевший напротив певца человек чуть усмехнулся и протянул следователю небольшую книжку. Хаджи брезгливо взял ее двумя пальцами и протянул Расческину:
 Это – ваше?
 Мое, разумеется. На обложке моя фамилия.
 А что это?
 Стихи, – Расческин непонимающе пожал плечами.
 Да? – следователь был явно удивлен ответом. – Вы уверены?
Он раскрыл книжку, пролистал несколько страниц и прочитал громко и отчетливо:
 «Я шизо, и я торчу!» – он закрыл книгу и уставился на Расческина. – Извините, гражданин Расческин, но вот это – не стихи. Это даже не проза. Или вот еще: объясните мне, что означает «вол, исполненный очей»? У этого холощеного быка что – глаза по всему телу? Или как?
 Но поймите, это просто красиво звучащее сочетание слов…
 Не понимаю. Слова должны в первую очередь иметь смысл. И стихи должны отображать мир, а не просто красиво звучать…
 Я вижу мир так, – снова пожал плечами Расческин.
 Совершенно верно, – вступил в разговор человек в белом халате. – Именно видите и воспринимаете. Вот ознакомьтесь, пожалуйста.
Расческин в изумлении уставился на стопку папок, заполненных машинописными листами. Развязал тесемки верхней папки и небрежно пробежал глазами первый лист.
 И что это такое? Я не понимаю…
 Охотно поясню. Перед вами – беседы с наркоманами, проходившими курс лечения в нашей клинике. Обратите внимание: все они восторгаются вашими песнями и стихами, которые они прослушали, находясь под воздействием наркотических и психоделических препаратов. Они их понимают! И они…
 Вот уж нет! – возмутился Расческин. – Вы мне наркотики не шейте! Было, но не долго и уже очень давно! Ну, разве что иногда выкурю «заряженную» сигаретку, но ведь это не запрещено!
Он гневно посмотрел на следователя и врача, но к своему удивлению обнаружил, что те и не думают возражать. Наоборот они дружно кивнули, став похожими на фарфоровых болванчиков.
 Вот именно! Вот именно! В том-то весь ужас положения – зачастил врач. – Вы воспринимаете мир так, как воспринимают его только люди, пребывающие в наркотическом опьянении.
 И что? – БР все еще не мог понять, в чем же его обвиняют.
 А то, что своим творчеством вы как бы подталкиваете людей искать способ увидеть мир вашими глазами. И этим приводите их к наркотикам.
 И что же мне делать?
 Вам? Да вы уже все сделали. Теперь наша очередь…
Несколько дней Расческину объясняли, уговаривали, угрожали. Наконец, было выработано соглашение: БР официально признает в СМИ, что получал средства от западных спецслужб, дабы своими произведениями вызывать у молодежи тягу к наркотикам и психоделикам, а за это его просто выгоняют из страны. Альтернативой была смертная казнь по шариату – очень болезненная перспектива…

… Американские и европейские журналисты, захлебываясь от ярости, сообщали о новом разгуле террора в России. Изгонялись художники, музыканты, модельеры, скульпторы. А многие и не изгонялись, а просто пропадали на заснеженных просторах  Сибири. У русских даже появилось выражение «гастроли за Урал». Но страшнее всего было то, что волна признаний, сделанных русским бомондом в отношении наркотиков, привела к подобным расследованиям на западе. И никакие концерты типа «Рок без наркотиков», «Музыканты против наркотиков» уже не могли исправить  положения. Еще недавних кумиров забрасывали гнилыми овощами и яйцами, их авто, лишь дни назад бывшие символами поклонения толпы экзальтированных фанатов, теперь уродовались или поджигались. В нескольких знаменитостей уже стреляли, а более полудесятка были закиданы камнями на своих концертах. Быть эстрадным музыкантом в Европе становилось опасно, особенно в тех странах, где имелись значительные диаспоры эмигрантов – выходцев из мусульманских стран. Газета «Фигаро» писала в те дни: «В очередной раз с Востока идет волна напряженности, угрожающая  миру и спокойствию. Правительствам Евросоюза не мешало бы задуматься над тем, что Россия, возможно,  вновь стремится занять роль европейского гегемона»…
Поистине, в этом – весть для всех людей поклоняющихся!

Глава 4

Господи! Сделай это страной безопасной и надели обитателей ее плодами.

Незадолго до распада СССР, территорию Афганистана покинули советские войска. Но война, полыхавшая на этой земле одиннадцать лет, и не думала заканчиваться. Моджахеды, столько времени боровшиеся против русских, забывших истинную веру, теперь кинулись выяснять отношения между собой, увлеченно деля власть. Бывшие сторонники Наджибуллы, понимая, что пощады от врагов ждать не приходится, защищались с упорством обреченных, что естественно не добавляло спокойствия исстрадавшейся стране. Так прошел год, второй, третий…

… Мулла Омар стоял и, прищурившись, смотрел как от трапа самолета идет к нему Саудовский принц Абдалла бен Абдель Азиз, полномочный представитель короля Фахд ибн Сауда. После традиционного обмена приветствиями и выражения покорности талибов воле «хранителя двух мечетей», эмир и высокий гость, приняв парад почетного караула, отправились в эмирский дворец. Мулла Омар понимал, что пришло время расплачиваться за те 3,5 миллиарда золотом, которые Саудовская казна выделила талибам на вооружение и вербовку сторонников. Ведь сейчас снова понадобятся деньги. На восстановление оскверненной гяурами страны, на войну с предателями Ахмад Шах Масудом, Дустумом и Абдулом Каримом Халили. А у него всего около двухсот тысяч человек, и нечем вооружить остальных. Поэтому во дворце, потчуя саудовца зеленым чаем с засахаренным имбирем, Мулла Омар ломал голову над тем, что потребует посланец Главы Правоверных в уплату за прежние долги и за долги будущие. Но то, что он услышал, превзошло все его ожидания…
 …Я не верю своим ушам, достопочтенный принц. Вы предлагаете нам сотрудничать с этими гяурами? Которых мы с таким трудом изгнали из страны?
 Вы правильно не верите своим ушам, эмир, ибо они неверно услышали меня. Я не предлагаю вам сотрудничать с гяурами. Моими устами король Фахд ибн Сауд, да славится имя его во веки веков, призывает вас протянуть руку братьям мусульманам, которые так же как и вы, досточтимый эмир, борются с остатками владычества неверных. Разве в единении правоверных есть что-то неестественное?
 Но, ваше высочество, как мы можем быть друзьями и братьями… нет мы, конечно, испытываем братские чувства ко всем правоверным, идущим по пути, завещанному нам Пророком, но русские? Нечестивцы, терзавшие и разорявшие нашу землю десять долгих лет? Оскверняющие мечети и святые места, поправшие шариат и отвернувшиеся от Аллаха? Убийцы и грабители…
 Добавьте к вашей речи: великие воины и надежные друзья, – голос принца зазвучал жестко и строго, –  а также производители лучшего в мире оружия, которое вам так необходимо, эмир. К тому же сейчас они вернулись на стезю истиной веры, и шариат вновь блистает в России.
 Но, ваше высочество, – Мулла Омар молитвенно сложил руки – ведь они до сих пор поддерживают наших врагов – Ахмад Шах Масуда и Дустума …
 Что лишний раз доказывает, что они верные друзья. Ведь среди ваших врагов, эмир, их  братья – узбеки и таджики – те, чьи единоплеменники населяют Душанбинский и Ташкентский пашалыки. Как же им бросить своих родных? Вы первый осудили бы столь недостойное деяние.
Мулла Омар чувствовал, что у Абдаллы бен Абдель Азиза уже есть готовое решение. Глубоко вздохнув, он принялся перебирать четки. «Соглашусь на все, кроме раздела страны», – примерно такие мысли бродили в его голове.
Но предложение Саудовского принца застало его  врасплох. Эмиру предлагалось не препятствовать выходу группировок узбеков и таджиков в Россию, а в счет долгов, и прошлых и новых,  он должен был допустить русских советников в свою армию и не препятствовать русским добывать газ. Кроме того, Мулла Омар должен был согласиться на привлечение русских к добыче нефти на севере страны, железа возле Кабула и ляпис-лазури в Бадахшане. За это из России к нему поступали новые партии оружия, в числе которого были боевые самолеты, вертолеты и зенитно-ракетные комплексы, прибывали специалисты в области медицины, сельского хозяйства, энергетики и промышленности, а также были обещаны кредиты на строительство дорог и восстановление городов. Единственным условием, которое ставилось прибывающим русским специалистам, было неуклонное соблюдение намаза…

 … Эй, Сафар! Что ж ты, – последовало энергичное ругательство – наделал, черт криворукий?! Ну, – новое ругательство, еще энергичнее – смотри, придется мне с вали поговорить…
Худой, смуглый человек, в одних камисах* (* - традиционные афганские шаровары, плотно подпоясанные кушаком), удрученно понурил голову. Что тут скажешь: инженер Ибрагименко прав. И извивающийся гюрзой, кое-где непроваренный шов на трубе – это его, Сафара, оплошность. А все почему? Все потому, что он вовсе не сварщик. Простому рабочему на строительстве нефтепромысла платят сорок афгани в месяц, а сварщику – целых пятьдесят шесть. Сафар несколько раз, еще когда служил в милиции при Наджибулле – тьфу на него! видел, как русские сваривают металл. Подошел, полюбопытствовал, немножко разобрался, и теперь, когда стали нанимать на стройку, польстился на деньги. Ведь у него – семья, и двенадцать афгани не будут лишними.
Пока варили плоские листы все шло хорошо, но когда понадобилось вварить трубу в трубу – вот тут-то Сафар и оплошал. Теперь Ибрагименко вечером пожалуется вали, и его накажут – оштрафуют, а дома и так не больно-то жирно…
 Бей Ибрагименко, – голос Сафара был жалобным, – не говори вали.
 А что ж мне с тобой делать? – высокий русский инженер грозно взглянул на Сафара. – Три часа из-за тебя, барана потеряли. Какой же ты, к шайтану, сварщик?
 Никакой – неожиданно для самого себя бухнул Сафар, и сердце у него упало. Сейчас уволят.
 Как это – не сварщик? – удивленный Ибрагименко уставился на Сафара. – Вчера – сварщик, позавчера – сварщик, а сегодня – не сварщик? Это как так?
Запинаясь, Сафар поведал свою историю. Дослушав до конца, Ибрагименко крякнул, выругался и надолго замолчал, задумавшись. Затем его лицо приобрело удивленно-заинтересованное выражение:
 Так, стало быть, ты позавчера варил впервые в жизни? Да?
 Ну, – афганец грустно вздохнул, – да…
Русский инженер хлопнул его по плечу и широко улыбнулся:
 Мужик, да ты – сварщик по воле Аллаха! Какого лешего, – он взмахнул рукой, – сразу-то не сказал? Тебя ж надо на курсы в Кабул посылать. Сегодня же договорюсь с вали – через три месяца специалистом вернешься!
Он еще раз хлопнул Сафара по плечу:
 Не дрейфь, прорвемся!...
… Через три месяца Сафар возвратился на промысел сварщиком четвертого разряда. И вечером долго потчевал своего лучшего друга и покровителя Искандера Ибрагименко, инженера из далекого, снежного Нефтеюганска…

 … Эфенди капитан! Дивизион готов к отражению воздушной атаки! – лейтенант Хашим откозырял русскому инструктору.
Тот неторопливо щелкнул секундомером, кивнул и повернулся к майору Хекматьяру:
 Ну, что, эфенди майор, уже не плохо. В самом деле – неплохо. Шесть минут тридцать две секунды – вписываемся в норматив.
 Но, капитан Политов, разве вы забыли, что дивизион разворачивался с марша? – на лице майора застыло обиженное выражение. – Учитывая то, что сигнал тревоги застал дивизион на марше, я думаю что мы показали отличное время!
Капитан Политов, моложавый и круглолицый, вытер потный лоб концом тюрбана и, чуть улыбнувшись, ответил:
 Увы, эфенди, увы. Именно то, что дивизион был на марше и позволяет вписаться нам в норматив. Сами посудите: скорость современного ударного самолета – 1100-1800 км/ч. Сколько такая цель пройдет за шесть минут? А ведь нашим «Осам» нужно свалить их за десять километров.
Он обернулся и посмотрел туда, где стояли четыре машины «Оса-АКМ». Хорошее и надежное оружие, сумевшее в период «Бури в пустыне» ухайдокать даже малозаметный F-117 – «хромающего гоблина», предмет гордости всех НАТОвских ВВС. Его отец, возможно, был тем самым инструктором, который научил бравых иракцев обращаться с этим оружием. А теперь его сын обучает не менее бравых афганцев. Преемственность поколений… Он вздохнул и, доставая секундомер, произнес:
 Ну что, прогоним еще раз. Командуйте, эфенди майор…

… Грузовики рычали, надрывая карданы. Дорога – кошмар, если эту длинную кучу щебня, утыканную обломками скал, вообще можно было назвать дорогой. То и дело, потрепанные КАМАЗы и ЗИЛы застревали, и тогда вся колонна останавливалась, а люди муравьями кидались на выручку застрявшему товарищу. Затор устранялся, и вся колонна снова приходила в движение. До следующей остановки…
… Палаточный лагерь, возле которого бурлит и кипит море людей. Вот серьезные северяне раздают с машин новенькие одеяла, одежду, консервные банки с едой… Несколько русобородых здоровяков волокут на носилках тело раненого. Женщина в белом халате с кисейной повязкой на лице склонилась над ребенком…
… Автокран тащил наверх поддон кирпичей. Солдаты в выгоревшем на солнце хаки ловко клали стены, а дальше, те же солдаты, с шутками и смехом затаскивали в уже готовый дом вещи, помогая семье, вселявшейся в новое жилье…
Мулла Омар оторвался от экрана телевизора и повернулся к сидевшему рядом с ним послу северного соседа.
 Спасибо вам, досточтимый Владисляб Татурович. Россия, – эмир Афганистана запнулся, его голос дрогнул, но он овладел собой и произнес четко и твердо, – Россия показала себя искренними и верным другом афганского народа. Полагаю, что без вашей помощи последствия землетрясения были бы намного серьезнее.
 Пресветлый эмир, – посол России приложил руки к груди и поклонился, – Россия всегда была верным другом и добрым соседом Афганистана. И если в прошлом у нас случались некоторые незначительные разногласия – оба политика позволили себе слегка улыбнуться в бороды, – то мы всегда разрешали их к обоюдному удовлетворению. И теперь мы рады помочь нашим братьям в деле восстановления и строительства. Ибо сказано: Господи! Сделай это страной безопасной и надели обитателей ее плодами…

Глава 5

Не объемлет завет Мой неправедных

Подписание договора о дружбе и взаимопомощи между талибским эмиратом Афганистан и Россией явилось для Америки полной неожиданностью. Такой крутой поворот в отношениях двух стран пугал и настораживал. Россия, лишенная украинских,  прибалтийских, белорусских земель и Закавказья, превращавшаяся чуть ли не в теократию, до сего дня казалась навеки ослабленным, отброшенным в темный феодализм, государством. Но теперь вдруг оказалось, что вместо сильного и грозного, но вполне понятного и привычного Советского Союза, лицом к лицу с Западом  оказалась жуткая и непредсказуемая мусульманская империя, к которой потянулись мусульмане со всех стран и весей. Возвратился в состав России так и не забывший грозного Ак-Паши Туркестан, уже в ближайшее время можно было ожидать возвращения в состав империи Азербайджана, рвались обратно аджарцы и абхазы. А инвестиции, широкой и полноводной рекой хлынувшие в Россию со всего мусульманского мира, резко вырвали из, начавшегося было, кризиса приватизации промышленность. С этим нужно было срочно что-то делать…
 …С этим нужно что-то делать! – именно таким словами определил ситуацию президент Соединенных Штатов Георг Кустис-младший.
На совещании в Овальном кабинете рассматривался вопрос о положении в Старом Свете. Только что были заслушаны доклады о потерях рынка вооружений в странах арабского мира, откуда русские легко, словно играючи, вытеснили американцев; о потере политического влияния в Европе, которая подверглась экономическому давлению со стороны стран-экспортеров нефти и газа; об усилении влияния мусульманских диаспор, получивших значительную подпитку деньгами и о многих других бедах, постигших в последнее время американскую политику.
 С этим нужно что-то делать! – повторил Георг Кустис, и его длинное лошадиное лицо искривилось в болезненной гримасе. – Необходимо разработать комплекс мероприятий по нейтрализации влияния этих варваров в мире. Жду ваши предложения, господа.
Предложения последовали, и, после детальной разработки, начали претворяться в жизнь…
 … Духи! – тревожный крик взорвал тишину кавказской ночи, и тут же темноту вспороли вспышки десятков стволов.
Блокпост возле переправы через Аргун принял неравный бой. Крупная банда христианских боевиков-ингушей рвалась к Советскому. Полтора десятка солдат внутренних войск держались, сколько смогли. Но через сорок минут все было кончено.  Молоденького лейтенанта – чудом уцелевшего командира блокпоста, подволокли к главарю. Тот хлопнул по щеке потерявшего сознание  лейтенанта, и когда тот открыл залитые кровью глаза, наклонившись спросил:
 Командир?
Слово вышло у него странно, непривычно для русского уха, с ударением на втором слоге и горловым «р» на конце.
Лейтенант посмотрел на него мутными от контузии глазами. Он видел высокого, рыжеволосого, веснушчатого человека, так похожего, и вместе с тем неуловимо не похожего на русских. Потряс гудящей, раскалывающейся головой, сплюнул кровь и спросил:
 Ирландец что ли? Irish, aren’t you?
Главарь осклабился и ответил длинной тирадой, но лейтенант отрицательно помотал головой.
 Не понимаю. Don’t understand.
Тогда рыжеволосый заговорил на правильном, но с сильным акцентом, русском, тщательно подбирая слова:
 Где еще располагаются ваши посты? Сколько их? Чем вооружены? Покажи на карте, – ткнул он раскрытый планшет к лицу лейтенанта.
Лейтенант усмехнулся окровавленными губами, потом спросил сам:
 Мы что воюем с Ирландией? Или с янкесами? Ты-то что тут делаешь?
 Отвечать! – высокий юфтевый ботинок ударил лейтенанта под ребра. – Отвечать!
 Да шо вы с тим нехристем цацкаетесь? – поинтересовался помощник главаря –  детина  с шеей быка, на которой размещалась чубатая голова дебила. – Вин же смееться над вами!
Он наклонился над связанным лейтенантом. Лицо его приобрело плотоядное выражение, когда он, острым как бритва ножом, отхватил  у лейтенанта по суставу большой палец на руке. Ирландец поморщился от криков лейтенанта и тронул чубатого за плечо:
 Ну, довольно, довольно пан Серко. В конце концов, он – пленный.
 Хто – пленный? Ця собака, шо на вас  гавкае? Гэх! – клинок блеснул в воздухе, стон лейтенанта утонул в отвратительном бульканье. Наемник вытер нож и, пнув умирающего в последний раз носком ботинка, повернулся к О’Келли: – Все равно, этот поганый москаль ничего бы вам не сказал…

 ...Ситуация в Ингушетии обостряется с каждым днем. Недавний теракт в Буденовске – яркое тому подтверждение. Бандформирования наглеют, обстановка приближается к критической. В связи с этим поступило предложение: назначить ответственным за антитеррористическую борьбу генерал-лейтенанта Ахмад Шах Масуда. Командиром антитеррористической группировки – генерал-лейтенанта  Дустума. Полагаю, что многим из здесь присутствующих эти генералы хорошо знакомы. Также думаю, не возникнет сомнений, что оба этих генерала являются знатоками партизанской и контрпартизанской тактики…
 Последней, – на собственном опыте, – негромко, но отчетливо произнес генерал Гаков, в недавнем прошлом командовавший ограниченным контингентом советских войск в Афганистане.
Главком, услышав едкую реплику, посмотрел в сторону Гакова.
 А что, – казахский акцент стал отчетливее, как бывало всегда, когда Верховный сердился, – вы считаете, товарищ генерал-полковник, товарищи Дустум и Ахмад Шах Масуд не усвоили уроки, которые вы им преподали?
 Усвоили, – ответил Гаков, вставая. – Еще как усвоили…
 В таком случае, – Верховный сделал паузу, – в таком случае, я считаю обсуждение закрытым. Прошу ввести товарищей в курс дела. И да поможет нам Аллах во всех наших праведных начинаниях…

 …Файзуло, а верно говорят, что ты против наших в Афгане дрался?
Несколько человек повернулись к смуглому, дочерна загорелому сержанту в выгоревшем хэбэ.
Тот улыбнулся, обнажив ярко блестевшие на темном лице зубы, потом кивнул головой. С трудом подбирая слова произнес:
 Мой – да, дрался. Четыре год, как отец убил, мой пошел. Мой мстить надо…
 Ничего себе! – скуластый рябой паренек в новенькой панаме-хаки оторопело уставился на сержанта. – Ничего себе! Ему, значит, мстить надо, а я, значит, спиной к нему поворачивайся?
 Ну-ну, Акимов, спокойно, – капитан средних лет ободряющее похлопал паренька по плечу, но в глазах его плеснула тревога. – Сержант – мужик серьезный, свой. Теперь к нему и спиной можно поворачиваться, и автомат свой доверить, и вообще…
Он замолчал и нервно потеребил висевшую на груди медаль, полученную десять лет назад от правительства НДРА. Ему тоже было не по себе – он слишком хорошо знал таких вот Файзуло, упорных, фанатичных, прирожденных бойцов. Заныло плечо, напоминая о ранении, полученном под Гератом…
 Что, эфенди, беседуете? – к группе бойцов подсел офицер, тоже капитан, но в чалме, вместо панамы. Дустумовец…
 Зря вы, урус-капитан, волнуетесь, – бывший моджахед говорил ясно, но так тихо, что слышал только капитан. – Мы вас не предадим. Мы воевали – да, но с тех пор многое изменилось. Я живу в Фергане, там моя семья, мои друзья и, теперь, моя родина. Может быть, это именно вы убили моего младшего брата, возможно – я убил вашего друга или товарища, но это – в прошлом. Теперь мы с вами заодно. Файзуло потерял бы семью, если бы ваши ребята не прорвались с помощью после землетрясения, мой племянник лечится в Саратове, так что ж – после этого вы боитесь, что мы выстрелим вам в спину?
Не то, что бы эти слова смутили капитана: он вообще забыл такое понятие – «смущаться», но аргументы показались ему более чем разумными. Он кивнул, соглашаясь с бывшим моджахедом, и объяснил солдатам услышанное. Возможно, они и не успокоились, но, по крайней мере, задумались об истинном положении дел…

 … Мистер О’Келли, мистер О’Келли! – истошный вопль прорезал тишину ночного бивака – Русские, тревога! – и беспорядочная трескотня выстрелов.
Майор О’Келли вскочил, точно подброшенный пружиной. Русские? Как, откуда? Всего три часа назад он сверялся по компьютеру с данными спутникового наблюдения – никого же не было! В голове мелькнуло: «Может, небольшая разведывательная группа, пришла с гор незамеченной?» Но, судя по интенсивности стрельбы, ни о какой малой группе говорить не приходилось. Он ведь не проверял верхний склон! Правда, он почти не проходим – круча, осыпь и обрыв но, может быть, все-таки… Как же они прошли и сколько их прошло? В первые минуты он даже растерялся.
Однако, О’Келли, был хорошим солдатом, и, как бы растерян он не был, тело само выполняло давным-давно заученные движения. Кувырок в сторону, схватить автомат, и, задом, по-крабьи, отползти в кусты…
На поляну скученно, толпой, выбегали отстреливающиеся повстанцы, и О’Келли подумал, что именно от этого он и предостерегал своих подопечных. Сейчас с фланга по толпе ударят из пулемета – и все! Майор представил себе, как пулеметчик аккуратно ведет стволом, ловя в прицел центр толпы бегущих, а потом… Ему вспомнилось, как лет десять тому назад он, тогда еще свежеиспеченный капитан, был инструктором в лагере подготовки моджахедов. Дикари узбеки, таджики и пуштуны тоже сначала мотались бестолковыми толпами, но, после того, как О’Келли пару раз продемонстрировал им фланговый пулеметный огонь, быстро прониклись уважением к рекомендациям заокеанского советника. Даже сейчас О’Келли с удовлетворением вспоминал, как именно таким вот тактическим приемом – фронтальная атака и пулеметы с фланга, группа под командованием его ученика, курбаши  Рахметкула, положил без малого взвод русских шурави…
Пулеметы дружно ахнули и загрохотали в унисон. Повстанцы валились как скошенная трава, но О’Келли с ужасом услышал, что это – еще не все… Так и есть! В стаккато пулеметов вплелся характерный харкающий звук. Автоматические гранатометы… Замирая от ужаса ирландец полз задом в кусты, стараясь поглубже вжаться в землю. Теперь он надеялся только на то, что, возможно, радиус зачистки, установленный,  в русских наставлениях окажется меньше, чем расстояние, которое он сумеет пройти. Кажется, обошлось. Выстрелы все еще грохочут, но теперь это уже не шквал огня, а размеренный грохот огневых завес. Его не заметили. О’Келли медленно приподнялся, огляделся. Никого. Осторожный шажок в сторону, еще один…
… Внезапно рядом с ним раздались торопливые шаги и ирландец мгновенно дал очередь на звук. Короткий вскрик, и О’Келли рванулся бежать.
Он стартовал, как мировой чемпион по спринту. Быстрее, быстрее, еще быстрее! Тренированное тело летело сквозь «зеленку», словно бы не касаясь земли. Вроде погони нет… Не останавливаясь, О’Келли оглянулся, и в тот же миг земля перевернулась у него под ногами. Правая рука завернулась за спину под немыслимым углом, а шея ощутила укус лезвия.  Над головой раздался гортанный голос, и О’Келли с пятого на десятое разобрал, что это по-узбекски: «Командир, командир, шурави поймал!»
Он видел как из зашуршавшего подлеска выбежали несколько пар ботинок и кроссовок. Они приблизились к его лицу. Над ним раздалась команда:
 Подними его!
 Я – журналист СNN, не комбатант, прошу доставить меня к вашему командованию – скороговоркой выпалил ирландец, пытаясь выпятить вперед карман комбинезона, в котором лежало удостоверение репортера.
Перед ним стояли несколько бойцов и двое офицеров. Один из офицеров, в камуфляжной чалме вместо форменной панамы, показался О’Келли неуловимо знакомым. И в тот же миг обладатель тюрбана недобро усмехнулся и шагнул вперед:
 Приветствую сахиба инструктора на русской земле – ехидный голос и издевательской поклон. – Надеюсь, сахиб доволен, как ученики усвоили его уроки?
Ирландец в ужасе смотрел на Рахметкулу в форме русского капитана. Теперь легенда об отчаянном репортере не стоила выеденного яйца. О’Келли дико заозирался, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы не оказаться расстрелянным прямо на месте. В глаза ему бросился еще один старый знакомец – лучший пулеметчик Рахметкулы – Файзуло, пошатываясь, шел по склону вниз, таща на спине скуластого рябого паренька, в залитом кровью новеньком камуфляжном обмундировании. Паренек стонал, и Файзуло что-то негромко ворковал по-узбекски, пытаясь видимо успокоить и поддержать товарища.
 Капитан – Рахметкулла повернулся к соседу, тоже офицеру, – этого стоит допросить прямо сейчас. Он может  много знать… Кстати, я же был уверен, что верхний склон и обрыв они отслеживать не будут. Хорошо помню, как именно он меня и учил…
О’Келли уже волокли в сторону, на ходу сдирая с него камуфляж, ботинки, и, одновременно, вкалывая  ему «сыворотку правды». Ирландца растянули на земле, привязав к нескольким забитым колышкам, и в хорошем темпе погнали блитц-допрос. Рядом дико выл, заходился криком Серко, тоже на свою беду пойманный живым…
После пятого, сломанного пассатижами пальца, О’Келли потерял сознание. Очнулся он от того, что кто-то над ним выговаривал:
 …И хотя Пророк не так завещал нам обходиться с пленными, но да не дрогнет наша десница, карая этих неверных собак…
С трудом повернув голову, он увидел еще живого Серко, корчащегося на земле со вспоротым животом, выколотыми глазами и вырванными половыми органами. Над головой О’Келли колоколом звучал голос:
 …ибо сказано: не объемлет завет Мой неправедных!