Продолжение.
* * *
Первые сутки, в рекрут-лагере, запомнились, хотя мне прошедшему муштру в Школе, показалось, что ничего не поменялось ни от времени, ни от континента. Все, что происходило, было знакомо, этакое Déjà Vu. Второе пришествие в армию! Пусть здесь говорят на английском, но основа все та же. Или это свойство всех армий? Какая бы она не была, но основные черты видимо, везде одинаковы. Ну, вот и началось, погружение в Корпус!
После 3-часового стояния в шеренге появился командир, который позаботится обо всем.
Наконец-то повели в казарму. Взвод 301-й, стодевятнадцать человек, одного уже забраковали. У всех на левой руке номер, в алфавитном порядке. Ровные ряды двухъярусных коек, чистое помещение. Выдали белье, Лопес разбрасывает постельный принадлежности с ближайшей кровати, через минуту он же заправляет койку в образцово показательном виде.
- Все видели?
- Ай-ай, сэр!
- Повторили!
Отупевшим от страха и усталости рекрутам трудно было запомнить, как и под каким углом должна лежать подушка, как нужно заправлять простыни и одеяла. Но эта проблема решилась просто: если не успеете, вам же хуже. После пятой тренировки Лопес сказал, что в первом приближении, годится.
- Рекрут всегда должен выглядеть как новенький четвертак! У вас 180 секунд, чтобы быть на линии перед койками вымытыми и побритыми!
Вот уже тридцать шесть часов на ногах, а кто и больше. Команда Лопеса:
- Отбой!
Наконец-то можно лечь!
- Спокойной ночи, девушки!
- Спокойной ночи, сэр, - отозвалось несколько голосов.
- Сегодня прощаю! Завтра за неправильный ответ всех накажу!
Последовала поучительная лекция (но ведь не поднял!). После воплей «человеколюбца», все отправились в объятия Морфея.
Спалось, не смотря на усталость плохо. Ночью я встал и переложил полученное на складе имущество в мешке, уложив наспех запиханные вещи, так чтобы все было под руками. Под утро, перед подъемом, а я привык просыпаться рано (спасибо Гришке!), было слышно, как несколько человек бормочут на разных языках. Еще в Петрозаводске, во время учебного пункта, помню этот феномен.
Народ под утро начинал бормотать разные интересные вещи. Особенно мне запомнился рядовой Сторонкин, имевший обыкновение кричать под утро: «Мама! Я пограничник!». Будил всех, но сам не просыпался. Так и здесь. Наверное, это свойство любой казармы!
* * *
Среднего роста, жилистый уроженец штата Алабама, Марк Глембовски, американец во втором поколении, поляк, его родители эмигрировали с Волыни, упырь в форме комендор-сержанта, стал нашим кошмаром на ближайшие два месяца. Старший инструктор - это мерзкое, коренастое чудище в идеально отглаженной форме сине-голубого цвета. Впрочем, и два младших инструктора, если и отличались от него, то тоже не в лучшую сторону. Один из них Лопес Гареро, был уроженцем Мексики, натурализовавшимся в САСШ, второй Ронни Кемпс был из Айовы, янки, что значит природный американец.
«Три дерьмеца в одном пруду …».
Меня, знающего «большой» и «малый» морской загиб от Ахмета Разаева, балтийского матроса и чеченца по совместительству, отвоевавшего всю войну с фашистами, как он сам выражался на «коробке», под названием «Октябрьская революция», в боцманской команде.
Боцман Андрей Ерофеевич Лопахин, про которого Разаеев всегда вспоминал с теплотой и уважением, руководил подчиненными с использованием, имеющегося в его распоряжении дореволюционного лексикона, благо служить начал в двенадцатом году, весьма повлиял на нашего соседа в городе Актюбинске. Разаев угодил в спецпоселение в Казахстане, после окончания войны. Очень виртуозно использовал лексикон своего боцмана, на придурков, восставших против Советской власти в тылу Красной Армии, во время битвы за Кавказ. Я сдружился с его сыном Зелимханом, который однажды поведал мне хорошее правило:
- Хороший сосед, ближе дальнего родственника.
Несколько раз мы с Зелимханом вступались друг за друга при уличных разборках. Отцы наши относились всегда друг к другу с уважением, можно сказать, что дружили семьями, несмотря на то, что дядя Ахмет был спецпоселенцем, а мой отец, слегка нюхнувший пороху в войну был офицер Советской Армии. Отец уважал соседа, «чихая» на его принадлежность к «народу предателю». Поэтому, услышав несколько раз как дядя Ахмет, в дворовых разборках, цитирует боцмана Лопахина и, запомнив наиболее пикантные выражения, слыша ругательства пиндосовских сержантов, я только забавлялся.
У американцев даже нормального мата нет. Полный набор состоял из ублюдка, е…ть, и задница. Про задницу, вообще говорили много. Тут же вспоминался Задорнов, с его «спасаем наши души, и … спасаем наши задницы!». У меня проснулось чувство гордости за «Великий и могучий». Если у нас обложат, так обложат! А, не умеешь ругаться, так и браться не стоит. Вроде сосунков у пивной палатки, которые через слово пропускают три термина и считают себя офигенно крутыми. Нет, английский, конечно в этом плане гораздо беднее русского. То, что по отношению ко мне отпускали инструктора, я, помня совет вербовщика, пропускал мимо ушей, и соответственно ситуации выдавал в ответ, глядя мимо инструктора в пространство:
- Да, сер!
- Нет, сэр!
- Ай-ай, сэр!
* * *
В основном, с нами занимались младшие инструктора, но иногда выползало «Его Величество» - старший инструктор Глембовски. Первый его выход был на второй день после нашего прибытия, до обеда в субботу. Он провел с нами достаточно много времени. Мы стали называть его просто старший, - со всеми проблемами к нему. В советских Вооруженных силах, обычно старших начальников называли «Батя», если они заботились о подчиненных, старались обеспечить Л/С хорошей кормежкой, а самое главное, были справедливыми.
Я так понял, что Глембовски, получил титул «старшого», авансом.
Мы полукругом сидим вокруг него. Комендор-сержанту Глембовски, надо было заполнить данные нашего взвода: сколько женатых, сколько верующих и каких конфессий, кто иностранцы. Кроме меня, отвечая на последний вопрос, поднял руку немец Отто Берг. Ему 28 лет, совсем взрослый мужик. Глембовски выбрал четырех рекрутов в командиры отделений, ординарца, рекрута Джонса, родом из Флориды. Ему двадцать два года, на гражданке он работал помощником печатника в типографии. Джонс, выше всех во взводе. Росту в нем примерно под два метра, знает военно-морской жаргон, который мы только начали зубрить.
Еще человек шесть выбрали на мелкие должности: ответственных за кладовку, за постельное белье и т. п. Наше отделение, номер один, в которое я попал, двенадцать человек, состояло из людей разных национальностей. Был один немец, выше упомянутый Берг, один итальянец, правда, уже гражданин САСШ, Витторио Лукас, я, русский, два бывших мексиканца, один тощий ирландец О,Келли, гражданин во втором поколении. Поляк Ян Коловский, -здоровенный деревенский парень, два ирландца, остальные были американцы. Целясь пальцем промеж глаз, Глембовски назначил командиром отделения Коловского. При этом комендор – сержант произнес:
- К тебе обращаюсь. Вот-вот, к тебе. Рекрут Коловски! Будешь командиром отделения. Люблю поляков! Сам был поляком! Обосрешься, сменю на должности!
Скалится в ухмылке - и вдруг его лицо каменеет.
- Тебе говорю, гавнюк. Ты мой. Весь, от имени до жопы! Понял?
- Ай-ай, сэр!
- Вас тоже касается ублюдки!
- Ай-ай, сэр!
Мы, вскакиваем и замираем по стойке смирно.
- Приказываю! Не ржать. Не хныкать. Учиться всему. А научить, я вас всех научу!
Я не стал никем, обычный рекрут, что меня вполне удовлетворяло. Ничего удивительного, мой английский хромает, как старый калека. Но есть плюс! После отбоя по обязанностям возиться, не приходилось. Надеюсь, что и дальше так будет.
* **
Вечером на второй день, пришли отделенные, ординарец и писари из «З-й фазы» (последняя стадия подготовки в рекрут-лагере), «показать» нам, как нужно проводить уборку в казарме.
Прямо «мини-инструктора», орали на нас и указывали, что делать. Уборка усложнялась проходящими мимо сержантами, считающими своим долгом перевернуть мусорные баки на пол и пнуть ведра с водой.
По слухам, в соседнем взводе № 302 разъяренный инструктор вытер пол рекрутом...
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
, будет любопытно прочитать.
