Я там немного переиначила. Словом, на вечером (поздно) положу финальный вариант кусочка

Я тут редактированный вариант с дополнением нарисовала
Иду домой...

11

Время для Доминги стало напоминать сломавшиеся часы, которые, как известно, показывают точное время лишь два раза в сутки. Каждый новый день был как две капли воды похож на предыдущий, лишь по воскресеньям рутина разбавлялась походом в церковь, если, конечно, «Морская стрела» бывала на тот момент в порту. Особой набожностью сеньорита Меркадор не страдала, но всё же считала нужным уважить Создателя. У неё не было повода жаловаться на жизнь. Впрочем, не было повода особенно радоваться: чувствовать себя мухой, застывшей в янтаре – мягко говоря, ощущения ниже среднего.
Для сеньориты штурмана настало безвременье – едва ли не худшее, что может случиться с человеком её склада.
Нет, она исправно исполняла свои штурманские обязанности, столь же исправно грызлась с капитаном и регулярно мотала нервы боцману, не менее исправно наведывалась домой, соизволив наконец помириться с младшей сестрой. Но такая жизнь – ни вперёд, ни назад – выматывала её в десять раз быстрее, чем обычно. Дошло до того, что Доминга стала потихоньку мечтать о войне. Конечно же, это большой грех – желать войны своей стране, чтобы хоть как-то себя проявить, но девушка отчего-то была уверена, что сейчас нет иного способа вырваться из липких объятий безвременья.
А затишье и впрямь было как перед бурей…
Тем не менее, Доминга умела жить так, словно ничего вокруг неё не происходит. Будучи членом команды, она ухитрялась держать дистанцию со всеми, от матросов до капитана. При том, что у неё были товарищи, с которыми можно было поболтать о том, о сём, никто не мог назвать её другом. Словом, она никого не подпускала к своей душе, и если стоял выбор – посидеть где-нибудь в одиночестве или с кем-то пообщаться – Доминга не задумываясь выбирала первое. Вот и сейчас была возможность побузить в «Старом пирате» с командой, отмечая возвращение из очередного рейда, но девушка, незаметно ускользнув от бдительного Томми Грина, пошла в заведение потише, где предпочитали трапезничать заезжие купцы и их шкиперы. Домой идти столоваться не хотелось: не хватало, едва помирившись с сестричкой, снова с ней разругаться – мол, объедаешь нас, вместо того, чтобы кормить. Знаем, плавали… Кормили в этой таверне, на её взгляд, сногсшибательно вкусно: хотя хозяин здесь голландец, повар и вся прислуга – испанцы. И кухня соответствующая. И помещение почище. И компания поприличнее. Можно спокойно уплетать обжигающий супчик и заедать его восхитительной паэльей, не опасаясь, что кто-то спьяну наденет тебе всё это на голову. Конечно, пьянь бы в этом случае огребла по самое не хочу – связываться с офицером военного флота всегда накладно, даже если это девушка – но возвращаться на борт с висящей на ушах капустой… Увольте, есть и иные способы проявить свою дурь.
Разделавшись с первым и вторым, Доминга заказала кофе и наслаждалась божественным напитком, когда её слух зацепился за иностранную речь. То есть, говорили по-французски, но совсем не так, как разговаривают франкоязычные домингос. Скорее, это был южанин, провансалец. И со свойственным южанам темпераментом чем-то громко возмущался. Доминга обернулась. Так и есть: через столик от неё устроились двое, судя по виду, офицеры французского торгового флота. Редкие гости: французские суда сейчас нечасто заходят в гавани Сен-Доменга… Мужик постарше, с мрачным лицом, в морщины которого уже навечно въелись загар и морская соль, молча посасывал видавшую виды трубку, а его молодой товарищ, зелень подкильная, буквально кипел от возмущения. Девушка заинтересовалась и прислушалась.
- …Нет, это возмутительно, капитан! Меня, дворянина, всё утро продержали за решёткой, как мелкого воришку! И за что!..
- Вот и я хотел бы знать – за что? – буркнул старший, названный капитаном. – Перестань орать и рассказывай. Мне ещё бумажку писать, объясняя хозяину, за что я выложил такие деньги.
- Всё эта шлюшка! – вопреки предложению «перестать орать», офицерик буквально взорвался новой порцией ярости. – Недотрога нашлась, видите ли! Я ей честно деньги предложил, а она в крик: «Уберите руки, полицию позову!» Ну, ну, говорю, зови. Я им скажу, что ты у меня кошелёк стащила, потом всю ночь будешь у них в караулке корячиться. Сами знаете, как это у нас случается. Наши-то девки потом ещё и рады бывают, что с одним и за деньги, а не с целой сворой и бесплатно. А эта дурища продолжает кобениться и зовёт стражу! Подходит мужичина – больше нас с вами. Я стражнику говорю: так, мол, и так, поймал, когда она у меня кошелёк срезать хотела. Ага, говорит эта дубина, и сама полицию позвала. И тут же у обоих документы затребовал. Девка ему сразу бумажку под нос, а я… Что я, дурак – в чужом порту в карманах важные бумаги носить? Я французский офицер! Тогда он потребовал свидетельства поручителей. Я ему вас и назвал, а он, идиот, говорит: ты, мол, иностранец без документов, кто таков, знать не знаю. Может, офицер, а может, и вор. Посидишь у нас, пока личность не выясним. А девку отпустил на все четыре стороны… У, сука! Поймаю – за волосы оттаскаю, всё платье изорву и грузчикам на потеху отдам!
- Ничего ты этого не сделаешь, - сурово проговорил капитан, прекращая словоизвержение своего лейтенанта. – Скажи спасибо, что отделался штрафом, который я из твоего жалованья удержу.
- За что?!
- За то, что не можешь своего дружка в штанах удержать! – рявкнул старый морской волк, теряя терпение. – Сильно припекло – есть бордели на любой вкус, иди и развлекайся! А за насилие над честной горожанкой или селянкой тут виселица светит! Скажи спасибо, что девка на тебя жалобу не написала! А ведь могла, и тогда ты бы штрафом за нарушение порядка не отделался, дурак!.. Поговори мне ещё, скотина! Год без жалованья работать заставлю!..
«Как говорит капитан, дураков не сеют, а они всё равно родятся, - хмыкнула Доминга, отворачиваясь и допивая остывающий кофе. – Ну, и поделом получил, лягушатник».
Потеряв всякий интерес к этой парочке, она преспокойно допила ароматнейший кофе – это вам не бодяга какая-нибудь, а настоящий «инка», дорогой сорт, поставляемый из Перу. Вот теперь можно идти домой. Заодно купить – можно и здесь, кстати – сладостей для самой младшей сестрёнки и полфунта того же «инки» для мамы. Лусита обойдётся, пусть ей жених подарки покупает.
Минут через десять, с бумажным пакетом в руках, Доминга покинула гостеприимное заведение. Денёк солнечный, свежий северо-восточный ветер гонял по небу мелкие белоснежные облачка – словно кто-то там наверху выбил огромную перину. Хорошо, если этот ветер продержится ещё с недельку, тогда в очередной рейд можно будет выходить совершенно спокойно: пришёл октябрь, принесший приятную прохладу, сезон штормов позади. А то, бывало, возвращались с патрулирования без стеньги или с порванным парусом, да ещё вымотавшись от удушающей влажной жары. Теперь до апреля-мая можно отдохнуть от всех этих прелестей погоды, хотя, приятной прогулкой патрулирование побережья никак не назовёшь. Сейчас-то как раз контрабандисты и начнут шнырять, только успевай ловить на горячем. Бывало, кстати, что и груз за борт сбрасывали, если светило что-то весьма неприятное. А за некоторые виды груза – светило. Вплоть до петли. К примеру, за некие травки и листочки, ввоз которых – в целях использования в фармацевтике – зверским образом контролировался государством. Отмеряли строго по рецептуре и только сто раз проверенным аптекарям. Но «золотая молодёжь» ведь где-то находила приключения на свою голову? Находила. Следовательно, сторожевики плохо ловят «мышек» и, стало быть, совершенно заслуженно получают фитиль от начальства. Так же, как и полиция, которая копает с другого конца.
Доминга давно пришла к выводу, что «корень зла» следовало искать не за бугром, а в столице: какая-то гнида получала от нелегального ввоза разнообразной «дури» нехилый барыш, а малолетние идиоты, дети богатых купцов и высших офицеров, тратили денежки родителей на «тайные развлечения»… Вспоминая об этом, Доминга мрачнела. Розалинда, её сестра… Казалось бы, удачный брак дочери флотского офицера с сыном успешного купца. И вдруг – ребёнок-дебил. Затем второй – урод. Только после этого доктора обратили внимание на некие признаки, не свойственные здоровым людям. Оказалось, молодой супруг и сам давненько экстрактом коки баловался, и жену приохотил, и даже не жалел денег на опийные препараты… Муженёк-то лечение кое-как выдержал, теперь похож на собственную тень. А Розалинда умерла в первые же две недели без «капелек». Доминга понимала, что вряд ли ей повезёт самолично найти ублюдка, сознательно травившего молодых придурков, но уж если повезёт… То тогда не повезёт уже полиции. Ибо судить будет некого.
В таких вот малоприятных раздумьях девушка пошла вверх по Торговой. Впрочем, приятных в последнее время у неё вообще было маловато – то ли свойство характера, то ли действительно что-то эдакое вокруг неё творилось. Во всяком случае, радоваться жизни почему-то не тянуло, а разум выхватывал из окружающей действительности по большей части отрицательные штрихи. Вот как сейчас. Середина дня, в Старом Городе малолюдно: почти все работающие заняты, студенты в университете, дети в школах; домохозяйки, с утра закупив на рынках нужные продукты, сейчас стряпают обеды и ужины для своих чад и домочадцев. Разве что выскочит на улицу с корзиночкой домработница, отправленная на ближайший рынок за забытым утром пучком зелени или в лавку за ещё одним куском мяса. Торговая была исключением: здесь лавки и дорогие магазины. Но сейчас на улице Доминга была одна: время обеда. И вот за углом – испуганный писк и топот. Кто-то от кого-то удирал со всех ног. Доминга готова была поклясться, что слышит как минимум троих. Удирает явно женщина. За ней, матерясь сквозь зубы, гонится мужик. А того, в свою очередь, пытается догнать ещё один мужик, но ругается тот уже вслух. Видимо, догнать товарища не может, так хоть обматерит в три этажа с перекрытиями. Доминга даже узнала французский «малый морской загиб». И тут прямо на неё из-за угла вылетела перепуганная девушка. Странно, как в подобные моменты глаз цепляется за мелкие подробности: за этот короткий миг Доминга сумела разглядеть, что платьице на девушке из дешёвой ткани, но пошито добротно и с немалым вкусом. Ещё мгновение – сеньорита Меркадор мельком выглянула за угол. Так и есть: давешний француз из таверны. Чёрт, принесло же его… Ладно. Дальнейший сценарий был ясен, как день.
Стоило французу выбежать на Торговую, как мостовая непонятным образом вывернулась из-под его ног, пребольно ударив в грудь и по лицу. Заметив справа от себя некое движение, французик с чудовищными ругательствами поднялся… и застыл в нерешительности. То есть, опять девка. Но уже не та. Длинная, худая, жилистая, смуглолицая испанка в мундире сен-доменгского морского офицера. Военного офицера, между прочим, не какого-то там торгаша. На одном бедре болтается сабля, на другом – кобура с мощным семизарядным «Кайманом», мечтой всех морских офицеров всех известных французу стран. Под левой мышкой свёрток, правая ладонь недвусмысленно касается рукояти револьвера. Но на губах тонкая полуулыбка, не означающая ничего хорошего.
- Не ушиблись, месье? – девица любезно улыбалась, но в непроницаемо чёрных глазах стыли льдинки. – Здесь мостовая под уклон идёт, и камни от времени гладкие, им самое меньшее лет двести. Можно ненароком поскользнуться.
«Издевается, - зло думал французик. Девица заговорила на франка-доминго, который уже заметно отличался от «настоящего» французского и неимоверно раздражал добрых подданных его величества Филиппа Седьмого. – Не иначе, сама подножку подставила, сука. Убил бы…» Впрочем, думать он мог что угодно, всё равно не ему связываться с боевыми офицерами здешнего флота. Того же мнения оказался и капитан, который как раз подоспел к месту событий и не замедлил высказать своё авторитетное суждение, отчего у всех, даже самых закалённых, покраснели уши… Несостоявшаяся жертва – та самая девочка в небогатом платьице – оказывается, и не думала убегать. Услышав шум за спиной, она отбежала ещё чуток и обернулась. А теперь молча наблюдала, как капитан, понося своего строптивого офицера последними словами, чуть не пинками погнал того в порт.
«А я бы в морду двинула, - подумала Доминга, проводив сию процессию недобрым взглядом. – Хотя… Глупость ведь не лечится».
- Сеньорита офицер, - услышала она. – Благодарю вас. Вы… Словом, очень хорошо, что вы здесь оказались.
Теперь Доминга могла рассмотреть девчонку повнимательнее. Рыженькая простушка со светло-карими глазами и крапинками веснушек. Не красавица, но из тех, кого принято называть «милыми». Держится скромно, но с сознанием собственного достоинства. Одета столь же скромно, украшений никаких. Так. Либо из весьма небогатой семьи, либо приютская.
- Вам, сеньорита, очень повезло, что этот француз на меня нарвался. А ему, в свою очередь, тоже повезло, что не попался на глаза полиции… как в первый раз, - сурово проговорила Доминга.
- Вы знаете? – удивилась девушка.
- Знаю. Этот француз на весь порт кричал о своём позоре. Зря вы на него заявление не написали. Пожалели?
- Меня вот этот господин капитан попросил, - вздохнула спасённая, кивнув в сторону уходивших моряков. – Сказал, что такое больше не повторится…
- Как видите, повторилось. И, чтобы не повторилось снова, позвольте проводить вас… Простите, не имею чести быть знакомой.
- Адель Брюно, сеньорита, - девушка чуть присела в вежливом реверансе: ну, точно, приютская, там их всех школят как в «гардемаринке».
- Штурман первого сторожевого дивизиона Доминика Меркадор, - Доминга представилась полным званием, дабы сразу и прочно внушить уважение к своей персоне. А то, глядишь, этой мадемуазель придёт в голову набиваться в подруги. – Что, позвольте спросить, вы здесь ищете?
- Работу…
- Понятно. Приют Святой Барбары, выпуск этого года?
- Да, сеньорита, - вздохнула девушка. – То есть, я уже работаю, на мануфактуре братьев Зингеров. Своя комната есть, нам всем по комнате дают после выпуска. Только мне… совсем не интересно шить каждый день одно и то же. Я бы к какой-нибудь модистке устроилась, хоть бы и служанкой… А тут объявления в газете… Вот…
Только сейчас Доминга заметила, что девушка теребит в руках смятый номер «Gazett». Точно, там на последней полосе помещают объявления о найме. «В модный салон мадам Креспин требуются швея и закройщица». Это объявление было обведено карандашом и ещё не было перечёркнуто, как три других, тоже обведенных.
- Мадам Креспин? Неплохо вы замахнулись, сеньорита, - хмыкнула Доминга. – Это же известнейшая модистка. Девять шансов против десяти, что места уже заняты, но так и быть – я вас провожу. А то мало ли, вдруг этот ушибленный от капитана сбежал.
Рыженькая просияла.
- Спасибо, сеньорита. Спасибо большое!
«Мне только славы защитницы белошвеек не хватало, - мысленно издевалась над собой Доминга, провожая девчонку. – Расскажу капитану – треснет со смеху. Или обматерит. Придётся стерпеть и то, и другое: заслужила».

12

- Вот он, ваш модный салон, - девушка-офицер была по-мужски грубовата.
Только врождённая и хорошо развитая учителями деликатность не позволила Адели проявить сожаление. Всё-таки военное образование и воспитание не способствуют развитию изящества манер, права была мадемуазель Соланж, учительница соответствующего предмета в приютской школе. Видимо, поэтому редкие девушки решаются поступать в гардемаринскую школу. Что до неё, то она чужда славы, добываемой порохом, свинцом и сталью. Достаточно будет хорошо делать своё маленькое дело на своём маленьком месте.
- Сердечно благодарю вас за помощь, сеньорита, - вежливость – оружие хорошо воспитанной дамы. – Кто знает, быть может, и я смогу вас чем-то отблагодарить.
- Не стоит, - испанка едва заметно кивнула, отвечая своей вежливостью на вежливость собеседницы. – Если вам когда-нибудь ещё понадобится моя помощь, вы знаете, где меня найти. До свидания.
И ушла по своим делам, слава Богу. Честно говоря, несмотря на искреннюю благодарность, Адель действительно побаивалась. Моряки вообще, мягко говоря, странноватые люди, а военный моряк… Кто знает, какая мысль может взбрести ему в голову? Или ей, что нисколько не облегчает задачи. От мужчины-то хоть догадываешься, чего можно ждать, а женщина в мундире – явление странное и противоестественное. Что ж, каждому отмерено ровно столько, сколько он заслужил. Так говорила сестра Анна, наставница их группы. Если Господь судил этой сеньорите военную карьеру, то пусть так и остаётся. Бывают же исключения из общих правил.
Двери салона мадам Креспин потрясли воображение приютской сироты. Нет, не монументальностью или стариной – этого и в монастыре хватало. Двери были… наполовину стеклянными. К деревянной, покрытой искусной резьбой, основе снаружи крепились изящные кованые решёточки в виде виноградных лоз, защищающие толстое гранёное стекло. Бронзовые ручки были начищены до ослепительного блеска. Адель даже поначалу побоялась прикасаться к ним. Поколебавшись с минуту, она преодолела робость и толкнула дверь, которая подалась на удивление легко. Где-то вверху тоненько звякнул колокольчик. Не успела Адель понять, что это за звон, как перед ней словно из драгоценного паркетного пола выросла чистенькая девочка лет тринадцати, в тёмном платье, белом чепчике и передничке служанки.
- Что вам угодно, мадемуазель?
Адель настолько не привыкла, чтобы к ней обращались с подобным почтением, что на миг потеряла дар речи.
- Я… Я к мадам Креспин… - еле слышно прошелестела она, краснея.
- Подождите, мадемуазель, я сейчас доложу о вас, - девчонка, мгновенно оценив посетительницу, стрельнула весёлым взглядом и с едва слышным хихиканьем скрылась.
«Господи, какая же я дура! Нужно быть смелее, иначе никогда не найду хорошую работу!»

Ничего, я до завтра подожду   

Несла А потом засунула под мышку, чтоб освободить и левую ладонь Получился свёрток