Спасибо, мэтр!
ХУДОБА
Не так давно это случилось, даже месяца не прошло. Повстречалась мне солнечным утром на улице девушка-тростиночка. Вот так сказонул - тростиночка. Я вообще-то не по стихам, но вспомнилась мне одна старая песенка. "Сахарная тростиночка, кто тебя в бездну столкнет?" Я считал себя отпетым сердцеедом, если вы понимаете о чем речь. По вечерам заходил в наш бар с видом победителя - и у меня получалось. Побеждать. И сталкивать в бездну.
А тут приключилась такая фигня - прямо утром. Встретил на улице "тростиночку". Она переходила дорогу на перекрестке - прямо мне навстречу. Я чуть шею не свернул, оглядываясь. Почему я раньше ее не встречал? В голове ни одной мысли, разворачиваюсь прямо на "зебре" и шагаю за ней - чуть под машину не угодил.
Белая рубашечка с кружевным воротничком, черный жакетик, черная юбочка, черные чулочки, черные туфельки. Все такое ладненькое - офигеть. Она так солидно смотрелась, что я показался себе комбайнером на курорте - в шортах по колено с накладными карманами, гавайской рубашке навыпуск и пляжных босоножках. Даже белые носки и цепура на шее дело не спасали (цепура, правда, была медная, но кто об этом знает?). Мобила и поддельный "роллекс" на руке не в счет.
Она даже не посмотрела на меня, хоть я парень видный. Даже не мелькнуло в ее зеленых глазах ничего - никакого огонька или там всплеска. Мазнула взглядом и все. Словно я манекен ходячий. Это меня задело больше всего - ее равнодушие. Все-таки я живой...
Мне было чем заняться этим утром - дел по горло, даже на поддельный прикид надо заработать. Но я пошел за ней следом и остановился на углу, за который она свернула. Тростиночка как раз переходила дорогу метрах в десяти, направляясь к особняку. Мансарда, стены в плюще - все как в кино.
Эта юбочка, эти чулки на стройных ножках... Что ни говори, но нет занятия приятнее, чем, дав волю своему своему воображению, поедать глазами девушку в таких туфельках, которая поднимается наверх по лестнице, а ты стоишь внизу... Ну, вы в курсе. Левая ножка, правая ножка, цок-цок. Не знаю, считала ли она эти ступеньки, но я точно ни одной не пропустил. И вошел за ней в вестибюль. Но девчушка исчезла, словно испарилась. И захотелось мне узнать, хто она такая, хоть на дверь ее посмотреть. И пошел по коридору.
И что бы вы думали! Дубовая дверь, литые ручки с завитушками, львиная пасть вместо дверного звонка, а рядом на стене бронзовая табличка. "Доктор Самарский". А ниже чуть помельче "врач-диетолог".
Ну и дела, скажу я вам. Врач - диетолог, кто бы мог подумать. Вот так попал - и это с самого утра в понедельник. Ничего не скажешь, подфартило. Такую куколку решил закадрить, тащился за ней полквартала, глазами раздевал, по лестнице за ней поднимался, словно в эротическом сне - и вот тебе, получи...
Врач-диетолог!.. Охренеть. Нет, мне тут делать нечего, это ясно - в любом развале. Диетолог! Слово-то какое выдумали, надо же. Да нахрен она кому упала, эта амеба в чулках, пусть и чья-та там дочь, прилизанная дочь врача-диетолога, пусть и доктора. Да хоть профессора! Это же анекдот, абсурд, нонсенс (как я выдал, а?) - соединять любовь и диету. Коня и трепетную лань! Или быка? Да какая разница - вместе им не сойтись. Что ни говори, а если соединить любовь и диету, добра не жди. Ничего хорошего у вас не получится, если вы вдруг вздумаете обнимать необъятное и соединять несоединимое. Если и есть в мире хоть что-то ненасытное, то это любовь. В любом проявлении. Она вечно голодна, эта любовь, ей палец в рот не клади - проглотит, перемелет и выплюнет кости. Вот. А тут - любовь и диета. Нет, никак не звучит. Самое пошлое выражение - это любовь и голуби, но и оно еще хоть как-то на слуху, а тут... Нет, ребята, я пошел.
Так я думал в тот день, когда увидел свою Тростиночку впервые. Но на следующее утро все вдруг изменилось! Кардинально, я бы сказал. Незнакомка опять повстречалась мне на улице, на том же месте, в тот же час. То ли день был слишком погожий, то ли увидела она в моих глазах жертвенное и самозабвенное стремление к диете, то ли еще чего, но случилось чудо: красотка одарила меня взглядом!
"Сегодня я ее видел... И она на меня посмотрела..." Я оглянулся посмотреть, не оглянется ли она... И так далее, в том же духе. Свернуло башню, одним словом. Свернутая башня катилась по мостовой, высекая искры, а я ничего не слышал и не видел - только ее.
Честно говоря, я и понятия тогда не имел, к чему все это приведет. Любовь - ужасная вещь, скажу я вам. О каких-то мозгах уже говорить не приходится - остается лишь сердце и шишковидные придатки. В моем случае осталось только сердце, но и его одного хватило с лихвой. Мне даже захотелось сочинить стихотворение. Что-нибудь лирическое и ужасно печальное. Что-то о неимоверных муках, в которых мы будем иссушать нашу огромную, как вселенная, любовь экстазами какой-то идиотской диеты. У меня даже начало что-то такое складываться в голове, но не сложилось - я опять пошел за ней. Нет, я мог сочинить что-нибудь заборное, не зря я раз в два месяца покупал кассету "дискавери", слов бы хватило (в одну получку - дискавери, а в другую - "горячие штучки из Фриско", вы же понимаете), не в этом дело. Я просто онемел внутри, и поплелся за ней.
А Тростиночка таки одарила меня взглядом - в этом не было сомнения. Я шел за ней, как крыса за дудочником, идиотически улыбаясь, переставлял ноги, как лунатик, прикипал мечтательным взглядом к лакированным туфелькам, пока опять не уткнулся носом в бронзовую табличку: "Доктор Самарский". Тьфу!
Эх, не суждено, видно, моим мечтам сбыться. А что если этот магический взгляд малахитовых глаз обещает мне лишь обезжиренную, диетическую любовь? Как насчет этого, дамы и господа? Да, скорее всего, так оно и есть, ибо на следующий день она опять посмотрела на меня - на той же улице, в то же время - и я увидел в ее глазах радость; она заметила, каким целомудренным стал мой взгляд - в нем теперь было нечто платоническое. Вернее сказать - диетическое.
С тех пор прошло уже сорок дней. Скажу лишь одно: я медленно усыхаю от любви, как цветок, заложенный в толстую книгу. Как василек, иссыхающий между страницами толстого любовного романа. Гербарий у стройных ножек в очаровательном костюмчике... Ну, если и не у самих ножек, то где-то поблизости, где-то даже очень близко, ибо я - ее жених и прихожу к ней каждый день. Да, друзья мои, давайте я похлопаю вас по спине, чтобы вы не поперхнулись пивом. Я - жених в костюме за сорок баксов, с идиотским галстуком и запонками. Да, еще платочек в карманчике пиджака. Цепура и гавайка канули в прошлое. Костюм и туфли.
Изо дня в день я медленно погибаю от любви... Да, погибаю, иначе не скажешь. Как еще можно назвать это бессильное, безжизненное обожание? Медленная смерть от любви - вот что это такое. Гусары стрелялись на пистолетах, д'Артаньяны бились на шпагах, наполеоны бросали театры военных действий, падишахи строили тадж-махалы, а я... Я сел на диету.
Память мне теперь иногда изменяет, но вечер, когда я пришел просить ее руки, врезался в мои мозги навсегда.
В гостинной, а приняли меня именно там, их было трое: отец, ее тетка и она сама, моя Тростиночка. Гостинная - огромная, полутемная и холодная, как погреб. Доктор Самарский стоял, молча слушал и все рассматривал меня, будто я бабочка на булавке. Тетушка тоже глаз с меня не спускала. Она смотрела на меня с таким подозрением, словно я прятал за пазухой гамбургер. А Тростиночка сидела себе за столом и даже не моргала - нефертити в музее восковых фигур.
Ну, я сказал все, что обычно говорят в таких случаях. А что говорят в таких случаях? Не знаю, я пересмотрел все свои фильмы про любовь ("Девять с половиной недель" и "Робот-полицейский", все остальное - порнуха и "дискавери"), там ничего такого не было, посоветовался с соседом по комнате, в общем, подготовился. Да, я сказал "прошу руки вашей дочери" и тоже замолк. Мы все замолчали и стали глазеть друг на друга. Что ни говори, но в этом доме никто никуда не торопится. Прошла минута, другая, а папенька моей возлюбленной все продолжал изучать меня сквозь свои очки. Сам в теплом пальто, руки в карманах, шарф на шее, да еще и борода на всю грудную клетку. Не прошло и получаса, как он заговорил:
- А вы уверены в том, что любите мою дочь?
- Еще бы! - горячо воскликнул я.
Он молча продолжал на меня смотреть еще какое-то время, а потом опять спросил:
- А как вы едите?
- Ничего, спасибо, соблюдаю меру, - сказал я и натянуто улыбнулся.
Тетушка разлепила наконец свои белые губы и показала на меня пальцем, словно я был экспонатом у мадам Тюссо:
- Мне кажется, что молодой человек все-таки переедает.
Доктор повернулся к ней:
- Это ничего. Не будем ставить ему препоны на этом пути...
Не вынимая рук из карманов пальто (я все думал, есть на них перчатки или нет), он спросил свою дочь:
- Этот юноша хочет делить с тобой свою любовь. А ты хочешь этого?
Тростиночка подняла взгляд и спокойно улыбнулась:
- Хочу!
- Вот и хорошо, - сказал доктор и положил свою руку на мое плечо. - Теперь, когда вы свой в этом доме, садитесь с нами ужинать.
Я сел за стол, как раз напротив Тростиночки, и мы поужинали. Что я тогда ел, не могу сказать. Какая еда, я чуть не умер от счастья: моя красавица любит меня! Когда вы влюблены и вам отвечают взаимностью, то на ужин пойдут даже опилки, а вы и не заметите их вкуса. Так что я не могу сказать, что мы ели в тот раз. Зато я прекрасно помню, что мы ели потом - и утром, и вечером, я ведь теперь питаюсь вместе с ними. Делю с ними трапезу, если можно так сказать.
Вот скажите, кому не нравится зеленый чай? Все его любят. А прозрачный, янтарный бульончик - как вам это? Он тонизирует и поднимает настроение! Блин. Каждый божий день - утром и вечером - мы питались бульончиком и запивали его чашечкой чая. Бульон - первое и второе сразу. Чашка зеленого чая - десерт, век бы его не видеть. Вот и все.
Прошла неделя и я не стану врать, будто хоть раз я был счастлив по-настоящему. В глубине каждого из нас сидит дикий зверь, которого ох как нелегко укротить. Где-то в три пополудни все начиналось, зверь просился на волю, он хотел жить, черт возьми. Этой борьбы, этой злобы желудка, который от голода начинает пожирать самого себя, этого дикого протеста крови, которая не хочет превращаться в жидкий бульончик, но все-таки превращается, - я не пожелаю никому, даже влюбленному.
Всю эту неделю моя озверевшая сущность, мое животное нутро рвали меня изнутри на части. Но теперь... Теперь я на удивление спокоен. Сердце выстукивает своих сорок ударов в минуту, а не шестьдесят, как бывало. Я уже забыл, каково это - быть жизнерадостным здоровым балбесом. Теперь я не балбес, но и сил у меня нет. Иногда мне кажется, что в поговорке "сила есть - ума не надо" был какой-то сермяжный смысл, но теперь я его потерял. Мне уже не верится, что бездонные девичьи глаза способны будить в сердце что-то еще - кроме немого, дистрофического счастья, которое облачком пара поднимается над чашечкой зеленого чая в холодной, как погреб, комнате.
По утрам я не ем теперь ничего. Обедаем мы бульончиком с чаем и ужинаем бульончиком с зеленым мать его чаем. Моя любовь уже прошла такую очистку, стала такой прозрачной и чистой, что ощутить ее способен лишь человек, который потерял три четверти своей крови и все еще жив.
Дни потянулись за днями. Я не зря покупал кассеты "дискавери" (от воспоминаний о других кассетах почему-то кружится голова). Да, не зря, и я немного знаю о всех этих мудрецах под пальмами. Так вот, какую философию ни возьми, в каждой из них есть сочетание добра и зла. А вот философия доктора Самарского, который всегда носит пальто и шарф (не знаю, не спит ли он в нем, но все-таки как насчет перчаток?) - эта философия насквозь идеалистична. Она - один сплошной плюс, если говорить о добре и зле. От меня, разбитного бабника, который торчал возле бара и снимал приезжих телок в одно касание, не осталось и следа. Единственное, что во мне еще теплится - моя любовь. Идиотизм. Я понимаю это, но ничего поделать с собой не могу. Когда-то я видел боевик про парня, которого проклял старый цыган - так, что тот начал худеть. Превратился из толстого адвоката в доходягу из Бухенвальда. Тот парень зубами землю грыз - за каждый свой килограмм. А я... Я худею добровольно и сам фигею от этого. И меня мало тешит радость, которая охватывает доктора каждый раз, когда он видит меня, бредущего через силу к его дочери, пошатываясь от сквозняков.
Однажды, еще на заре своей семейной жизни, я попытался взять руку Тростиночки в мою руку. И она позволила, не одернула, не стала огорчать меня. Доктор заметил это и глянул на меня по-отечески ласково и нежно. Но в этот день мы поужинали не в восемь, как обычно, а в одиннадцать. И довольствовались лишь чашечкой чудного зеленого чая - никаких бульончиков.
Сам не знаю, каким весенним дурманом надышался я в тот вечер на улице, но после ужина я хотел повторить свой трюк. Моя рука еле приподнялась и сразу же упала на стол, как протез. А я лишь бледно улыбнулся, как младенец в реанимации.
Так доктор парировал последний бросок хищника. Теперь этот хищник вполне сгодится на прикроватный коврик.
С тех пор со мной никаких подобных глупостей не происходит. Вдвоем с Тростинкой мы дни напролет шатаемся по дому, как два влюбленных привидения. Моих сил хватает лишь на то, чтобы сидеть рядом с ней; мы часами сидим рядом, заледеневшие от неземного счастья, глазеем на стены и блаженно улыбаемся.
Я уверен, что однажды меня найдут уже холодного - дней через пять после смерти, если дело будет летом. Но я совсем не в обиде на доктора, что вы! Если моя плоть не выдержала такой малости, такого пустякового испытания, то душа, надо полагать, наоборот приобщилась к большой и чистой любви. Она поняла, эта никчемная душа, какие низменные фантазии владеют нами, когда мы не в силах отвести взгляд от стройных ножек в черных чулках, когда девушка в миниюбке поднимается по ступенькам, а мы стоим внизу... Ну, вы в курсе. Так что доктор тут не виноват. Вообще не надо никого винить в моей смерти. Ну а тем, кто случайно меня услышит, как вот вы сейчас, я хочу дать совет - примите его от человека, который когда-то ничем от вас не отличался: никогда, еще раз, никогда - ни во сне, ни наяву - не задерживайте свой взгляд на девушке, которая имеет хоть какое-то отношение к доктору-диетологу.
И вот почему.
Идея, которую исповедует доктор, одна из самых возвышенных иллюзий, о которых я знаю, а кассет я насмотрелся, уж вы мне поверьте. И где-то я даже тешу свое самолюбие тем, что жертвую жизнью ради этой идеи. Но в ней есть один недостаток, который аннулирует все достоинства: попытка скрестить любовь и диету. Я слыхал о многих религиях, которые запрещают есть мясо, отрицают плотские утехи, земную любовь и все такое. И некоторые из этих религий очень даже распространены...
Но признавать любовь земную и сушить ее диетой? До такого еще никто не додумался. Этот недостаток я считаю главной трещиной в фундаменте философии доктора Самарского. И, возможно, по ночам в его гостинной бродит, шатаясь от истощения, с полдюжины влюбленных привидений - моих предшественников.
Так вот, что я скажу вам напоследок. Десятой дорогой обходите каждую милашку, направляющуюся к увитому плющом красацу-особняку, на фасаде которого блестит бронзовая вывеска. Возможно, вы найдете там даже любовь, но кроме любви вас ждет там море зеленого чая. И океан бульона впридачу.
А я уж знаю, что это такое!
Отредактировано ingvar (24-04-2007 02:07:25)