Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Игоря Мельника » Байки из города


Байки из города

Сообщений 1 страница 10 из 42

1

ПАРОВОЗ

Первым шел местный крестьянин, пожилой лысый мужичок с мягкой походкой, сутулой спиной и коричневой от загара морщинистой шеей. Он чем-то напоминал ящерицу, которую впихнули в черный костюм из магазина поношенных вещей. Ящерица недовольно вертела морщинистой шеей в пиджачном хомуте, но помалкивала. Вторым двигался парень - типичный хлыщ из столицы с дорогим фотоаппаратом на шее. В шестидесятых о таких говорили "папина победа", ну а теперь... Теперь таких называют мажорами. Таких, или почти таких. Последней шла, спотыкаясь на высоких каблуках, девица в форменной белой рубашке с погончиками и синей короткой юбочке, тоже форменной.  Проводница "чаю не желаете?"
- Говорил же тебе, оставь эти шпильки...
- Да кто ж знал, что тут такие...
- Чего?
- Рытвины, говорю. Кто мог знать?
Монастырь издалека казался таким близким, но чем дольше они шли, тем более далеким он становился. Горы, ничего не поделаешь. Пока шли по городку, за ними увязались несколько местных мальчишек и парочка бродячих псов. Крестьянин прикрикнул на них, и мальчишки отстали, но собаки продолжали бежать следом, глупо и раздражающе лая, не обращая внимания на грозные окрики. Вот поселок закончился, вот миновали местную пилораму. Узкая каменистая дорога превратилась в стремительную козью тропу, петляющую в кустарнике.
Крестьянин ловко перепрыгивал с камня на камень, срезая углы, его сутулая спина дрожала в мареве, парень старался поддерживать темп, но девушка все больше отставала.
- На тебя даже жара не действует, - сказала она, брезгливо отодвигая рукой ветку кустарника. - Все эти понты, самообразование, культура. "Я учусь! У меня фотосессия!" По ночам небось в зеркале себя целуешь. А кому это надо, тебе работы мало? Заочник, блин. Снимал бы что-нибудь человеческое - нет, ты поперся. Одно и то же: старые монастыри, старые крепости, старые стены, старые камни, старые люди... Все старое. Старье!
- Я же предлагал тебе остаться внизу, - пробормотал парень с усталым видом. Разговор выматывал его больше, чем восхождение на гору.
- Еще чего! Мух кормить в этой жарище - уволь.

Монастырь охраняли четыре монашки.
Они заметили пришельцев раньше, чем те подошли к церковным воротам, затолкали свою четвертую сестру в монастырскую ночлежку, заперли дверь, задвинули засов и накинули амбарный замок на кованное ушко - для верности, надо полагать.
- Эли, Эли, лама азавтани! - кричала запертая монашка навзрыд. - Эли, Эли, лама азавтани...
- Что это с ней? - спросила проводница.
- Она просто спятила, - ответил крестьянин, пожав плечами.
- Бедняжка! - вздохнула одна из монашек, перекрестилась и, чинно сжав губы, открыла церковь для гостей.
- Эли, Эли, лама азавтани! - глухо доносилось из-за двери ночлежки.
- Что она говорит? - опять спросила девушка.
- Она спрашивает Бога, почему он от нее отвернулся, - сказал крестьянин. - "Господи, Господи, почему ты покинул меня?"
- На каком это языке?
- На арамейском, наверное.
Проводница повернулась к старшей монашке:
- И часто с ней такое?
- Да бывает...
- А вы не пробовали отвезти ее в какую-нибудь?..
- Да возили уже. Куда мы только ее не возили. Не помогает ничего. Таблетки кончаются и начинается...
Из-за двери опять донеслось:
- Эли, Эли, лама азавтани! Эли, Эли...
- У меня уже крыша от этого едет, - прошептала девушка себе под нос и вопросительно посмотрела на парня. Тот стоял с отрешенным видом и рассматривал церковную дверь.
Вдруг наступила тишина - и они услышали равномерное стрекотание, наполняющее жару.
- Сверчки, - сказал парень, обращаясь к проводнице.
- Кузнечики, - поправил его крестьянин.
Они двинулись к темному проему церковной двери. Монашка подняла руку, загораживая путь девушке:
- Голым в церковь нельзя!

Мужчины посмотрели на молодую женщину так, словно впервые ее увидели. Стояли и смотрели на ее ноги с округлыми икрами, слегка напряженными, от чего над коленями образовались ямочки. Эти ноги могли многое сплясать. Крестьянин крякнул и стал смотреть на небо - не видно ли туч. Парень снял дорогие очки в позолоченной оправе и принялся протирать стекла носовым платком.
- Да что вы! - сказала девушка старой монашке. - Никто и не узнает. Неужели это так принципиально?
Оспаривать утверждение о том, что она собралась в церковь голой, ей даже в голову не пришло.
- Вам нельзя в храм, - спокойно повторила монашка. Конец разговора.
- Эли, Эли, лама азавтани! - опять донеслось со стороны ночлежки.
- Я здесь подожду, - сказала девушка с досадой и шагнула своими длинными бронзовыми ногами в тень, под церковную стену. Она походила по двору, заглянула в колодец под деревянным навесом, напилась воды из жестяной кружки, привязанной к воротку ржавой цепочкой. Вода была теплой и солоноватой.
- Ну, как фрески? - спросила девушка, когда парень вышел из церкви.
- От них почти ничего не осталось, - ответил он.

Одна монашка повела их на кухню, сложенную из старых камней, другая поставила на стол миску с яблоками и сливами, бутылочку самогона и три стопочки, а потом встала у буфета, скрестив руки. Гости выпили.
- На что они живут? - спросил парень у крестьянина.
- Молоко сдают, - ответил ящер, - венки на похорон плетут.
- А сколько их всего?
- Четыре.
За монастырем присматривало всего четыре монашки.
- Эли, Эли, лама азавтани... - доносился издалека визгливый голос четвертой сестры.
- Сколько мы должны? - спросил парень.
- Нисколько.
Тогда они пошептались с крестьянином о чем-то. Парень достал из кармана десятку и, покраснев, положил на стол.
Банкнота так и лежала на столе - никто к ней не притронулся. Все сидели молча.
- Который час? - спросила девушка, чтобы поддержать разговор.
- Не знаю, - ответила монашка. - У нас нет часов.
Послышался гудок и слабый гул - далеко внизу поезд въехал на мост через реку.
- Это тот, который в три, - сказала одна монашка, обращаясь к другой. - Время поить коров...
Четыре монашки, присматривавшие за монастырем, узнавали время по поездам, которые проходили через городок внизу. С ума сойти.
- Скорый... - мечтательно сказала девушка. - Пятьдесят второй братиславский в пятнадцать ноль!
Пока спускались вниз по каменистой тропе, - впереди ящероподобный крестьянин, следом модный парень, - девушка сломала каблук.
- Ну вот, я же говорил!..
- Заткнись, я тебя умоляю! - сказала она, рассматривая искалеченную лодочку и прикидывая, во что ей обойдется ремонт.

В эту душную ночь, когда они голые лежали на простынях, пахнувших васильками, девушка неожиданно прошептала: "Эли, Эли, лама азавтани!"
- А у тебя способности к языкам... - пробормотал парень, отворачиваясь к стене.

0

2

ingvar, класс!!! :good:

0

3

Спасибо, мэтр!

ХУДОБА

Не так давно это случилось, даже месяца не прошло. Повстречалась мне солнечным утром на улице девушка-тростиночка. Вот так сказонул - тростиночка. Я вообще-то не по стихам, но вспомнилась мне одна старая песенка. "Сахарная тростиночка, кто тебя в бездну столкнет?" Я считал себя отпетым сердцеедом, если вы понимаете о чем речь. По вечерам заходил в наш бар с видом победителя - и у меня получалось. Побеждать. И сталкивать в бездну.
А тут приключилась такая фигня - прямо утром. Встретил на улице "тростиночку". Она переходила дорогу на перекрестке - прямо мне навстречу. Я чуть шею не свернул, оглядываясь. Почему я раньше ее не встречал? В голове ни одной мысли, разворачиваюсь прямо на "зебре" и шагаю за ней - чуть под машину не угодил.
Белая рубашечка с кружевным воротничком, черный жакетик, черная юбочка, черные чулочки, черные туфельки. Все такое ладненькое - офигеть. Она так солидно смотрелась, что я показался себе комбайнером на курорте - в шортах по колено с накладными карманами, гавайской рубашке навыпуск и пляжных босоножках. Даже белые носки и цепура на шее дело не спасали (цепура, правда, была медная, но кто об этом знает?). Мобила и поддельный "роллекс" на руке не в счет.
Она даже не посмотрела на меня, хоть я парень видный. Даже не мелькнуло в ее зеленых глазах ничего - никакого огонька или там всплеска. Мазнула взглядом и все. Словно я манекен ходячий. Это меня задело больше всего - ее равнодушие. Все-таки я живой...
Мне было чем заняться этим утром - дел по горло, даже на поддельный прикид надо заработать. Но я пошел за ней следом и остановился на углу, за который она свернула. Тростиночка как раз переходила дорогу метрах в десяти, направляясь к особняку. Мансарда, стены в плюще - все как в кино.
Эта юбочка, эти чулки на стройных ножках... Что ни говори, но нет занятия приятнее, чем, дав волю своему своему воображению, поедать глазами девушку в таких туфельках, которая поднимается наверх по лестнице, а ты стоишь внизу... Ну, вы в курсе. Левая ножка, правая ножка, цок-цок. Не знаю, считала ли она эти ступеньки, но я точно ни одной не пропустил. И вошел за ней в вестибюль. Но девчушка исчезла, словно испарилась. И захотелось мне узнать, хто она такая, хоть на дверь ее посмотреть. И пошел по коридору.
И что бы вы думали! Дубовая дверь, литые ручки с завитушками, львиная пасть вместо дверного звонка, а рядом на стене бронзовая табличка. "Доктор Самарский". А ниже чуть помельче "врач-диетолог".
Ну и дела, скажу я вам. Врач - диетолог, кто бы мог подумать. Вот так попал - и это с самого утра в понедельник. Ничего не скажешь, подфартило. Такую куколку решил закадрить, тащился за ней полквартала, глазами раздевал, по лестнице за ней поднимался, словно в эротическом сне - и вот тебе, получи...
Врач-диетолог!.. Охренеть. Нет, мне тут делать нечего, это ясно - в любом развале. Диетолог! Слово-то какое выдумали, надо же. Да нахрен она кому упала, эта амеба в чулках, пусть и чья-та там дочь, прилизанная дочь врача-диетолога, пусть и доктора. Да хоть профессора! Это же анекдот, абсурд, нонсенс (как я выдал, а?) - соединять любовь и диету. Коня и трепетную лань! Или быка? Да какая разница - вместе им не сойтись. Что ни говори, а если соединить любовь и диету, добра не жди. Ничего хорошего у вас не получится, если вы вдруг вздумаете обнимать необъятное и соединять несоединимое. Если и есть в мире хоть что-то ненасытное, то это любовь. В любом проявлении. Она вечно голодна, эта любовь, ей палец в рот не клади - проглотит, перемелет и выплюнет кости. Вот. А тут - любовь и диета. Нет, никак не звучит. Самое пошлое выражение - это любовь и голуби, но и оно еще хоть как-то на слуху, а тут... Нет, ребята, я пошел.

Так я думал в тот день, когда увидел свою Тростиночку впервые. Но на следующее утро все вдруг изменилось! Кардинально, я бы сказал. Незнакомка опять повстречалась мне на улице, на том же месте, в тот же час. То ли день был слишком погожий, то ли увидела она в моих глазах жертвенное и самозабвенное стремление к диете, то ли еще чего, но случилось чудо: красотка одарила меня взглядом!
"Сегодня я ее видел... И она на меня посмотрела..." Я оглянулся посмотреть, не оглянется ли она... И так далее, в том же духе. Свернуло башню, одним словом. Свернутая башня катилась по мостовой, высекая искры, а я ничего не слышал и не видел - только ее.
Честно говоря, я и понятия тогда не имел, к чему все это приведет. Любовь - ужасная вещь, скажу я вам. О каких-то мозгах уже говорить не приходится - остается лишь сердце и шишковидные придатки. В моем случае осталось только сердце, но и его одного хватило с лихвой. Мне даже захотелось сочинить стихотворение. Что-нибудь лирическое и ужасно печальное. Что-то о неимоверных муках, в которых мы будем иссушать нашу огромную, как вселенная, любовь экстазами какой-то идиотской диеты. У меня даже начало что-то такое складываться в голове, но не сложилось - я опять пошел за ней. Нет, я мог сочинить что-нибудь заборное, не зря я раз в два месяца покупал кассету "дискавери", слов бы хватило (в одну получку - дискавери, а в другую - "горячие штучки из Фриско", вы же понимаете), не в этом дело. Я просто онемел внутри, и поплелся за ней.
А Тростиночка таки одарила меня взглядом - в этом не было сомнения. Я шел за ней, как крыса за дудочником, идиотически улыбаясь, переставлял ноги, как лунатик, прикипал мечтательным взглядом к лакированным туфелькам, пока опять не уткнулся носом в бронзовую табличку: "Доктор Самарский". Тьфу!
Эх, не суждено, видно, моим мечтам сбыться. А что если этот магический взгляд малахитовых глаз обещает мне лишь обезжиренную, диетическую любовь? Как насчет этого, дамы и господа? Да, скорее всего, так оно и есть, ибо на следующий день она опять посмотрела на меня - на той же улице, в то же время - и я увидел в ее глазах радость; она заметила, каким целомудренным стал мой взгляд - в нем теперь было нечто платоническое. Вернее сказать - диетическое.

С тех пор прошло уже сорок дней. Скажу лишь одно: я медленно усыхаю от любви, как цветок, заложенный в толстую книгу. Как василек, иссыхающий между страницами толстого любовного романа. Гербарий у стройных ножек в очаровательном костюмчике... Ну, если и не у самих ножек, то где-то поблизости, где-то даже очень близко, ибо я - ее жених и прихожу к ней каждый день. Да, друзья мои, давайте я похлопаю вас по спине, чтобы вы не поперхнулись пивом. Я - жених в костюме за сорок баксов, с идиотским галстуком и запонками. Да, еще платочек в карманчике пиджака. Цепура и гавайка канули в прошлое. Костюм и туфли.
Изо дня в день я медленно погибаю от любви... Да, погибаю, иначе не скажешь. Как еще можно назвать это бессильное, безжизненное обожание? Медленная смерть от любви - вот что это такое. Гусары стрелялись на пистолетах, д'Артаньяны бились на шпагах, наполеоны бросали театры военных действий, падишахи строили тадж-махалы, а я... Я сел на диету.
Память мне теперь иногда изменяет, но вечер, когда я пришел просить ее руки, врезался в мои мозги навсегда.
В гостинной, а приняли меня именно там, их было трое: отец, ее тетка и она сама, моя Тростиночка. Гостинная - огромная, полутемная и холодная, как погреб. Доктор Самарский стоял, молча слушал и все рассматривал меня, будто я бабочка на булавке. Тетушка тоже глаз с меня не спускала. Она смотрела на меня с таким подозрением, словно я прятал за пазухой гамбургер. А Тростиночка сидела себе за столом и даже не моргала - нефертити в музее восковых фигур.
Ну, я сказал все, что обычно говорят в таких случаях. А что говорят в таких случаях? Не знаю, я пересмотрел все свои фильмы про любовь ("Девять с половиной недель" и "Робот-полицейский", все остальное - порнуха и "дискавери"), там ничего такого не было, посоветовался с соседом по комнате, в общем, подготовился. Да, я сказал "прошу руки вашей дочери" и тоже замолк. Мы все замолчали и стали глазеть друг на друга. Что ни говори, но в этом доме никто никуда не торопится. Прошла минута, другая, а папенька моей возлюбленной все продолжал изучать меня сквозь свои очки. Сам в теплом пальто, руки в карманах, шарф на шее, да еще и борода на всю грудную клетку. Не прошло и получаса, как он заговорил:
- А вы уверены в том, что любите мою дочь?
- Еще бы! - горячо воскликнул я.
Он молча продолжал на меня смотреть еще какое-то время, а потом опять спросил:
- А как вы едите?
- Ничего, спасибо, соблюдаю меру, - сказал я и натянуто улыбнулся.
Тетушка разлепила наконец свои белые губы и показала на меня пальцем, словно я был экспонатом  у мадам Тюссо:
- Мне кажется, что молодой человек все-таки переедает.
Доктор повернулся к ней:
- Это ничего. Не будем ставить ему препоны на этом пути...
Не вынимая рук из карманов пальто (я все думал, есть на них перчатки или нет), он спросил свою дочь:
- Этот юноша хочет делить с тобой свою любовь. А ты хочешь этого?
Тростиночка подняла взгляд и спокойно улыбнулась:
- Хочу!
- Вот и хорошо, - сказал доктор и положил свою руку на мое плечо. - Теперь, когда вы свой в этом доме, садитесь с нами ужинать.
Я сел за стол, как раз напротив Тростиночки, и мы поужинали. Что я тогда ел, не могу сказать. Какая еда, я чуть не умер от счастья: моя красавица любит меня! Когда вы влюблены и вам отвечают взаимностью, то на ужин пойдут даже опилки, а вы и не заметите их вкуса. Так что я не могу сказать, что мы ели в тот раз. Зато я прекрасно помню, что мы ели потом - и утром, и вечером, я ведь теперь питаюсь вместе с ними. Делю с ними трапезу, если можно так сказать.
Вот скажите, кому не нравится зеленый чай? Все его любят. А прозрачный, янтарный бульончик - как вам это? Он тонизирует и поднимает настроение! Блин. Каждый божий день - утром и вечером - мы питались бульончиком и запивали его чашечкой чая. Бульон - первое и второе сразу. Чашка зеленого чая - десерт, век бы его не видеть. Вот и все.
Прошла неделя и я не стану врать, будто хоть раз я был счастлив по-настоящему. В глубине каждого из нас сидит дикий зверь, которого ох как нелегко укротить. Где-то в три пополудни все начиналось, зверь просился на волю, он хотел жить, черт возьми. Этой борьбы, этой злобы желудка, который от голода начинает пожирать самого себя, этого дикого протеста крови, которая не хочет превращаться в жидкий бульончик, но все-таки превращается, - я не пожелаю никому, даже влюбленному.
Всю эту неделю моя озверевшая сущность, мое животное нутро рвали меня изнутри на части. Но теперь... Теперь я на удивление спокоен. Сердце выстукивает своих сорок ударов в минуту, а не шестьдесят, как бывало. Я уже забыл, каково это - быть жизнерадостным здоровым балбесом. Теперь я не балбес, но и сил у меня нет. Иногда мне кажется, что в поговорке "сила есть - ума не надо" был какой-то сермяжный смысл, но теперь я его потерял. Мне уже не верится, что бездонные девичьи глаза способны будить в сердце что-то еще - кроме немого, дистрофического счастья, которое облачком пара поднимается над чашечкой зеленого чая в холодной, как погреб, комнате.
По утрам я не ем теперь ничего. Обедаем мы бульончиком с чаем и ужинаем бульончиком с зеленым мать его чаем. Моя любовь уже прошла такую очистку, стала такой прозрачной и чистой, что ощутить ее способен лишь человек, который потерял три четверти своей крови и все еще жив.

Дни потянулись за днями. Я не зря покупал кассеты "дискавери" (от воспоминаний о других кассетах почему-то кружится голова). Да, не зря, и я немного знаю о всех этих мудрецах под пальмами. Так вот, какую философию ни возьми, в каждой из них есть сочетание добра и зла. А вот философия доктора Самарского, который всегда носит пальто и шарф (не знаю, не спит ли он в нем, но все-таки как насчет перчаток?) - эта философия насквозь идеалистична. Она - один сплошной плюс, если говорить о добре и зле. От меня, разбитного бабника, который торчал возле бара и снимал приезжих телок в одно касание, не осталось и следа. Единственное, что во мне еще теплится - моя любовь. Идиотизм. Я понимаю это, но ничего поделать с собой не могу. Когда-то я видел боевик про парня, которого проклял старый цыган - так, что тот начал худеть. Превратился из толстого адвоката в доходягу из Бухенвальда. Тот парень зубами землю грыз - за каждый свой килограмм. А я... Я худею добровольно и сам фигею от этого. И меня мало тешит радость, которая охватывает доктора каждый раз, когда он видит меня, бредущего через силу к его дочери, пошатываясь от сквозняков.
Однажды, еще на заре своей семейной жизни, я попытался взять руку Тростиночки в мою руку. И она позволила, не одернула, не стала огорчать меня. Доктор заметил это и глянул на меня по-отечески ласково и нежно. Но в этот день мы поужинали не в восемь, как обычно, а в одиннадцать. И довольствовались лишь чашечкой чудного зеленого чая - никаких бульончиков.
Сам не знаю, каким весенним дурманом надышался я в тот вечер на улице, но после ужина я хотел повторить свой трюк. Моя рука еле приподнялась и сразу же упала на стол, как протез. А я лишь бледно улыбнулся, как младенец в реанимации.
Так доктор парировал последний бросок хищника. Теперь этот хищник вполне сгодится на прикроватный коврик.
С тех пор со мной никаких подобных глупостей не происходит. Вдвоем с Тростинкой мы дни напролет шатаемся по дому, как два влюбленных привидения. Моих сил хватает лишь на то, чтобы сидеть рядом с ней; мы часами сидим рядом, заледеневшие от неземного счастья, глазеем на стены и блаженно улыбаемся.

Я уверен, что однажды меня найдут уже холодного - дней через пять после смерти, если дело будет летом. Но я совсем не в обиде на доктора, что вы! Если моя плоть не выдержала такой малости, такого пустякового испытания, то душа, надо полагать, наоборот приобщилась к большой и чистой любви. Она поняла, эта никчемная душа, какие низменные фантазии владеют нами, когда мы не в силах отвести взгляд от стройных ножек в черных чулках, когда девушка в миниюбке поднимается по ступенькам, а мы стоим внизу... Ну, вы в курсе. Так что доктор тут не виноват. Вообще не надо никого винить в моей смерти. Ну а тем, кто случайно меня услышит, как вот вы сейчас, я хочу дать совет - примите его от человека, который когда-то ничем от вас не отличался: никогда, еще раз, никогда - ни во сне, ни наяву - не задерживайте свой взгляд на девушке, которая имеет хоть какое-то отношение к доктору-диетологу.
И вот почему.
Идея, которую исповедует доктор, одна из самых возвышенных иллюзий, о которых я знаю, а кассет я насмотрелся, уж вы мне поверьте. И где-то я даже тешу свое самолюбие тем, что жертвую жизнью ради этой идеи. Но в ней есть один недостаток, который аннулирует все достоинства: попытка скрестить любовь и диету. Я слыхал о многих религиях, которые запрещают есть мясо, отрицают плотские утехи, земную любовь и все такое. И некоторые из этих религий очень даже распространены...
Но признавать любовь земную и сушить ее диетой? До такого еще никто не додумался. Этот недостаток я считаю главной трещиной в фундаменте философии доктора Самарского. И, возможно, по ночам в его гостинной бродит, шатаясь от истощения, с полдюжины влюбленных привидений - моих предшественников.
Так вот, что я скажу вам напоследок. Десятой дорогой обходите каждую милашку, направляющуюся к увитому плющом красацу-особняку, на фасаде которого блестит бронзовая вывеска. Возможно, вы найдете там даже любовь, но кроме любви вас ждет там море зеленого чая. И океан бульона впридачу.
А я уж знаю, что это такое!

Отредактировано ingvar (24-04-2007 02:07:25)

0

4

ingvar, класс, просто класс!!! :good:
По-хорошему завидую вашей способности ТАК красиво писать о простых вещах! И форма рассказа - прелюдия, кульминация, финал - все на одной страничке, не прибавить, не убавить!
Раньше ТАКОЕ мне попадалось только в маленьких рассказах Тургенева.
В общем, БРАВО!!! :good:  :good:  :good:

0

5

ingvar Весчь! :good:

0

6

Вы меня балуете.
Спасибо
;)

РЕПЕТИЦИЯ
За свои семьдесят шесть лет мой старик перепробовал кучу занятий, и вот наконец решил податься в гробокопатели.
Кладбище находилось на окраине городка, оно начиналось за автозаправкой и  заканчивалось в речной долине. Слева проходила автострада (мы едем в столицу), а справа находилась колония общего режима (вот, что вас ждет, бездельники). Работы было не очень много, но раз в неделю старик непременно рыл яму.
- Вот, до чего дошло, - сказала ему жена, собирая узелок с едой в первый трудовой день.
- Надо привыкать, старуха, - ответил старик, весело глядя на нее детскими голубыми глазами.
Работал он обычно целый день, ковыряясь в желтовато-бурой глине. Привычку насвистывать пришлось оставить - принимая во внимание место работы. Никто ему не мешал, старик бормотал себе что-то под нос и временами покрикивал на обнаглевших птиц, клевавших земляных червей чуть ли не под ногами. Маленький, кругленький, в старой спецовке, старик напоминал гномика из сказки, который протянет еще лет двести и все так же будет рыть ямы для других.
Однажды он работал в южном углу кладбища - том, что ближе к автостраде. Выдался погожий майский денек. Птицы, листья на деревьях, трава, желтые цветы - идиллия. К обеду старик покончил с ямой и решил подкрепиться.
Весна получилась сухой и прохладной, но в этот день даже на дне могилы солнце жарило, как в июне.
В яме было так хорошо, что старик решил обедать прямо там. Он поел хлеба с ветчиной и запил его холодным чаем, который всегда держал в пластиковой бутылке из-под пива. После еды его сморило и он задремал, сидя в яме и прижимая к груди пластиковую пивную бутылку.
Проспав минут пятнадцать, старик проснулся от чьего-то тяжелого взгляда и посмотрел наверх. Над ямой кто-то нависал - женщина, судя по силуэту. Старик был ошарашен и удивлен тем, что здесь вообще появилась живая душа - кроме него самого. А женщина пронзала его сверху взглядом и раздраженно ковыряла землю длинным зонтом. Она была худой, бледной и некрасивой. Ее полусапожки показались старику огромными, а из-под длинной черной юбки вырастала длинная, как столб, нога. Не успел он ее разглядеть, как женщина принялась выговаривать ему, размахивая зонтиком. Она обвинила его в безделии и неуважении к мертвым. С каждым словом она покачивала головой и топала ногой. Старик боялся, что край могилы вот-вот обвалится и она пригвоздит его к земле - собой и своим зонтом. Наконец женщина, вытянула к нему свою длинную худую шею и суровым шепотом спросила, как он смеет глушить пиво в этом святом месте, предназначенном для покойника.
Мой старик подумал, что яма готова для кого-то из ее родственников, и даже хотел спросить об этом, но не решился. Загорелые докрасна щеки и нос, пивная бутылка в руке - ее можно было понять. В таком виде он напоминал загулявшего матроса. И как ей объяснить, что на работе он пьет только холодный чай? Да, когда старик работает, он пьет только холодный чай. Правда, с водкой, но все же чай!
Старик подождал минут пять, давая женщине выговориться, потом стянул с головы панамку и сказал:
- Добрый день, пани! Вы только посмотрите, какая красота вокруг!
- Чего не скажешь о вашем поведении. И где - на священной земле! К тому же вы пьяны.
- Нет, пани, что вы. Хотя я был бы не против...
- А пиво? Неужели нельзя было обойтись тут без пива?
Старик протянул ей наверх бутылку.
- Пани, - сказал он добродушно, - это пойло не повредит даже младенцу, а уж вам - тем более.
- Это из-за него рушатся семьи в нашей несчастной стране!
- Чай. Просто холодный чай, - сказал старик и улыбнулся.
Женщина фыркнула и опять топнула ногой, старик опасливо отступил.
- Холодный чай?!
- Ну конечно, пани, холодный чай. - Старик отвинтил крышку и протянул бутылку женщине. - Сами попробуйте, если не верите.
Она взяла бутылку и с опаской принюхалась. Старик в это время выбирался, покряхтывая, из ямы.
- Ну какое может быть пиво - в это время, да еще на кладбище? Вот попробуйте - сами убедитесь.
- Спасибо. Но не из горлышка же пробовать!
- О, это не проблема, у меня есть кружечка. - Он покопался в старом потертом портфеле (на работу надо ходить с портфелем, а то я буду размахивать руками на ходу), нашел маленькую эмалированную кружку, зачем-то подул в нее и протянул женщине.
- Вы только попробуйте, пани. В такую жару от чая плохо не станет.
- Ну ладно, - согласилась наконец незнакомка, взяла кружечку и осторожно потянулась к ней тонкими губами.
- Хм. Да, это что-то похожее на чай.
- Похожее! Да это и есть чай, пани! Заварен сегодня утром! С мятой и ромашкой. Моя старуха уж сколько лет мне его заваривает. Да вы, я вижу, не пьете. Выпейте до дна!
Женщина сделала глоток, потом еще.
- Освежает, правда? - поинтересовался старик.
- Да, очень освежает. Мята дает себя знать.
- Еще бы. Я знал, что вам понравится. Допивайте, у меня еще есть. Вы издалека?
- Да.  С утра приехала, сначала в городе, пока все обойдешь, потом вот могилку навещала, а сейчас - на остановку, к обеденному автобусу. И все пешком. А года уже не те...
- Года? - старик засмеялся, запрокидывая голову. - Не те года? Девушка, я бы вам больше двадцати не дал. - Он взял куртку и расстелил ее на краю могилы.
- Садитесь, отдохните, на цветочки посмотрите - красота какая.
На его удивление женщина села. Старик пристроился рядом. Так они и сидели рядышком, свесив ноги в могилу. Она выпила еще чаю и сказала:
- Сниму-ка я берет, а то жарко. - Она так и сделала, пристроила берет на коленях, тряхнула головой и даже расстегнула жакет.
- Года не те? - не успокаивался мой старик. - Да вы, пани, дитя еще, просто ну, птенчик! Вот поживете с мое, тогда и поговорим. Я же войну помню - с первого до последнего дня. Вот.
- Что вы говорите? - удивилась женщина. - А выглядите очень даже. Наверное, ваша жизнь была наполненной по самые... Ну, интересно вы жили, правда?
- Да, не жалуюсь.
Она еле заметно улыбнулась - впервые за все время.
- Вы извините меня за то, что я с вами так разговаривала. Меня просто сама мысль о том, что на кладбище кто-то...
- О, вы правы, пани. Но я уже много лет в рот не беру ни капли спиртного. Раньше, конечно, бывало... Я ведь не всегда был такой правильный. - Старик пододвинулся к женщине и предложил: - Давайте, я еще вам налью.
Она подставила кружечку и старик налил ей по самые венчики.
- Спасибо, - сказала незнакомка. Теперь она, разомлевшая от чая, запаха цветов и солнца, припекавшего ее непокрытую голову, выглядела достаточно привлекательной. Женственной.
- Но ведь теперь вы уже не тот, что раньше, правда?
- Безусловно. - Старик кивнул головой, но выглядело это как-то печально. - Да, пани. Теперь я совсем другой.
- И долго вам пришлось бороться с пьянством?
- Долго ли? Да, очень долго. Пришлось побороться... - Он сдвинул панамку набекрень.
- И сколько же?
- Пани, - задумчиво сказал мой старик, глядя в небо, - я родился в голодное время. В тяжелое время, пани, очень тяжелое... Еда была скверной, а вода и того хуже. Да еще болезни... Спасались самогонкой, мадам. Все пили самогонку, или брагу - на худой конец. Даже младенцы. Я боролся, как мог - целых семьдесят лет, а то и больше.
- И вы победили?
- Да, - скромно ответил мой старик, который за семьдесят лет выпил столько, что хватило бы запустить водяную мельницу. - Я победил выпивку. - Он опять хлебнул из пивной бутылки. - Теперь ничего, кроме холодного чая!.. Пани, давайте, я налью вам еще.
- Это очень мило с вашей стороны.
Старик налил ей еще кружечку холодного чая, и она, сидя на краю свежевырытой могилы, попивала его, болтая ногами, и с каждым глотком становилась все милее и приветливее.
- Ничего удивительного в этом не было, - объяснял мне потом мой старик, провожая глазами блондинку в миниюбке (дело было в воскресенье, центр - блондинок навалом, и все в миниюбках). - Мы с ней пили зимний чай. Дело в том, что я делаю зимний чай и летний. В летнем меньше водки, понимаешь? В тот день утро было холодным, и я не перешел с зимнего чая на летний.
Так они просидели за холодным чаем еще с полчасика, а старик все рассказывал ей о своей нелегкой жизни. И не только о том, как он победил выпивку, но и о том, как отказался от женщин, преферанса, всяких темных делишек, обмана и вообще всего, от чего только может отказаться пропащий мужик вроде него.
Когда они наконец-то встали, разминая затекшие ноги, и он поцеловал ей на прощание руку, она, надо полагать, уже верила, что мой старик - глубоко верующий человек и примерный семьянин.
К остановке женщина шла, все так же гордо подняв голову, вот только лицо ее было не бледным, как раньше, а кирпично-красным. Солнце опалило, как вы понимаете. Больше мой старик ее никогда не видел. Но в тот же день в трехчасовой автобус вошла женщина с длинным зонтом в одной руке, и огромным букетом цветов в другой. В нагретом воздухе салона запахло чем-то более крепким, чем мятный чай, пусть и с ромашкой. Женщина была возбуждена, она все время говорила, говорила... И улыбалась. Глядя в окно на пробегающий мимо пейзаж, уже почти засыпая, она сказала:
- Настоящий праведник, - и добавила. - Святой!

0

7

ingvar написал(а):

Ее полусапожки показались старику огромными, а из-под длинной черной юбки вырастала длинная, как столб, нога.

Повтор "длинных" не слишком? :rolleyes: А в целом прелестный рассказ - словно через окошко в чей-то мир заглянул...  :good:

0

8

хорошая новелла....  :)

0

9

ingvar, у меня уже кончились превосходные эпитеты! :)
Банальные слова типа: класс или супер, а так же "Гламурненько" и "Жжот" уже не годятся для оценки вашего творчества! :)
Хочется сказать что-нибудь "старорежимное"... :)
Прелестно!!! :)
Дим! А мне кацца, что тавтология допущена намеренно, с целью усиления воздействия. Это как: в темном-темном городе, темными ночами... :)

0

10

Спасибо, я правда еще сыровато иду.
В следующем тоже сделал "сам говорил, а сам не сделал".
Просто мы так иногда говорим.
С другой стороны - уж слишком много литературных выражений.
********

САМОЛЕТ
- Тихо будь, говорю тебе, а то мама проснется. Вот тогда получишь!
- Ну я же тихо, разве не видишь!
- Вижу. Тс-с-с, ты опять?.. Я тебе что сказал?
- А чего ты? Мы играть будем или нет?
- Во что, в семью? Не хочу.
- Ну, давай в телевизор.
- Ага. Я тебе не Малый в телевизор играть.
- А что Малый?
- Да ничего. Ты в прошлый раз ему как задвинула, аж кровь носом пошла. И нас в кино потом не пустили.
- А чего он? Главное, я объявляю новости спорта, а он со своей погодой...
- Тихо, говорю.
- А во что поиграем? Ну давай, давай поиграем! О, давай в магазин...
- Не хочу в магазин. Если хочешь, поиграем в самолет.
- Давай в самолет, только Гошу позовем.
- Какой он тебе Гоша?
- Чего ты, мама его так зовет.
- Так то мама. Ей можно.
- Что можно?
- Имена перекручивать.
- Почему она перекручивает?
- Потому что он маленький.
- Ма-а-аленький. Подумаешь. Они все такие противные?
- Кто?
- Ну дети.
- А-а. Не знаю. Но он же наш брат.
- А братья не могут быть противными?
- Конечно нет. С братьями все по-другому.
- Как по-другому? Все равно, он противный.
- Не противный. Он наш брат и его надо защищать.
- То-то, когда мальчишки его в лужу прыгнуть заставили, ты стоял и смеялся со всеми.
- Нет, он же сам согласился быть космонавтом.
- Ага-а. Ты бы хотел, чтобы тебя в лужу бросили?
- Тише ты, говорю! Это была просто игра, понимаешь? Он даже не испугался.
- Все равно, вы его обманули. Он думал, что полетит в космос, а попал в лужу.
- Да кто бы говорил! Кто ему рассказал, что бандиты сидят у нас на кухне и пьют чай?
- И что! Я пошутила.
- Да, пошутила. А он побоялся ночью в туалет идти и обоссался.
- Подумаешь. Взял и наябедничал. Ябеда. А потом отец на меня кричал и я плакала.
- Большое дело, накричал. Меня он чуть не убил позавчера, когда Малый притворился, что задыхается.
- Как притворился?
- Так и притворился. Я его легонечко за шею взял, ну как будто бы я шпик и схватил его за горло, а второй шпик говорит "кто так душит? надо за яблочко"...
- За какое яблочко?
- Да не знаю я, так в кино говорили. Я же сказал ему, давай поиграем в шпионов. Он сказал, давай.
- Так он за это тебя бил?
- А за что же еще? Главное, ремнем.
- Я думала, это за то, что ты сигареты из серванта спер.
- Да нет, не спер. Я просто взял одну посмотреть. А он, главное, хрипит, глаза выпучил... Вот так, смотри.
- Ну мы будем играть или нет?
- Будем, но только в самолет.
- А Малого зовем? Я тихонько, мама не услышит.
- Нет, я сам. Ты как начнешь орать: "Го-о-шшша!" Хи-хи.
- Ага, а ты залезешь на подоконник и опять цветочный горшок уронишь. И на меня всё свалишь.
- Это не я уронил, просто окно сквозняком захлопнуло. Ладно, давай вместе. О, вон он сидит на лавочке.
- Гошка! Давай сюда.
- Да тише ты, разоралась! Мама сейчас проснется... Малый будешь играть с нами в самолет?
- А мама? Она запретила мне с вами играть.
- Дурак ты. Это она НАМ запретила с тобой играть, чтобы ты не плакал, маленькое дитятко.
- Малый, подожди, он шутит. Мама спит. Давай.
- Иду. А как будем играть?
- Смотри, вот сюда поставим раскладушку, к стене. Здесь стул, а здесь табуретку. Видишь? Это люк.
- А это что?
- Это пулеметы и пушки.
- А крылья где?
- Крылья будут как будто бы, понял?
- Ага.
- Так, все, я командир. Ты будешь штурманом, а ты, Малый - стрелок-радист.
- Товарищ командир, нам приказали бомбить станцию, когда взлетаем?
- Сейчас полетим, радисту надо одеться в форму.
- В какую форму?
- Летную форму. Вон, бери старое пальто и одевай. Дай ему свою шапку.
- Зачем ему моя шапка?
- Это будет шлем. Гу-гу-гу, чах-чах-чах. Мы запускаем двигатели.
- Подождите, не летите без меня, я еще не одел форму.
- Ну так давай быстрее, а то все немцы со станции убежат - их уже предупредили.
- Я уже. Вот.
- Куда, а ремень, а очки? Дай ему ремень.
- Где я его возьму?
- В шкафу, в самом низу лежит ремень с пряжкой и очки.
- Нашла. На, давай, я ремень сначала настрою. Вот.
- Смотри-ка, настоящий пилот Заполярья.
- А у вас такой формы нет.
- Ну, не всем же так везет. Вот, еще очки. Так, готово.
- Разве это летные очки?
- Конечно, летные.
- А мама говорила, что это очки для газосварщиков.
- Каких газосварщиков, ты что, дура? Мне их дядя Виталик подарил, а он летчик, у папы спроси. Он с ними летал, когда на Дальнем Востоке служил.
- А мама говорила...
- Она специально так сказала, чтобы их не украли. Знаешь, как ценятся настоящие летные очки?
- А я их уже надел! Теперь я буду пилотом.
- Не будешь, тут я пилот. Ты пока что стрелок-радист.
- Ладно, а потом можно я буду пилотом?
- Не знаю, посмотрим на твое поведение.
- Я буду хорошо себя вести, расстреляю всех немцев.
- Молодец.
- Какой же он молодец? Вон в самолет без парашюта сунулся.
- Парашюта?
- Ну да, ты кино не смотрел разве?
- Нет, не смотрел, вы меня с собой не взяли.
- Ладно, там все стрелки-радисты с парашютами в самолет садятся.
- А вы без парашютов.
- У нас парашюты-невидимки. Они под катапультами спрятаны.
- Смотри, уже взлетать пора, а ты без парашюта.
- Где я возьму парашют?
- Слушай, пусть садится так, а то сейчас заревет.
- Ничего не знаю. Возьми подушку и запихай ему сзади под ремень.
- Слушай, мы так никогда не полетим.
- Выполняйте приказ командира корабля.
- Иди сюда. Вот, застегивай.
- Не могу.
- Дай сюда. Ну-ка, толстяк, втяни живот.
- Ой, я так дышать не могу.
- Не маленький, дыши жопой. Вот, терпи, в самолете всегда воздуха не хватает.
- А помнишь, как он заблевал маме юбку, когда мы летом на курорт летели?
- Ага. Гоша, ты хочешь быть летчиком?
- Хочу.
- Вот, надо терпеть. Теперь по местам. Летим. От винта!
- Есть от винта.
- Выруливаем на старт. Ж-ж-ж-ж.
- Гу-у-у.
- Тах-тах-тах.
- Ты чего делаешь?
- Стреляю.
- В кого? Мы еще не взлетели.
- Там пара немцев из лесу вышла.
- Все патроны растратишь до цели.
- А на обратном пути дашь мне немножко порулить?
- Посмотрим. Так, приготовились. Третий, третий, я девятый, прошу взлет.
- ...
- Ты чего молчишь?
- А чего говорить? Я же сказала "от винта".
- Дура, я взлет запросил.
- Сам дурак.
- Хи-хи-хи.
- А ты вообще молчи, пингвин. Сейчас уйду в футбол играть - будете знать.
- Ладно, что говорить?
- Говори "третий, третий, взлет разрешаю".
- Третий, третий, взлет разрешаю.
- Так, взлетаем. Ж-ж-ж.
- Гу-у-у.
- Вау-вау-вау.
- А-а-а! Нас подбили. До цели даже не дотянем. Надо срочно прыгать. Открываем люк.
- Есть.
- Что ты делаешь?
- Люк открываю.
- Это не люк, а турельная установка. Вон люк, понял?
- Понял. Товарищ командир, люк открыт.
- Прыгай!
- Есть.
- Подтолкни его, он на подушке будет скользить, будто на парашюте.
- Ага.
- Я приземляюсь!
- Молодец. Ж-ж-ж.
- Гу-у-у.
- А вы?
- Что мы?
- Почему вы не прыгаете? Самолет же подбит.
- Мы его уже починили. И теперь летим бомбить врага.
- Так нечестно.
- Это война.
- ...
- Ну куда ты прешься?!
- Я тоже хочу бомбить врага.
- Какой бомбить, ты уже выпрыгнул с парашютом.
- Ты сам сказал прыгать, а сам не прыгнул.
- Ничего не знаю, ты уже в лесу, пробираешься к своим. Вот тебе пистолет и проваливай.
- Так нече-е-естно!
- Ж-ж-ж.
- Гу-у-у.
- Враг под нами. Штурман, доложи обстановку.
- На станции куча немецких танков.
- Бомбим. Жми сюда.
- Жму.
- Все, бомбы полетели. Вау-вау-вау.
- Иу-у-у - пчжжж! Все горит.
- Экипаж представлен к награде. Летим домой.
- Может, подберем стрелка на обратном пути?
- Ну как мы его подберем! Там же лес.
- Ж-ж-ж.
- Гу-у-у.
- Где он?
- Под кровать залез.
- Глянь, чего он там делает.
- Сейчас.
- Ну?
- Плачет.
- Вот ябеда.

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Игоря Мельника » Байки из города