Глава 2
Километрах в пятнадцати от того места, где в дотемные времена стоял на берегах Оки славный город Муром, на перекрестке дорог расположился хутор – не хутор, деревня – не деревня, а так – пяток деревянных домов с хозяйственными постройками и высокий, нарядный бревенчатый терем. К которому мы сейчас и подходим.
Сдав в гараж наш «газон» и получив заверения, что его предоставят в лучшем виде, как только понадобится, да еще и проведут ТО, отремонтируют, если будет надо и покрасят; сдав лосей на попечение двоих улыбчивых девчат, под командой пожилого дядьки-зоотехника, мы входим в это странное поселение, над которым развевается красное знамя и, к нашему несказанному удивлению, виднеется золоченый крест, как на старинных церквях.
Между теремом и домами – памятник Ленину. Почти такой же, как в наших лагерях, только чуть побольше. Ильич стоит с протянутой вперед рукой, будто собираясь нам что-то сказать. Мы все дружно остановились и отдали памятнику салют. Странно, но почетного караула перед памятником не было, зато все подножие постамента завалено чуть подвявшими цветами. Да какими! Розы, гвоздики, еще какие-то непонятные, белые, похожие на рупора… А вокруг памятника – клумба.
От памятника мы пошли к терему. Сразу видно, что это – здание общественное. Над входом на доске надпись, сделанная по синему фону белой краской «Предприятие общественного питания «Столовая № 1». Наш провожатый – широкоплечий детинушка в застиранном камуфляже с ручным пулеметом за спиной – широким жестом распахнул перед нами дверь:
- Прошу, – и добавил, в ответ на мой удивленный взгляд. – Мне в Правлении башку отвернут и скажут, что так и было, если я вас с дороги не накормлю. Тем более, что сейчас в Правлении ни председателя, ни парторга, ни завхоза – никого! Все на полях пропадают. Урожай-то какой! Так что сейчас пообедаете, а там к вечеру и Правление соберется.
Обстановка в столовой была более чем странной. То есть на первый взгляд она как раз была совсем не странной, а наоборот – совершенно обыденной. Несколько длинных деревянных столов, широкие лавки по бокам – все как у нас. Имелся даже старенький транспортер для грязной посуды, точно такой же, какой я видел в нескольких столовых Галича, Новой Костромы и других городов. В глубине зала стоял длинный прилавок со стеклянными витринами, в которых располагалось то, что предлагала Столовая №1. Все как обычно.
Вот только сам прилавок был необычным. Сверху он был, как и во всех столовках покрыт мраморной доской, но ниже… Вместо обычного белого пластика или крашенной деревяшки, прилавок был сварен и собран из… Ну не знаю, из чего точно товарищи колхозники эту конструкцию собирали, но первое впечатление – из бортовой танковой брони! А там, где обычно сидит приемщица талонов – настоящее пулеметное гнездо из того же материала!
Чайка чуть потянула меня за рукав. Ой, мамочка! Стены терема, снаружи казавшиеся бревенчатыми, изнутри были капитально укреплены бетоном, минимум полутораметровой толщины. Ничего себе, столовая! Да такую и батальон скандинавов не вдруг возьмет…
- Что кушать будем, ребятки? – из-за прилавка вышла женщина, которая по своим габаритам вполне могла быть Маринкиной мамой или старшей сестрой. – У нас сегодня селедка под шубой, салатик оливье, борщ украинский, суп с фрикадельками весенний, кари с рисом, антрекоты, голубцы. На гарнир каша гречневая, картошка жареная, овощное рагу. На третье компот: персиковый, вишневый и из сухофруктов. Пироженки наши попробуйте: сегодня эклеры, корзиночки со взбитыми сливками и миндальные. Очень вкусно.
- А «кари» – это что? – нерешительно спрашивает кто-то из мальков.
- А «рис» – что? – тихо интересуется Катя.
Я молчу, хотя мне тоже очень хочется узнать, что такое «персиковый».
Женщина всплескивает руками:
- Деточки, голубчики вы мои! Я сейчас, – и развернувшись назад, громко кричит кому-то за прилавком, – Андрей! Оливье, весенний, кари и персиковый компот на тридцать шесть человек! Пирожные каждому!
Затем она соизволяет заметить нашего сопровождающего и мгновенно суровеет:
- А ты, лодырь, чего сюда приперся? Дома не кормят?
Провожатый смутился и, пряча взгляд, явно не зная, куда деть руки, вдруг забасил:
- Мам, ну ты чего? Мне ж приказано их сопровождать… Ну, и пообедаю, заодно…
- Дома поешь! – решительно отрезала женщина. – Мать вчера у плиты корячилась, вам, оболтусам, и папеньке вашему, коту гулящему, пироги пекла, щей наварила, гуся зажарила, а он – здравствуйте! Явился – не запылился! А ну, марш отсюда, бездельник!
Провожатый мгновенно исчез – только дверь хлопнула. А женщина обернулась к нам и снова заулыбалась:
- Рассаживайтесь, деточки, рассаживайтесь. Руки вон там помойте и садитесь. Сейчас все принесу…
Прямо над умывальником висит огромный колокол репродуктора, из которого льется знакомая мелодия. Это песня «От Москвы, до самых до окраин». Но вот голос, который ее поет очень странный. Низкий, звучный, красивый, только слов не разобрать. И не потому, что слышно плохо, вовсе нет. Голос поет эту песню на непонятном языке. Странно…
- А вот и кушать подано – женщина снова появляется с огромным подносом в руках. Следом за ней шагает мужчина, под стать ей, с таким же подносом. А на подносах… Тарелки с чем-то непонятным, но наверняка очень-очень вкусным, что пахнет овощами, залитое майонезом. Отдельно – тарелки с хлебом, да сколько хлеба-то!..
- Навались, ребятня! – командует мужчина, расставив тарелки. – Наталья, пойдем, поможешь супчик принести…
Мы набрасываемся на еду так, что за ушами трещит. Да, это тебе не пюре с воблой или с тушенкой. Обалдеть…
- Мы передавали концерт посвященный памяти замечательного исполнителя Поля Робсона, – неожиданно сообщает репродуктор. – Прозвучали песни советских и зарубежных композиторов.
После небольшой паузы, репродуктор продолжает:
- Говорит радиостанция Союз. Передаем сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени.
В этом нет ничего не обычного. Мы тоже продолжаем жить по московскому времени, хотя никакой Москвы уже давно нет. Но после того как отпищало, репродуктор сообщает:
- В Москве пятнадцать часов. В Куйбышеве – шестнадцать, в Ашхабаде – семнадцать, В Ташкенте и Алма-Ате – восемнадцать, в Новосибирске – девятнадцать, в Иркутске – двадцать, в Чите и Якутске – двадцать один, в Хабаровске – двадцать два, на Сахалине – двадцать три часа, в Петропавловске-Камчатском – полночь.
Минусовики, да и некоторые плюсовики, застывают с открытыми ртами. Это же как в Советском Союзе! Я же географию учил!..
Репродуктор между тем выдает женским голосом:
- Передаем последние известия, – и дальше, уже другим, мужским, – С большим энтузиазмом встретили колхозники решение Политбюро и Правления об освоении целинных земель с целью увеличения пахотных земель. На новые земли в пойме Оки оправятся лучшие бригады из состава МТС и усадеб. Самое горячее участие в освоении целины готовится принять молодежь. На расширенном заседании комитета комсомола, первый секретарь комитета комсомола, товарищ Сергачев, подчеркнул, что колхозная молодежь верна традициям своих славных предшественников, поднимавших целинные земли в далеких оренбургских степях. «Комсомольцы и беспартийная молодежь ударным трудом ответят на историческое решение Правления и Политбюро!» – заявил товарищ Сергачев в конце своего выступления, которое было встречено дружными аплодисментами всех присутствующих…
Какой тут обед?! Мы все превратились в слух. Правда, немного странно, что комсомольцев называют «молодежью», но разве в этом дело?! Мы словно оказались дома, и снова слушаем «Последние известия», которые передает наша радиостанция «Ровесники»! Неужели мы нашли друзей?
- Мы прерываем наши передачи для экстренного сообщения, – заявляет репродуктор. – Наши корреспонденты сообщили, что сегодня в наш колхоз прибыла официальная делегация из автономной пионерской республики. Наши молодые товарищи, проделав долгий и опасный путь, вступили, наконец, на гостеприимные земли колхоза имени товарища Сталина. Как стало известно из официальных источников, внеочередное заседание Политбюро и Правления, посвященное этому событию, намечено на завтра. На заседании будут рассмотрены вопросы расширения и укрепления экономических и культурных связей между советскими территориями, находящимися во временно изолированном положении. Так же, председатель Правления, товарищ Домостроев, поднял вопрос об оказании автономной пионерской республике всемерной помощи в тяжелой борьбе, которую наши молодые товарищи ведут с отказниками и уклонистами. Будут рассмотрены вопросы об оказании пионерам всемерной помощи и поддержки в решении вопроса с лишенцами…
Это с кем, с кем, мы борьбу ведем? С чем вопрос решаем? Не знаю таких. Скандинавов знаю, оленеводов знаю, выродней знаю, а вот «отказников»… Не понятно…
Я, было, хотел спросить Негуляева, что он думает обо всем услышанном, но тут дела запутались еще больше. В столовую вошел среднего роста мужчина, при виде которого Алеша уронил вилку и перекрестился. Одет мужчина был как найденыш, когда мы его встретили: в длинный, до пят, темный балахон и маленькую шапочку того же цвета. Он был бородат, правда борода была аккуратно пострижена и расчесана. Длинные волосы собраны в пучок и падали из-под шапочки на спину длинным хвостом. На груди, как и у Алеши, мужчина носил крест: большой и красивый. Вот только балахон был перехвачен старинным кожаным ремнем с пряжкой, на которой были выбиты пятиконечная звезда, серп и молот, а на ремне висела потертая кобура, из которой торчала рукоятка «Кедра» .
Мужчина поднял руку и громко провозгласил:
- Благословляю вас, чады мои. Долгий путь вы проделали, но бог, – он широко перекрестился, – бог не попустил опасности и препоны непреодолимые на вас.
Затем он внезапно улыбнулся:
- Чаю я, в бога вы не веруете?
- Нет – дружно отвечаем мы, почти совсем заглушая Алешино «Верую».
Но мужчина все же расслышал найденыша и подошел к нему, пристально оглядел:
- А ведь ты, отрок, не пионер еси, – он хмыкнул и покачал головой. – Кто ж ты, странник, ответствуй без лжи.
- Смиренный инок Новоникольского монастыря, недостойный пастырь, отец Алексий…
- Ну а я – протоиерей кафедрального собора святого Андрея Первозванного, отец Георгий. Окончишь трапезу, брат – приходи во храм. Ибо вижу я, что сомнения терзают сердце твое, и душа жаждет ответов на вопросы многия. А вы, – он поворачивается к нам, – вы неверующие, – тут он снова широко улыбается, – и не верьте. А вот только на праздник Спаса медового я вас во храм приглашаю. Может, поймете что, может – нет, но думается мне, что поймете. А от благословения еще никто урона не претерпел!
С этими словами он поднимает руку и широко ведет ей крест-накрест. После чего уходит, а мы сидим уже совсем обалделые. Какой тут обед, какой тут компот, когда такое творится?!!
Но обед, действительно, хорош! У супа какой-то странный привкус, а половину овощей, я думаю, даже юннаты назвать затруднятся. Курица почему-то желтая, а на робкий вопрос Маринки, почему она такая, Наталья непонятно отвечает:
- Так ведь она, дочка, с имбирем и с шафраном.
Объяснила, спасибо. Жаль только, что забыла рассказать, что такое имбирь и шафран…
Но покончив с удивительно вкусной едой, мы решительно не знаем, что делать дальше. Сидеть в столовой? Скучно, да и глупо: Наталья может решить, что мы не наелись, и принесет еще чего-нибудь. Пойти на улицу? А можно? Да и куда мы, собственно, пойдем?..
И тут нас добивает репродуктор:
- Передаем концерт для наших гостей из пионерской автономной республики. Дорогие ребята, послушайте песню Исаака Дунаевского на стихи Михаила Матусовского «Песня о четырех братьях» в исполнении хора дома культуры усадьбы «Октябрь»
Песню эту мы слышали и не раз, но тут как-то не так. Что именно не так я понять не успеваю, потому что в столовую входят несколько мужчин и женщин, одетых в добротный камуфляж или одежду защитного цвета. Тот, что идет впереди, оглядывает нас, видимо в поисках старшего и безошибочно останавливает взгляд на мне:
- Здравствуйте, товарищи пионеры! – говорит он и делает шаг ко мне, протягивает руку, – Домостроев Владимир Алексеевич, председатель Правления и первый секретарь Политбюро колхоза имени Иосифа Виссарионовича Сталина.
После того, как я встаю и представляюсь, он широким жестом приглашает нас за собой:
- Предлагаю сейчас руководству делегации пионеров пройти вместе со мной в здание Правления, а остальных молодых товарищей мы просим не отказаться воспользоваться нашей гостиницей. Их проводят вот – Домостроев показывает на своих спутников – главный врач колхозной больницы Ирина Сергеевна и заведующий дворцом культуры Соколов Глеб Георгиевич. Если наши молодые друзья еще не очень устали, Глеб Егорыч, и если Ирина Сергеевна не будет возражать, можете устроить ребятам экскурсию по колхозу.
- Леш, я – с тобой, – тихо сообщает Катя, но таким тоном, который не допускает даже мысли о возражении.
Отредактировано Серб (24-11-2010 22:58:01)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Рецептов много, причем и без зерновых и пишевой целлюлозы.
