Олег Таругин, 2010. На правах рукописи.
КОНТАКТ

Самым мрачным в его работе были эти несколько первых минут после выхода из анабиоза. Ощущения – и не описать. Во-первых, чудовищный, сковывающий не только тело, но, казалось, и сам разум холод, когда не то, что классически «зуб на зуб», а даже дышать больно. Во-вторых, одеревеневшее за месяцы сна тело, начинающее согреваться и отходить – какие уж там «иголочки»! - боль в наполняемых застоявшейся кровью мышцах такая, что впору на стенку отсека лезть. Спасибо хоть в момент пробуждения автоматическая система жизнеобеспечения понижает болевой порог процентов на десять, иначе можно… нет, ну не сдохнуть, конечно, но сознание потерять - легко. Ну и, в-третьих, конечно же, жуткий голод, до тошноты и болезненных спазмов пустого, отвыкшего от пищи желудка, еще несколько часов не способного принять в себя ничего, кроме нескольких глотков безвкусного питательного бульона.
Остальное уже так, по мелочи: вегетатика, парестезии, несколько неадекватное восприятие действительности, не слишком приятные для организма скачки артериального давления… да мало ли! Несмотря на более чем совершенную и достаточно безопасную технологию, криостаз по-прежнему оставался тем еще удовольствием. За которое, правда, компании весьма неплохо платили экипажам. А как не платить? Попробуйте найти идиотов, забесплатно согласных на подобную экзекуцию; причем, повторяющуюся по много раз в году!
С другой стороны, кому-то ведь нужно обслуживать пространственные транспорты, не оснащенные гипердрайвами, и не способные проходить через подпространство? Да и какой смысл пробивать внепространственную воронку, тратя на это немалое количество энергии, когда расстояние измеряется вовсе не световыми годами и парсеками, а всего лишь десятками или сотнями астрономических единиц? Если, к примеру, руду добывают на окраинной планете, а обрабатывающий завод расположен в пределах той же самой звездной системы?
Человечество, еще в конце двадцать первого века открывшее себе путь к звездам (через гиперпространство, разумеется), не стало заморачиваться пространственными движками. Химические носители, едва способные выводить на орбиту спутники и элементы орбитальных станций, благополучно отошли в прошлое, а всяческие фотонные, ионные и плазменные двигатели, хоть и достаточно активно разрабатывались, но в целом так и остались лишь на лабораторных стендах да страницах древних фантастических книг.
Слишком уж многое сулил людям путь сквозь неэвклидов космос: пригодные для заселения миры, раскрытие доселе неведомых загадок Вселенной, колонизацию галактики, неудержимое распространение человеческой расы… звучало впечатляюще, более чем впечатляюще! На деле оказалось не столь радужно.
Те же гиперпрыжки требовали просто чудовищных по прежним меркам энергозатрат, покрыть которые на первом этапе мог либо привычный уран, земные запасы которого были, мягко говоря, не бесконечны, либо еще более редкие элементы. Безусловно, уран вовсе не был особой диковиной во Вселенной, скорее наоборот. Но после обнаружения и разработки нового месторождения, добытую руду необходимо было доставить на ближайший перерабатывающий завод, отнюдь не всегда расположенный непосредственно на орбите планеты-рудника или на одном из ее спутников.
Так, собственно, и возник Пространственный или Внутрисистемный флот, состоящий из судов, не способных к гиперпространственным перемещениям. Транспортировать сырье в пределах звездной системы оказалось выгоднее, нежели строить орбитальные заводы над каждой из рудных планет.
Рудовозы, танкеры, орбитальный транспорт, корабли-траулеры, способные работать в богатых редкоземельными элементами поясах астероидов, разнообразные суда обеспечения - номенклатура ПФ включала несколько десятков наименований.
Проблема крылась в том, что переходы между планетами зачастую затягивались на долгие месяцы, и не озаботившимся разработкой эффективного пространственного движка людям пришлось довольствоваться двигателем, основанным на процессе термоядерного синтеза, принципиальная схема и даже опытный образец которого были разработаны еще в восьмидесятых годах далекого двадцатого века. Последнее, отчасти, объяснялось обнаруженными на Луне и Марсе значительными запасами гелия-3, являющегося наиболее подходящим рабочим веществом для подобных реакторов.
Конечно, новый двигатель напоминал своего далекого предка только общей схемой и типом используемого топлива, являясь, по сути, удачной комбинацией ионного электрореактивного двигателя и питающего его реактора с холодным разгоном рабочей массы. Несмотря на отнюдь не революционную схему, маршевая скорость подобного корабля позволяла пересечь солнечную систему размерами в сто – сто пятьдесят тысяч астрономических единиц  максимум за пять-шесть месяцев (правда, не считая времени, затраченного на разгон и торможение), однако все эти месяцы экипаж должен был провести, мягко говоря, не в самых комфортабельных условиях.
Внутрисистемные суда практически никогда не могли похвастаться ни просторными внутренними помещениями, ни особыми удобствами для экипажа. В основе их конструкции лежал голый и неприкрытый рационализм, доходящая до абсурда компактность и тотальная экономия. Которой, собственно говоря, и объяснялось внедрение разработанной совсем для иных нужд практики криосна, по-научному называемого «глубоким низкотемпературным анабиозом».
Системы жизнеобеспечения - регенерации атмосферы и рециркуляции воды, питания и обогрева внутренних помещений, создания искусственной гравитации и защиты от нарастающих по мере разгона и выхода на крейсерскую скорость перегрузок, - требовали почти трети корабельного энергоресурса. Конечно, реактор был рассчитан на полный цикл полета «туда и обратно» без дополнительной загрузки рабочего тела, но куда выгоднее было не тратить энергию там, где ее можно было бы сэкономить. По-крайней мере, в глазах экономистов и руководства компаний.
Поэтому сразу после старта экипажи погружались в анабиоз, параметры и срок которого контролировались бортовым компьютером, а за несколько суток до финиша, уже после прохождения пиковых тормозных перегрузок, бортовая сеть активировала СЖО, восстанавливала гравитацию и атмосферу, и выводила людей из состояния криостазиса.
Сближение с заданной планетой, орбитальной станцией или заводом осуществлялось уже непосредственно под контролем экипажа и на безопасных для людей скоростях. При всех своих «но» компании-работодатели не желали рисковать человеческими жизнями: профсоюзы свое дело знали неплохо.

Кряхтя, будто древний старик, тридцатилетний Олег Пономаренко спустил ноги на подогреваемый пол. Этот пол, неизвестно сколько лет назад прозванный кем-то из флотских острословов «мечтой отморозка», стараниями конструкторов встречался только здесь, в криогенном отсеке. Что, впрочем, было весьма кстати: вряд ли вышедший из анабиоза человек обрадовался бы, коснувшись босыми ногами ледяного палубного покрытия. А в том, что оно окажется именно ледяным, можно не сомневаться: несколько месяцев внутри жилой зоны корабля поддерживалась температура немногим выше нуля градусов – большее, по мнению тех же конструкторов, оказалось бы уже излишне расточительным для корабельной энергосистемы. Поддерживать меньшую температуру, впрочем, тоже было нерационально, поскольку при реактивации отопления началось бы массовое выпадение конденсата.
Капитан рудовоза ПС-3357 медленно выпрямился, в несколько приемов выбравшись из криогенной капсулы с уже откинутым вверх прозрачным куполом, покрытым влажными разводами не успевшего испариться конденсата. Толстостенная капсула, помимо своего прямого назначения, защищала экипаж от перегрузок и опасных ускорений, потому и вылезать из нее было неудобно.
Индикаторы в изголовье светились успокаивающим зеленым светом: «пробуждение» прошло штатно, значит все в порядке. С трудом повернув голову, будто по ошибке прикрученную к чужому непослушному телу, он с удивлением оглядел три остальные закрытые «ванны» - то ли он вышел из стазиса первым, то ли бортовая сеть отчего-то не спешила будить его товарищей. Странно, обычно режим реактивации экипажа начинается одновременно для всех и, несмотря на индивидуальные физиологические особенности, завершается с люфтом в три-четыре минуты. Это что еще такое?
Словно прочитав его мысли, в отсеке раздался мягкий женский голос бортовой компьютерной сети, произнесшей ритуальную фразу:
- Доброе утро, капитан. Как спалось?
- Спасибо, плохо, - прохрипел он в ответ. Пересохшее горло поддавалось ничуть не лучше, нежели одеревеневшее за месяцы анабиоза тело.
- Сейчас пять утра по локальному корабельному времени, - предугадала сеть следующий вопрос. - До заданного срока реактивации экипажа один месяц двадцать дней девять часов сорок три минуты. Ваше пробуждение экстренное, капитан. Приношу свои извинения.
- Ага… - с трудом подняв руку, Олег стянул с головы обруч с контрольными датчиками и не глядя бросил куда-то за спину. Пригладил непослушной рукой короткий ёжик темных волос, кое-где уже тронутых ранней сединой. В конечности и под кожу впивались мириады колючих тупых иголок – восстанавливалась циркуляция крови. Впрочем, бывало и хуже, сегодня даже как-то слабенько.
В следующий миг до него дошло:
- Что… что ты сказала? Почему экстренное?!
- Давайте сначала завершим процесс вашей реактивации. Потом я отвечу на все вопросы. Капитан, вы уже можете двигаться. Я снизила ваш болевой порог почти на двадцать процентов. Простите, капитан, вынужденная мера.
Пономаренко недоверчиво повертел головой, переступив с ноги на ногу. Хм, похоже, сеть права: нынешнее пробуждение далось куда легче, нежели прошлые «реактивации». Интересно, что могло случиться, если сеть решилась на подобное? Неужели, как в древних романах и голофильмах, кто-то терпит крушение, и им предстоит придти на помощь? Да нет, полный бред, на этот случай есть Коспас или Военно-космический флот: один прыжок - и помощь придет в считанные минуты. Авария на борту? Тоже нет, в этом случае сеть не была бы столь спокойной, да и разморозила б их всех одновременно. Интересно, что еще могло произойти?!
- Сейчас вы получите полный доклад, капитан, - нет, бортовой компьютер вовсе не читал мысли – в отличие от космического десанта и персонала ВКФ, гражданские астронавты не владели прямым мнемоконтактом, - просто он уже достаточно хорошо изучил особенности человеческого мышления.
- Пожалуйста, оденьтесь и примите питание.
Вздохнув, Олег проковылял к встроенному в переборку шкафу. Сдвинув в сторону дверцу, он принялся одеваться, периодически постанывая от боли в сводимых короткими судорогами мышцах. Впрочем, насчет пониженного сверх нормы болевого порога сеть не обманула, судороги были куда слабее, нежели обычно. Хотя, все это тоже полумеры. Завтра его так скрутит, что весь день будет ходить, будто палками избитый.
Покончив с одеванием, Пономаренко подошел к нише в противоположной стене криоотсека и привычно вытащил из пищевого автомата одноразовый стаканчик с питательным бульоном. Поморщившись, опрокинул его в рот, в три глотка проглотив безвкусное – хоть бы каких ароматизаторов добавили, что ли! - пойло:
- Давай свой доклад, я уже почти жив. Что там у тебя, чужие в галактике объявились, или ты засекла в пределах контрольной сферы привязной сигнал «летучего голландца»?
На этот раз сеть ответила не сразу – анализировала. В принципе, бортовой компьютер обладал способностью к самообучению и адекватному восприятию нестандартных приказов и речевых оборотов, потому Олег и мог себе позволить несколько фривольный стиль общения. Наконец из динамиков раздалось:
- Общая смысловая нагрузка вопроса мне ясна. Во-первых, юмор, что в вашем психологическом состоянии является однозначно положительным фактором. Во-вторых, отсыл к предположениям о существовании во Вселенной некоего мифического «чужого разума». В-третьих, связь с древней человеческой легендой о морском корабле-призраке. С вероятностью в девяносто девять процентов, мой ответ «нет».
- Серьезно? – Олег прекратил растирать шею и ухмыльнулся в сторону равнодушно поблескивающего глаза ближайшей видеокамеры. – Что ж тогда случилось?   
- Если бы вы дослушали мой доклад, то сами бы смогли…
- Кончай, ладно? – Пономаренко нетерпеливо дернул головой. – Отвечай на вопрос, и желательно как-нибудь попроще. Без всяких этих твоих «мифических легенд», ладно?
- Хорошо, - неожиданно легко согласилась сеть. – По условно-правому борту мной обнаружен объект, движущийся параллельным с нами курсом. Характеристики объекта – пространственный рудовоз класса ПС, проект К-232, бортовой номер неизвестен. Скорость движения соответствует нашей с точностью до десятого знака после запятой. Движется в плоскости эклиптики системы.
- Не понял?! – искренне опешил капитан. – И зачем было меня будить? Ради такой же старой калоши, на какой мы сейчас летим? Идет себе параллельным курсом, и пускай идет. Нам-то что? Между прочим, рудник на Квелее не мы одни обслуживаем.
- Доклад не окончен, - невозмутимо продолжила бортовая сеть. – Согласно полетному расписанию, в этом районе никого не должно быть. Но главное не это. Объект появился в зоне оперативного наблюдения неожиданно, хотя никаких признаков гиперпрыжка я не зафиксировала. Кроме того, суда подобного класса не могут оснащаться генераторами искривления. Я не смогла связаться с ним – объект не отвечает на запросы и его бортовой маяк ничего не передает, даже в тестовом режиме. И последнее - карта звездного неба после появления объекта не соответствует данным астронавигатора. Она изменилась, капитан. Поскольку я не могу самостоятельно разобраться в происходящем, принято решение вывести вас из состояния криосна.
- Ага, вот оно как… - хмыкнул Пономаренко. – Что ж, возможно, ты и права. Хорошо, - он задумчиво потер переносицу. – Рубка готова?
- Да, внутренние помещения корабля безопасны для экипажа. 
- Тогда пошли, - решился Олег, подходя к выходу из отсека и привычно становясь чуть в стороне от проема. Дверь бесшумно ушла в сторону, и в помещение ворвалась волна прохладного воздуха, остро пахнущего регенерирующей кислород химией: сказывалась разница давления. Температура снаружи была ощутимо ниже, и капитан невольно поежился. Вернуться и одеться потеплее? Ладно, не замерзнет, да и сеть скоро догонит температуру до стандартного двадцати одного градуса. Переживем…
Короткий и узкий коридор закончился очередной убравшейся в стену дверью, и он очутился в рубке, небольшом, пять на пять метров (ага, компактность и экономия, куда ж без этого?), помещении.
Рубка «три тысячи триста пятьдесят седьмого» ничем не напоминала воспетые фантастами и кинорежиссерами прошлого рубки звездолетов. Здесь и в помине не было ни «множества сложных приборов», ни каких бы то ни было «обзорных иллюминаторов» или «экранов внешнего обзора». Только четыре стандартных противоперегрузочных ложемента, расположенных вогнутой дугой, позволяющей сидящим видеть друг друга – и всё.
Собственно говоря, никаких «иллюминаторов» здесь при всем желании быть не могло: ходовая рубка и криогенный отсек являлись наиболее защищенными помещениями корабля, отделенными от космического вакуума десятками метров технических помещений, трубопроводов, поглощающих излучение экранов и внешней брони. Времена, когда пилот наблюдал за внешним миром через прозрачные иллюминаторы и блистеры кабин, канули в Лету еще две сотни лет назад.
Олег подошел к своему ложементу, привычно опустившись в эргономичные объятия. Положил руки на встроенные в подлокотники сенсорные панели, на ощупь нашел нужные клавиши и обратился к бортовой сети:
- Давай картинку на триста шестьдесят.
Стены и потолок рубки дрогнули и исчезли, превращаясь в голографическую полусферу, отображающую окружающий корабль космос - ложемент теперь словно парил в пространстве. Единственным техногенным штрихом оставались лишь данные телеметрии, выводимые непосредственно на поверхность голоэкрана.
- Покажи объект, - Пономаренко откинулся на низко опущенную спинку пилотского кресла: ложемент был полулежачим, что позволяло пилотам легче переносить перегрузки во время работы маневровых или планетарных двигателей.
- Выполняю, - лаконично согласилась сеть, выводя на экран увеличенное изображение обнаруженного рудовоза. Да, все верно, родной двести тридцать второй проект, в точности такой же, как их. Номера, некогда нанесенного светоотражающей краской на борту, естественно, не разглядеть. Тоже в точности, как у них: рудовозы помянутого проекта дослуживали последние годы, и компании уже давно перестали тратить деньги на наведение внешнего лоска, ограничиваясь внутренним ремонтом и текущим техобслуживанием. По большому счету, учитывая бортовой маяк системы опознавания, особого смысла в этих многометровых цифрах никогда и не было. Правда, если верить отчету сети, сейчас маяк как раз и не работал, что было странно: отключить его невозможно по-определению, запитан он от автономного изотопного источника энергии и теоретически должен уцелеть даже при полном разрушении корпуса. Интересно…
- Ладно, так что там со звездной картой? Давай подробнее.
- Карта звездного неба в полусфере наблюдения условно-правого борта полностью соответствует карте полусферы условно-левого борта. Ошибка исключена. Звездная карта по курсу и за кормой - без изменений.
- Что?! – капитан подпрыгнул в ложементе. – Это как?!
- Мне не хватает данных и оперативной свободы для объяснения возникшего феномена. Не могу ответить.
- Бюрократка, - беззлобно фыркнул капитан, успокаиваясь, - про летучий голландец, значит, знаешь, а тут свободы не хватает. Вот и советуйся с тобой.
- Вы можете снять ограничение моей свободы, и тогда я смогу дать более…
- Обойдешься, - буркнул Пономаренко, зачем-то добавив:
- Нет, лично тебе я вполне доверяю, но вот, боюсь, судовладелец меня чуть-чуть того, не поймет. И не надо обижаться.
- Обижаться не умею, - не осталась в долгу сеть, - по крайней мере, до снятия ограничения.
- Вот именно. Хорошо, а хотя бы предположить, что происходит, можешь?
- Могу. Но это будет ничем не подтвержденное предположение, не более. Возможно, мы неким образом наблюдаем происходящее в параллельном нашему мире. Предположение основано на абсолютном соответствии скорости и внешних характеристик объекта нашим собственным характеристикам.
- Стоп, ты это о чем? Мы что, видим самих себя?
- Вероятно, да, но принадлежащих иному пространственно-временному континууму. Нашу точную копию, проще говоря. Возможно, рядом с нами финишировал внепространственный корабль, и нас затянуло в остаточную воронку гиперполя, хотя я и не обнаружила этому никаких подтверждений. Теоретически подобное возможно. Практически – нет данных для анализа.
- Ну, спасибо, успокоила. Что-нибудь еще?
- Да. Мы видим условно-правый борт чужого корабля. Что невозможно.
- В каком смысле? – искренне не понял Пономаренко. – Кстати, слово «условный» можешь опускать. Я в курсе, что мы в пространстве.
- Визоры правого борта нашего корабля не могут показать нам правый борт идущего смежным курсом объекта, капитан. Это нарушает основные константы…
- Я понял, - досадливо прервал доклад Олег. – Прости, сразу не въехал. И что это может означать?
- Зеркальное отражение. Видимая нами картина созвездий также является зеркальным двойником реальной карты. Что это значит, я не знаю, но это так. Хотя, согласно теории академика Апана Буки, это как раз и может быть типичным для параллельных миров. Полное зеркальное отражение друг друга, вплоть до мельчайших деталей и событий. Хотя официально данная гипотеза до сих пор никем не подтверждена.
- Это все? – с тайной надеждой в голосе осведомился капитан. Узнавать еще что-либо ему категорически не хотелось. По хорошему, после выхода из многомесячного сна экипажу полагалось трое суток психосоматической реабилитации. Как некогда сказал безвестный флотский остряк: «извлеченный из морозильника полуфабрикат размораживать следует постепенно, иначе вместо экипажа компания рискует заиметь солидные страховые выплаты на лечение идиотов с кристаллами льда в мозгах». А тут… с места в бой, как в древности говорили.
- Да, капитан, большего пока сказать не могу. Продолжаю анализ.
- Ну, продолжай, продолжай. А я пойду еще твоего высококалорийного бульона глотну, а то живот с голодухи сводит. - Олег выбрался из ложемента, направляясь обратно в криоотсек, после активации экипажа превращающийся в кают-компанию.
- Кстати, как скоро наше сообщение доберется до ближайшего маяка?
- До ближайшего ретранслятора сообщение будет идти почти двадцать семь часов, капитан. Дальше оно будет отправлено внепространственной связью. Сообщение готово, отправлять?
- Да, - секунду помедлив, согласился Пономаренко. – Отправляй. Я буду в кают-компании. Держи меня в курсе своих, - он усмехнулся, зная, что бортовой компьютер этого не увидит, - изысканий. И продолжай вызывать объект. Как я понимаю, он вряд ли ответит, но все-таки…
- Капитан, - голос бортовой сети остановил его на пороге рубки, - реактивировать остальной экипаж?
- Нет, - на сей раз, никаких пауз в голосе капитана не было. - Не нужно. Давай пока сами разберемся. Следи за, гм, нашим отражением и, если что, сообщай.
- Конечно, капитан. Приятного аппетита.
Пономаренко вернулся в криоотсек. Выпив еще одну порцию бульона, он, поколебавшись, завершил «второй завтрак» большим стаканом крепкого сладкого кофе.
В принципе, медики компании не слишком рекомендовали недавно вышедшим из анабиоза этот напиток, создающий ненужную нагрузку на ослабленные сосуды, но и не запрещали. Бросив использованную посуду в утилизатор, капитан выдвинул встроенное в стену отсека кресло, сел и расслабился, бездумно глядя вдаль.
Сам по себе факт встречи со своим «отражением» не особо удивил привыкшего мыслить исключительно рационально астронавта: в конце концов, еще не столь давно люди считали искривленное пространство вымыслом фантастов, а галактическую экспансию – не более чем красивой мечтой. Так отчего бы не допустить и наличие параллельных миров? Суть неевклидового космоса, например, до сих пор не изучена, и кто знает, какие еще тайны он в себе таит? Может оттуда и вправду есть выход в какие-нибудь там миры-близнецы?
Гораздо больше его занимал сам факт существования двойника: неужели где-то совсем рядом летит его точная копия? Интересно, какой он, этот самый двойник? Неужели, как в той самой теории, что упоминала сеть, он является его точной копией даже в мельчайших деталях и событиях? И если он, например, поднимет сейчас правую руку, Пономаренко-два сделает то же самое? Или тот поднимет левую? Впрочем, ему-то какая разница? Сейчас главное нормально рейс завершить и груз доставить: и обещанного компанией после рейса отпуска хочется, и льготная «ледяная» пенсия, положенная всем астронавтам-«криогеникам», уже не за горами. А уж там можно будет расслабиться.
Компании, при всей их прижимистости и тотальной экономии, бывшим сотрудникам платят нормально. По крайней мере, достаточно, чтобы купить собственный домик на какой-нибудь не слишком загаженной в плане экологии планете, перевезти семью и дожить в покое отпущенное судьбой время. 
На этом в радужные планы капитана рудовоза ПС-3357 вклинился мелодичный голос бортового компьютера:
- Капитан, вынуждена вас потревожить. Кое-что изменилось. Вы можете подойти в рубку?
- Иду, - вздохнув, Пономаренко поднялся на ноги.
- Что случилось? – капитан опустился в ложемент. – Давай, колись.
- Объект исчез, - будто о чем-то совершенно неважном и будничном, сообщила сеть. – Постепенно.
- Что?! Интересно. Последнего не понял, поясни?
- Семьдесят три секунды назад начались изменения внешнего вида объекта и звездной карты. Изменения распространялись со стороны кормовой оконечности к носу корабля со скоростью, в полтора раза превышающей нашу крейсерскую скорость.
- Так, погоди, давай как-нибудь попроще. Ты сделала запись этих… гм… изменений? Покажи.
- Показываю, - равнодушно отрапортовался бортовой компьютер.
Окружающая рубку голографическая полусфера на миг подернулась мелкой рябью, затем картинка сменилась, и капитан увидел знакомый рудовоз.
- Изменения начнутся через три секунды. Две. Одну. Внимание.
Пономаренко хмыкнул: изменения и вправду выглядели… странно. Словно некий гигантский невидимый ластик равномерными движениями стирал из реальности и рудовоз, и видимый позади него космос. Раз – и исчезла добрая треть грузового отсека, два – и рудовоз стал вполовину короче, три - и огромный корабль полностью исчез. Миг - и лишь холодные звезды – именно те, которым и полагалось находиться на этом месте – равнодушно смотрят на замершего в ложементе капитана Пономаренко…
Сморгнув, он прокрутил запись еще пару раз, меняя скорость и увеличение, однако ничего нового это не принесло. Рудовоз-двойник все так же исчезал, и все так же незаметно изменялась и картина созвездий. Точнее, не изменялась, а именно что возвращалась к своему естественному состоянию, намертво вбитому в память бортового астронавигатора.
- Ты что-нибудь понимаешь? – негромко спросил Олег, отключая воспроизведение. – Еще какие-то данные есть?
- Нет, не понимаю. Новых данных нет.
- Предположения?
- Возможно, мы просто вышли из области пространственного феномена, капитан. Пока еще никто не знает, как бы оно выглядело на самом деле. Может быть, и так.
- Ладно, умеешь ты успокоить. Дай краткий отчет по кораблю.
- Все системы работают штатно, можем продолжать полет. Идем согласно графика, никаких отклонений. Капитан, до срока штатной реактивации экипажа почти два месяца. Вам подготовить криогенную капсулу?
Пономаренко несколько секунд размышлял, затем кивнул:
- Да. Только давай на завтра. Сегодня хочу еще понаблюдать за… ну, ты поняла, за чем. Если больше ничего не случится, завтра отправлюсь в родной холодильник.
- Принято, капитан.

Пономаренко последним, на правах капитана судна, миновал шлюз швартовочного блока, ступив на пол приемного комплекса огромного орбитального завода Лаза-2, висящего на высокой орбите над Лазарией, конечным пунктом их полета. В глаза бросился гигантский новостной голоэкран, пестревший множеством притягивающих взор заголовков:
«Человечество приветствует братьев по разуму!».
«Мечта о контакте стала реальностью!».
«Зеркальные крылья нового мира!».
Капитан рудовоза ПС-3357 невесело усмехнулся. Да уж, контакт! Незаметный такой контакт. Ведь это именно его экипаж; вернее, он сам, и был первым, кто повстречал в космосе один из трех исполинских звездолетов Чужих! Повстречал – и не понял этого. Да и не мог бы понять, если уж на то пошло: ни электронный, ни человеческий разум не сумел ассоциировать зеркальный блин диаметром почти в десять тысяч километров и толщиной всего в сотню стандартных метров с космическим кораблем!
Ну да, не было никакого загадочного феномена и встречи с двойником из параллельного мира. А был идущий параллельным же курсом чужой звездолет, внешняя обшивка которого – люди надеялись, что рано или поздно пришельцы откроют им и эту, пока лишь одну из многих тысяч других, тайну – представляла собой идеально-зеркальную поверхность, не подвластную даже всесильной микрометеоритной коррозии!
Ту самую поверхность, в которой и отразился идущий к Лазарии рудовоз. Впрочем, лично его куда больше интересовало, каким образом чуткие гравитационные и масс-детекторы рудовоза не зафиксировали чудовищную массу проходящего рядом с ними (по космическим меркам, разумеется) корабля…
Еще раз усмехнувшись, капитан свернул в сторону ближайшего бара. Нарушать давнюю традицию, согласно которой он после каждого рейса дегустировал местное виски, не следовало даже с учетом свершившегося контакта. Тем более, произошедшее отнюдь не было для него шокирующей новостью. После повторного выхода из анабиоза Пономаренко получил экстренное сообщение от компании, да и обычные новостные каналы к этому моменту уже ловились.
Отвернувшись от экрана, показывающего один из чужих звездолетов, зависших на высокой орбите над планетой, капитан толкнул дверь бара…