Рыбацкие суденышки не рассчитаны на комфортную перевозку пассажиров и не имеют какого-либо подобия кают. Все пространство под палубой десятиметровой лодки предназначено для пойманной рыбы и благоухает сопутствующими ароматами. Для команды имеется только низкий навес в носовой части, защищающий от дождя или солнца. Вся команда состоит из восьми гребцов и кормчего. Кормчими оказались двое младших сыновей Ледива, те, что сопровождали нас на охоте – Редил и Лапит.
Тарам, Гоат с сыном и ткачи погрузились на одну лодку, я с друзьями, в число коих теперь входил и Роам, на другую. Мизгирь, естественно, со мной.
В трюм нашей лодки спустили два тюка мяса набитых на вчерашней охоте змеев, предназначенного для кормления нашего восьмилапого друга. Продолжительные остановки не предполагались. Поэтому возможности поохотиться в пути не предвиделось, а растущему организму летуна требовалось регулярное питание. Он, кстати, заметно подрос с момента нашего знакомства, и я теперь мог гладить его хитиновую спину не присаживаясь. Панцирь стаха перестал быть идеально гладким, покрылся ощущаемыми пока только на ощупь пупырышками и слегка помутнел.
  Перед самым отплытием два дюжих селянина принесли завернутую в шкуру свежезажаренную тушу одного из пойманных Мизгирем гиратов. Вчера, когда мои спутники начали сообща забивать одного из гигантских жуков, я поинтересовался у Ледива, почему они не хотят приручить этих животных? Старшина искренне удивился вопросу, заявив, что никому из их селения даже в голову не могла прийти такая глупая идея. Однако когда я рассказал, что приручение летуна мои односельчане в свое время тоже считали глупой идеей, он задумался.
- Но стах – охотник. А еще Тарам говорил, что ты хочешь ездить верхом на стахе и даже создать отряд воинов, которые будут сражаться верхом на этих зверях. Это невероятно, но на сегодняшней охоте я стал свидетелем не менее невероятных событий, - ответил тогда Ледив. – До сегодняшнего дня никому не удавалось поймать живого гирата – приходилось на ходу забивать ударами топоров. Но для чего приручать этих жирных тварей?
- Ну, например для того, чтобы под рукой всегда была свежая еда, за которой не надо гоняться по лесу. А если приучить их перевозить грузы, то получатся неплохие вьючные животные. Представляешь, сколько груза может тащить этот носорог?
- Носорог? Я никогда не слышал, чтобы гирата называли носорогом, - удивился старшина, после чего распорядился, чтобы двоих из четырех пойманных Мизгирем жуков, оставили в живых.
- Ты хочешь их отпустить? – не поняла деда Ледива.
- Нет. Леег сказал, что если ты будешь кормить пойманных гиратов плодами чиндрагора, то когда-нибудь они станут такими же послушными, как его летун, и позволят тебе ездить на их спинах.
- Да-а? – блондинка перевела взгляд на меня. – А зачем мне ездить на их спинах? 
- Ну-у, - пытаюсь найти какое-нибудь объяснение, ловя ухмыляющийся взгляд старшины. – Ну-у… Ты никогда не слышала о скачках на гиратах? Нет? После охоты расскажу.
- Обязательно расскажешь, - не спросила, а утвердительно заявила Ледива. – А этих гиратов можно использовать для скачек?
- Честно говоря, не знаю. Конечно, для приручения лучше поймать маленьких зверюшек…
  - Каких таких маленьких зверюшек, - перебил тоже заинтересовавшийся старшина.
- Ну, маленьких гератов.
- Где ты видел маленьких гиратов? – присоединился к допросу Тарам.
Я осмотрел собравшихся вокруг сторов и понял, что сморозил какую-то нелепость.
- Ну, не помню, если честно. Видел где-то бегали маленькие такие, шустренькие. А что? Вы же знаете, что у меня с памятью не все в порядке. Разве гираты маленькими не бывают? Они что, сразу большими рождаются? Или вылупляются?
- Гираты сразу такими и выводятся из личинок, которые три года развиваются в речном иле, куда самки откладывают яйца, - пояснил Валад. – А я смогу ездить верхом на гирате?
- Ты сможешь, - заверил я самого молодого из рыбаков.

Наконец лодки отчалили и под мерный плеск синхронно опускающихся в воду весел двинулись против неспешного течения. Держались ближе к берегу, где течение практически не ощущалось.
Проходим место впадения Гута. Здесь чистая вода притока заметно разбавляет мутные воды Лабы. Даже у противоположного берега можно разглядеть неглубокое дно. Но чуть выше вода вновь приобретает свой мутновато-желтый цвет.
С интересом смотрю на проплывающий мимо берег. Когда-то любил так же смотреть из окна вагона на проплывающие мимо бесконечные земные леса. Только сейчас не мелькают столбы, и вместо стука колес более степенный всплеск опускающихся в воду весел.
Вот деревья на берегу стали реже, но с более массивными стволами. Узнаю раскидистые чиндрагоры и машинально начинаю высматривать пасущихся гиратов. Однако вместо гигантских жуков-носорогов замечаю стоящих под одним из деревьев сторов. Лиц с такого расстояния различить невозможно, но одна низкая коренастая фигура кажется знакомой. Вероятно встречались на торжище. Пытаюсь вспомнить, кто же это такой, но отвлекает девичий смех, раздавшийся с соседней лодки. Обращаю удивленный взгляд на плывущее впереди суденышко и вижу Ледиву, расположившуюся на корме в компании с Поутом и Протиксом.  Кормщик Редил, положив на весло одну руку, остальными активно жестикулирует, рассказывая о чем-то молодежи. Заметив, что я смотрю в их сторону, девушка приветливо машет правыми руками.

Отредактировано Nikin (22-01-2012 20:18:36)

Странник

После гибели Олега я неопределенно долгое время находился в прострации. Инстинктивно оттолкнувшись от агрессивного зарождающегося мира, поглотившего сущность друга, какое-то время в панике удалялся от него, пока с ужасом не ощутил обрушившееся одиночество.
Я всегда был один. Я целую вечность был один. Я избегал встреч с другими сущностями, ибо они, как правило, были врагами, стремящимися поглотить меня. Населяющими миры оболочками пользовался как игрушками, воплощая с их помощью свои фантазии.
Естественно, убегая от Создателей,  покидал миры с сожалением, но никогда не сожалел о расставании, с какой-либо оболочкой.
После встречи с Олегом мои понятия о мироустройстве изменились коренным образом. Я так и не смог понять, кем был этот землянин. Создалось невероятное ощущение, неподдающееся моему разуму, будто Олег являлся оболочкой поглотившей сущность Создателя…. Но такого просто не может быть. Скорее поверю в то, что одному из Создателей наскучило однообразное существование, и он решил привнести в него нечто новое, приветив странника и уничтожив собственного собрата. Но теперь этого уже не узнать и надо привыкать к мысли, что я вновь стал одиноким странником, не желанным ни в одном из миров.
Но, почему же ни в одном? А Земля? Ведь я стал одним из хозяев этого мира. Но как в него вернуться? До сих пор приходилось только убегать из миров, и ни разу не возникало мысли о возвращении. Помню, когда предупредил Олега о том, что уйдя из своего мира, мы можем не найти обратную дорогу, он, даже не вникая в суть перемещения между мирами, предположил, что для возвращения необходимо произвести действие обратное тому, которое делается, покидая мир. Тогда я не принял это всерьез, но сейчас, находясь в пустоте, готов схватиться за любую соломинку. К тому же, если подумать, то в его предположении есть определенный смысл.
  Однако, отталкиваясь от мира, я ощущаю его. Соответственно, чтобы приблизиться к нему, мне необходимо так же его ощутить. Как это сделать? Попробовать вернуться к миру, где погиб Олег? Собственно, чего мне бояться? Пока я не нарушу границ создаваемого мира, создатели не смогут меня ощутить. А если бы и смогли, какое им дело до неизвестной сущности, бродящей за пределами их пространства?
Как ни странно, но молодой мир мне удалось отыскать довольно быстро. Почувствовав нечто почти на грани ощущений, двинулся к нему и вскоре понял, что не ошибся.
  Что дальше? Как определить направление там, где нет никаких направлений, где отсутствует само понятие направления?
Пытаюсь уловить присутствие другого мира, но тот, рядом с которым нахожусь, буквально заглушает все остальные ощущения. Отдаляюсь настолько, чтобы не потерять его, но и чтобы он был еле «слышен». И вдруг улавливаю нечто знакомое. Нет, это не ощущение мира. Это, скорее всего, ощущение какого-то подобие следа. Раньше неоднократно натыкался на подобные «следы», но всегда спешил пересечь их, не задумываясь о сути этого явления. И вот сейчас почуял что-то знакомое. Неужели это наш след, оставленный по пути сюда? Ну что ж, сейчас проверю.
Впервые передвигаюсь в пустоте подобным образом – не создавая точку и отталкиваясь от нее, а, словно бы, двигаясь по тропе. И от тропы веет сущностью Олега, что укрепляет мою уверенность в том, что двигаюсь к миру, ставшему для меня родным.
  Наконец появляется ощущение мира, и я устремляюсь к нему со всей скоростью, которую могу вообразить, не задумываясь о том, что здесь нет таких понятий, как скорость и расстояние.
Но что это? Когда обнаруженный мир заполняет собой все находящееся передо мной пространство, и я уже готов проникнуть в него, понимаю, что это не Земля. Это не моя Земля! Но ведь я явно ощущал след сущности Олега… Вероятно, это тот мир, который я не заметил, а он пропустил по незнанию и рассказал о нем только тогда, когда заметил тот другой, оказавшийся для него роковым.
Стоит ли продолжить поиски Земли, или попытаться устроиться в этом. Во всяком случае, стоит заглянуть вовнутрь. Хотя бы для отдыха.

Проникнув в мир, стремглав бросаюсь вниз, максимально ограничив способность ощущать окружающую среду. Чем больший участок смогу охватить своими чувствами, тем больше шансов у здешних Создателей обнаружить меня. Хоть этот мир не менее стар, чем Земля, но все же наверняка хоть один из его хозяев бодрствует. Поэтому вслепую плюхаюсь почти к самой поверхности и только здесь начинаю осторожно осматриваться.
Вокруг простирается выжженная солнцем равнина, поросшая пожелтевшей от зноя травой. Подобную картину наблюдаю во все стороны до самого горизонта, и лишь на юге виднеется горная гряда.
Поборов желание подняться выше, чтобы осмотреться – привык за время проведенное на Земле ничего не опасаться, двигаюсь к северу, рассудив, что в более прохладном климате наверняка встречу аборигенов, играющих роль оболочек для местных Создателей.
  Вскоре подо мной оказываются руины какого-то древнего города. Большинство строений разрушены до основания. Будь здесь более благоприятный для растительности климат, остатки былых зданий давно превратились бы в поросшие зеленью холмики.
Минуя северную окраину, замечаю какое-то движение. Приближаюсь и вижу метающуюся в руинах оболочку земного типа, только с двумя парами рук. Хоть после недавно покинутого мира подобное телосложение и кажется непривычным, но прежде случалось бывать в мирах, где оболочки обладали шестью верхними конечностями.
Осматриваю развалины внимательнее и замечаю двух гигантских пауков, обходящих оборигена с разных сторон, неумолимо загоняя того в тупик.
  Тела у монстров вытянуты, как у земных скорпионов. Однако отсутствуют клешни, и задранные кверху хвосты вовсе не скорпионьи, а скорее напоминают крысиные. Да и лапы несколько длиннее скорпионьих.
Интересно, пауки являются представителями местной фауны или разновидностью оболочек?
Снова осторожно ощупываю ближайшее пространство, чтобы убедиться в отсутствии местных хозяев, после чего прикасаюсь к наиболее крупному монстру.
Неудача. Монстр оказывается обычным зверем, не подходящим для вселения сущности. Его примитивная сущность сгорает от моего прикосновения. Тело продолжает бессознательно метаться, натыкаясь на стены и издавая пронзительные высокие звуки. Откуда-то из-под головы паука разворачивается хобот, поднимается кверху и бессильно опадает на землю, да так и таскается по ней, путаясь между лап.
Собрат монстра, услышав визг, бросает преследование аборигена и бежит на звуки, перемахивая через груды развалин.
  Я тем временем приближаюсь к оболочке. Это особь мужского пола. На ногах мешковатые штаны зеленовато-грязного цвета – то ли зеленым цвет был изначально, то ли абориген просто извозился в чем-то, наподобие свежей сочной травы, которой поблизости не наблюдается. Смуглый мускулистый торс, затянутый в портупею из толстой зеленоватой кожи, буквально испещрен шрамами. На спине колчан, из которого торчит одинокий дротик. В каждой руке оружие, напоминающее булаву – металлический шар, диаметром сантиметров десять, надетый на длинную деревянную рукоять. Через абсолютно лысую, возможно гладко-выбритую, почти дочерна загоревшую голову тоже проходит неприятного вида рваный шрам, будто по макушке деранули острым когтем.
  В глазах аборигена паника. Свернув в очередной поворот, он оказался перед высокой стеной, преграждающей дальнейшую дорогу. Остановившись перед препятствием и прислушавшись к все еще раздающемуся визгу, бедолага бросается взбираться на крутую гору обломков обрушенной стены справа. Две булавы вставляет в петли на портупее, так как приходится цепляться руками за обломки. Вот он взбирается на самый вверх и осматривается. В ужасе отскакивает, увидев преследующих его монстров.
Лишенный сущности паук продолжает слепо тыкаться в развалины. Но его собрат заметил оказавшегося на груде обломков аборигена и немедленно плюет в него каким-то серебристым сгустком с тянущейся за ним такой же серебристо-серой нитью.
Четверорукого спасло то, что, испуганно отпрянув, не глядя ступил на шаткую глыбу и с криком сорвался вниз. В следующее мгновение серебристый сгусток с мокрым шлепком впечатывается в кусок торчащей из обломков стены в том месте, где только что стоял абориген. Тот уже скатился кубарем вниз и, несмотря на многочисленные кровоточащие ссадины, шустро нырнул в узкий проход между очередных развалин.
Промахнувшийся монстр недовольно пищит и начинает пятиться задом, натягивая выпущенную нить. Я решил, что таким образом он пытается оторвать прилипший сгусток, но вот, натянув нить до нужного предела, паук подскакивает в воздух и, вбирая ее в себя, мгновенно переносится на вершину развалин. Всосав в себя сгусток, бросается по следу аборигена.
Довольно долго жертве удается уходить от грозного охотника, потерявшего, благодаря моему случайному вмешательству, напарника. И все же паук на своих восьми конечностях передвигается гораздо быстрее, и у преследуемого нет шансов. Вот очередной плевок серебристым сгустком, попав в колчан, сбивает аборигена с ног. Растеряв булавы тот надрывно хрипя и извиваясь всем телом, пытается хвататься за попадающиеся под руки обломки, но все они оказываются слишком мелкими, и паук, стоя на месте и вбирая в себя нить, неумолимо подтаскивает жертву к себе. Крысиный хвост изгибается, направляя увенчивающий его острый шип в сторону пойманной дичи.

Отредактировано Nikin (28-03-2012 21:43:26)