1821, 21 июня 1937 г., Наркомат обороны

- Значит, он решил наступать, не дожидаясь прибытия остальных сил? – Шапошников никак не мог поверить услышанному. – Но ведь у Тухачевского почти нет войск…
Принявший чуть более месяца назад руководство Генеральным штабом РККА  вместо маршала Егорова, переведенного на должность командующего Закавказским военным округом, командарм первого ранга Шапошников слушал Ворошилова со все возраставшим изумлением. Нет, он не строил иллюзий относительно благоразумия маршала Тухачевского, как не питал и ложных надежд относительно пределов его самоуверенности. Но все-таки он полагал, что воспоминания о Варшавской катастрофе заставят маршала быть хотя бы немного более осторожным. Однако то, что он услышал от наркома обороны, выходило за пределы разумного. Имея всего лишь одну стрелковую дивизию, танковую бригаду, парашютно-десантную бригаду и несколько отдельных батальонов и батарей Тухачевский решался на широкомасштабную операцию, собираясь разгромить целую вражескую армию! Это решение столь явно шло в разрез со всей военной наукой, со всем военным опытом – да что там! – просто со здравым смыслом, что Борис Михайлович не знал, что сказать.
- Да, товарищ Шапошников, собрался наступать и вот, дипломатической почтой прибыл план операции, с подробной разработкой и расчетами. Ознакомьтесь, пожалуйста.
Борис Михайлович принял из рук адъютанта наркома пухлую папку, раскрыл ее и углубился в чтение. Внезапно он, словно подброшенный пружиной, вскочил и метнулся к висевшей на стене карте Испании. Беззвучно шевеля губами, он принялся наносить на ней какие-то метки и рисовать стрелки. Ворошилов и Хмельницкий следили за ним с неподдельным интересом.
Шапошников выхватил из кармана блокнот, и принялся производить расчеты. Климент Ефремович вместе со своим адъютантом  внимательно наблюдали за новым начальником Генштаба. Вот по его губам скользнула удовлетворенная улыбка – должно быть результат подтвердил правильность его мнения. Вот он снова напрягся, губы зашевелились, на лбу выступили капельки пота – наверное, расчеты даются с трудом. А вот…
Ворошилов и Хмельницкий вздрогнули и переглянулись. Всегда вежливый, сдержанный Шапошников, не допускавший не то, что брани, а просто грубости, процедил сквозь зубы такое, что редко услышишь даже от портового грузчика, которому его товарищ неловко уронил на ногу тяжелый ящик.
- Что там, Борис Михайлович? – поинтересовался нарком, придя в себя после услышанного. – Что-то не так?
Шапошников помолчал, пожевал губами:
- То-то и оно, что все так, товарищ нарком. Чувствуется почерк товарища Уборевича, – Борис Михайлович запнулся, подбирая слова. – Все же он – выдающийся тактик и стратег. Но и авантюрист – тоже выдающийся. Разрешите?
Ворошилов кивнул и начальник Генштаба, взяв со стола карандаш, принялся решительно черкать по карте Испании:
- В районах наступления они создают значительный перевес в технике, артиллерии и авиации. За счет артиллерийской и авиационной подготовки будет достигнут перевес и в людях. Затем – решительные удары, и, не отвлекаясь на окруженные или недобитые группировки противника, АГОН ведет глубокое наступление, руша вражеские тылы. Авиация используется в качестве фронтовой артиллерии, которая, безусловно, не успевает за наступающими в таком темпе войсками. В принципе, используя имеющиеся у АГОН средства связи это возможно.
Шапошников говорил спокойно, и только подрагивающая на виске синяя жилка выдавала его чувства.
- Решение командования АГОН сравнимо с планом Шлиффена. Молниеносные удары, постоянное наращивание темпа наступления… Товарищ Уборевич делает основной упор на постоянное опережение противника. Должен признать, что операция имеет шансы на успех… – Начальник Генштаба сглотнул, его руки непроизвольно дрогнули, – Я бы даже сказал: операция неминуемо увенчается успехом. Но при одном условии…
Ворошилов и Хмельницкий молчали. Шапошников вздохнул:
- И условие это – бездействие противника. Товарищи Тухачевский и Уборевич имеют право на это рассчитывать: темп наступления, утвержденный ими почти не оставляет противнику шансов на то, чтобы среагировать вовремя…
- Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert … – произнес внезапно Ворошилов.
Он взглянул на Шапошникова, и тот медленно кивнул головой:
- Именно, товарищ нарком. Если только у Франко найдется генерал, способный разгадать план наступления – АГОН обречен. Даже если успеет подойти второй эшелон…
- Благодарю вас, Борис Михайлович, – сказал Ворошилов.
Наступила долгая пауза, после которой Климент Ефремович спросил:
- Как вы считаете: какова вероятность того, что план будет… – он запнулся, помолчал и закончил, – что маршал Тухачевский потерпит неудачу?
- Не могу вас обманывать, товарищ нарком: вероятность весьма велика. Конечно, можно заранее подготовить некоторые контрмеры, но они не спасут положения в полном объеме...
- Понятно. Товарищ Шапошников, я прошу вас подготовить перечень таких контрмер и, хотя бы в общих чертах, набросать предварительные планы.
- Слушаюсь!..
…После того, как Шапошников вышел, Ворошилов долго сидел молча. Затем повернулся к Хмельницкому:
- Руда? Прикажи там, чтобы мне чаю принесли. И соедини меня с начальником ГУГБ…

1320, 27 июня 1937 г., высоты Инчорт

- Андрюха! На меня тоже прихвати!
Младший комвзвод Киреев обернулся на призывный крик своего командира, утвердительно кивнул головой и неторопливой рысцой затрусил к походной кухне, дымившей метрах в двухстах от позиции танкистов.
Старший лейтенант Ястребов удобно устроился на башне, вытащил из кармана пачку папирос и со вкусом закурил. Если честно, то от обеда Бронислав не ожидал ничего хорошего. Из-за острой нехватки личного состава, приказом маршала Тухачевского все повара были переведены в строевые части, а на освободившиеся места набрали басков. Не то, чтобы баскские повара не умели готовить – вовсе нет, но лично Ястребов не очень-то умел есть то, что они готовили. Странные блюда – пресноватые, с непонятным привкусом, сдобренные неизвестными пряностями… Зачастую Бронислав даже не мог понять, ест он рыбу или мясо? Или, может, это вообще – насекомые? Как рассказывали ребята, имевшие дело с китайцами – для тех и вовсе не существует несъедобных вещей. Может, и баски такие же?..
Вернулся помахивая котелками Киреев. Молча выставил их на броню, сплюнул, вытащил из-за голенища ложку и принялся хлебать с мрачным видом.
- Сегодня что? – поинтересовался Ястребов, ухватывая свой котелок.
- Писто и бехи шерра , – флегматично ответил Андрей, не переставая жевать.
- Спасибо родной, объяснил – хмыкнул Бронислав.
В котелке была какая-то пахучая мешанина из овощей, поверх которой лежало нечто, напоминающее мясо. Или рыбу. Или черт знает что…
- А хоть что – что? Не спросил?
- «Бехи», кажись – корова, –  вступил в разговор башнер Каплер.
- Значит говядина с писто, – подвел итог Ястребов. – Ладно, Рафинад, давай попробуем…
Еда оказалось пресной, но, в общем-то, съедобной. Андрей и Бронислав без всякого энтузиазма жевали ячменный хлеб, напоминающий вкусом промокашку, лениво шкрябали ложками по котелкам. Вместо чая в жестяном полуведерном чайнике их ждал горячий крепкий сладкий кофе, который тоже не вызывал восторгов ни у кого в экипаже, за исключением Каплера. Веня Каплер – бывший беспризорник, искренне полагал, что еда бывает только двух видов: съедобная и несъедобная. Он бойко орудовал ложкой, причмокивая от удовольствия, запихивая в рот громадные куски ненормированного хлеба.
Ястребов, посмеиваясь, называл его «Рафинадом» за прямо-таки нечеловеческую любовь к сахару. Веня Каплер предпочитал колотый рафинад всем лакомствам, и теперь, попав в Испанию, жутко страдал от уменьшения сахарного пайка. Вместо сахара красноармейцам выдавали изюм, а командирам – шоколад, но Веня оставался верен рафинаду. Ястребов и Киреев щедро отдавали Вене свой сахар, но тот все равно вздыхал по далекой родине, где сахар можно было просто купить.
Вот и сейчас он вытащил свой мешочек с запасом сахара, достал один кусок, взвесил на ладони. Решил, что кусочек великоват для одной кружки, извлек из ножен, висевших на поясе, финский нож и обухом расколол сахар. Выбрал подходящую крошку и, зажав в зубах, отхлебнул кофе. На лице его расплылось блаженное выражение.
- Лафа, товарищи, – сообщил он, растягиваясь на решетке моторного отделения БТ. – Блеск – умирать не надо.
- Да уж – лафа, – буркнул Киреев, отталкивая от себя котелок. – Особенно – харчи…
- А че харчи? – Каплер приподнялся на локте, – Ну, рататуй  с подметкой – так разлюбезное дело! Шамовка – как шамовка. Не крысы же…
- Ты их что, ел? – чуть не подавился Киреев.
- А то! – Веня усмехнулся, – Я, товарищ младший комвзвод такое ел, что человеку иному и не приснится. А вы – крысы… Их – любезное дело. На палочку, бывало, насадишь, да над костерком…
- Ну вот, если вдруг еды не будет, – оборвал кулинарные воспоминания бывшего беспризорника Ястребов, заметив, что мехвод начал стремительно зеленеть, – вот ты нам и сготовишь, а пока – отставить треп! Закончить прием пищи и готовить танк к походу!
Стратегические высоты Инчорт, захваченные наваррскими рекете  в апреле, вчера были отбиты войсками АГОН и баскскими батальонами. Баски понесли значительные потери, но красноармейцы почти не пострадали. И Ястребов со всем основанием полагал, что на этом наступление не закончится. Маршал Тухачевский наверняка поведет их дальше.
С этими мыслями Бронислав снова достал из кармана папиросы, чиркнул зажигалкой…
Киреев и Каплер с вожделением смотрели на дымящуюся папиросу. Табачный паек в стране басков тоже стал для бойцов РККА необычным. Сигареты, набитые черным пахучим табаком, или тот же табак, изрезанный длинной лапшой…
Красноармейцы, чертыхаясь, заворачивали самокрутки из местных газет, и отчаянно плевались, проклиная длинные торчащие во все стороны табачные нити, непривычный привкус газетной бумаги и с тоской вспоминали родную махорку. Командиры, плюясь, дымили сигаретами, на все лады костеря интендантов, не завозящих в части папиросы. А у Ястребова был свой запас, привезенный еще с Дальнего востока…
Проследив направление взглядов своих  друзей, Бронислав улыбнулся, достал из кармана пачку и протянул танкистам.
- О, вот это – дело, – оживился Каплер. – Я вам так скажу, товарищ старший лейтенант. Чтобы вы были так здоровы, как мне того хочется.
- И монгольской кооперации – всех благ! – добавил Киреев, вертя в руках красную пачку папирос «Монценкоп ».
Он собирался еще что-то добавить, когда раздалась команда «По машинам!». Ястребов не ошибся: войска АГОН продолжали наступление…