2005, 28 июня 1937 г., Бильбао

Тухачевский нанес на карту новую стрелку, затем повернулся и горделиво посмотрел на присутствующих:
- Вот так, товарищи красные командиры. Некоторые маловеры полагали, – суровый взгляд в сторону генерала Улибарри  и президента, –  что слабая оборона франкистов может быть ловушкой, но мы, вооруженные гениальным учением Маркса и Ленина, настоящие большевики видели: обороняются насильно мобилизованные или обманутые солдаты. Они были сильны, когда за их спиной были штыки итальянских и германских фашистов, но их боеспособность, и так крайне слабая, была сведена к нулю нашими славными летчиками, а потом наши быстроходные танки окончательно уничтожили их волю к сопротивлению! Верно я говорю?..
Михаил Николаевич поискал кого-то глазами, не нашел и, внезапно нахмурившись, буркнул:
- Я вижу, товарищ Мехлис нас игнорирует? – И тут же махнул рукой, – Не переводить!
Среди командиров произошло какое-то движение и поднялся громадный, похожий на сказочного богатыря комкор Апанасенко:
- Товарищ маршал Советского Союза, разрешите доложить? Товарищ член военного совета АГОН в настоящий момент…
Он не успел договорить. Распахнулась дверь и в запыленной кожаной куртке вошел Мехлис. Положил на стол планшет, и повернулся к Тухачевскому:
- Товарищ маршал, я только что с передовой, – он расстегнул куртку и снял пропыленную фуражку, вытер лоб. – Настроение у бойцов – великолепное, товарищи. Готовы хоть сейчас гнать врага до самого Гибралтара!
От ладони на лбу Льва Захаровича остались светлые полосы. Тухачевский несколько смутился: Мехлис двое суток пропадал в войсках, считая, что место комиссара там и только там – вместе с солдатами. Маршал был уверен: место командующего и штаба – в кабинете, возле карт и телефонов, но комиссар решительно возражал против «кабинетного заточения». Конечно, можно было и приказать, но…
Чтобы скрыть смущение, он обратился к баскам:
- Товарищ член военного совета прибыл прямо из наступающих войск. Я думаю, он лучше всех расскажет нам о ходе наступления…
Мехлис быстро и деловито доложил о достигнутых рубежах, проинформировал о расходе боеприпасов и горючего, дал предварительную оценку потерь. Все слушали очень внимательно, не перебивая и не задавая лишних вопросов – все, кроме самого командующего.
Тухачевский не сидел на месте, а беспокойно ходил во время доклада по кабинету. В тех местах, которые подтверждали его выводы, маршал радостно улыбался, бодро потирал руки, но если вдруг Мехлис говорил что-то, идущее в разрез с точкой зрения командующего АГОН… Тогда лицо Тухачевского мгновенно искажала злобная, свирепая гримаса, руки напрягались, и казалось что вот сейчас Михаил Николаевич кинется на своего комиссара с кулаками. А уж выражения, которые цедил в это время сквозь зубы маршал, не рискнул бы перевести ни один переводчик. Впрочем, в переводе они и не нуждались…
Когда Мехлис закончил, тут же поднялся Уборевич:
- Итак товарищи командиры и товарищи союзники, из доложенного товарищем корпусным комиссаром, – Иероним Петрович не удержался и лишний раз подчеркнул, что он старше Мехлиса по званию, – а так же на основе докладов из частей можно сделать вывод: наступательная операция развивается согласно плана, утвержденного заместителем наркома обороны СССР товарищем Тухачевским. Отдельные недочеты естественны, но решительной роли они не играют. Я думаю, что выражу общее мнение… – Уборевич обвел всех взглядом, – Операция вступает в свою вторую стадию…

2005, 28 июня 1937 г., Бургос

- Что будем делать, сеньор генерал?
Вопрос прозвучал в мертвой пугающей тишине, наступившей в штабе Северной армии после того, как подтвердились сообщения о разгроме дивизии «Наварра» и позорном бегстве дивизии «Литторио». Генерал Хосе Солчага смотрел в упор на своего визави – генерала Этторе Бастико. Итальянец, и так – невысокий, словно бы сильнее съежился под пронзительным взглядом испанца. Казалось что еще немного – и он просто исчезнет под заваленным картами, депешами и сводками столом.
Солчага жестом велел штабным офицерам выйти, поднялся и навис над Бастико:
- Ваши герои Абиссинии разбежались от красных самолетов, как тараканы от ботинка! Сражаться с русскими не то же самое, что гонять голых негров?! Потомки римлян, потомки римлян… – эти слова испанец произнес с непередаваемым сарказмом. – Наполеон завоевал вас за один год. С нами он возился пять лет. А русские – русские за один год вышибли дух из него!
- Ну, если с ними не справился даже великий Наполеон, – жалко попытался отшутиться итальянский генерал, – то чего же вы, генерал, ждете от нас?
Солчага посмотрел на Бастико с каким-то сожалением:
- Послушайте, генерал, вы что – серьезно не понимаете, что русские не остановятся на достигнутом? Они пойдут дальше, – он с силой ударил по столу кулаком – и чем мы с вами будем их останавливать?! А остановить их необходимо…
- Может быть разумнее отойти на другие позиции, которые будут удобнее для обороны? – неуверенно спросил итальянец. – В нашем Генеральном штабе уже давно разрабатывается теория обороны, опирающаяся на систему укрепленных лагерей…
- Где, во имя всех святых, вы собираетесь их взять?! – заорал Солчага. – Где, я вас спрашиваю?!!
- Нужно заранее отвести войска на выбранные позиции и как можно скорее построить и укрепить…
- Осел! – рявкнул испанец. – Христос, за что ты покарал меня этим ослом?!
- Сливочное масло ? – растерялся итальянец. – Что вы имеете в виду, генерал?
- Я имею в виду, что у ваших штабистов сливочное масло вместо мозгов! Темп наступления красных – более двадцати километров в день! У вас что – служат кроты?! Если нет, то как, святая кровь, вы рассчитываете успеть построить и укрепить ваши лагеря?!
- Можно попробовать зацепиться за естественные преграды: реки, овраги… Стоит попробовать успеть укрепить мосты…
- А вот с этим – полностью согласен, генерал. Эй, кто там?! – взревел Солчага. – Приказываю: немедленно усилить оборону мостов, подготовить усиленные подразделения для их охраны…

0900, 30 июня 1937 г., Бильбао

- Так вот, товарищ Водопьянов, ваша задача – нанести массированный удар по Бургосу. Пусть противник на собственной шкуре узнает, каково это, когда с неба не только снег и дождик сыплются! – Тухачевский сам первый засмеялся своей шутке. – Расстояние до Бургоса – всего  сто пятьдесят километров, так что может взять максимальную бомбовую нагрузку. Истребители Красовского обеспечат воздушное прикрытие…
Михаил Васильевич знал все детали этой операции куда лучше маршала, и потому внутренне содрогнулся в ожидании долгого, скучного, да и не слишком-то грамотного описания того, что предстоит выполнить его бригаде. Он незаметно скосил глаза. На лицах остальных командиров авиабригад застыло выражение близкое к отчаянию. Лишь комбриг Чкалов оставался внешне невозмутимым, и только насмешливый прищур веселых глаз выдавал его отношение к грядущей филиппике Тухачевского. Водопьянов вздохнул и приготовился долго слушать…
Но в этот момент в приемной раздался какой-то шум, и в кабинет широким шагом вошел Мехлис. Следом за ним смешно семенил престарелый Мариано Гамир Улибарри, за которым буквально мчался президент Агирре, который с порога закричал, перемешивая испанские и баскские слова:
- Сеньор маршал! Сеньор маршал! Это правда?!
- Что «правда»? – изумился Тухачевский.
Президент баскской автономии пытался что-то сказать, но, не находя слов, лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Генерал Улибарри краснел, бледнел, но тоже молчал, не решаясь, видимо, обращаться к грозному красному маршалу. На помощь им пришел Мехлис:
- Товарищ Тухачевский, они очень взволновались, когда узнали о готовящемся налете на Бургос. У них там могила…
- Что еще за могила? – Михаил Николаевич начал раздражаться, как обычно легко. – Там кроме кладбища – еще и штаб Солчаги, если они не забыли…
- Вы не понимаете, – Агирре наконец нашел слова. – В храме Бургоса могила нашего национального героя, – Сида Кампеадора ! Понимаете, если вы станете бомбить Бургос, то собор может пострадать. Тогда вас возненавидит вся Испания! Подумайте, – он постарался заглянуть Тухачевскому в глаза, – если бы кто-то разбомбил самый священный храм у вас, в Москве? Что бы вы стали делать?..
Тухачевский вспомнил  взрыв одного такого «священного храма» и хмыкнул. Он, во всяком случае, ничего делать не собирался…
- Это – могила их национального героя. И религия тут ни при чем, – веско сказал Мехлис. – Баски говорят, что уничтожение собора в Бургосе равносильно взрыву Мавзолея…
Вот это было понятно. Взрыв мавзолея – дело серьезное. Михаил Николаевич задумался…
- Ну, вот что, товарищи, – командующий недаром славился умением принимать быстрые решения, – Все понятно. Меняем цель налета. Ударим по Фэрролю…

1542, 30 июня 1937 г., Фэрроль

В этот летний день Бискайский залив решил дать отдых своему суровому нраву и словно сытый кот лениво разнежился под горячим ярким солнцем. И вместе с заливом разнежились корабли  на рейде военно-морской базы Фэрроль.
Немецкий тяжелый крейсер «Адмирал граф фон Шпее» бункеровался у стенки, готовясь к походу. Вскоре он должен был сменить итальянский крейсер «Больцано»: франкисты все еще пытались блокировать поставки оружия баскам.
Чуть в стороне расположились торпедные катера, поставленные генералу Франко Италией и Германией. Рядом с ними стояли итальянские подводные лодки: «Этторе Фиерамоска», «Джиовани Баузан» и «Ди Дженевус» – «стальные акулы глубин», как высокопарно именовал их Муссолини.
Дальше расположились гордость флота франкистов – тяжелый крейсер «Канариас» и эскадренный миноносец «Веласко» в окружении тральщиков и канонерок. У выхода из гавани нес боевое дежурство сторожевой корабль «Куидад де Пальма».
Несмотря на то, что в гавани стояли военные корабли, картина была на удивление мирной.  Тишину и покой не нарушали даже две зенитные батареи, прикрывавшие базу с воздуха. Словно и нет никакой войны…

… - Хельмут? – невысокий, жилистый матрос подошел к здоровяку, сосредоточенно тренировавшемуся в завязывании узлов. Получалось, откровенно говоря, не очень: толстые пальцы никак не желали правильно удерживать концы...
- Что тебе, Пап? – недоверчиво поинтересовался здоровяк.
Пап славился на весь «фон Шпее» как мастер на всякие розыгрыши, и неуклюжий тугодум Хельмут не без основания полагал, что может сейчас стать очередной жертвой. Но Пап вроде был настроен мирно…
- Я сейчас у врача был, – сообщил он.
- Ну?
Остальные моряки, бывшие на палубе, заинтересованно подошли поближе. Уж они-то точно знали: просто так Пап ни к кому не подходит…
- Врач велел спросить: у тебя волосы в носу есть?
Хельмут озадаченно почесал затылок. Вопрос, конечно, странный, но от этих врачей всего ожидать можно…
- Ну, есть… А что?
- Да видишь, какое дело… – Пап доверительно нагнулся. – Врач сказал, что раз у меня под мышками волосы растут, а у тебя – в носу, то нужно устроить складчину!..
Матросы захохотали, а Пап тут же отскочил подальше. Хельмут попытался его схватить, но куда там! Только запнулся и под общий хохот растянулся на палубе, пребольно стукнувшись затылком. В глазах заплясали искорки, какие-то темные черточки. Потом искорки пропали, но черточки почему-то остались…
- Самолеты… – сообщил Хельмут лежа на палубе. – Интересно, куда это они?..

…Водопьянов оторвался от приборной доски:
- Штурман? Ну?
- На месте, командир. Выходим на цель. На полградуса левее держим…
Михаил Васильевич довернул штурвал. Повинуясь маневру командира бригады, весь строй из шести десятков ТБ-3 лег на боевой курс. На высоте шесть тысяч восемьсот метров бригада тяжелых бомбардировщиков заходила на цель.
Бомбардир командирской машины капитан Евграшин считал секунды, методично отмахивая рукой на каждое слово:
- Одна, две, три, четыре… – Тут он отвлекся от секундомера и скомандовал в микрофон, – Первая пошла!
Водопьянов навалился всем весом на рычаг механического бомбосбрасывателя. Громадный ТБ-3 величаво качнулся и с подфюзеляжной подвески сорвалась первая тысячекилограммовая бомба. Это послужило сигналом для остальных. К кораблям в гавани Фэрроля устремилась сжатая, запечатанная в сталь смерть…
Эскадра Особого Назначения доставила в Испанию лишь по одной тяжелой авиабомбе на каждый самолет бригады Водопьянова. Тухачевский, вполне справедливо считая, что основой ударной силой тяжелых бомбардировщиков являются авиабомбы большой мощности, несколько самоуверенно, а для заместителя наркома обороны по вооружениям – и несколько безрассудно,  предполагал развернуть их производство на месте. Но оказалось, что, несмотря на наличие взрывчатки, доставленной из СССР, у басков просто нет подходящих предприятий. Штаб АГОН лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации: тяжелые бомбардировщики были нужны, но без крупных авиабомб их боевая ценность падала чуть ли не в два раза…
Выход подсказали сами летчики. Громов и Каманин явились к Тухачевскому и, повергнув охрану штаба в состояние, близкое к помешательству, выложили на стол ошарашенного маршала авиабомбу.
- Вот, – сообщил Громов, вытирая вспотевший лоб, – авиабомба ФАБ-50. Видите?
Тухачевский внимательно осмотрел лежавшую на столе смертоносную чушку, но ничего не увидел. Кроме самой бомбы, разумеется. Он вопросительно поднял глаза на летчиков…
- Это – бывший снаряд калибра сто пятьдесят два миллиметра, – сказал Каманин. – Стабилизатор приварили, бугель поставили и взрыватель поменяли…
Михаил Николаевич пригляделся. На корпусе явственно просматривались выточки и  ведущий поясок, характерные для снарядов. Маршал понял все и среагировал мгновенно. Уже к вечеру, несмотря на отчаянное сопротивление Галлера, с «Марата» выгрузили двести фугасных и шестьдесят бронебойных снарядов главного калибра. А на следующий день началась их переделка в авиабомбы. И вот теперь снаряды советского линкора падали на вражеские корабли…

…Первая же бомба рванула впритирку к борту «фон Шпее». Удар проломил борт, а взрывная волна снесла с палубы половину находившихся там людей. Через секунду только что тихая гавань огласилась воем сирен, отчаянными криками людей, а зенитные батареи выплюнули в голубое небо первые снаряды. В небе вспухли ватные облачка разрывов, но много ниже неспешно разворачивающихся на второй заход ТБ. Второй залп снова дал недолет. Бригада тяжелых бомбардировщиков вышла на боевой курс…
Зенитчики Легиона «Кондор» пристрелялись с седьмого залпа. На пути советских машин выросла смертоносная завеса осколков. И в этот момент начался второй акт драмы…
Над гаванью, озаренной отблесками пожара горящего «Канариаса», черными тенями пронеслись быстрые хищные силуэты. Это была бригада Громова, подкравшаяся на малой высоте и набросившаяся на зенитки.
Взрыватели снарядов стояли на шесть с половиной тысяч метров, а СБ бомбили с высоты едва ли в две тысячи. Они безнаказанно расправились с батареями, прошлись над акваторией, высыпав десятки стокилограммовых фугасок, врезали из пулеметов по барахтавшимся в воде людям и, словно привидения, растворились в сияющем небе.
Наступал заключительный акт разгрома франкистской базы. ТБ-3 снизились до четырех тысяч и снова на погибающие суда и пылающие портовые сооружения обрушились фугасные тысячекилограммовые убийцы. Одна из бомб чудом угодила между двумя подводными лодками, которые затонули почти мгновенно. «Канариас» пылал плавучим костром. Его сорвало с якорей, и крейсер бортом навалился на  «Веласко», раздавив портовый буксир, который по несчастливой случайности оказался между кораблями. Последняя бомба поставила заключительную точку, обрушившись на корму «Адмирала фон Шпее». Несчастный крейсер выбросил в небо столб огня, затем окутался паром и дымом. Потоки топлива для могучих дизелей, огненными реками растекались по кораблю и, сквозь грохот разрывов и вой сирен, прорезались дикие вопли людей, сгоравших заживо.
Три пары истребителей Bf-109, поднятых в погоню за русскими бомбовозами вернулись ни с чем. И не все… Оказалось, что плотный строй бомбардировщиков способен за себя постоять. Да так, что один из кондоровцев, на самолете которого скрестились трассы стрелков пяти ТБ, камнем рухнул в голубые воды Бискайского залива. Бойня закончилась…

2242, 30 июня 1937 г., Рейхсканцлярия, Берлин

- Итак, я хотел бы услышать, – Гитлер, нервно крутя пальцами, прошелся по кабинету, – что конкретно произошло в Испании?
Перед ним стояли навытяжку сорванные внезапным приказом руководители Рейха, Вермахта, Кригсмарине и Люфтваффе. Гитлер обвел всех диким взглядом:
- О, вот вы, Редер , – гросс-адмирал моргнул, когда палец фюрера ткнулся ему в грудь. – Вы, кажется, говорили, что нашим кораблям в Испании ничего не угрожает? Так? А что, в таком случае случилось с «фон Шпее»? Триста пятьдесят человек убиты, двести – ранены! Пятьсот пятьдесят немцев! Немцев, Редер!
Он круто повернулся на каблуках и уткнулся взглядом в необъятное чрево Геринга.
- А ты, Герман? Кто обещал, что наши летчики легко возьмут небо Испании под свой контроль? Так, может быть, это твои легионеры бомбили наш броненосец?!
Глаза Гитлера налились кровью, голова затряслась. Он уже не говорил, а, задыхаясь визжал:
- Нейрат ? Вы – клинический идиот! Кто говорил мне, что англичане не пропустят русских в Испанию?! Кто говорил, что французы не пропустят русскую авиацию?! А-а! Вот и вы, Канарис ! Не вы ли заявляли, что русская группировка не представляет собой никакой угрозы?!  Не хотите принять на себя командование «Адмиралом фон Шпее» на переходе в фатерлянд? Вы же адмирал! Пока…
Гитлер упал, изо рта пошла пена, и он впился зубами в край ковра. К нему кинулись адъютанты, и врачи, пока охрана чуть не взашей выталкивала посетителей прочь …
… Через два часа фюрер Тысячелетнего Рейха лежал на диване. Его голова покоилась на коленях Евы Браун, которая нежно поглаживала его по волосам. Из закрытых глаз Гитлера текли слезы, а сам он тихо бормотал:
- Кретины, засранцы… Боже, почему меня окружают либо идиоты, либо предатели?..

Отредактировано Серб (31-03-2012 20:19:32)

Прошу прощения - не вошла ссылка. Игра слов: burro - по-испански -"осел" (в т.ч. и в смысле ругательства), а по-итальянски - "сливочное масло".

Уважаемый Краском, спасибо. Немедленно правлю. Товарищам MilesV и Cobra - как обычно глубоко признателен за правки.

Cobra, а Вы что имеете в виду?