1305, 02 июля 1937, мост через Эбро

- Так как, товарищ майор: пойдете с нами? – Усачев внимательно посмотрел на Лукина. – А то, если честно, у меня бойцов не так, чтобы много.
- Рад бы, – Лукин чуть смущенно развел руками. – Да приказ у меня: удержать мост до вашего появления и ждать посадки в самолеты. Здесь  новую задачу получим, погрузимся и – вперед!
- Ну, приказ – есть приказ, – согласился Усачев. – Хотя и жаль. Гляди-ка: твои с моими уже прям сроднились…
Лукин посмотрел туда, куда показывал танкист. Возле «бэтэшки» старший лейтенант Домбровский о чем-то весело беседовал с командиром-танкистом, сидевшим на лобовой броне,  а окружившие их члены экипажа, бойцы взвода Алексея и стрелки танкового десанта внимательно слушали. Вот танкист сказал, должно быть,  что-то особенно остроумное и все окружающие захохотали. Домбровский дружески хлопнул остряка по спине, но не рассчитал силы, и танкиста снесло с брони, словно ураганом. Однако тот не обиделся, а, упав, перевернулся на спину и лежа добавил еще что-то, вызвав новый взрыв хохота.
Майор задумался. Конечно, приказ был, но вообще-то…
- Слушай, майор, у тебя связь есть?
Усачев развел руками:
- Откуда? Со своими связаться могу, а вот со штабом – вымпелами и ракетами…
- Жаль…
Но добавить что-либо к своему сожалению Андрей Иванович не успел. Над головами командиров пронеслась тройка «ишачков», встреченная радостными возгласами танкистов, стрелков и парашютистов. От одного из истребителей вдруг отделился темный предмет, за которым развернулся длинный яркий хвост – вымпел. К месту вероятного падения тут же помчался мотоцикл разведки, и через несколько минут Усачев уже держал в руках алюминиевую капсулу.
Раскрутив ее, командир танкового батальона вытащил сообщение, пробежал его глазами, усмехнулся и протянул лист приказа Лукину:
- Почта, товарищ майор. Получите и распишитесь…
Это был приказ десантникам присоединиться к танкам Усачева…

-… А он что?
- Что «что»? А он и говорит: по глазам вижу, товарищ Каплер, что ты – шахтер. Глаза у тебя, мол, шахтерские… – С этими словами Ястребов достал из кармана комбинезона папиросы и протянул Домбровскому – Закуривай, медведище…
- Не курю, – ответил Алексей, однако пачку взял, повертел в руках, споткнулся о название «Монценкоп». – Это по-каковски же?
- По нашему, – Бронислав запустил коробку по кругу, – Закуривайте, товарищи…
Десантники и танкисты задымили, и снова вернулись к веселым воспоминаниям. Алексей рассказал, как их обмундировывали в Ленинграде, как кормили в дороге…
- М-да, уж, – протянул Киреев. – Редкостей вы много поели, хотя… А ну-ка, товарищи парашютисты, а кому доводилось кашу гречневую по-дальневосточному пробовать?
Десантники, а в особенности – старшина Политов, заинтересованно потянулись к Андрею. Такого блюда они не то, что не пробовали, но даже и не слыхали про него…
- Тоже из Дальневосточной армии? – спросил старшина.
- Никак нет, товарищ старшина. А кашку эту мы в эскадре попробовали, – сообщил Андрей и принялся словоохотливо рассказывать. –  Выдают нам раз консервы, открыли мы их – мать моя! Не мясо и не рыба, а чего-то белое…
- Сгущенка? – робко спросил кто-то из стрелков.
- Сам ты – сгущенка. Плотное оно, белое – ну, вот как снег, но с красными прожилками. Мы-то глядим, что бараны. А товарищ старший лейтенант нам и объясняет: крабы это. Как раки, только в море живут, да и выглядят по-другому. Ну, мы его спрашиваем: вкусные? А он только плечами пожимает: кому как, говорит. Тут обед начался, зевать некогда. Выдали нам, как полагается по бутерброду с икрой – норматив у нас такой был, по стопочке, а потом – каши навалили. Каша хорошая – зернышко к зернышку, а ни мяса, ни масла к ней не дают. Консервы, говорят, есть? Вот с ними и жуйте. Мы стоим, боимся – а ну как этими крабами кашу вконец испортим? Жалко же…
Бойцы заворожено слушали рассказ младшего комвзвода, искренне сопереживая, танкистам, которых пытались накормить непонятной едой. В армии главная радость какая? Обед. А тут…
- В общем, товарищ старший лейтенант тут и говорит: «Товарищ Каплер, как сознательный и умелый боец идите и добудьте луковицу и лимон».
Про лимоны знали все. Несколько стрелков содрогнулись от кошмарного воспоминания: красноармейцам на кораблях полагалось по четверть лимона в день, но иногда их выдавали целиком, раз в четыре дня. И ешь немедленно, под недреманным оком старшины. Один из красноармейцев – крепыш с россыпью значков на груди, скривившись, прошипел:
- Во, гадость-то… Мы их первые две недели так с лушпайками и жрали. А чего регочете? Кто объяснил, что ли, что их чистить надо?
- Ну, значит, Веня у нас – парень ушлый. Минут через двадцать является и тащит с собой полмешка лука и сетку с лимонами. Товарищ Ястребов как это увидал, так и сел. Ты зачем, говорит, товарищ Каплер, столько приволок? Нам, говорит, всего одна луковка нужна и пол-лимона. А Веня ему: «Я, товарищ командир, не только про себя – я и про других подумал. Им же это тоже есть…» Товарищ старший лейтенант только рукой махнул.
Вывалили мы этих крабов в котелок, вычистили из них штуковины такие, навроде хрящей, порубили мелко, с луком перемешали и соком лимонным полили. И с кашей пошло. Товарищ Ястребов нам сказал, что так корейцы на Дальнем Востоке этих крабов едят. Вот и вышла – гречка по-дальневосточному…
- Травите? – поинтересовался Лукин, подойдя поближе. – Ну, травите, травите... – Он посмотрел на часы, – Через двадцать минут – выступаем. Товарищ Домбровский, договоритесь с командиром взвода танкистов о порядке следования…

1903, 02 июля 1937, Москва, Наркомат обороны

- Ну, что скажете, Борис Михайлович? – Ворошилов прошелся по кабинету, нервно теребя ремешок портупеи. – Как?
Шапошников еще раз внимательно прочел донесения из Испании, затем уверенно заявил:
- Все идет именно так, как я и говорил, товарищ нарком. Разумеется, вся эта операция – чистое нахальство, но оно вполне может увенчаться успехом. Фронт Северной армии прорван в трех местах, стратегические мосты они захватили и удержали, а теперь просто развивают успех…
- А как вы считаете, Борис Михайлович, – Ворошилов налег голосом на «вы». – Сколько еще они продержатся на своем нахальстве?
Шапошников задумался, затем решительно тряхнул головой:
- Климент Ефремович, это невозможно предугадать. Никто не знает, насколько быстро франкисты поймут, что у маршала Тухачевского практически нет сил, и отсутствуют резервы. АГОН взял стремительный темп наступления и постоянно его наращивает. Могут и, – тут начальник Генерального штаба ввернул словечко еще кадетских времен, – и прошмыгнуть…
- А могут – и не прошмыгнуть, – усмехнулся Ворошилов задумчиво. – Вы подготовили предварительные расчеты действий, в случае окружения, товарищ Шапошников?
- Так точно, товарищ нарком. Прикажете отправить командующему АГОН?
-А вот этого делать не следует, – Ворошилов снова встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Представьте расчеты, проработку действий и проекты приказов моему адъютанту, а мы уже организуем доставку командирам корпусов АГОН.
Он снова улыбнулся в свои скромные усики. Шапошников, понимающе кивнул:
- Слушаюсь, товарищ нарком. Завтра же все документы будут лежать у вас на столе…

1115, 3 июля 1937 г., Москва, Кремль

Доклад о положении в Испании Сталин слушал молча. Ворошилов закончил, но Иосиф Виссарионович продолжал молчать. И вслед за ним продолжали молчать остальные присутствующие. Наконец Климент Ефремович вопросительно кашлянул. Сталин словно очнулся ото сна и поднял голову:
- Ну, что же, товарищи? Вопросы к товарищу Ворошилову? Нет вопросов? Совсем нет?
Последние слова были произнесены таким тоном, что всем тут же захотелось задать хоть какой-нибудь вопрос.
Первым осмелился высказаться Каганович. Он встал, откашлялся:
- Хотелось бы уточнить у товарища Ворошилова: какова вероятность того, что английский флот будет и дальше столь же благожелательно относиться к нашим перевозкам?
Неожиданно вместо Ворошилова ответил Сталин:
- Из наркомата иностранных дел сообщают, что правительство Хуана Негрина  заключило весьма выгодное экономическое соглашение с британским агентом. В обмен на про¬должение вывоза бискайской железной руды в Англию господин Негрин и его дипломатические советники получили от правительства Великобритании гарантии беспрепятственного следования военных грузов в Бильбао. Я думаю, что товарищ Литвинов, действовавший в этом направлении по заданию партии и товарища Ворошилова, предложившего такую сделку, заслуживает самой высокой похвалы, не так ли, товарищи?
Климент Ефремович лихорадочно попытался вспомнить: когда именно он предлагал Литвинову что-либо подобное, но не сумел и успокоился, рассудив, что товарищу Сталину виднее. Литвинов же напротив даже покраснел от злости. Только что, на виду у всех у него украли победу! Ведь это он – лично он! – докладывал Сталину о жизненной необходимости для Великобритании богатой железной руды из Бискайи. И Сталин тогда похвалил работу наркомата – кстати, а почему уже тогда не его лично? – дал добро на посредничество в переговорах испанцев с «Форин Офис» и вдруг… Так унизить, так оскорбить старого партийца-большевика, так замазать его личные заслуги!.. И правильно некоторые товарищи собираются его…
Тут Литвинов почувствовал неприятный холодок и поднял голову. На него, поблескивая стеклышками пенсне, в упор смотрел начальник ГУГБ Берия, сидевший рядом со своим наркомом Ежовым. Вот он наклонился к Николаю Ивановичу и что-то шепнул ему. Ежов тоже посмотрел на Литвинова и вдруг улыбнулся. Слегка, одними уголками губ.
Максим Максимович почувствовал, что ладони и подмышки у него мгновенно стали мокрыми. Пробившись сквозь запах дорогого французского одеколона  в нос ударил запах пота, а все тело сковал мертвящий ужас. «Они все знают! – билось в голове. – Они все знают!..»
Литвинов затравленно огляделся и только теперь заметил, что совещание продолжается. На него уже никто не обращал внимания. Вот начальник Морских сил РККА Орлов пожелал прояснить, как в будущем должно реагировать командование Эскадры Особого Назначения, если с линкоров будут снова изыматься снаряды главного калибра? И не означает ли это, что боекомплект следует увеличить? Вот Микоян уточнил, не испытывает ли АГОН проблем со снабжением советскими боеприпасами, и как республиканцы решают вопрос с развертыванием производства таких боеприпасов? О Литвинове все забыли. Максим Максимович незаметно вздохнул. Забыли? Вот и замечательно. Вот и не вспоминайте…
В этот момент Лаврентий Павлович оторвался от блокнота, в котором что-то записывал и снова посмотрел на наркома Индел. Его взгляд красноречиво свидетельствовал: не забыли, товарищ Литвинов, ничего не забыли…

1115, 3 июля 1937 г., Вальядолид

Генерал Франко прошелся по своему новому кабинету и недовольно поморщился. Здесь все его раздражало. Огромный стол не подходил к его более чем скромному росту, а высокий сводчатый потолок превращал каудильо просто в карлика. Большая карта Испании еще не висела на стене, а была прислонена к ней, и Франко приходилось наклоняться, чтобы разглядеть изменения линии фронта, уже нанесенные услужливыми адъютантами. Кабинет в Бургосе был намного удобнее…
Он стиснул кулаки так, что побелели костяшки. Кровь Христова! Большевики наступают с такой скоростью, что переезд из Бургоса в запасную ставку Вальядолид правильнее было бы назвать бегством! А ведь древняя столица Кастилии казалась таким надежным местом…
Каудильо задумался. Ведь еще недавно он посмеивался над линией укреплений Бильбао, в насмешку именуя ее «маленьким Мажино», а теперь? Бургос совершенно не защищен от наземных атак, да и с воздуха его прикрывают лишь две батареи из состава Легиона «Кондор». Может, немцы прикрыли бы его и лучше, но у них в F/88  больше ничего нет! Только что генерал Шперле предложил защитить Бургос новейшими противотанковыми орудиями три и семь десятых сантиметра, но Франко почему-то чувствовал, что это ничего не даст. У большевиков слишком много авиации, и она прочно захватила господство в воздухе, их танки много лучше немецких и итальянских машин, а солдаты… Их солдаты обучены так, что никакие испанские, марокканские и уж тем более итальянские части не идут ни в какое сравнение с этими чертями в защитной форме. Три моста защищали не более чем по одному батальону советских, а штурмовали их три усиленных полка! Дивизия! И что же? Один полк красных перемолол и раздавил эту дивизию, приданные танкетки, полковую и дивизионную артиллерию, раздавил – и пошел дальше, словно бы даже и не заметив сопротивления испанцев.
Скрипнула дверь, и в кабинет опасливо заглянул адъютант:
- Мой генерал, там, – осторожный жест в сторону приемной, – ждут полковник Унгрия  и генерал Бастико.
- Проси! – рыкнул Франко.
- Обоих? – растерялся адъютант.
- Нет! Первым – итальянца!..

… Этторе Бастико занял у Франко целый час. Он клялся, божился, ругался, грозился, даже чуть не разрыдался, обещая остановить своими чернорубашечниками наступление большевиков. Правда, он все же выпросил у каудильо кавалерийскую марокканскую дивизию, которую собирался использовать в качестве подвижного резерва, а также вынудил Франко немедленно приказать Хуго Шперле выделить две истребительных эскадрильи и эскадрилью разведчиков для обеспечения действий итальянского добровольческого корпуса. Впрочем, тут итальянец был прав. Каудильо и сам понимал, что без прикрытия с воздуха чернорубашечники обречены.
После ухода Бастико Франко несколько успокоился. План генерала выглядел убедительно. В конце концов у большевиков не так много сил…

Отредактировано Серб (10-04-2012 15:52:36)