***
Немецкий язык лейтенант Свиридов знал. В школе учился старательно и пятеркой своей гордился по праву. Вот только сейчас, когда нос к носу столкнулся с живым немцем, Андрей не понимал и половины произносимых слов, с трудом улавливая общий смысл. А понимаемое совсем не радовало: один фриц вещал что-то о своей преданности идеям национал-социализма, унтерменшах и чем-то подобном, естественно, не собираясь выдавать ни одной военной тайны. Второй просто молчал.
Допрос естественным образом зашел в тупик. Лейтенант уже и не знал, что делать дальше. От отчаянья пожаловался сержанту Стеценко на нежданную беду. Реакция пограничника лейтенанта, мягко говоря, удивила.
- Эка закавыка, - усмехнулся тот. – Такие беды вовсе и не беды, если умеючи! Яшку нашего зовите, товарищ лейтенант. Он и немецкий шо родной знает, и фрицы отнесутся к парню со всем возможным уважением!
Любецкий взялся за дело серьезно и обстоятельно. В первую очередь, ефрейтор при помощи пехотинцев, притащил еще пару чурбанов. На одном удобно уселся сам, на другом начал раскладывать всяческие вещи. Набор командира удивил, но он не вмешивался, стараясь понять что зачем. Понятно дело, пытками пугать будет. Наверное, так и надо.
Штык-нож от Токаревской «самозарядки», второй нож, поменьше и поухватистей, зажигалка, у самого же немца отобранная, - это легко сообразить. Сапожное шило – тоже. Кнут – тем более. А коробок спичек зачем, раз зажигалка есть? А тонкие веревочки? Вырезанная из смолистой еловой палки фиговина, больше всего похожая на огромную елду на длинной ручке?
Размещал всё это ефрейтор очень вдумчиво и неторопливо, несколько раз внимательно оглядывал немцев и менял порядок расположения вещей. Процедура раскладывания инвентаря длилась минут пятнадцать. При этом одессит не забывал напевать свои любимые куплеты:
«Тут на углу трамвай хмыря зарезал,
Да бог с ним и с трамваем и с хмырем.
У нас трамваев - полная Одесса,
Да и потерю мы переживем!»
Наконец, Яшка удовлетворился достигнутым и обратился к пленным, с нескрываемым ужасом наблюдавшим за процедурой.
- Ну что, - спросил он по-немецки, - поговорим?
И, не дожидаясь ответа, начал монолог. Даже лейтенанту, понимавшему далеко не всё, стало страшно. Профессиональный палач скучающим тоном обстоятельно рассказывал будущим жертвам, что их ждет. Для чего применяется каждый инструмент вообще, и как будет использован сегодня. Речь Яшки длилась еще четверть часа. Фрицы за это время позеленели в прямом смысле. Окончив речь, Любецкий обратился к командиру:
- Товарищ, старший лейтенант, который из них первым за дело говорить станет?
- Откуда же я знаю? – удивился тот.
- Таки прикажите! Которого скажете, тот и станет.
Свиридов почувствовал, что его немного подташнивает. Это от одного рассказа-то… На малознакомом языке! Пленных даже стало жалко на секунду. Но лейтенант взял себя в руки и кивнул на идейного любителя национал-социализма.
- Сережа, - обратился ефрейтор к пришедшему с ним Алдонину, - Вас не сильно затруднит маленькая просьба от старого товарища? Давайте снимем с этих арийских поцев штаны, чтобы не пачкать зря одежду. А когда мы заголим ихние могучие телеса, то имейте уважение, да отнесите второго до того места, - Яшка махнул рукой в сторону «муравьиного дома», высотой в метра полтора, - и посадите так, чтобы было удобно немножко отдохнуть и поужинать.
- Жопой сажать? – спросил прямолинейный пулеметчик.
- Вы таки всерьез считаете, что это принципиально? Главное, озаботьтесь, чтобы муравьям было удобно его немножко кушать. Это же наши, советские муравьи, надо устроить им небольшой праздник! И не смотрите, шо они рыжие, а не красные! У них таки все впереди! Схарчат немца – покраснеют!
Алдонин сделал шаг вперед, приноравливаясь, как бы половчее ухватиться… Пленники наперебой заговорили. Да еще так разборчиво, что Свиридов понимал почти всё. Немцы выражали самую искреннюю готовность к сотрудничеству, упирали на своё рабочее происхождение и…
- Мягкий я, всё-таки, человек, - вздохнул Любецкий. - А ведь папа предупреждал: сначала что-нибудь отрежь, потом разговаривай. Но они меня уговорили! Таки Сережа, не в муравейник, а рядом. И ради всего святого, если херр гефрайтер будет плохо себя вести, будь готов вернуться к первоначальному плану.
- Всегда готов, - оскалился Алдонин.
- От и славно! – одобрил Любецкий. Я всегда верил, шо Ви были примерным пионером, не взирая до вашего чемпионства по боксу.
И вернулся к испытуемым.
Немцы разливались соловьями. И, похоже, не врали. Во всяком случае, показания обоих совпадали до мельчайших деталей. По окончанию допроса ефрейтор подошел к лейтенанту и произнес:
- Товарищ командир, как обработаете, что они напели, и что хочите уточнить, таки зовите. Выясним в полном абажуре!
- Товарищ ефрейтор, ты их на самом деле пытать собирался?
Вечная улыбка на Яшкином лице неожиданно сменилось хищным оскалом. Куплет, который он умудрился напевать даже во время разговора (ох, сколько взысканий получено за эту привычку в довоенное время…), прервался на полуслове, и боец Любецкий произнес абсолютно серьезным тоном без всякого «одесского выговора»:
- Не собирался, товарищ лейтенант, а собираюсь! Как всё расскажут сами, так я у них же те слова и проверю. На один испуг полагаться нельзя! Враг, он враг и есть, о чем-то и умолчать может.
- Чем же ты в мирное время занимался? – покачал головой Свиридов.
- До войны? Служил. Не мирное то время, нет! На границе мира не бывает никогда. А этих жалеть не за что. Они мне за каждого парня с нашей заставы должны. Все вместе и каждый в отдельности. Отдавать своей кровью будут. До самого Берлина.

Отредактировано Чекист (03-04-2012 18:07:39)

Пост 311

прикажете

Все же - Константин..

Тут специально.