(продолжение)

*   *   *
     Николай Серафимович Барабаш, потомственный представитель рабочего класса, места своей трудовой деятельности менял довольно часто. Не потому, что его так тянуло к перемене этих самых мест, а, скорее, из-за широты души и пристрастия к зеленому змею. Нет-нет, пьяницей Николая никто не называл, да и выпивал он весьма скромно, так, грамм по пятьдесят после обеда, ну и еще стопочку на сон грядущий. А во время работы – почти ни-ни – «мы ж не алкаши какие». Вот только николаевы начальники никогда этого не понимали и все его заявления об «увольнении по собственному…» подписывали с плохо скрываемым облегчением.
     В настоящий момент Николай Серафимович трудился в Институте Атомной Энергии, куда его год назад устроил дядя Женя, фронтовой друг отца. Закрытые предприятия Коля Барабаш любил. А что, работа непыльная, платят хорошо – рублей по двести с гаком в месяц выходит, и перед знакомыми можно прихвастнуть («…в ящике тут одном работаю…»), и «левачок» всегда находится, а это и приработок неплохой, и уважение опять же. При всем при том мастером Николай был действительно неплохим. И не просто мастером, а где-то даже художником: и слесарь, и токарь, и в электричестве кумекал, да и из кирпича слепить мог что угодно – вон, бабе Дусе аккурат перед Олимпиадой печь выложил – любо-дорого посмотреть, недаром бабулька ему аж три поллитры выставила за работу. Одна только незадача - в Институте Барабаш числился на должности дежурного сантехника, но вот не нравилось ему это занятие - ну хоть ты тресни. И вовсе не от того, что был Николай брезглив от природы. Наоборот, надо выгребную яму почистить – нет проблем, в колодец забившийся залезть с разводным ключом наперевес  – тоже всегда пожалуйста.
     Хрупкая художественная натура рукастого сантехника страдала исключительно от того, что унитаз – это гениальное изобретение человечества, техническое чудо, требующее тонкой настройки и нежного обращения - самые обычные люди умудрялись выводить из строя буквально ежечасно, тем самым лишая нашего героя заслуженных перекуров и вводя его разум в состояние «когнитивного диссонанса». А непереносимые моральные страдания, причиняемые Николаю лицезрением фактов варварского обращения с водосливными приборами, требовали постоянного лечения, ну или хотя бы ежедневной профилактики. Поэтому прикладываться к облегчающему душевные терзания напитку приходилось несколько чаще, чем обычно. Вот и сейчас, после очередного визита к текущим бачкам, Николай Серафимович в смятении мыслей и чувств спустился в знакомый подвал, открыл широкую дверцу встроенного в стену пожарного шкафа и вытащил из него заветную бутылочку.
     Присев за импровизированный стол из старых ящиков, сантехник достал из рабочей сумки небольшой стакан, вяленую рыбу, газету и пакет молока. До обеда было еще далеко, но пить на пустой желудок и без закуски Николаю совершенно не хотелось. Плеснув на донышко стакана пару бульков живительного нектара, мастер шумно выдохнул и одним движением опрокинул в рот содержимое граненого сосуда. Сознание прояснилось, мир вокруг вновь наполнился красками. Повеселевший сантехник спрятал бутылку обратно в шкаф, уселся на ящик и блаженно расслабился. Минимум полчаса спокойного отдыха в запасе оставалось - клиенты подождут, а начальнику смены всегда можно наплести что-нибудь типа «осматривал стыки» или «искал протечки». Однако душа просила еще чуть-чуть добавить – первоначальная доза все-таки была маловата. Покряхтев, Николай встал и вернулся к знакомому шкафу.
     «Вот тебе и раз», - бутылки внутри не оказалось. Поставив стакан на каменную полку, Барабаш внимательно осмотрел шкаф внутри. В шкафу обнаружились куски раствора, дохлая мышь, плоская деталь круглой формы от какого-то прибора и несколько ржавых болтов. Выбросив из шкафа ненужный хлам и высохшую тушку самого страшного по мнению большинства женщин зверя, сантехник встал на четвереньки и тщательно обшарил пол, но кроме пыли там тоже ничего не нашлось. Встав на ноги и отряхнувшись, Николай протянул руку за стаканом, но с удивлением обнаружил, что пытается ухватить воздух – стакан исчез подобно бутылке. «Вот такие пироги», - грустно подумал сантехник и вдруг ужаснулся. – «Неужели…белочка?! Допился, блин». Ошарашенный Николай покрутил головой, аккуратно закрыл дверцу шкафа, но через несколько секунд вновь резко распахнул ее. «Оба-на!» - глазам изумленного мастера открылась картина-натюрморт в виде необычного молотка в окружении каких-то странных поблескивающих шурупов. Взяв в руки появившийся инструмент и собрав шурупы, Барабаш перенес неожиданные находки на стол, за которым только что собирался перекусить. «Да-а. Знатная вещица», - думал Николай, рассматривая молоток, - «цельнолитой, мягкий пластик на ручке, насечки, буквы иностранные… и шурупы… кажись, нержавейка... сверлышки какие-то миниатюрные на конце. Хм, откуда ж такое богатство?».
     Хоть Коля Барабаш и был в душе художником, но мыслить он умел очень даже логично. Бутылка и стакан исчезли? Исчезли. Молоток и шурупы появились? Появились. А, значит, что? Правильно, обмен. Способ, конечно, довольно экзотический, но, тем не менее, обмен - он и в Африке обмен. За полпузыря и стакан – справный инструмент и мелочь вдогонку, все честно – может, человеку срочно похмелиться потребовалось, вот он и решил поменяться. Но тут Николаю стало как-то неловко, ведь его неведомый партнер явно продешевил – за те вещи, что достались сантехнику, можно было бы выручить литр, а то и два, чистого спирта, не меньше. Надо было срочно восстановить справедливость, и Барабаш загрузил в волшебный шкаф завернутую в газету рыбу, а чуть погодя, присовокупил к ней пакет с молоком. Рыба и молоко исчезли в легком сиянии. Удовлетворенный Николай Серафимович запихнул молоток в сумку, ссыпал в карман шурупы и уже было собрался уйти, как краем глаза заметил, что обмен, оказывается, еще не закончился. На сей раз в шкафу лежал какой-то журнал.
     Назвать культурологическим шоком то, что испытал простой советский сантехник при просмотре журнала из пожарного шкафа, - это значит не сказать ничего. «Тараканы-мутанты съели семью из трех человек в подмосковном Реутове», «Баба Нюра предсказывает конец света в ближайшем месяце», «Голубые рвутся в Кремль», «Оборотни в погонях расчленили жертву бензопилой» - заголовки били Николая по голове словно кувалдой. Яркие журнальные иллюстрации притягивали и одновременно убивали наповал: страшные оскаленные морды сменялись оголенными задницами,  высохшие жуткие мумии – бородатыми мужиками в камуфляже и с автоматами, а на обложке, как апофеоз абсурда, - раздетая девица, сладострастно извивающаяся в лапах кошмарного монстра - и надпись поверху «Сенсационные откровения элитной проститутки».
     «Все, это абзац», - понял Николай Серафимович. Перед глазами сантехника как в калейдоскопе мелькали какие-то смутные образы. Гигантские тараканы грызут его обутые в балетные пачки ноги, горбатая бабка ласково улыбается из телевизора и наливает в рюмку крысиный яд, двое дюжих санитаров в милицейских фуражках тащат маленького Колю на Лобное место, где его уже ждет одетый в кожу бородач с бензопилой, а из окон ГУМа выпрыгивают ободранные шалавы с мешками на головах,  громко вопя «Богородица, прогони..!».
     - Блин, да что ж это за хрень в башку лезет, - громко выругался Николай, протер рукой лицо и, наконец, привел свои протрезвевшие мысли в относительный порядок. – «Так. Что мы имеем? Написано по-русски. Это хорошо. Но у нас так не пишут. Это плохо, то есть, не плохо, а хорошо… тьфу, не пишут - и хорошо, что не пишут. А где так пишут? Да откуда ж мне знать, где. Попробуем с другого боку. Как эта фигня называется? Не понял, «откровения» какой-то голой шмары - это и есть название? Да нет, не может такого быть? Ага, вот оно что. Ну ни хрена себе баян. Год 2012, сентябрь. Неужели и вправду?».
     Истина, открывающаяся дежурному сантехнику, казалась парадоксальной, но ничего сверхъестественного потомственный пролетарий в этом не видел – мало ли что на свете происходит. Ну посылка, ну из будущего - и что в этом странного? Осталось только последнюю проверку учинить, и все станет ясно.  Николай вытащил из сумки простую школьную тетрадь в клеточку, вырвал из нее листок, начертал на нем два коротких слова «Ты кто?» и опустил это своеобразное письмо на каменную полку пожарного шкафа. Через несколько минут ответ на вопрос был получен. Николай Серафимович развернул послание от пока еще незнакомого ему адресата и приступил к чтению: «Зовут меня Бойко Василий…».

(продолжение следует)

(продолжение)

*   *   *
     Василий Иванович затушил горелку и удовлетворенно оглядел петли, приваренные к  стальной дверце. «Ну вот, сейчас повешу замок, и все будет чики-пуки – теперь ни одна с… не узнает про эту хитрую нишу». Потом достал из сумки бумажный пакет, аккуратно его развернул и с легкой грустью посмотрел на небольшую фарфоровую статуэтку…
     Ровно три недели прошло с того памятного дня, когда Бойко познакомился с Колей Барабашем. Ну, не то чтобы познакомился, скорее, узнал, что есть на свете хороший парень Коля, или был на свете такой парень. Короче, черт его знает, как все правильно обозвать, но на общение и обмен посылками это никак не влияло. Василий хотел было найти Николая в своем времени, но тот его отговорил – мало ли что, вдруг помер уже или еще какие неприятности – лучше уж не знать наверняка. К тому же обоих посещала шальная мысль о том, что живут они все же не в разных временах, а в разных мирах, хотя и очень похожих, и миры эти случайно соприкоснулись.
     Бойко никогда не общался в сети, за компьютером не сидел, и даже слово Интернет представляло для него просто набор звуков. Но здесь, в подвале старого институтского здания, все было так, как нужно – берешь какой-нибудь предмет или записку, кладешь его в нишу старого пожарного шкафа и бац, он в том же самом месте, но ровно на тридцать лет раньше. А потом ты получаешь такой же ответ, только уже оттуда, из 82-го. Просто отправляешь – просто получаешь. И не нужны ни приборы, ни программы, ни другие непонятные глупости. Короче, никаких чудес, все по настоящему, как и должно быть в жизни.
     О своем житье-бытье Василий отписал Николаю еще в первый день их «знакомства», получив в ответ похожий вариант краткой автобиографии. Сочинять пространные опусы оба не умели, да и не очень-то желали, поскольку в школе по русскому языку и литературе имели твердый трояк. Так что весь процесс общения состоял из коротких записок и разнообразных подарков, пересылаемых через «волшебную нишу».
     Первыми предметами, сознательно отправленными в прошлое, были пять компакт-дисков с русским шансоном и «афганскими» песнями с рекомендацией «на послушать». И только после недоуменного вопроса сантехника из восьмидесятых «что это за фигня?» бригадир из двухтысячных сообразил, что сморозил глупость, и заменил диски обычными магнитофонными кассетами. Правда, и дискам Николай тоже нашел применение, по совету своего нового приятеля сплавив их двоюродному брату-водиле. И теперь лобовое стекло убитого ГАЗона брательника в полном соответствии с будущими традициями украшала лента блестящих кругляшей, вызывая законную зависть коллег. А хрипловатый голос в кассетнике, поющий про «владимирский централ, ветер северный», вышибал из дружбанов родственника скупую мужскую слезу и служил причиной многозначительного похмыкивания знакомых дам.
     Кубик Рубика, переданный по каналу межвременной связи и послуживший подарком николаеву племяннику, вызвал у последнего столь бурный восторг, что даже Лида, сестра Николая, не стала возражать, когда ее муж и брат уединились на кухне с портвейном, дабы вдумчиво и достойно обмыть новомодную головоломку.
     Неподдельную радость доставили Барабашу дешевый китайский тестер с цифровым экраном, купленный Василием на строительном рынке, несколько наборов прокладок (конечно, не тех, что в рекламе, а тех, какими пользуются сантехники всех времен и народов), а также коробка зефира в шоколаде и упаковка «Сникерсов».
     В ответ Николай трижды угостил Бойко овощными дарами со своего подмосковного огорода и астраханской воблой и подробно разъяснил, как правильно обустроить дымоход в деревенской печи.
     Но были и еще кое-какие подарки от контрагента из прошлого, подарки, что неожиданно вызвали у Василия немного подзабытое чувство стыда и теперь не давали покоя его совести. Сам он отправлял в восьмидесятые обычный ширпотреб, недорогой и привычный, не заставляющий его особо напрягаться ни в смысле денег, ни в смысле усилий, ни тем более мук творчества. А вот то, чем отдарился Николай,  было действительно уникальным. Фигурка взлетающего лебедя, сработанная из нержавейки и скрепленная медными проволочками, на небольшом мраморном постаменте и кубок из зеленоватого камня, украшенный маленькими гранитными вишенками, казались Василию настоящими произведениями искусства. Подобные вещи он встречал только в дорогих магазинах, и стоили они довольно много. Да и не в цене было дело. Просто и лебедя, и кубок Николай сделал сам, уверяя, что смог бы слепить их еще не один раз и что приятели его тоже, бывало, мастерили подобное. Василий Иванович никак не мог понять и принять тот факт, что тридцать лет назад обыкновенные работяги могли позволить себе создавать нечто исключительно для души, а не для продажи, и нисколько не тяготились расставанием с результатами своего труда – ведь это были просто подарки.
     А третьего дня перед окончанием вахты произошел еще один случай. Желая продемонстрировать приятелю, каким инструментом работают в 2012-м, Василий безо всякой задней мысли запихнул в нишу нерабочий и давно списанный бошевский перфоратор. Каково же было удивление бригадира, когда означенный прибор вернулся назад отчищенный, отмытый до блеска и, главное, в абсолютно исправном состоянии. К перфоратору была приложена записка «заграничная штука, дорогая небось, ничего, у нас любая зараза заработает». Сгорая от стыда, Иваныч вернул отремонтированный инструмент обратно в нишу, добавив к нему три  комплекта победитовых сверел, и твердо решил для себя: «Так больше нельзя».
     …Сжимая в руке фарфоровую статуэтку, Василий стоял перед «волшебным» шкафом  и вспоминал. Статуэтка досталась Бойко от отца, а тому от деда. Их дальний предок работал когда-то на фарфоровом заводе и однажды был пожалован красивой игрушкой одним из хозяев оного. Вообще говоря, фигурку крестьянки с коромыслом предок сам и смастерил, но обжигали и раскрашивали ее другие, да и делалась она, одна из многих, по заказу какого-то графа или князя. Довольный вельможа лично потом выбрал из коллекции несколько предметов и наказал наградить ими лучших мастеров в довесок к солидной денежной премии. Статуэтка хранилась в семье уже многие годы, и в детстве маленький Вася часто рассматривал ее сквозь стекло серванта – в руки ее брать не разрешалось. Десять лет назад, незадолго до смерти, отец предупредил Василия, чтобы тот не смел ее никому продавать, ну разве что подарить при случае какому-нибудь хорошему человеку. И вот теперь Василий Иванович отчетливо понял, что случай такой настал. В последний раз посмотрел он на фарфоровую девушку с коромыслом и, тяжело вздохнув, бережно поставил ее на кирпичную полку. Фигурка исчезла, но в тот же момент в шкафу появился другой предмет.

(продолжение следует)

(продолжение)

*   *   *
     Василий Иванович Бойко смотрел на полученный от Барабаша серебряный рубль начала позапрошлого века и размышлял. Мысли были довольно сумбурными, и вряд ли рязанский бригадир сумел бы грамотно и гладко изложить их на бумаге. Но даже если б это ему удалось, то все равно Василий Иванович никогда бы не поверил, что сумел написать такое.     
     «Хороший человек Коля Барабаш, добрый. И талант у него есть, и руки золотые. Но ведь пройдет каких-то десять лет, и все, закончится спокойная и счастливая жизнь Николая. Не сможет он, простой и наивный человек, вписаться в новые реалии. Может, сопьется, а, может, просто пропадет ни за грош, попавшись на крючок бандитам или жуликам».
     Василий вспоминал и свой неудачный опыт занятия бизнесом, и тех своих знакомых, что несли последние сбережения в конторы наподобие МММ, и тех здоровых и солидных мужиков, что сначала торговали на рынке продукцией родных предприятий, а потом клянчили на стакан возле автобусных остановок. Были и другие приятели, те, кто подался в рэкетиры, а затем прямиком на кладбище или в места не столь отдаленные. Правда, кое-кому из них удалось выжить в бандитских разборках и даже неплохо подняться, но такие либо воротили нос от старых друзей, либо без всякого зазрения совести использовали знакомых в своих деловых комбинациях. «Нет, не выживет Коля Барабаш в новом мире – нет у него ни хватки, ни злости, ни стремления к власти или богатству, ни того, что впоследствии назовут «здоровым прагматизмом». Да и сподличать или подставить кого тоже не сможет – слишком уж он прямой и честный».
      «Помочь хорошему человеку» – это желание казалось Василию самой правильной и самой достойной мыслью из всех, что приходили в его голову за предыдущие годы жизни. Но как помочь? Время не остановишь и не изменишь того, что предначертано. Что может сделать обычный человек в начале восьмидесятых, даже вооруженный знанием о том, что произойдет с его миром и со страной, в которой живет? Видимо, только одно – помочь себе и людям, которые рядом и которых он любит.
     Власть и богатство, богатство и власть – этот нехитрый тандем определял жизнь человечества на протяжении веков и тысячелетий. А ведь каждый властитель и каждый богач всегда окружен сонмом советников и соратников. И пусть это окружение не всегда отличается умом и талантом, но уж полезным для покровителя быть просто обязано. Нет, Василий, конечно, понимал, что вершители человеческой истории могут спокойно идти к своим целям прямо по головам всех прочих, походя ломая судьбы людей и не обращая внимания на проблемы маленького человека. Но и маленький человек тоже иногда, пусть даже случайно, бывает весьма полезен тому или иному властителю. Благодарности от последнего можно, конечно, не дождаться, но, тем не менее, это шанс, возможность вскочить на подножку уходящего поезда. И, наверное, было бы неплохо предоставить подобный шанс Коле Барабашу.
     Но к кому же попробовать прицепить безалаберного московского сантехника? Политики в девяностых менялись довольно часто, да и были они какими-то несерьезными. Нет, с политиками дела иметь не стоит – обманут в момент и не почешутся. Нынешний президент – мужчина, конечно, серьезный, и своих вроде бы не бросает, вот только в начале эпохи перемен был он никто и звали его никак. Богатеев-олигархов сильно проредил дефолт 98-го – на них ставку не сделаешь. А те, кто выкарабкались из кризиса, тоже теперь не в лучшем состоянии: один в тюрьме, другие по заграницам таятся – скрываются от карающей руки правосудия. Которые молодые, они в восьмидесятых еще мальчишками были, и толку от них тогдашних никакого. И кто же тогда остается?
     А остается, по всей видимости, только одна кандидатура. Персонаж в новой российской истории весьма примечательный. Непотопляемый и бессмертный, тихо ненавидимый всей страной, но, тем не менее, живой и вполне успешный. Что бы ни происходило, как бы ни складывалась жизнь в России, он всегда был на вершине или где-то рядом. Упорство или везение,  ум или хитрость, талант или наглость - что помогало ему сохранять богатство и влияние на власть предержащих? Что он был за человек? Бог его знает. И как бы к нему не относились, но за последние 20 лет не было в нашей стране персоны более популярной. Недаром фамилия его служила главной кличкой для каждого нового поколения котов определенного окраса. А ведущий одного модного телешоу представлял этого героя исключительно просто: «Дорогие друзья, встречайте нашего нового гостя… Анатолий! Борисович! Чумайс! Великий и ужасный! В-а-у!»…

(продолжение следует)

Отредактировано tva134 (21-12-2012 10:38:30)

А тапков все нет и нет. Может, все слишком банально и не интересно?