Александр Генис

Опубликовано 10.08.2011 18:26
Проблема ассимиляции эмигрантов, которую то и дело подогревают жуткие события,  ждет своего разрешения -  как политического, экономического и культурного, так и кулинарного. О последнем аспекте недавно напомнила американцам Джейн Зигельман, автор уникальной книги о "съедобной" истории эмигрантского Нью-Йорка.
Сто лет назад,  рассказывает она,  космополитическим Нью-Йорк уже был, а терпимым не очень. Европейская эмиграция, которую тогда политически некорректные газеты именовали "ордой", внушала  ужас. Приезжие отличались языком, костюмом, нравами, но главное – кухней. Они ели пахучее, острое и непохожее. Тогдашняя медицина учила, что  обилие перца и чеснока делает человека  нервным и вспыльчивым.  Общее убеждение сводилось в незатейливой идее. Чтобы из эмигрантов получились хорошие американцы, первые должны питаться, как вторые. Поэтому из "плавильного котла" стремились удалить все экзотическое, оставив в нем  стейк и яблочный пирог. Этому учили  специальные двуязычные кулинарные книги, благотворительные классы простой и чистой американской кухни и школьные ланчи, приучавшие учеников к  стандартной, пусть и безвкусной еде.
Крестовый поход против этнической кухни шел широким фронтом. Но хуже всего пришлось безобидному соленому огурцу, рецепт которого вывезли из Российской империи  евреи, сбежавшие от погромов  в  Америку. На Ист-энде, где в тесноте и бедности ютился  миллион  эмигрантов, огурцы – прямо из бочки – были одной из немногих радостей, доступных беднякам и любимой всеми,  особенно  детьми. Что приводило в ужас непривычную Америку. Все те же медицинские авторитеты  считали соленые огурцы опасным стимулянтом и приравнивали его к алкоголю и табаку.
Несмотря на такое отношение,  огурец сумел отбить себе место под американским солнцем и, как это водится у эмигрантов,  вывез родственников:  квашеную капусту, соленые помидоры, яблоки, даже – арбузы.
Все это великолепие я еще успел застать, когда треть века назад попал на Ист-энд, где уже четвертое поколение евреев уставило бочками упомянутую у Шолом-Алейхема Эссекс-стрит. С годами, однако, ассортимент менялся. Вместо эксцентрического  соленого арбуза и  ядреного моченого яблока появились средиземноморские маслины и мексиканские перцы. Но огурцы – старые, новые, с хреном и малосольные – никогда не покидали Нью-Йорка.  Перед праздниками на Эссекс  стояли часовые очереди, и если они теперь исчезли, то лишь потому, что бедный Ист-энд стал богатым, и бешеные цены на недвижимость вытеснили бочки из Манхэттана в Бруклин.  Впрочем,  с появлением интернета русско-еврейские огурцы отправились по всей Америке в качестве полномочных представителей многоязычной (во всех отношениях) нью-йоркской кухни.
Победа огурца над предрассудками,  как пишет Зигельман, обнадеживает, показывая, что нью-йоркцы "могут говорить по-испански, есть суши и быть стопроцентными американцами". Бесспорно, но надо отдать должное и стойкости главного героя этой истории.  Не зря Чехов писал, что ученые двести лет бились, а ничего лучше соленого огурца не придумали.