Именно так. Я и просил указать связь между Черкасовым и не названном в вопросе военным. А дело было так:
В СЕМЬЕ ГЕНЕРАЛА ДОВАТОРА
То, что у Черкасова на этой картине действительно имелся в распоряжении отличный дублер, не раз выручавший его в съемках сложных эпизодов, было известно из мемуаров самого актера... «В массовых батальных сценах и в эпизоде поединка, где лицо Александра Невского закрыто опущенным забралом, снимался опытный профессиональный кавалерист, который
своим умением, ловкостью и сноровкой создал мне незаслуженную репутацию
смелого всадника...» Отдавая должное мастерству своего «двойника», Черкасов, однако, не называет его имени.
Мог ли Доватор дублировать Черкасова? По воспоминаниям близко знавших его людей, Доватор был отличный конник: ловкая посадка в седле сразу бросалась в глаза. И характер у Льва Михайловича был кавалерийский — горячий, лихой. Одним словом, похоже, он обладал всеми данными, чтобы выступить дублером Черкасова в картине самого Эйзенштейна. И все же...
Поиски привели в семью генерала. В Москве живет его вдова Елена Лаврентьевна. Мы встретились, разговорились. Несмотря на преклонный возраст, она сохранила ясную память.
— Это было в конце тридцатых,— рассказывает Елена Лаврентьевна,— Мы жили уже в Москве, Лев Михайлович только окончил академию и получил назначение в Особую кавалерийскую бригаду НКО СССР. И вот однажды он приходит домой и с порога объявляет: «Будем сниматься в кино!» Мы не сразу поняли, о чем идет речь, а потом выяснилось, что кавбригада приглашена на съемки фильма «Александр Невский». В нашей семье с того дня только и говорили что о киносъемках. Какие конкретные задачи приходилось решать во время съемок военным, об этом вам лучше расскажет Калмыков — он командовал этой бригадой, был консультантом   у Эйзенштейна.КОНСУЛЬТАНТ ЭЙЗЕНШТЕЙНА
Мне повезло. Выяснилось, что Константин Гаврилович Калмыков, генерал-майор запаса, один из непосредственных участников тех далеких довоенных кинематографических событий, все эти годы поддерживал тесную связь с семьей Доватора. Да и жил он неподалеку от их дома, в том же районе на Фрунзенской набережной, в нескольких минутах ходьбы.
Так что буквально через несколько дней, договорившись по телефону о встрече, мы уже восстанавливали вместе с Калмыковым подробности съемок знаменитой сцены «Ледовое побоище». Память у генерала была отличная, картину знал превосходно, легко в ней ориентировался. О своей работе с Эйзенштейном он мог бы написать увлекательную книгу воспоминаний, и не было бы ей цены. Не написал, не успел. К сожалению, вскоре после нашей встречи, а было это два десятка лет тому назад, Константина Гавриловича не стало... Но осталась в моем блокноте запись беседы с ним. Вот что он рассказал тогда:
— Съемки батальных сцен в «Александре Невском» были очень сложны. Трудность заключалась в том, что на крошечном участке нужно было по всем правилам военного искусства разыграть «Ледовое побоище», эпизод, который потом в фильме займет около сорока минут —    время    колоссальное. Потрудиться нам пришлось тогда немало. Все шло хорошо, пока снимали статичные планы Черкасова. А когда приступили к батальным сценам, выяснилось, что кавалерист из нашего любимого актера, наверное, не получился бы. И если на крупных планах, как, скажем, в сцене въезда Невского в Псков, снимался сам Черкасов, то в батальных эпизодах мы, конечно, не рискнули сажать его на лошадь.
Кто его дублировал? Нет, не Доватор. У нас хватало других забот. Я был консультантом у Эйзенштейна, Доватор готовил войска к съемкам, работал он с увлечением, съемки ему нравились, но в кадре его нет. Да и не мог он дублировать Черкасова по одной простой причине: слишком разного роста они были. Ну, Черкасова вы представляете, а Доватор — среднего роста.
Дублера для трюковых съемок — драки, скачки — мы отыскали в массовке. Им оказался один из наших кавалеристов — молодой
старший лейтенант, обладавший прекрасным ростом, великолепной фигурой, посадкой. Звали его Бучилев. Мы рискнули: на одной из съемок подменили Черкасова — сняли на общем плане дублера, посмотрели на экране, никто не заметил нашей «хитрости». А дальше уже снимался в сложных сценах Бучилев. Кстати, в знаменитой сцене поединка русского князя с магистром в роли противника Александра тоже снимался наш офицер, Сурков. Войну он закончил генералом танковых войск. Прекрасно тогда справились со своей задачей наши кавалеристы. К сожалению, потом судьба разбросала нас на долгие годы в разные стороны и мы уже не встречались.

В ГОСТЯХ У БУЧИЛЕВА
Рассказ Калмыкова, очевидца и консультанта фильма, непосредственного руководителя постановки батальных сцен и прямого командира, в подчинении которого находился черкасовский дублер, исключал всякое сомнение. Но как найти его спустя много лет? Слишком мало сведений о нем, почти ничего. Неожиданно выручили харьковские школьники. Откликаясь на одну из ранних моих публикаций об истории создания картины, ребята написали, что знают человека, которого я ищу, что его зовут Николай Иванович Бучилев и он живет в их городе.
...И вот я на пороге его квартиры в Харькове. Дверь мне открывает рослый, сохранивший прежнюю стать немолодой уже человек с блестящей военной выправкой. Николай Иванович Бучилев оказался немногословным, хотя и очень общительным, внимательным, предупредительным.
— Для меня все это было крайне неожиданно,— рассказывал Николай Иванович Бучилев.— Однажды к нам в бригаду приехали гости, Черкасова мы узнали сразу, позже — Эйзенштейна. После предварительных смотрин на манеже, где мы совершили несколько кругов на своих конях, меня вызвали к командиру. В кабинете я увидел Черкасова, Эйзенштейна и еще каких-то неизвестных мне людей. Калмыков очень коротко, по-военному, объяснил, зачем меня вызвали. Снимается историческая картина, требуется опытный кавалерист. Без лишних слов, глядя на меня в упор, он строго спросил: «Не подведешь?» Вопрос звучал так, словно дело уже решено, и мне остается только подчиниться.
И вот съемка. Меня облачили в княжеское одеяние, надели кольчугу, шлем, приклеили бороду, накинули плащ. Когда мой конь привык заново ко мне, мы показали с ним «свечу»          Эйзенштейну.
Режиссер, видимо, остался доволен, потому что тут же решено было снимать этот кадр. Потом мы сошлись в поединке с Сурковым — дублером тевтонца, дрались всерьез, забыв о камере. В какой-то момент меня охватил такой азарт, что я не удержался и со всей силой так съездил по рогам безобразного шлема моего дорогого магистра, что он едва удержался в седле. Сурков долго потом не мог простить мне этого случая.