И не надо
А то, в самом деле, зачтут чероновик, а потом выносят мне мозг на комментах к чистовику, где уже давно всё по-другому   

Прода. Воспитательно-педагогическая.

После ужина мы с Дойленом поднялись в библиотеку, где я наконец решилась показать ему письмо своего предшественника. Раньше не было особой возможности, слишком много постороннего народу слонялось по усадьбе и за её пределами – крестьяне, местная полиция, даже одна из дальних соседок по управе пожаловала. Официально чтобы выразить сочувствие, ибо покойный Лугир в своё время жестоко оскорбил её мужа, а фактически на разведку – нельзя ли с этой истории что-нибудь поиметь. Хитрая ведьмочка. Поимела она моё ответное сочувствие и скудненький завтрак перед дорожкой, поняла, что на большее рассчитывать не приходится, и быстренько уехала. Потом дознаватель вынимал душу, вылитый инспектор Лестрейд в исполнении великолепного артиста Брондукова. Только к вечеру, устав от суеты, беготни и необходимости орать на этих дурищ безграмотных, я не выдержала, послала всех открытым текстом в дальнее путешествие и заявила, что если кто до утра побеспокоит, порву на тряпки.
Едва я поведала своему союзнику историю обнаружения послания из прошлого, как внизу послышался гневный Ирочкин голосок. Хм… Это кто у неё сегодня "дурак"? Потом по коридору кто-то пробежал, хлопнула дверь, и всё стихло. Удивлённо переглянувшись, мы снова принялись за изучение письма. Дойлен дал мне несколько дельных советов и тоже согласился, что в ближайшее время стоит ждать гостя. Потому предложил носить кольцо если не на пальце – там два моих свободно влезут – то на видном месте. На цепочке, скажем. Кто не в курсе, примет за память о дорогом человеке, а кто в курсе, сразу всё поймёт. На том порешили и разбрелись по своим комнатам. Наконец-то мне удалось немного поспать… Зато с утра пораньше в дверь постучали.
- Кому там не спится? – сонно проворчала я, не без сожаления высовываясь из-под одеяла в холодок комнаты.
- Стана, это я, - голос вроде Ирочкин, а интонации… Э? Её случайно не подменили?
Всунув ноги в противно холодные туфли, я набросила на себя плед и, ёжась, потрусила к двери. Отодвинула засов. Здесь толстые деревянные засовы, а в моей комнате он вообще железный. Иногда – весьма полезная штука… Нет, Ирочку не подменили, это она. Вот только глаза красные и на мокром месте, а печальное лицо наоборот, бледное. За исключением носа.
- Так, - хмыкнула я, прикрывая за ней дверь. Нечего комнату выстуживать. – Заходи. Садись. Рассказывай.
Ирочка хлюпнула носом, но послушалась. И поведала весьма душещипательную историю. Честно говоря, даже не знаю, смеяться надо, или плакать.
- Мы с Тилем на кухне были, - говорила она. – Не, ты не думай, мы этим там никогда не занимались, только в комнате. Просто целовались. А тут эта дубина заходит, Керен. Посмотрел на меня так… странно… и говорит Тилю: твоя, мол, девка? Тиль аж язык проглотил, только покивал. А этот опять у него спрашивает: жениться на ней думаешь? Если нет, я себе заберу. А Тиль… Он… Ыыыыы!
- Не реви, - сейчас сюси-пуси только хуже сделают, нужно говорить построже. Я тётка, или погулять вышла? – Продолжай.
- Тиль ему и говорит – так и так, не извольте беспокоиться, господин десятник, я отваливаю… - Ирочка всхлипнула и вдруг злобно добавила: - Слизняк!.. Я хвать половник, двинула ему по лбу, и так и сказала: слизняк! А этот, с бляхой, ржёт и начинает меня лапать. Типа, хоть я и порченая, но папа ему плохую невесту сватать не стал бы. Огрела и этого, и сказала, что он дурак. А он мне вслед и говорит: мол, лучше смелый дурак, чем трусливый слизняк. И ржёт… Стана, я ж его боюсь, – добавила Ира, вдруг посмотрев на меня взглядом несчастной кошки, выпрашивающей колбасные шкурки у прохожих. – Ты ж говорила, что не отдашь меня, если я против. Скажи им обоим, и папе, и сынку, чтоб отвязались!
- Скажу, - твёрдо пообещала я. – Но обещать, что Керен и дальше не будет руки распускать, не могу. Я за ним по пятам ходить не желаю.
- А если он ко мне в комнату залезет? Стана-а-а, ну скажи ты им…
Ага. Пробудился от долгого сна Ирочкин таракан Манипулька. Ха! Да этот её насекомый – хиляк по сравнению с моим цинизмом! Поработайте пятнадцать лет в IT-секторе большой фирмы, поруководите безбашенным молодняком, воображающим себя круче Билла Гейтса, и у вас отрастут зубы как у тираннозавра.
- Слушай, дорогая, - я мгновенно пресекла её новую попытку поныть и пробить на жалость. – Ты вообще кто? Ты человек или мебель? Так привыкла хвастаться своей самостоятельностью, а на деле решение любого важного вопроса спихиваешь на других. На родителей, на друзей-подружек, на меня! Да, мебелью быть удобно, от неё никто не ждёт, что она начнёт что-то решать. Ею любуются. Только до тех пор, пока не появится мебель поновее и покрасивее. Так что давай, не злись, не реви и не воображай, что весь мир против тебя, а выводи мозги из безопасного режима в штатный. Родителей и подружек тут нет, а я не вечная. Решай. Сама решай, ясно? Хочешь получить совет – спрашивай, но думать за тебя я не собираюсь.
Ирочка хныкнула, но промолчала. Уже имела случаи убедиться, что попытки "повыпедриваться" – то есть бурно возражать и делать всё наоборот – приводили только к неприятностям. Для неё самой в первую очередь. Вспомнила, небось, как я не советовала ей строить глазки сыну деревенского кузнеца. Сделала назло, по принципу "сниму зимой штаны и назло маме сяду в сугроб". Чем закончилось? Еле отбила дурёху у этого бугая и двух его дружков. Только и спасло, что я метнула искру и пригрозила спалить сеновал, куда её волокли, к чертям кошачьим. Сразу вспомнили, кто тут главный. И вообще, только мать может бесконечно терпеть подобную доченьку. Я не мать, я злая ведьма-тётка, и мне уже надоело вытирать ей сопли. Двадцатый год девке пошёл, пора своим умом жить.
- Я… я подумаю, - прошептала она, утираясь платочком. – А если... Я ж его и правда боюсь. Вот как бы ты на моём месте поступила, а? Вот папаша Керена, он поначалу какой наглый был, а теперь? По струнке не ходит, но больше не наглеет и тебя уважает.
- Это потому, что я себе на шею сесть не дала. И ты не давай. Ты поговорила бы с Кереном напрямую: мол, так и так, давай сразу договоримся, что я не мебель. Только не наезжай, он стражник, может не понять юмора. Покажи себя серьёзной дамой. Если он сам на рожон полезет, тогда можешь смело посылать его подальше.
- А он поле-е-езет… – Ирочка выложила свой последний козырь.
- Тогда не майся дурью, а посылай сразу. Но постарайся сделать это так, чтобы не наломать дров. Я за тебя это делать не буду. Думай и действуй. Времени у тебя – до моего отъезда. Потому как ты едешь со мной.
- А Керен? – опешила Ира. – Я его пошлю, а он с отцом поедет – что тогда?
- Да, он, кажется, едет с отцом и матерью…
- Ой…
- Не "ой", а думай, что и как будешь ему говорить. Уйми своих тараканов и веди себя наконец, как взрослая женщина, а не как прыщавая тинейджерка. Тут такие долго не живут.
Надеюсь, на этот раз у неё хватит ума не выпендриваться, а действительно включить мозги. В этом мире и в её случае сие в самом деле вопрос выживания. Я уже не говорю о вопросе возвращения в наш мир. Не хочется спугнуть удачу, даже намекнув Ирочке на такую возможность.

6

Во двор въезжал крытый кожаным пологом фургон, запряжённый парой крепких выносливых лошадок. По местным меркам – почти что грузовой "Мерседес". На козлах сидел длинноволосый подросток. Паренёк как паренёк, самый обыкновенный. Одет просто. Немного похож на Дойлена. Судя по тому, как следом за фургоном въехал и сам дорогой союзник, то я имею честь лицезреть его среднего отпрыска.
- Обещал управиться к обеду – управился, - Дойлен лихо спрыгнул на землю. Дежурный поцелуй – на людях мы всё ещё изображали почтенную парочку, решившую осчастливиться рождением наследника – и сразу же кивок в сторону подростка.
- Знакомься, милая – Энгит, мой средний.
Парнишка, намотав вожжи на какую-то фиговинку – я по сей день не научилась разбираться в лошадях и всём, что идёт с ними в комплекте – тоже спрыгнул с козел и сдержанно поклонился. Мыслями он явно был далёк от Масента.
- Эй, Инген! А ну покажись, не прячься! – захохотал отец.
Что, он и младшего приволок?
Из глубины фургона со смехом появился мальчик лет восьми. Тоже – ничего необычного, мальчик как мальчик. Глазёнки хулиганские, но это не злобное хулиганство моих одноклассничков, а обычная детская шкодливость. Так… Я не поняла, мой дорогой сосед собрался устроить тут детский сад? Зря. Воспитательница из меня, прямо скажем, как балерина из нашей старостихи.
- Очень кстати, - процедила я, вежливо оттащив его к крыльцу. – Просто невероятно вовремя ты их сюда привёз. Другой няньки не нашлось? О чём ты вообще думал?
- О том, что их мать уже выехала в Туримит, - с Дойлена как с гуся вода – ничем не проймёшь. – Она сочла неприличным появиться в волостной столице в обществе неодарённых сыновей. Ты себя нашими приличиями особо не ограничиваешь, предпочитаешь обходиться своими.
- Спасибо за комплимент, - я съязвила, ибо больше мне ничего не оставалось делать. – Ты прав, отсутствие Дара у твоих сыновей меня не смущает. Смущает только, что ты привёз их сюда, не спросив меня. Или в ваши приличия это тоже не входит?
- Предлагаешь их выгнать? – окрысился Дойлен.
- Предлагаю впредь хотя бы интересоваться моим мнением, прежде чем на него наплевать. Гнать мальчишек не стану, ты прав. Но мне не нравятся твои постоянные попытки мной порулить.
- Что ж, - произнёс сосед, - я в тебе не ошибся. Пусть через скандал, но я добился своего. Учту на будущее.
У меня вертелось на языке очень неприличное слово. Но как его скажешь при детях, даже если их папаша таков и есть?
- Мне нужно съездить в Рему, - тем временем продолжал Дойлен. – Фургон, кстати – это наше совместное приобретение, мы недавно говорили о сборах в дорогу, так я решил немного помочь с выбором. Ты совершенно ничего не понимаешь ни в лошадях, ни в фургонах.
- Мы ещё вернёмся к этой теме, - в переводе с дипломатического языка на местный это означало: "Не заговаривай мне зубы!" – Пока будь добр, объясни невежественной иномирянке, с какого перепугу твои дети обязаны слушаться постороннюю тётку, пока родители в разъездах?
- Потому что я им велел тебя слушать, - последовал ответ. Вполне логичный – для этого мира и этого общества. – За них я спокоен. Беспокоюсь только, как бы они тебя саму плохому не научили.
Сссспасибо, дорогой. Мало мне мороки с Ирочкой, да? Решил, что если я умудряюсь хоть как-то на неё влиять, то и его пацаны будут под надёжным присмотром? Нет, дорогой мой сосед, ты не затем их привёз, манипулятор чёртов. Но об этом мы с тобой тоже поговорим. На досуге. Пусть в столицу неблизкий.
Он уехал, пообещав вернуться завтра к обеду, а мне достались его сыновья, снабжённые инструкцией "слушаться тётю Стану". Все трое, кстати, поскольку Керен всё ещё ошивался в доме. Энгит оказался подростком со всеми подростковыми комплексами: "Предки меня не понимают!" – его девиз. Знаем, плавали. Меньший, Инген, единственный, кто хоть немного радовал меня в этом дурдоме. Выяснилось, что мой велосипед и без всяких заклятий производит магическое действие. Отрегулировала седло и руль под его рост, научила ездить, и до самого вечера его невозможно было снять с велосипеда. Мальчишка, что с него взять… Кое-как удалось загнать его за вечернюю кашу и в постель только после твёрдого обещания, что завтра тоже дам покататься. Когда ребёнок наконец заснул, я снова спустилась в трапезную и застала Энгита скучающим над тарелкой с намертво остывшим ужином. Ну, да. Я же велела вставать из-за стола, пока всё не съест, а он пообещал отцу слушаться. Парень качал ногой и глядел в потолок с таким видом, будто мир рушится, а он, его спаситель, вынужден ковыряться в тарелке с кашей.
- Нан! – я позвала служанку. – Замени молодому господину тарелку, его порция остыла.
- Не буду я это есть! – вспылил Энгит, прекратив наконец качать ногой. Кстати, терпеть не могу это движение, инфантилизм какой-то, а он вроде уже не мелкий сорванец.
- А что будешь? – я невозмутимо заняла своё кресло. – Мясо, колбасу, жареного гуся?
- Вообще ничего не буду, - подростковый бунт продолжался. – Не хочу, и всё. Так трудно это понять?
- Ясно, - я аккуратно отрезала несколько тонких ломтиков копчёной гусятины, пожила на хлеб и, закусывая получившимся бутербродом, воздала должное каше. – Все взрослые – козлы. Они меня совсем не понимают. А я уже почти взрослый и всё сам соображаю без посторонних подсказок. Верно?
- Я не… Что?
Кажется, я сумела его удивить. Надо развить успех, пока не поздно.
- Ничего, - улыбаюсь. – Я угадала, да?
- Вот ещё… - пробурчал Энгит. – Вовсе я ничего такого не говорил.
- Но думал.
Ответом мне был вздох и уставленный в стол взгляд. Служанка тем временем сунула "молодому господину" другую тарелку, с горячей кашей.
- Парень, мне тоже когда-то было четырнадцать, - сказала я, облизывая ложку. – И, хотя это было давно, до сих пор стыдно вспоминать. Я тоже считала себя самой умной, и что меня никто не понимает. Ты представить себе не можешь, что я тогда устраивала родителям. Потом подросла, вышла замуж, уехала в другой город. А когда до меня дошло, какой я была дурой, когда собралась поехать к ним и извиниться… Просить прощения стало уже не у кого. Мои родители умерли. Так что цени своё счастье, Энгит: твои родители – живы.
- Матушке вообще-то всегда было всё равно… - начал было Энгит.
- Ты – сын, ты не имеешь права её судить. Пусть другие судят.
- Вы, например? Воображаю, что вы о ней наговорите.
- А вот переход на личности – грязный приём, парень. Он означает, что тебе больше нечем крыть.
Да, Энгит, тут тебе не интернет, хоть ты не в курсе, что это такое.
- Я её не знаю, - продолжала я, не забывая об ужине. – Потому не считаю себя вправе составлять мнение о её персоне. Это во-первых. Во-вторых, каков бы ни был взрослый, он всё равно видел и слышал больше тебя. Если он, конечно, не паралитик, всю жизнь просидевший в четырёх стенах. И то, кстати, сомнительное сравнение, ведь даже паралитик может общаться со многими людьми и читать книги. Отца же ты слушаешь, хотя он из тех самых взрослых, которые всегда поучают.
Энгит явно порывался возразить, но упоминание об отце заставило его передумать. Он только хмуро потупился и с видом каторжника на галерном весле взялся за ложку.
Кое-как управившись с этой напастью, я пожелала парню спокойной ночи и поднялась к себе. Точнее, я успела только подняться по лестнице, как услышала странные звуки. Вернее, весьма недвусмысленные звуки. Осторожно высунувшись из-за угла, я увидела в дальнем конце коридора парочку, занимавшуюся известным делом у стены, в положении стоя. Лица пыхтящего, как кузнечный мех, мужчины я не могла разглядеть – он стоял ко мне спиной – но судя по фигуре, это Керен. А вот его сладко постанывавшая подруга почему-то одета в Ирочкино платье… Ну вот, додипломатничалась… Сама грешна, потому не стану ей указывать, с кем спать, но ведь есть же комната! Веди любовника к себе, раз вы сговорились. Нет, обязательно нужно делать это в коридоре, куда в любой момент могут забежать служанки, куда могу прийти я, наконец. О Риене я вообще молчу… Наконец они там управились, послышался вздох, шуршание одежды и Иркино хихиканье: "А ты лучше этого слизняка, милый… Пойдём ко мне…" Боится она его, как же. Прямо коленки дрожат. Ладно, врываться в спальню и обламывать им кайф не буду, но завтра поговорю.
Подождав, пока коридор освободится, я уже не без опаски проскользнула в свою комнату. Разделась, забралась под одеяло и только начала задрёмывать, как почувствовала… Кто-то, наделённый немалым Даром, пересёк границы моего владения. Маг, не меньше. Притом, не управского уровня, а птица куда более высокого полёта.
Сердце ёкнуло. Что это? Визит ожидаемого гостя, или начало крупных неприятностей?
Я встала, затеплила свечку и первым делом полезла в шкатулку – за наследством своего предшественника. Дойлен прав: посвящённый всё поймёт, а для непосвящённого это всего лишь побрякушка.
Господи, прости, что обращаюсь к тебе в такой поздний час, но не мог бы ты приберегать такие визиты на светлое время суток? Сон, правда, как рукой сняло, но имей же совесть!

7

Попробую ответить по пунктам
1. Когда-то такое было сплошь и рядом (давно, правда), но Одарённых детей изымали из семей, будем так говорить, в школьном возрасте. То есть, организовывались спецшколы, где в течение нескольких лет связь ребёнка с родителями ловко разрывали. Выпускник такой школы, получивший в свои руки власть и гордыню, уже стыдился родителей-простолюдинов и (главное качество снобов) старался всячески подчеркнуть свою избранность. В результате за пару тысяч лет из нижних слоёв общества попросту выкачали ген магического Дара, каста замкнулась на себя, а последующая политика кормёжки артефакта людьми с любым дарованием добила у них этот ген полностью. Позже это в тексте будет обрисовано, но вы задали вопрос, и я ответила
2. Увы. Кастовая замкнутость узаконена. Такой брак - преступление.
3. Вот тут у меня только предположения, что ген рецессивный, как ген пушистости у сибирских и норвежских кошек. А возможно, он даже не один, а работает в комплексе с другим. Потому даже брак двух колдунов не гарантия, что все их дети тоже будут волшебниками   

Отредактировано Елена Горелик (19-09-2013 20:34:20)