Прода. М-да...
2
Лучше не спрашивайте меня, хорошо ли я спала. Плохо. Можно сказать, глаз не сомкнула.
Дойлен храпел так, что сотрясался фургон, а наши лошади беспокойно фыркали. Поставленная мной сфера тишины держалась от силы десять минут: я была в настолько растрёпанных чувствах, что не могла толком сосредоточиться. А под утро, в один из тех коротких периодов, когда заклинание приглушало могучий храп, я услышала, что кто-то тихо-тихо ходит вокруг фургона. Какой уж тут сон… Расстегнула кобуру и коснулась пальцами рукояти пистолета. Потом осторожно выглянула в щель: мальчишки благополучно спят под натянутым полотнищем, завернувшись в одеяла, а Лис уже вылезает оттуда. С виду заспанный, но тому, кто попытается на него напасть, придётся совсем кисло… Тихие шаги исчезли, растворились в звуках раннего утра.
Только тогда я сумела провалиться в недолгий сон-забытьё. А когда проснулась, Дойлен, приподнявшись на локте, разглядывал меня. Притом, казалось, будто он боялся меня потревожить. М-да, ну и видок у него после вчерашнего. Бледный до синевы, растрёпанный, осунувшийся, на рубашке винные пятна. Но – улыбнулся. Сразу, как только увидел, что я глаза раскрыла.
- Голова не болит? – первым делом поинтересовалась я, едва заметно улыбнувшись в ответ.
- Болит, - честно признался он. – Послать Лиса за вином, или у нас ещё что-то осталось?
Без лишних слов я поднялась, порылась в корзинах и вытащила на свет божий маленький запечатанный кувшинчик. На котором не хватало только надписи: "Осторожно, джинн!" Дойлену как раз на один глоток.
- Ух, хорошо! – он забросил пустой кувшинчик в угол. – Сразу в голове прояснилось… Э… Стана, я вчера ничего этакого не натворил? Что-то ты слишком хмурая.
- Не выспалась, - буркнула я. – Ты храпел, как… не знаю, кто.
- Точно ничего не было?
- Точно.
Вчерашний вечер я до конца жизни помнить буду. Но ему не расскажу. Во всяком случае, пока не выясню, что там у него стряслось. Если вообще решусь вывалить ему на голову… такое. Хотя, как знать, может тут подобные фокусы в порядке вещей.
- А я уж подумал… Ладно. Я тебе другое сказать должен, - он помрачнел, улёгся и уставился в полог. – Сначала о невестке моей. В порядке она, на сносях уже. Радуется. Сын мой, с тех пор, как мы с тобой его слегка поучили, бить её перестал… Но это… пожалуй, все хорошие новости.
- Ох… - услышав, каким бесцветным, вылинявшим голосом это было сказано, я нешуточно испугалась. – Твоя жена?..
- Моя жена – жирная безмозглая гусыня, - теперь на бесцветном фоне проявились алые нотки гнева. – Я, дурак, понял это слишком поздно.
Вот оно что… Вот что означали его вчерашние слова про "двадцать пять лет кобыле под хвост". Расспрашивать о подробностях – жестоко. Четверть века просто так не скомкаешь и в мусор не бросишь, как использованную бумажку. Но он сам всё рассказал, без моих расспросов.
- …слово за слово, я ей – скажи, разве мы столько лет жили не любя друг друга? А она мне: тебя, мол, не то, что любить – вообще с трудом терпеть можно. И она радуется, что наконец нашлась …дурочка, готовая это делать вместо неё. Сказала, что все годы она мучилась и ждала, не могла дождаться, когда кто-нибудь из соседей меня пришибёт. Что радуется, считает себя свободной, уже обратилась к Гидемису с прошением о разводе, и что я младших не увижу, как собственных ушей… Ладно бы – просто сказала. Но она ведь так это говорила… с таким злорадством! Как будто я её все эти годы не на руках носил, а избивал и унижал… И Керен туда же, вырастил дурака на свою голову… Я и сорвался. Наговорил всякого. Сказал, что ей самой развода не видать, пока она мне пацанов не оставит. Потом ушёл и надрался… Думал: всё, жизнь насмарку… Помню, как три кувшина подряд вылакал. Четвёртый кувшин помню с трудом, вкус странный… В ушах звон, какие-то рожи рядом… И вдруг – ты…
Он с силой провёл ладонями по лицу, словно стирая невидимую паутинку. А когда открыл глаза, голос его был странно глухим и тихим.
- Знаешь, Стана, - сказал он, - иногда, чтобы по-настоящему узнать близкого тебе человека, нужно дать ему власть над тобой. Хоть на миг… Она, - кивок куда-то в абстрактную сторону, - решила, что сможет шантажировать меня сыновьями. Не на того нарвалась. А ты… Ты же вольна приказать мне что угодно, хоть сапоги тебе языком вылизывать. И я подчинюсь. Но ты ограничилась только запретом… близости. Правильно сделала, кстати. Мы с тобой друг от друга головы теряли, а это нам сейчас ни к чему… Я вот всё гадал, почему ты так поступила.
- Не хочу злоупотреблять властью, - слабо улыбнулась я. – Наверное, потому мне её никогда и не видать.
- Да понял я это, - ответил Дойлен. – Только сейчас понял. Сравнил… И так обидно стало – хоть волком вой. Полжизни отдать – и кому!..
- А дети?
- Ну, разве что дети… Об одном сейчас жалею – что ты не попалась ты сюда двадцать пять лет назад…
Двадцать пять лет назад я жила в другом городе, и была наивной дурочкой, ненамного лучше Ирки. Но моё воображение уже работало. Перед глазами встала та, несбывшаяся жизнь… Шестнадцатилетняя девчонка со слабым колдовским Даром, в чужом мире. Учёба, серебряный медальон, средней руки владение, претенденты на руку свободной молоденькой ведьмы, среди которых Дойлен. Такой же молодой и глупый, как его сын сейчас. А что? В нём чувствуется какая-то первобытная жизненная сила. Недаром крестьянки на него гроздьями вешались, сами, без принуждения. Я бы в такого влюбилась, до беспамятства. И эти двадцать пять лет мы бы прожили вместе, детей бы родили, да не троих, а больше. И были бы среди них колдуны, это точно… Но не получила бы я ни жизненного опыта иного мира, ни образования, не стала бы программистом… и ехали бы мы сейчас вместе с детьми – на убой. Без малейшего шанса выжить.
- У нас поговорка есть: что ни делается, всё к лучшему, - тихо проговорила я. – Наверное, и то, что не делается, тоже.
- Хочешь сказать – всё, что с нами произошло, имеет глубокий смысл? – в голосе Дойлена послышалась горькая ирония.
- Ну, во всяком случае, всё, что с нами случилось, до сих пор помогало нам выжить. Чем не глубокий смысл? – я ответила своей иронией – ничуть не менее горькой. – Есть ещё одна поговорка: то, что нас не убивает, делает сильнее . Тебе сейчас больно, как никогда. Перетерпи и живи дальше. Ты сильный, ты сможешь.
На секунду представила себя на его месте …и мороз по коже. Паша попросту не способен заявить – мол, я с тобой столько лет не жил, а мучился, и какое счастье, что нашёлся дурак, способный тебя терпеть. Он слишком умён и слишком честен, чтобы скрывать истинное отношение. Если бы я ему надоела, он бы просто поставил меня в известность. Да и в первом браке он так натерпелся от жены-истерички, что больше всего ценил тёплое спокойствие в нашем доме. Но если на секунду допустить такую возможность, то меня в том доме уже через час бы не было. Часа как раз хватило бы на сбор большого велобаула, а из совместно нажитого имущества забрала бы разве что велосипед и кота. Мне было куда идти – брат принял бы меня без разговоров.
Это действительно страшно. Но жизнь продолжается, дамы и господа. Что нас не убивает…
- Давай пока свернём эту тему, - предложила я. – Личное пусть остаётся личным, а тут вчера кое-что ещё случилось, помимо …вечернего происшествия.
И я вкратце поведала историю о двух странных типах, крутившихся около нашего фургона. С каждым моим словом Дойлен, переместившийся из положения "лёжа" в положение "сидя", мрачнел всё больше и больше, а под конец категорично заявил, что отныне даже конец света не вынудит его оставить нас без охраны. Без его охраны – так будет точнее.
- Если мы им нужны для дела, - он прикинул ситуацию и сделал некие выводы, - то покрутятся, поймут, что силой ничего не вырвут, и пригласят по-хорошему. А если мы им нужны только как падаль, чтоб перешагнуть и дальше идти, то пусть приходят, - он хищно осклабился. – Прикончить-то они нас прикончат, да только я их прежде порву. Плохо они меня знают.
- Вчера вечером тебя даже я могла узлом завязать, защитник, - пришлось слегка щёлкнуть его по носу. Мужчины в некотором смысле до конца жизни остаются мальчишками. – Пообещай, что не будешь больше напиваться.
- Что, совсем вина не пить? – опешил Дойлен.
- Я же сказала – не напиваться. Не больше двух стаканов. Идёт?
- Ну… другое же дело. Обещаю.
- Тогда на вот, переоденься, - я сунула руку в короб с одеждой и достала чистую рубашку. – А то выглядишь, как… после лихой попойки.
Дойлен рассмеялся. Не слишком-то весело, но искренне.
Магическая преграда, видимая только нам двоим, тихо засветилась третьей сеточкой. На этот раз он ничего не сказал, но тут всё понятно было и без слов.
Что у трезвого на уме…
Хорошо, у Дойлена мозги работают, как надо. Иначе то, что у него на уме, стало бы для нас обоих большой проблемой. Хоть этот камень с сердца долой.
А после полудня к нам пришли.
Я сразу узнала тех типов, которые вчера тут крутились. На этот раз они не тянули вино из кружек и не грызли жирные круги колбасы. Более того – выглядели они не как боевики на задании, а как парламентёры: одёжки вычищены, оружие надраено, даже медные бляшки с вычеканенной головой медведя на груди болтаются. Чтобы все видели – служивые при исполнении. Дойлен, с самого утра не расстававшийся ни с мечом, ни с пистолетом, сделал хмурое лицо.
- Доброго дня добрым людям, - старший из двоих …посланцев сдержанно поклонился.
- Чем обязаны, милейший? – разговор начался в рамках приличий, и Дойлен ответил, как аристократ, узревший в своём доме нежданных гостей.
- Наш господин, волостной маг Линерит, приглашает на обед вас, господин владетельный ведьмак …и вас, госпожа владетельная ведьма, - теперь поклон был адресован мне. – Вот официальное приглашение, - он достал из поясного кошеля свиток, с которого свисала печать на шнурке, и с почтением передал Дойлену.
- Не имею чести знать достойнейшего мага Линерита, - сдержанно проговорил тот, прочитав бумагу.
- Наш господин велел передать, что так же не имеет чести лично знать владетельного ведьмака Дойлена из Куна, но много о нём наслышан, - последовал ответ.
Тонкий намёк. Тоньше просто некуда.
Мы переглянулись, и это переглядывание не укрылось от посланцев незнакомого мага.
- Хорошо, - с достоинством проговорил Дойлен. – Мы принимаем приглашение достойнейшего мага. Надеюсь, нас проводят к нему?
- Как будет угодно господам, - двое синхронно поклонились.
- С вашего позволения я переоденусь, - мне не оставалось ничего, кроме как в очередной раз изобразить аристократку на пикнике. – Негоже являться в гости в походном платье.
- Как будет угодно прекрасной госпоже. Мы подождём.
- Лис! – я окликнула нашего славного возчика. – За этими разбойничками присмотри!
- Присмотрю, хозяйка, - пообещал Лис, как-то не слишком дружелюбно косясь на посланцев неведомого мага.
Разумеется, вы подождёте, ребята. Но и мне не стоит тянуть время. Парадное платье, чистые расшитые сапожки, всё та же накидка с бобровым мехом и шапочка. Пока я переодевалась, расчёсывалась и брызгалась розовым одеколоном собственного изготовления, размышляла, стоит ли брать с собой оружие. К тому же, в ящичке, запертом заклинанием, лежит "сидор" с третьим пистолетом – для Игоря. Амулетик с отпирающей волшбой, наверное, нужно будет отдать Энгиту. Мало ли, вдруг Игорь явится, пока нас нет, так ему сразу ствол и отдадут… Так брать ПМ, или нет? Дойлен свой ТТ упрятал под куртку, и я не знаю, что должно произойти, чтобы он согласился оставить пистолет в нашем временном доме. Парадная накидка – не куртка. Кобуру под ней спрятать можно, но дамы за обеденный стол в верхней одежде не садятся…
Из фургона я вышла во всеоружии. То есть, в парадной одежде и с двумя красивыми поясными кошелями. В одном пистолет без кобуры, в другом – включённый "монстрофон". И ещё неизвестно, какое оружие на самом деле опаснее. Проблема заключалась только в том, что персоны благородного сословия должны ездить друг другу в гости исключительно верхом на лошади. До сих пор мне удавалось игнорировать этот пункт при помощи велосипеда. Но мой велосипед в разобранном и упакованном виде покоится в фургоне. Пришлось Дойлену сажать меня на лошадь, а потом, когда любезные посланцы пошли впереди нас, показывая дорогу, ненавязчиво подсказывать, что делать. Хорошо, что здесь знали стремена – толстые петли из жёсткой кожи – иначе я вылетела бы из седла при первом же неловком движении. Это не велосипед, а лошадь, живое существо со своим характером.