Ночь наступила сразу и вдруг. Она так умеет только летом. Не разменивается на долгие подкрадывания на мягких лапах сумерек, как происходит зимой. Нет, она не такая. Летняя ночь наступает сразу и вдруг. Будто лампочка перегорела. Точно как в комнате. Только за окном хлопка не было. Потемнело и все. Только папа Солнце-лампочку поменять не сможет. Роста не хватит. Он и до потолка не достает, на стул становится. У папы росту мало. Зато он сильный очень! И вообще, мой папа, самый лучший! Надо самому научиться лампочки менять. Но сначала вырасти надо, хоть капельку. И чтобы голова не болела. А громоздить пирамиду из мебели мама не разрешает. И чашку можно уронить. С чаем и малиновым вареньем. А оно вкусное!
За стеной что-то неразборчиво забубнил телевизор. Прямо как дедушка. Жалко, что не понятно ничего. Спать не хочется, а читать мама запрещает – глаза устают очень. И ну и что, пусть бы уставали. Интересно ведь, чем все закончится, очень интересно! А тут вдруг темно, и все.

В узкую полоску под дверью пробивался свет из коридора. Вот! Меня спать отправили, а сами и не думают. Обидно.
И жарко. Оба окна открыты настежь. Но все равно душно. На улице ни ветерка. В сетку голодные комары стукаются. И жужжат противно! Хотя, если сетку убрать и их внутрь пустить, еще противнее будут. Еще и покусают…
Вообще, надо делать, как папа учил. Лечь и заснуть. Завтра к дедушке едем! В деревню! У дедушки кот рыжий. Царапается больно. Хуже, чем комары. От комаров можно спрятаться, если закутаться в простыню. Как сейчас. А кот – хитрый. Он сверху прыгает, и начинает топтаться, как будто уминает себе место. А он тяжелый очень!
Рядом скрипнуло. Очень громко. И очень страшно. Скрип повторился. И сразу же, совсем рядом, почти у самой кровати кто-то вздохнул. Кто-то очень большой. Больше быка Васьки, который живет у дедушки.
Из-под простыни ничего не было видно. А посмотреть, подняв краешек – страшно. Еще страшнее, чем лежать и слушать, как кто-то огромный ходит рядом, тяжело дыша. К скрипам и вздохам добавилось легкое клацание. Как в фильме про динозавров когти стучали...
- Мама… - сами собой вырвались непрошенные слова. Тихонько, чтобы Невидимый не услышал.
Он услышал. И сказал.
- Мамы нет.
Невидимый говорил тихо. Но так, что его голос был слышен даже в пятках.
- А я есть. И ты есть. А тебя не будет. Скоро.
Дыхание стало еще ближе. Туго натянутую над головой простыню начало колыхать от него. В комнате и так было жарче, а стало совсем как в парилке, куда с папой зимой ходили…
- Уходи!
Это сказал не Невидимый. Кто-то другой. С тоненьким голоском, похожим на писк комара.
- Уходи, потому что тут есть еще и я.
- Кто – я?
Невидимый удивился. Даже перестал дышать. Совсем.
– Тебя тут нет. Я тебя не вижу.
- А я есть!
Папа часто говорит, если страшно, посмотри на свой страх. Может, он и не такой страшный? А таким просто кажется? Но дрожащим пальцам храбрости не хватало. Они совсем немножко приподняли край покрывала.
Темно. И ничего не видно. Только заметно, что возле кровати темнота темнее, чем та, что у стены. Намного темнее. Как будто смотришь в глубокий-глубокий колодец.
- Раз ты говоришь, значит, ты есть. И значит, тебя не будет.
Голос шел из темной темноты. Надо было повернуться, чтобы все-все разглядеть. Все мокрое от пота, поэтому получилось даже не зашуршать.
На спинке кровати, стоял плюшевый медвежонок. Одной пушистой лапкой он сжимал деревянный меч, а второй, медвежонок держал круглый шит, раскрашенный на белые и красные четвертинки. В темноте, они казались серыми. Но трудно забыть любимую игрушку…
- Пока я тут, тебя тут нет!
Медвежонок повыше поднял лапку с мечом, целя острием куда-то высоко.
- Дурак! – В голосе Невидимого слышался смех. И сам голос стал громче: - Мальчик уже не спит. Мальчик все слышит и боится. Все сильнее, и сильнее! – Невидимый, произнося последние слова, снова склонился над кроватью. – И его страх делает сильнее меня и слабее тебя. Ты проиграл. А я выиграл. Я есть, а тебя не будет!
Сердце колотилось так сильно, будто несколько раз обежал вокруг дома, не останавливаясь. А по спине пополз холодный ручеек…
- Он боится, но ему не страшно. Так ведь?
Вдруг, сама собой простынь вздыбилась куполом, выскользнув из ослабевших пальцев... Взгляды мальчика и медвежонка встретились. Глаза игрушки светились ярко-желтым… Нет, янтарным, мама так называет такой вот цвет янтарным!
- Нет, не страшно! Совсем-совсем не страшно! - сами собой выскочили наружу слова. Их не было раньше. Но вот раз, и выскочили. Наверное, потому что так было надо.
- Вот и хорошо! – янтарный цвет притух, став желтым-желтым. – А раз не страшно, значит, спи. И не мешай.
Веки сами собой закрылись. Голова не успела коснуться смятой подушки, как пришел сон. Глубокий. И до самого утра.
- Встаааавай, - кто-то потормошил за плечо.
- Ааа… - но крик, рванувшийся изнутри, далеко не ушел. Не Невидимый. Мама. Улыбается, присев рядом на кровать. За окном, приплясывая на ветках, что-то шумно делили воробьи
- Доброе утро! Ну как себя чувствуешь?
- Мама, а мне такое снилось!!!
Обнять маму, обхватить руками сильно-сильно, прижаться к ней… Чтобы не видеть свежих царапин на полу.
- Ой! – отстранила мама, - а с медведем что случилось?
Она наклонилась и подняла игрушку. Плюшевый мех торчал рваными клочками, щит треснул пополам, от меча осталась лишь рукоять с гардой. На боку разошелся шов, и оттуда выглядывали комки ваты…
- За что ты его так? Теперь зашивать придется. И к дедушке опоздаем...
- Это, это не я… Это, это… Мама, я сам зашью! Честно-честно!
Мама, баюкающая на руках изорванную игрушку, не заметила. А он увидел, как медвежонок подмигнул единственным уцелевшим глазом. И на доли секунды взгляд полыхнул янтарем…