— Батюшка, так она же пустоцвет , да и умрет уже к тому времени. В семь тысяч семьдесят седьмом от Сотворения мира она, а через два года и князь-валий Темрюк Идарович…
Разом помертвевшим голосом мужчина задал один-единственный вопрос:
— Отравили?
Услышав, что десятилетнему пророку и это неведомо, великий государь, царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси спрятал лицо в ладонях и ссутулился. Молчал в неподдельном сочувствии владычный митрополит, ожидал новых вопросов наследник — а властитель державы замер в полной неподвижности.
— Батюшка.
Царевич погладил родительскую руку.
— Может я на бумаге все запишу, а ты потом, как время будет, и прочитаешь?
Отняв ладони от бледного лица, на котором едва заметно выделялись две влажные дорожки от глаз к подбородку, правитель крепко обнял своего наследника:
— И то дело, сынок. Ты, поди, еще толком и не оклемался после всего, а я тут на тебя насел… Ступай, храни тебя Бог.
Оставляя за спиной печального отца и архипастыря Макария, осторожно подбирающего слова утешения и поддержки, юный мальчик чуть наклонил голову — чтобы никто не увидел его резко постаревших глаз и тонкой, змеиной улыбки.
«Первым делом помыться, вторым — поглядеть на себя в какое-нибудь зеркальце».
Вспомнив, где находится самое большое из виденных в дворце зеркал из полированного серебра, Дмитрий недовольно поморщился. Про себя — окруженный со всех сторон стражей, чье количество в очередной раз увеличилось (с четырех до шести), наследник престола лицом напоминал скорее живую статую.
«В покои мачехи не пойду, пусть Авдотья поищет что-нибудь другое. Что там дальше? Точно, пора уже остричь волосы — до середины спины в самый раз будет. Ну а потом к малышне. Как я по ним соскучился!..».
— Брат, ты вернулся!!!
Не успев вовремя остановиться, царевич Иван со всего маху влетел в старшего брата, угодив головой в уже и так успевшие пострадать в родительских объятиях ребра.
— Ой…
Взъерошив и без того растрепавшиеся от быстрого бега волосы на его голове, Дмитрий счастливо улыбнулся и подтвердил:
— Да. Я вернулся!