Получив столь четкий и не оставляющий сомнений ответ, думцы вновь загудели, время от времени опять косясь на государя — а кое-кто, например князь Иван Мстиславский, посматривал и на небольшую лавочку в углу Грановитой палаты, на коей вот уже второй час в полной недвижимости и обязательном для него молчании восседал десятилетний наследник.
— Тогда Шуйского в главные воеводы!
— Это которого? Петра Ивановича, альбо Ивана Андреевича?
Впрочем, и их кандидатуры не устроили государя. Оживился было Курбский — воевать он любил… Однако властитель решил все иначе.
— Я сам!
Оглядев притихших бояр, Иоанн Васильевич продолжил:
— Возглавлю воинство православное. Князь Александр!
В наступившей тишине несколько растеряно поднялся со своего места Горбатый-Шуйский. Воинскими талантами его Господь не обделил, да только в последнее время не чувствовал он на себе государевой ласки да милости.
— Тебе быть воеводой правой руки. Димитрий!
Глаза думцев поневоле скользнули к одной неприметной лавочке и отроку, ее занимающему — но нет, государь смотрел на иного. Увидев же, на кого именно, разом вскочил на ноги князь Дмитрий Иванович Хворостинин, достаточно молодой, но уже подающий весьма немалые надежды воевода.
— Ты будешь левой руки воеводой. Передовой полк под себя возьмет Шереметев.
Вставших бояр вновь прибавилось.
— Михаил Иванович.
Довольно пожилой, но все еще крепкий князь Воротынский, коему за его многочисленные заслуги явили особое уважение, поименовав по имени-отчеству, степенно поднялся и прижал руку к сердцу.
— Тебе стоять против степи. В том тебе будет подмогой Мстиславский…
Еще один боярин и князь вздел себя на ноги.
— А тако же князья Черкасский и Курбский.
Сделав едва заметную паузу, мужчина на троне с легкой усмешкой добавил:
—В подручники возьми себе Данилку Адашева. Три года назад он хорошо погулял по басурманским землям.
Тишина еще больше усилилась, хотя казалось — уж куда более? По всему выходило, что великий князь задумался над тем, чтобы вновь приблизить опального окольничего. Впрочем, надолго бояр эта новость не заняла, и следующие полчаса они посвятили наброскам штатного расписания обеих войск. Ведь иной воевода ну всем хорош, да вот беда, родом не вышел. А допустить, чтобы знатным да родовитым командовал кто-то  хучь и более талантливый, да худородный… Такое и вовсе невозможно, потому как против всего порядка вещей — что земного, что божественного. Да что там, даже специальный Разрядные книги велись, чтобы не дай Бог не запамятовать, кто, где, и когда над кем верховодил, а кто ему подчинался. Упаси Господь знатному боярину подчиниться приказам менее родовитого — все, и он сам, и дети его не увидят более достойного их места и чина. Да и насмешек не оберешься — как же, потомок удельных властителей служил подручником у какого-нибудь худородного, не способного проследить своих пращуров хотя бы до пятнадцатого колена.
— Довольно.
Довольно неохотно угомонившиеся после царского окрика думцы расселись по своим местам, готовясь слушать. Точнее, изо всех сил отбрыкиваться от навязываемой им великим государем чести. Иоанн Васильевич еще два заседания Думы назад ошарашил их новой затеей, возжелав отстроить в каждом крупном городе своей державы большие хлебные амбары, причем не из дерева, а из совсем недешового камня. И ладно бы только он — архипастырь Московский и всея Руси поддержал его в этой затее и своим авторитетным словом, и конкретными делами. И все бы было хорошо… Если бы не было так плохо. Потому что все крепко-накрепко помнили, что тот, кто не справлялся с государевыми повелениями, хорошо себя никогда не чувствовал: когда все обходилось краткой опалой, когда длительной, нередко и в монахи приходилось постригаться. Лучше уж так, чем голову на плаху!.. И хорошо еще только свою, а не всего семейства.
— Дело важное и большое, это так.
— Но богоугодное!
Благожелательно кивнув поддержавшему его митрополиту, царь погладил слегка вьющуюся бородку:
— И думается мне, одному его осилить никак не получится. Так, бояре?
Думцы тут же согласно загудели что-то одобрительное.
— Что не получиться у одного, сдюжат трое. Князья Шуйские, и Скопин-Шуйский.
Трое Рюриковичей, поднявшись, вразнобой поклонились, совсем не обрадовавшись оказанной им чести и доверию — зато остальные бояре явно вздохнули с облегчением, мысленно утирая честный трудовой пот. Слава те, Господи, сбагрили! На сей радостной ноте заседание и закончилось — а думные дьяки отправились по приказным избам оформлять его результаты в конкретные распоряжения. Ибо «Государь решил, и Дума Боярская приговорила!».