***

— Ай лепо! Ай любо!..
Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич крепко стиснул в родительских объятиях довольно улыбающегося сына, после чего вновь вернулся к четырем удивительно подробным и точным картам, начертанным на четырех больших кусках отличного пергамента.
— Порадовал ты меня, сынок, ох как порадовал!.. А это что?
Чуть прищурив глаза, властитель свободно прочитал:
— Невьянск. Это где рудник серебря…
Покосившись на томящегося любопытством Афоньку Вяземского, переминающегося у самой двери, правитель немного понизил голос: кое-что его ближники уже знали, но только в общих чертах.
— Кхм. А что с золотом?
Вновь прищурив глаза, и время от времени переводя взгляд с карты на плотно исписанные страницы малой книжицы, а потом и обратно, он стал тихонечко бормотать:
— Река Исеть — вижу. Большой и Малый Иремель, Атлян, Миасс — тоже вижу. Сыно, что за значок такой?
— Россыпи самородного золота на ручьях Каменка и Санарка, батюшка.
— Угум. Таш-ку-тар-ганка. Ну и названьице, прости Господи!.. А значочек-то крупноватый. Что, так много?..
— Много, батюшка. Еще и каменья драгоценные тамо же. Вот тут надо ставить прииски. А здесь и здесь медь добрая.
— Вижу, сыно, все вижу.
Довольный донельзя правитель захлопнул книжицу и буквально оскалился в хищной усмешке:
— Ужо погодите у меня!
— Батюшка?..
— А? Нет, сыно, это я о своем.
Бережно скатав подробнейший чертеж земель уральский и сибирских, и присоединив ее к карте своего царства (еще более подробной), Иван Васильевич внимательно просмотрел следующее призведение картографического искусства, довольно крупно и опять-таки невероятно подробно отображающее все государства и княжества Европы. Все с тем же интересом перешел к четвертой карте, явно сравнивая размер своей державы и империи Османов, погладил кончиками пальцев Китай и часть Индии, после чего вернулся к предыдущему пергаменту.
— Сыно. Скажи, а нельзя ли вот их.
Крепкий ноготь указательного пальца очеркнул королевство Польское и Великое княжество Литовское.
— Только еще больше, и во весь пергамент?
— Сделаю, батюшка.
— И их.
Все тот же ноготь прошелся по Крыму, затем  перепрыгнул на Балтику.
— Исполню, батюшка.
— Ты мой помощник!..
Выпустив из родительских объятий полузадушенно вспикнувшего сына, царь несколько смущенно потрепал его по голове. Когда собственный наследник ведет себя столь взросло и разумно, иногда забываешь, что ему всего десять лет!.. Впрочем, первенец на его излишне крепкую ласку ничуть не обиделся: поправив одежду и откинув растрепавшиеся пряди назад (и не лень же ему с ними возиться!..), царевич захватил отцовскую шею в кольцо своих рук и что-то просительно зашептал, откровенно пользуясь хорошим настроением родителя:
— Да зачем они тебе, сынок? В приказах для того любого из подьячих… Ах, вот оно что.
Минута тихого шепота, и великий государь окончательно сдался:
— Бери под себя, дозволяю. Постой-ка, а они, случаем, не сродственники боярам Колычевым?
— Того пока не ведаю, батюшка.
— Все одно, дозволяю.
Вновь мальчишечьи губы что-то тихо зашептали.
— Так-так?.. Ну-ка, хвались!
Через довольно краткое время в царский Кабинет зашел сын оружничего Салтыкова, с небольшой шкатулкой на вытянутых руках. Пока подходил, несколько раз поклонился, а оказавшись рядом с правтелем, и вовсе заметно оробел — впрочем, это почти никто и не заметил, так как содержимое шкатулки было гораздо интереснее. Не очень длинные круглые палочки, кои перед тем, как лакировать, обмакнули одним кончиком в краску: дюжины с две в красную, и по десятку в зеленую, синюю, желтую и коричневую. Еще дюжину вообще никуда не обмакивали, залакировав как есть — зато, в отличие от разноцветных, не забыли из заточить.
— Чертилки для письма и рисования, батюшка.
— Ишь!..
Вынув из ножен кинжал, великий государь в два движения заострил палочку с красным оголовьем. Подхватил в руки одну из челобитных, провел темно-красную черту, затем еще одну, попробовал написать длинное слово…
— Как ладно-то выходит, а?
— Поначалу-то я их для Федьки измыслил, батюшка — очень уж он любит рожицы смешные на земле рисовать, да на бумаге. Свинцовая писалка для него вредна — когда задумается, все ртом ее кончик помуслявить норовит, серебряной дорого выходит, а эти в самый раз. И Дуне с Ванькой тоже понравились. Очень.
— Угум.
Увлеченно опробовав все цвета и намертво исчеркав бедную челобитную, великий князь с легкой задумчивостью поинтересовался:
— Сложно ли их выделывать?
— Знающему фармацевту или алхимику не очень, батюшка. А если набрать с дюжину толковых недорослей  из мастеровщины, да чтоб вся нужная утварь и запасы зелья да каменьев были — и их недели за две всему потребному для выделки чертилок научу.
Повертев в руках столь понравившуюся красную рисовалку, царь распорядился:
— Пришлю тебе дьяка, обскажешь ему все, что для выделки этих твоих палочек надобно.
— Сделаю, батюшка.
Вновь взьерошив тяжелые пряди серебряных волос, Иван Васильевич улыбнулся, и…
— Великий государь.
Перевел взгляд на так некстати подавшего голос Вяземского:
— Боярин Бельский до тебя просится.
Не отвечая, правитель сгреб со стола аккуратно свернутый в рулоны пергамент  и самолично отнес в свою Опочивальню, где не так давно появился удивительно массивный сундук, чуть ли не в сплошную окованный толстыми полосами железа. Отомкнул три навесных замка, затем один нутряной, откинул толстую крышку и бережно уложил свои новые сокровища внутрь, поверх тонкой книги — вроде бы и новой, но уже с изрядно замусоленной частыми прикосновениями обложкой. Вспомнил о другой книжице, сходил, забрал, умостил ее поверх карт, и неспеша вернул все запоры обратно, убрав затем три ключа в хитро сделанный тайник, а четвертый повесив себе на шею. Так-то оно понадежней будет!..