I ГЛАВА.
Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны Все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
Арс. Тарковский

Из света и тепла, с трудом преодолев размахавшуюся стеклянную дверь, я вылетел в моросящий сумрак, прошлёпал по лужам, втянув голову в плечи. Ничего хорошего и сегодня не произошло... то есть уже вчера, пятнадцать минут как вчера.,. а ждало только надсадное зуденье родителей. Я бы не пошел домой, если было бы - куда. Смурно на душе. Ах вы, комплексы мои...
Вот под этими деревьями, густо обступившими тропинку и скрывшими её от хирургического света фонаря, я в детстве боялся проходить. Сначала мерещились призраки, потом - хули¬ганы. Всегда боялся хулиганов, будучи сам розовой соплёю... Опять комплексы.
И тут всё пропало. Темнота, глухота, полная амнезия всякого рода чувств, так что нельзя было ни паниковать, ни удивляться. Подержав в таком состоянии с минуту, отпустило. Отпустили?..

Мокрый и оторопевший, я стоял посредине маленькой комнаты, грязными ботинками на мягком пружинистом ковре. Розоватый свет лился с потолка; в одном углу стояло глубокое мягкое кресло, извечная мечта, в другом - книжный шкаф. Ни окон, ни дверей - довольно странное ощущение. На стене - картина. Как только я ее увидел, сразу понял, что произошло. Это было бы смешно, если бы не было так невероятно, и всё же нервное хихиканье вырвалось - видно, анастезию эмоций сняли. Слишком много раз в своих мечтаниях, убегая от действительности, я представлял себе перенос неким сверхразумом на иную планету горсти людей.
Бредовая идея? Но если так - зачем на стене "Сказка королей" Чюрлёниса? Два волшебника в коронах склонились над крошечным сверкающим городом. Один король белый, другой - черный.
Я подошел, сел в кресло. Молчание затягивалось, меня начал охватывать мандраж. А вдруг эксперимент на этом и кон¬чается, и я не потенциальный правитель нового человечества, а подопытный кролик в клетке?
- Дальше что? - мой голос прозвучал неуместно, но хозя¬ева немедленно отреагировали.

ИНСТРУКТАЖ  ЦЕНТРАЛЬНОГО  ИЗБРАННИКА

Дальше будет жизнь. Вы, Александр Казаков, избраны одной из фигур нашего воздействия. Цели воздействия вам должны быть безразличны. Наша сущность вам должна быть безразлична. Сред¬ства воздействия адекватны неоднократно порождавшимся вашим сознанием. Это одна из причин вашего выбора в качестве репера одного из полигонов. Вы будете жить далее на земле-подобной планете, достаточно отдаленной от Земли. Вместе с Вами на планету будет переведено значительное число индивидуумов. Преимущество будет отдано особям, не достигшим возраста, име¬нуемого у вас зрелым. Население каждого полигона разбрасыва¬ется по определённой площади группами различного количества. По способу переведения все особи делятся на матрицированных и единственно сущих. Матрицированная особь есть идентичная копия оставшейся на Земле. В случае гибели физического тела матрицированной особи ее личность сливается с личностью двой¬ника независимо от пребывания. Психически матрицированная особь гибнет лишь при гибели обоих тел. Единственно сущая особь не копируется. Её гибель полна. Однако единственно сущая особь обладает биологическим бессмертием. Под этим тер¬мином мы понимаем остановку биологического старения по дости¬жении особью тридцатилетия. Матрицированные и единственно сущие не знают о своих особенностях. Исключением являетесь Вы. Вы - центральная единственно сущая особь одного из поли¬гонов.. Вам известна Ваша сущность. Вам будут известны все единственно сущие Вашего полигона. Вам дозволяется привлечь с собой определенное количество матрицированных и единственно сущих особей. Вам вручаются ключи от хранилищ полигона. Необходимо предупреждаем о возможности взаимодействия полигонов.  С момента перевода наше вмешательство в дела планеты исчер¬пывается. Нами воздействие прекращено не будет никогда. У Вас есть возможность задавать вопросы. У Вас есть возмож¬ность взять с собой двадцать пять килограммов личных вещей. Вам дозволяется привлечь десять матрицированных и три единственно  сущие особи в возрасте от двенадцати до двадцати шести лет. Остальные особи Вашего полигона будут отобраны с учетом Вашего реперства. В вашем распоряжении - два часа.

ДНЕВНИК КАЗАКОВА /Изд. Первоградского Университета,
                                            2186/199 т.э./год/

"…Мне даже неудобно вспоминать себя в последние минуты в том розовом отстойнике. Сидел в кресле, стиснув кулаки, и то грезил планетарным могуществом, то отчаянно праздновал труса - скинут! убьют! ничего не выйдет и все подохнем с голоду! Мысли расползались: в армии отделением-то не мог... собрать своих в кулак... может, сразу отстраниться?... Тут еще история, как в анекдоте: Ольгу твою "переведем", а куда - не скажем. Вот и отстраняйся. Короче, тот коктейль из предвкушений, опасений и ольгований мне после стольких лет кажется чем-то нереальным. Как все произошло -помню плохо, единственное - вдруг расхотелось спать, совершенно, а глаза слипались даже во время того иррационального диалога, и опять тьма, и - такое же кресло. Такой же Чюрленис. Только во внезапные окна бьет солнечный свет, пылинки в луче, в углу рюкзак с книгами, тетрадями и разной милой ерундой.
Шум моря. Связка серебристых пластин - магнитные ключи - на столе. И внезапный страх, надо немедленно что-то делать, энергично так, а сковывает апатия. Где ты, решимость?!.."

ХРОНИКА ГОЛУБЕВА /Изд."Демиург", РСНР, 2055/68т.э./г./
..События первых четырех дней неслись такой стремительной лавиной, что уже сейчас трудно восстанавливать последовательность. Хотя окна интерната до сих пор чернеют дырами - стекла вылетели при "посадке" шестиэтажного корпуса на прибрежный песок - те дни уже кажутся сном.
Лихорадочное вооружение, поиски Казаковым знакомых - или это было сначала? Помню, меня удивило, что он твердо знал про нас. Вероятно, Те открыли ему больше, чем всем остальным, раз уж наделили ключами. Однако до сих пор он не поделился с Советом какой-либо информацией. Вообще говоря, особой энергии он в первые дни не проявил. Говорю это как друг, в мыслях не имея его обидеть, ведь сейчас у нас общее дело и свою роль координатора он играет нормально. Что касается дней Переноса, то он был владельцем ключей; он выделил нас, своих друзей и знакомых, из смятенной толпы подростков и дал оружие; и вот, как связующее звено, он стал стержнем Совета, хотя каждый из нас делал больше его. Впрочем, эта роль как раз для него. Александр всегда был больше теоретиком, мыслителем, и прекрасно вписался в Совет этаким "конституционным монархом".
Но ближе к делу. В первые сутки мы, то есть дюжина казаковских друзей, при помощи своих друзей и моего отряда, /мне еще ни разу не пришлось разочароваться в этих ребятах/ по мере сил учли пять сотен постороннего люда, перенесенных на Берег помимо интерната. Мы выдали им палатки, запас продовольствия на день, ночью выработали вместе с остальными взрослыми план действий на ближайшие дни. На следующее утро Казаков согласился вооружить моих ребят и еще несколько человек, чья лояльность не вызывала сомнений. Мы смогли выставить патрули, послать разведгруппу в сайву, наладить охрану складов и контроль за работами. В это же время значительные отряды были направлены на возведение периметра вокруг посёлка и закладку будущего жилья. Надо отдать должное ораторскому искусству Казакова, работать шли охотно, тем более, что мы установили три нормы пайка: для физически работающих, для патрулей и для прочих. Вечер второго дня ознаменовался столкновением с интернатской верхушкой, директором и его приспешниками, требовавшими передачи им ключей и власти. Получив отказ, они с утра начали баламутить народ. Пришлось их изолировать.
В этот же третий день было сформировано ещё  две группы: одна направлена в прилегающую к будущему Периметру сайву для расчистки пахотных земель, другая приступила к изучению техники. Лена распаковала маленький рефлектор, но нам пока было не до астрономии. Каждый из нас занимался своими делами весь день - я контролировал патрули и разведотряды. Колосов - раздачу пайков. Маркелов наблюдал за земляными работами, Баграт опекал малолетние таланты, Александр, поспевал везде, ораторствовал... впрочем, на нашем Совете, затягивавшемся до утра, он выступал аргументированнее всех.
Четвертый день? Баграт предложил установить членам Совета низший паёк. Это даже не голосовалось, так как Казаков немедленно обрадовал всех, рассказав и на вырубках, и на стройке, и в классах про благородство Совета. Мы подчинялись постфактум, отдав должное хитрости нашего координатора: в естественном для идеалиста Баграта движении души он узрел ловкий ход. В этот же день разведчики принесли образцы фауны. Панцирные обезьяны и рассказы о тахорге вызвали рост производительности труда на строительстве Периметра и падение оного на расчистке сайвы. Вечером я схватился с Багратом - ему не понравилось, что я называю моих ребят Бойцовыми Котами. По-моему, главное - что им это нравится.
Кажется, я погрязаю в частностях… на том же совете определили, что жизненно необходимо для нас разведать запасы угля и собрать первый урожай до зимы. Впрочем, была ещё весна. Как и на Старой Земле. Восьмое марта... мы освободили девиц от физического труда на этот день.
На пятый день мы были вынуждены ввести наказания: перевод на "нулевой" паек, то есть хлеб и воду, на определенный срок; направление на более тяжелую работу без повышения пайка; как высшая мера - изгнание. Даже Баграт позволил себя убедить. Экспедицией на моторке обследован архипелаг крошечных лесистых островков в десятке километров от берега. /Через три дня будет принято решение о ссылке туда интернатской верхушки и нескольких анархиствующих молодчиков из техникумных групп; разумеется, мы снабдили их припасами/…»

Океан молчаливо надвигался на пологий пляж, поглощая осохшие валуны, раковины, хвосты водорослей, чьи-то фосфоресцирующие кости. Шел большой прилив; луна наполовину зашла за Селену, и на темнеющее небо всходило странное горбатое светило. Вода должна была остановиться буквально в десятке метров от торца интерната и на палец покрыть плоскую скалу, к которой неделю назад привязали моторный катер.
Сзади и слева, как знал Анатолий, было обжито и даже привычно. Чернели фундаменты будущих бараков; над громадой интерната лениво вращались ветряки, и в двух окнах горел свет - Совет все заседал, в сумасшедшей гонке со временем напрягая трещащие от бессонницы головы и споря, споря до хрипоты... Дальше были палатки, дальше - частокол Периметра /иные называли его Кремлем/, еще дальше вдоль берега - пустырь выкорчевки.
А справа и спереди была сайва. Не джунгли, не лес - экзотическое словечко отражало непривычную суть. Пучки трехметровых черных листьев, растущие плотно-плотно из рыхлой жирной почвы; колючие лианы; заросли коренастых тысячествольников. Все это простиралось вглубь материка до горизонта, вдоль берега - до цепи пологих холмов, куда вчера отправился отряд разведчиков. А патрульная башня стояла у самого края сайвы, и чаща темнела под ногами. Где-то тоскливо и длинно кричала панцирная обезьяна - двойной восход лун всегда возбуждал животных...
Анатолий поёжился, вечерний холодок заполз под полушубок. Конечно, патрули ходят с автоматами, а не махают лопатами и топорами; конечно, лестно быть Бойцовым Котом, но только не такой вот ночью, когда все спят кроме тебя - и сайвы…
Все остальное произошло мгновенно. Шорох и треск внизу, в зарослях, громадная чёрная туша, маслянисто блеснувшая в свете лун, слепо врезалась в опоры башни, дерево хрустнуло, Анатолий инстинктивно схватился за поручни, вместе с дозорной площадкой рухнул, обдирая руки, в кусты за спинок тахорга. Чудовище двигалось дальше; в слепом приливном беге оно ничего не замечало и ни на кого не нападало, но впереди был посёлок. Зажмурясь от страха, Анатолий вскочил на ноги, нажал курок, грохот оглушил его, отдача, казалось, разворотила плечо, АК бился, как живой неукрощенный зверь. Тахорг взвыл, круто развернулся... Анатолий, ничего уже не соображая, посылал очередь за очередью в три красных глаза, в чёрный провал пасти...
От корпуса, от Периметра бежали люди с автоматами и пистолетами. Анатолий стоял рядом с ещё содрогающимся телом хищника. Его трясло, АК с пустым рожком валялся на земле. Он не слышал, что говорил ему капитан Голубев, как ребёнка, позволил себя куда-то вести, жать руки, машинально отмечал заспанно-испуганно-восхищённые взгляды ребят, высыпавших из палаток… Запоздалый страх не давал оглянуться на чудовище...
_____
"Я немедленно внёс предложение об учреждении боевого ордена и о награждении им Бойцового Кота А.Майкова, и эта идея была поддержана единодушно. Казаков предложил название - орден Славы. Разумеется, до открытия россыпей драгоценных металлов награждение орденом производится чисто символически: кавалеру вручается диплом и нагрудная планка. Наутро мне удалось протолкнуть также введение в патрульных силах воинских званий; теперь я мог совершенно официально именоваться капитаном Бойцовых Котов. Не скрою, это было приятно.
Атака тахорга имела ещё и то положительное свойство, что напрочь заглушила толки о якобы внутреннем назначении
патрулей, имевшие место после событий Восьмого дня /12 марта/. По моему ходатайству Анатолий был произведен в сержанты...

17 марта, под вечер, Елена сообщила, что самая яркая звезда небосклона на самом деле является третьим спутником планеты, отдаленным на миллион километров. Казаков, находясь в прострации по поводу дня рождения пропавшей возлюбленной, предложил назвать это тело Ольгой, но первооткрывательница предпочла название Пандора. Кажется, это было сделано не без мрачного юмора, но наш Координатор его не уловил.
Наладили работающий от ветрогенератора приемник, но эфир был девственно пуст. Ввели систему дополнительных  пайков для тех, кто в свободное время занимается общеполезным делом /парикмахеры, энтузиасты учёбы, просиживающие в классах до полуночи и т.п./. Кстати, теллурийский день оказался лишь на десять минут короче земного..."

Отредактировано Ромей (27-05-2014 22:39:09)

III ГЛАВА
«Внемлите Закону Джунглей, он стар, как
Небесная твердь.
Послушный Волк преуспеет, но ждёт
Нарушителя смерть.
Как лиана, что ствол обвивает,
В обе стороны верен Закон:
«Стая сильна лишь Волком, а Волк лишь Стаей
силен.»
Реньярд Киплинг

Весь день работы шли спустя рукава, всем было не до этого; Колосов по совету Казакова урезал вечернюю пайку, но даже на это никто не обратил внимания. Толпа собиралась у коттеджа, где уже с неделю размещался Совет. Осунувшиеся лица, ребята повзрослее небриты, грязные рабочие комбинезоны – почти никто не переодевался… Выделялись лабораторные халаты стажёров, оставивших свои обычные вечерние занятия, и защитные куртки Котов – свободная смена тоже была здесь, не отдыхала. Их оттесняли друг от друга.

В библиотеке было уже большинство. Голубев в новенькой куртке с тремя звездочками на погонах стоял, опершись на шкаф, скрестя руки, и что-то насвистывал. Баграт сидел на краю кресла, сцепив руки, как сжатая пружина. Бородач Валерьян, только что со стройки, в заляпанной грязью штормовке, сидел рядом, что-то тихо и спокойно говорил. Елена с красными глазами приткнулась в угол дивана. Маркелов, изящный как всегда, ходил взад-вперед по комнате и дымил сигаретой из предпоследней пачки. Лёня Крапивко (он позавчера побрился наголо и напоминал арестанта) и Крайновский делали вид, что играют в шахматы.
С секундным интервалом хлопнули двери, на пороге появились Казаков и Вика. Начальница медслужбы была при пистолете, хотя обычно игнорировала свое право ношения оружия. У Казакова за спиной висел распылитель. Баграт поднял бровь, но ничего не сказал.
- Начальство не опаздывает? – ядовито осведомился Голубев. – как насчет вежливости королей?
- Подождем до коронации, - серьезно сказал Александр и оглядел собравшихся воспалёнными глазами. – Можно начинать.
- А как же Дима и Юрик? – спросила Лена.
- Они не придут. – казаков усмехнулся. – Просили передать, что воздерживаются.
- «Сказали мне, что эта дорога приведёт меня к океану смерти.» - пробормотал Баграт.
- Итак, - Казаков словно не расслышал реплики. – Вчера вечером курсант химгруппы…
- Стажёр, - тихо подсказал Голубев.
- … курсант химгруппы Олег Красовский изнасиловал учительницу Татьяну Смирнову…
- Это не доказано! – Баграт уставил в Казакова палец, как пистолет. – Я уверен…
- Сейчас я говорю! – Александр повысил голос. – Мы орали двенадцать часов, то есть вы орали! Люди попросили время на обсуждение, и время это истекло! Нам надо решать. Итак, изнасиловал. Виктория говорила с Таней; та просит сурово не карать и говорит, что сама виновата, но при этом находится в истерике.
Свидетельские показания вам известны. Сам Красовский отказывается что-либо говорить и сейчас находится под стражей. Пора решать.
Он плюхнулся в свободное кресло. Распылитель за спиною, видимо, мешал, и он переложил его а колени. Вика присела на диван.
- Можно? – Голубев сочился саркастической вежливостью. – Я буду краток. Я резюмирую то, что уже говорил. Совершено гнуснейшее преступление. Казуистические ссылки на отсутствие законов ничего не доказывают. В нашей ситуации законы создаются на ходу, постфактум, и наша цель – не соблюдение несуществующих законов, а поддержание элементарного порядка…
- Нойе ордрунг! – выкрикнул Баграт, с ненавистью глядя в обрюзгшее от бессонницы лицо капитана Котов. – Вы решаете принципиальный вопрос, изолировавшись от людей! Выносите на обсуждение!
- Баграт, тут ты неправ. – Крайновский оторвался от доски, сцепил пальцы. – это вызовет свалку.
-  Малян думает, что лучше свалка, чем диктатура. – усмехнулся Андрей. – Для него всё, что сказал не он – тоталитаризм. Короче, это даже не просто изнасилование – любимый стажёрчик Баграта, втоптав в грязь нашу сверстницу, унизил и нас. Скоро стажёры будут резать взрослых, а Малян заявит, что закона про убийство пока не существует! – Голубев сорвался на крик.
Баграт вскочил. Валериан придержал его за локоть, словно опасаясь, что тот кинется в драку.
- Много текста, - Координатор поморщился. – твоё предложение?
Изгнание. Изгнание на отдельный остров с минимумом припасов навечно. Или даже расстрел. Среди моих котят найдутся…
- Вот именно! Багратов палец чуть ли не упирался в голубевский подбородок. – Убийц ты воспитываешь, фашистов. И название-то подобрал, ещё бы – фольксштурм…
Губы голубева задрожали, он хотел что-то ответить, но мягкий глубокий голос Виктории на мгновение отрезвил их.
- Ребята, не будем выяснять отношений. – попросила она. – Баграт, твоё предложение?
- Я согласен на любое наказание, при котором Олег остается в колонии и прродолжает работать…
- Само собою!  - Андрей делано хохотнул. – Насильники и анархисты – самые ценные сотрудники Баграта Маляна!
- Ты…ты… - Баграт шагнул вперед. – Товарищи, он же фашист! Как вы не видите! Или вы…. или вы…или вам тоже – только власть?
- Да, нам власть,  - теперь они стояли вплотную. Голубев был бледен. – А ты – христосик? Или лицемер? А если бы на месте Красовского был один из котят, а на мете Татьяны – Простева? – Голубев кивнул на Лену, лена слабо ахнула и закрыла лицо руками. Баграт положил руку на расстегнутую кобуру. Голубев шагнул в сторону, его рука тоже нырнула к поясу.
- На месте!!! – крик сорвался на последней ноте. Казаков уже не сидел. Он стоял, направив жёрло распылителя на Голубева и Маляна. Виктория тоже стояла за его спиной, держа пистолет в опущенной руке. Все замерли. Лёня Крапивко поднялся со стула и с длинным вздохом прошёл мимо оторопевшего Баграта, мимо застывшего Казакова, мимо Вики. Хлопнула дверь.
- Я ожидал, что так кончится. – Заговорил наконец охрипшим голосом Казаков. – И принял меры. Я вооружил курсантов промышленных и сельскохозяйственных курсов. Юра Танеев с ними. Я предупредил Диму Колосова, чтобы был готов вывести из ангара тяжёлый броневик. Леонид сейчас даст сигнал. Уже дал.
Немая сцена длилась, и Координатор мог беспрепятственно продолжать.
- Своим экстремизмом вы – жёрло распылителя ткнуло в Голубева и Маляна, - поставили колонию на грань раскола и гибели. Вы словно мимо ушей пропустили сообщение экспедиции об обнаружении хиппистской колонии на холмах. Вы готовились начать заварушку из-за Красовского. Я не знаю, кто из вас опаснее: ты, - кивок на Андрея, уже открывшего рот в попытке что-то объяснить, - нисколечко не интересующийся людьми, а только властью, ритуалами, званиями; или ты, - Баграт стоял, понурив голову, - желающий свободу и справедливость всем, даром и немедленно и тут же подменяющий понятие «справедливость всем» понятием «справедливость нашим». Может быть, на этот раз я сбивчиво говорю, но зато я впервые что-то последовательно сделал.
За окном заурчал мотор «Защитника» - тяжёлого броневика. Слышен был ошеломлённый говор толпы. «Интересно, - мельком подумал Баграт, - куда направлено орудие, на коттедж или на толпу?»
- Сейчас мы сделаем следующее, - Казаков успокоился, голос стал ровнее. – Вы оба, а так же Лена и Стась (Крайновский вскинул бровь) будете выведены из состава Совета. Оставшийся состав примет более –менее упорядоченное положение о работе Совета, после чего общенародное голосование доизберёт пятерых новых членов Совета в возрасте старше шестнадцати. Если вы столь популярны, вы вернётесь. Или кто-то из вас. Заодно, малый состав Совета решит, что делать с Красовским. Разумеется, все ваши посты остаются за вами. Вопросы есть?
- Александр, в голосе Крайновского скользнула ирония, - а я что, до кучи?
- Что-то в этом духе, извини, Стась, - голос Казакова потеплел. – Просто надо побольше депутатов от народа…
В комнату вошел Дима Колосов в кожаной куртке автомеханика, остановился у порога.
- Товарищ КоординаторЮ, - отрапортовал он почти серьезно (Баграта передёрнуло), - ваши распоряжения выполнены. Всё по плану, Сань.

ХРОНИКИ ГОЛУБЕВА
«Двадцать третий день.   Наш координатор проявил решимость и энергию, которых я от него, признаться, не ожидал. Ощутив явную угрозу своему центральному положению со стороны моего усиливающегося влияния, а с другой стороны – от фарисействующего Маляна, он произвёл нечто вроде переворота, вывел нас с Багратом из Совета и объявил довыборы. Честно говоря, в отношении меня его страхи были беспочвенны; я его очень уважал и ни при каком раскладе не лишил бы почётного положения, но я признаю свои ошибки. Нужно было раньше поговорить с Александром по душам. Впрочем, я остался капитаном Котов и главой разведчиков; в конфиденциальном разговоре Координатор попросил меня понять необходимость такого шага. Конечно, всё это никак не повлияло на мою решимость служить порядку и благосостоянию Первограда. Дальнейшие события показали, что такая бескорыстная служба – главное, что требовалось от способного человека в тех условиях.
Совет уже без нас приговорил Красовского к одиночному трёхлетнему изгнанию, принял писаные акты о пайках, о наказаниях, о деятельности Совета и назначил на 29 марта довыборы. Все эти решения прошли автоматически, так как в «Малом Совете» остались почти одни единомышленники Казакова…»

ВРЕМЕННЫЙ АКТ О СОВЕТЕ (27.03.87\ 1т.э. \года; неоднократно переиздавался)

«I. Консульский совет, состоящий из двенадцати человек, является верховным органом власти колонии Первограда, а равно и всех осваиваемых территорий, на которых колония, именуемая в дальнейшем Теллурийским Советским Российским Государством, распространит свою юрисдикцию.
I I. 29 марта в Консульский Совет производятся довыборы пяти членов из числа всех граждан ТСРГ, достигших шестнадцати лет; после этого Совет функционирует в данном составе до принятия постоянного законодательства о государственном устройстве ТСРГ.
I I I. Главой консульского Совета является Корординатор. Он председательствует на заседаниях и его голос является решающим, если голоса разделятся поровну. Другие члены Совета именуются консулами.
I V. Консульский Совет руководит через подчинённых ему лиц всеми работами на территории ТСРГ; наблюдает за порядком и обеспечивает безопасность граждан ТСРГ, используя патрульные силы (Бойцовых Котов) и прочие вооружённые отряды, подчинённые Совету.
V. Консульский Совет осуществляет распределение продовольствия, одежды, в дальнейшем – топлива и жилплощади согласно Акта о пайках и других имеющих место быть положений.
V I. Консульский Совет координирует деятельность всех граждан ТСРГ с тем, чтобы обеспечить благосостояние, безопасность и рост зарождающегося государства.
V I I. Консульский Совет осуществляет судебную власть на основании Акта о наказаниях, имея в виду, чтобы нарушения пресекались и лояльные граждане были спокойны за свою жизнь и достоинство; в то же время суровость наказания должна соответствовать тяжести проступка.
V I I I. Консульский Совет производит награждения и поощряет отличившихся граждан, создавая условия для роста инициативы и сознательности.
Х I. Консульский Совет обязуется в течении года выработать пути перехода к регулярной, зафиксированной в постоянном законодательстве форме правления в Теллурийском Советском Российском Государстве.»

ГЛАВА V

«Лишь у безруких руки чисты,
Бездушный призрак лишь неуязвим.
И зреньем превосходит всех слепец.»
Дилан Томас

Солнце палило вовсю и ребята уже устали. «Переку-у-ур!» - надсадно возопил Валерьян. Он плюхнулся на фундамент и с секунду активно сострадал наиболее сознательным. Народ явно не врубившись, продолжал совершать какие-то странные ритуальные взмахи топорами и лопатами. «Заработались, бедолаги,» - удовлетворённо хмыкнул пристроившийся рядом Серёга. Валерьян выудил из кармана обильно пропотевшей стройотрядовки полувыкрошившуюся беломорину. Это уже  трагедия – запасы курева иссякали.
Бойцы и бойцицы шумно окружили начальника. Домостроевский оптимизм первых дней явно подходил к концу. Впрочем. Для них он был своим. Пока ещё. Стройотряд – это здорово, и жилые бараки – тоже здорово, но нельзя же вкалывать по 12 часов в сутки. Даже питаясь по второй категории. Маленькие они ещё. Хорошо что есть Серёга-комиссар при министре капитального строительства. Но два зубра на двести голов молодняка – слишком мало.
Где-то рядом по-щенячьи взвизгнула Анечка. Два шестнадцатилетних акселерата выпытывали у неё подробности инцедента с Татьяной, делая упор на практическое осмысление. Анечка обижалась. Валерьян цыкнул на шалунов и вперил взор в пространство, машинально продолжая выслушивать привычный скулёж. Уродливый параллелепипед двухэтажной Цитадели Совета уже подводили под крышу. Остальные бараки прочно застряли на нулёвке – не хватало дерева.  Хилые метровые брёвнышки, поставляемые пахарями-корчевателями, были жутко неудобным стройматериалом. Приходилось изощряться.
Валерьян встрепенулся – к из лежбищу, перепрыгивая с фундамента на фундамент и скользя на грудах зеленовато-лиловой глины, направлялась Вика.

АЛЬБОМ АНЕЧКИ (хранится в частной коллекции Татьяны Красовской)
«Я так одинока! С тех пор, как эта стерва Танька уехала к Олежеку на Соловки, жизнь для меня потеряла всякий смысл. Я так несчастна! Почему я решила, что нравлюсь ему? Дура! Трижды, четырежды дура! Так ему и надо, подлецу. Пусть целуется там на острове со своей старухой!
А Малян симпатичный. У него такие печальные, нежные глаза. Мне кажется, что он очень-очень добрый. Не то, что эти слюнявые мальки из второго отряда. Я почти уверена, что он мне нравится. Говорят, что сейчас он тв экспедиции, а там, наверное, жутко опасно. Когда Баграт вернётся, я загляну ему в глаза. Лукаво и немножко наивно – так, как я это умею. Наверное, я ему тоже нравлюсь. Недавно он так долго и со значением смотрел прямо на меня. И потом, с чего бы ещё им ссориться с Андреем? Они же так похожи, но Баграт гораздо симпатичнее. А Голубева я давно уже отшила. Он, конечно, капитан, но не на такую напал – сразу руки распускать.
И вообще, мне здесь ужасно скучно. Кто только придумал этот дурацкий Эксперимент? В конце-концов, мне уже 17 лет, и я хочу веселиться, а не конопатить пазы на этом вонючем Котловане. Правда, здесь я ежедневно вижу Валерика. Он такой серьёзный, положительный. И фамилия – Валерьян Валери. Звучит. Но Баграт мне всё равно нравится больше, хотя он и в экспедиции.
А Танька-то, Танька! Воспитательша, «цирлих-манирлих», а как окрутила Олежека. Я всё видела – и как они гуляли за Котлованом, и как целовались, и потом… Стерва бесстыжая, а ещё ревела два дня, как корова. А потом - прыг к нему на остров. Ну и пусть! Всё равно мне теперь Баграт нравится. Мой Баграт – самый-самый-самый лучший! Он обаятельный…

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА (ПСС В. Валери, т.17, Первоград, изд. «Академия», 152 г. Т.Э.)

28 марта. С самого начала   мне не нравилась эта затея с Котами. Баграт бегал, горячился, а мне не до того было – приходил с Котлована измотанный, как собака, и на Советах клевал носом. В достопамятную ночь малого дворцового переворота я машинально удерживал Маляна от рукопашной с Голубевым, но ничем путным так и не разродился. А потом сидел и тупо гадал: как получилось, что Самодержец с его бестолковой манией величия вроде бы оказался прав? И что последует за выведением обоих драчунов из Совета? Лозунг «Вся власть Совету» временно снимается с повестки дня? Ладно, разберёмся.
Коты в отсутствие Голубева совсем распоясались. Собственно, ничего конкретного, но какой-то блеск у них в зрачках появляется, когда вышагивают по Периметру с оружием. Нехороший блеск. Благо, есть мой стройбат. На крайний случай, конечно. 150 орлов с топорами и ломами в руках что-нибудь да значат.
Кажется, я начинаю уставать. Вчера обматерил двух мальчиков на подсобке. Ни за что обматерил. Вика посочувствовала. Дожил.

3 апреля. Эта липкая ядовито-зелёная мерзость никогда не кончится. Третьи сутки мы продираемся сквозь сайву. Благо – натолкнулись на речушку и теперь шлёпаем вдоль берега. Если расчёт правилен, речушка просто обязана вывести нас к хиппистским холмам. Симпатичная такая речушка, метров десять в ширину. Я окрестил ее «Че».
Сопровождающие охотники шумно плетутся сзади, изнывая от мошкары и выражаясь по адресу Самодержца. Эта сволочь и правда, могла бы выделить вездеход. Здесь он всё-таки нужнее, чем на Периметре. Инга идет рядом – маленькая, гибкая, молчаливая. Интересно, как она ухитряется сохранять свой доморощенный аристократизм в уродливой, не по росту здоровенной штормовке и вихляющихся бахилах?
Если верить данным Первой экспедиции, колония хиппи где-то  в пяти километрах отсюда. Плюс-минус. Но Первая экспедиция шла по побережью. Собственно, это была даже не экспедиция – так, варварский рейд обалдевших следопытов.
О какой экспедиции могла идти речь, если они не составили даже более-менее приличной карты побережья? Слепо тыкались вправо-влево, натолкнулись на трёх голеньких волосатиков и дали дёру. Свободная любовь их, видите ли, смутила. Девственники хреновы.

Над головой саданул тяжёлый низкий свист и следом сразу же глухо бабахнул охотничий карабин. Инга, коротко вскрикнув, метнулась к нему, нелепо прижалась всем маленьким вздрагивающим телом. Оттолкнув девчонку, Валерьян рванул автомат и веером всадил очередь в это неправдоподобное, жуткое, синюшно-багровое шевелящееся месиво. Он жал на спуск, абсолютно не отдавая себе отчёта в происходящем, не желая верит увиденному.
Стрельба кончилась как-то сразу. За спиной, опустив разряженные арбалеты, хрипло дышали перепуганные охотнички. У ног тихо всхлипывала Инга. Она сидела на корточках и в её сухих стеклянных зрачках было безумие. Там, всего в каких-то 15 метрах раскачивались на корявой ветке три нагих синюшных тела. Двое мужчин и женщина. Содранный выстрелами местный гнус снова начал облеплять их. Тела закручивались против часовой стрелки, и в этом размеренном вращении было что-то жутко живое. Между сосками у женщины чернела массивная арбалетная стрела.

ПРАВДА О ХИППИ (из монографии «Патопсихология молодёжи» ПСС В.Валери, т.3, Первоград, «Академия», 2135\148г. Т.Э.)

Хочу внести ряд уточнений. Прежде всего: ныне существующая секта т.н. «хипарей», пропагандирующая обряд обрезания, фаллические культы, половые извращения и пр., не имеет ничего общего с движением хиппи в их исходном, так сказать, «старо-земном» варианте. Движение хиппи строилось на основе полной естественности как в половых отношениях, так и в социальных. Говорить о «социуме» в отношении колонии хиппи немного нелепо, т.к. они представляли собой странную общность, единственным стержнем которой была полнейшая, почти абсурдная в нынешнем понимании, свобода каждой конкретной личности.
Глубоко укоренившийся в их психологии тезис о том, что за свободу секса необходимо бороться, привёл в конечном счете к тем плачевным последствиям, которые известны каждому, студенту. Первый Координатор просто вынужден был прибегнуть к жёстким мерам, невзирая на некоторые разногласия в Совете. По ряду причин личного характера я не считаю возможным обрисовывать свою позицию по данному вопросу, но дальнейшие события подтвердили правоту Координатора. Моя экспедиция застала колонию на грани деградации. В условиях полнейшего отсутствия каких-либо сдерживающих факторов, обитатели колонии в первые же дни уничтожили все запасы алкоголя и медицинских наркотических средств. К сожалению, они быстро открыли галлюциногенные свойства листьев т.н. «черного балдежника», длительно жевание которых приводит к образованию злокачественных опухолей слизистой рта и пищевода. Употребление этого сильнейшего, не имеющего «земных» аналогов наркотического средства поставило большинство обитателей колонии на грань полного разрушения личности. Собственно, это были уже не люди – абсолютно потерявшие волю и способность ориентироваться в окружающем мире, они сутками валялись на земле, приходя в движение лишь для того, чтобы совокупиться с ближайшей партнершей или партнером. Листья балдёжника обладали сильнейшим побочным возбуждающим эффектом, и интенсивность совокуплений для каждого составляла в среднем 15-17 раз в сутки, что, при полном отсутствии правильного питания, приводило к естественному истощению организма.

Большая часть продовольственных запасов колонии была уничтожена пожаром во время одной из оргий. Полуфашистская группа так называемых «панков», волей Эксперимента оказавшаяся в колонии, захватила оставшееся продовольствие и предприняла попытку тотальным террором восстановить подобие рабовладельческого общества. Полуживотная апатия способствовала этому…

Три трупа – что это? Массовое самоубийство, или…
Валерьян уже почти не скрываясь, поднимался по пологому склону, поросшему странным, пепельно-багровым мхом. Он уже перестал реагировать на поминутно встречающиеся конвульсивные тела аборигенов. Абсолютно голые, они парочками и поодиночке валялись на земле, что-то слюняво пережёвывая и не отрывая бессмысленных глаз от невидимой точки на сумасшедшем небе. Апокалиптическая картинка: равномерная работа челюстей, равномерный чавкающий звук, чернильная слюна, пузырчатыми ручейками стекающая на грудь. И какие-то мёртвые обгоревшие стены там, далеко, на самой вершине холма. Метрах в пяти очередная парочка занималась любовью: несколько  судорожных механических движений и снова – откинувшись – бессмысленный взгляд в небо. И все это – не переставая жевать. Валерьян брезгливо отвернулся. М-да, каково сейчас котёнку?
Он плёлся сзади – прыщавый голубевский питомец, славный в сущности парень Юрка. Худощавый, немного нелепый с чёрным раструбом распылителя в лапах. «Держись, котяра» - Валерьян полуобернулся к мальчишке. – То ли еще будет.» Юрка криво улыбнулся.
«Третий, Третий, я – Первый. Что у тебя там….» - засвербил в ухе голос Самодержца. «Слушай, Сань, отцепись. Сам ни хрена не понимаю.» «Перестань хамить. Ты их видишь? Что они делают? «Они? - ..утся.» «Что-что? Как так …бутся?»  «Так, молча. Жуют и это самое. Подробности – через часик. Лады?» Рация заглохла.
Всё-таки надо отдать должное Казакову – получив сообщение о висельниках, босс сразу же выслал на подмогу вездеход со взводом котят, вторым распылителем и рацией. План операции мы разрабатывали в трогательном единении. Вездеход с моими охотниками, вновь прибывшими пацанятами и Ингой остался километрах в трёх от хипистского гадюшника. Мы с Юркой, вооружившись автоматами и распылителями, отправились на разведку. Рация – в рабочем состоянии. И Инга, не снимая наушников, следящая за каждым моим шагом. Маленькая геодезисточка, кажется, имела несчастье мной увлечься. Занятно, но надо быть поаккуратнее. Впрочем, у меня к ней чисто отеческие чувства.
Что же это было? Самоубийство? Три трупа. Три первые трупа. А эти, балдеющие, что – не трупы? Занятно, что, если бы на моём месте оказался Голубев? Или Баграт?...

МЕМУАРЫ ВАЛЕРИАНА

8 апреля. Кончилось. Сегодня отправляю в Метрополию орду маленьких фюреров. У моего отряда довольно-таки общипанный вид – эти панки чертовски ловко орудуют цепями и дубинками. Вообще-то котята держались браво, представляю, как они будут хвастаться дома своими шишками и ссадинами.Герой дня – гаврик. У него особо тяжкое боевое ранение – неоднократно покусан и едва не изнасилован какой-то местной менадой. Стрелять я запретил, умиротворение производили исключительно распылителями. Благо, у них в колонии вообще не оказалось огнестрельного оружия. Выглядят эти фраера чрезвычайно мило, в лучших традициях. Кожаные курточки, бритые височки, вытатуированные на люу свастики и весь прочий антураж. Малян будет в восторге.
Я с Ингой и двумя охотниками пока остался здесь. Невзирая на Высочайшее повеление. Надо хоть чем-то кормить это сексуальное стадо. Единственное, что я мог сделать до какого-либо реального решения Совета – не дать им всем передохнуть от голода и полового истощения. Занятие не из приятных. Вполне возможно, что там, на заседании Совета я буду нужнее, но не могу, просто не могу оставить кого-либо из ребят. И потом – Ирка…
Ирка. Господи, что они с тобой сделали? Кто  - они? Что ты с собой сделала? Ты лежишь рядом, в двух шагах, с таким же идиотским блаженством на лице, как у всех этих жвачных. Такая желанная, такая недоступная там, на Земле,  и – половая подстилка – здесь. Ни проблеска узнавания. В первые минуты я, наверное, просто свихнулся. Я тряс тебя за плечи, целовал руки, волосы, остекленевшие мутные глаза. Не могу. Нельзя об этом… Ирка! Сбылась мечта идиота. Ты лежала рядом, но тебя не было. Тебя вообще больше нет. Не будет никогда. Никогда не будет. Никогда… Я, дурак, ещё во что-то верил. Я и сейчас верю. Как иначе?
Быстрее бы приехал хоть кто-нибудь из медиков. Ведь я ни бельмеса не смыслю в медицине. Я даже не знаю, можно ли сейчас отнимать у них эти проклятые черные листочки?

Был костер. Мохнатые рыжие искры выстреливали в низкое ночное небо. Сухой мох горел неровно, с прерывистыми хриплыми повизгиваниями. Валерьян обернулся, услышав за спиной тихое шебуршание. К костру сползались аборигены. В метре от него, опираясь на руки, приподнялась всклокоченная волосатая фигура. Хиппи смотрел в огонь, смотрел прямо сквозь него, Валерьяна, изредка машинальным жестом отряхивая с глаз слипшиеся рыжие космы. Валерьян поёжился. Он осторожно распрямил затёкшую ногу и поудобнее устроил на коленях иркину голову. Она лежала в обычном полутрансе, широко раздвинув колени. Озверевший Валерьян пинками отгонял от нее мужиков и теперь она непрерывно мастурбировала. С этим уже ничего нельзя было поделать. Её страшно похудевшее, ставшее каким-то синюшным тело крупно вздрагивало. Периодически она судорожно выгибалась, скребя ногами по земле и, отняв руки от низа живота, вцеплялась в рукав валерьяновой штормовки. Валерьян стиснул зубы и отвернулся.

И сразу же встретился с тоскливым взглядом Инги. Она сидела напротив, с другой стороны костра, и зябко поёживалась, хотя было тепло. Очень тепло. Сегодня он влепил ей пощёчину. Девчонка хотела украдкой попробовать лист «балдёжника». Весь вечер они не разговаривали.
Валерьян оглянулся – охотники, измученные треволненьями, дрыхли без задних ног. Игка сорвалась с коленей и быстро-быстро, мелкими движениями, заерзала промежностью по мху. Инга, стиснув пальцы, смотрела на всё это через костёр широко раскрытыми жуткими глазами. Валерьян встал. Подошёл к девчонке. Положил руку на плечо. Бред.
Держась за руки, они медленно брели прочь от костра, туда, где маячили изломанными тёмно-лиловыми сгустками обломки панковского штаба. Молча.
Ирка!!!

VII ГЛАВА

«Прощаюсь у края дороги….
Разыскивая родное,
Спешил я на плач далёкий –
И плакали надо мною…
Прощаюсь у края дороги…»

Фредрико Гарсиа Лорка

Баграт медленно отстёгивал кобуру, потом несколько секунд задумчиво рассматривал царапины на поверхности кожзаменителя и, наконец, протянул её побледневшему Казакову.
- В каком смысле? – Александр не двинулся с места, и рука с кобурой осталась как-то нелепо торчать над столом.
- В самом прямом. В лучших традициях – прошу уволить, по собственому желанию, а связи с семейными обстоятельствами, или там, по состоянию здоровья… Мало ли… - Баграт посмотрел координатору в глаза и добавил уже мягче,  - Извини, Саша, устал. Да и надоело порядком. Сам видишь – нничего хорошего у нас с тобой не получается. Хозяйничай уж как-нибудь без меня, тем более, что на таком курсе я буду мешать чем дальше, тем больше. Адьютантов тебе хватает – Вака, Андрей, Дима… «Верные, не знающие сомнений…» А мне на остров какой-нибудь пора. Как там, не все острова в моё отсутствие заселил? Мне что-нибудь осталось?
- Стажёров думаешь с собою забрать? – склонив голову набок, Казаков с любопытством разглядывал Маляна.
- Зачем же, они и без меня проживут. По лучшим лагерным образцам – каратэ, эмблемы нарукавные, скоро погоны с аксельбантами заведут.
- Да, погоны – это ужасно. Благосостояние или распад колонии зависят, конечно, только от аксельбантов. Я понимаю весь мильон твоих терзаний, но, может быть, сначала будем думать об этих… автохтонах, а уж потом об аксельбантах?
- «а что тут думать – трясти надо…» - Помнишь? Да и не верю я в них – если бы не вымерли, был бы хоть один след посвежее. Я же весь Замок обшарил… да хотя бы и появились – у тебя стрелков с каждым днём прибывает, исполнительных, надёжных, нерассуждающих. И по аборигенам могут, и по людям, если понадобится.
- Ты, конечно, на человека руку ни в жисть не поднимешь. – Казаков своеобычно вздернул бровь.  – Сама мысль о насилии вызывает в тебе отвращение. О насилии, о продовольствии, об угле, о металле, о всём, где нужны головы. Вот об орденах и аксельбантах, то это – пожалуйста. Так?
Баграт равнодушно пожал плечами.
- Зря стараешься. Я, собственно, не спорить пришел – попрощаться. Думал, обидишься, если  сразу в Совет.
- «Мы пришли в этот Храм не прощаться, - заунывно продекламировал Казаков. – мы пришли в этот храм не взрывать…» ладно. Я, коненчо, рассматриваю этот пассаж как элементарное дезертирство, но – твоё дело. – Он разложил на столе карту. – Куда изволите?
- Всё равно. Только без соседей.
Хорошо. Есть один островок. Триста метров в диаметре, два холма, пляж. – Казаков прищурился.   – Женщину с собой берешь?
- Нет, пожалуй..  – Баграт посмотрел в окно и улыбнулся. – Квартирный маклер в тебе гибнет.
- Значит, остров на одного. – Казаков обвел что-то на карте карандашом.  – «мы пришли в этот храмне верчаться, мы пришли в этот храм возрыдать…» Собирай вещички. Вечером на Совете обсудим детали. Как остров назовёшь? Предлагаю – «Аввакумец».
- Близко, но не то. Пиши – остров Боконона. Помнишь? «Тиран во дворце, святой в джунглях». Устойчивая система.
- Святой! Казаков фыркнул. – «Все, написанное в этой книге – ложь!»
- «А, главное, дай мне силы отличить одно от другого». Привет, самодержец.
- Погоди, отшельник! Учти, так просто тебе от меня не отвертеться. Официально ты будешь направлен в творческую командировку. Вместо чем пуп рассматривать, напишешь нам историю Земли. Материалами снабдим. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

ПЕРВЫЙ МЕМОРАНДУМ МАЛЯНА (отрывки. Хрестоматия по истории. Изд. Первоградского Университета. 170.г.т.э.)

«… Таким образом, мы имеем дело не с единичной акцией, уникальным экспериментом – кем бы ни оказались экспериментаторы – но с длительной планомерной деятельностью, своего рода «цивилизационной селекцией». Ничего не зная о целях и методах Воздействия, мы можем строить самые разнообразные предположения: например, если допустить, что эта деятельность находится на «мичуринском» этапе – то есть на стадии проб и ошибок – то возникают дальнейшие аналогии с подрезанием корней, прививанием разных фруктовых культур и т.д. Причем на первых этапах подобные эксперименты могут оказаться гибельными для подопытных образцов. Но в любом случае мы должны отдавать себе отчет в том, что речь идет не о выживании единичной земной колонии, а о чём-то значительно большем, и жизнь или смерть этой единичной колонии может оказаться незначительным эпизодом большой исследовательской программы…»
«…Впрочем, все наши пост-шпенглеровские домыслы о конечности антиэнтропийного ( в наиболее широком смысле слова) потенциала каждой конкретной цивилизации и высшей целесообразности деятельности Хозяев не должны заслонить банальной истины: оказавшись на Теллуре, мы, бывшие люди Земли, продолжаем защищать если не земные, то, во всяком случае, человеческие ценности независимо от соотношения сил. И новая теллурийская цивилизация, как бы она мне отличалась от земной, неизбежно будет сопротивляться любым попыткам вмешательства в естественный ход ее развития.
Хотя не исключено, что именно такая реакция и отвечает ожиданиям Хозяев.

… Солнце лениво поднималось над морем; в утренней полутьме всё было лиловатым, белёсым, сонным, в небе дотаивал полусерп Селены. Провожающих было мало, они оставались на камнях; Малян, сгорбившись под рюкзаком, по скользким брёвнам пристани пошёл к катеру. Курсант-моторист сидел на корме съёжившись – было зябко. Казаков вдруг оторвался от провожающих, неловко балансируя, побежал к Маляну, остановил его на середине пристани, что-то начал говорить. Со стороны это казалось, наверное, многозначительно-живописным: в утреннем нерезком свете двое беседуют на шатком мостике, одним концом обрывающимся к воде… на берегу не было слышно ни слова.
Поёживаясь, казаков вернулся на берег.
- Что ты ему сказал? – ревниво поинтересовался Голубев.
- Проинструктировал на предмет пожарной безопасности. – подумав, тветил Казаков.
Консулы пошли обратно, разворачивая сапогами слежавшийся песок. У пристани остался только вахтенный их морской группы. Пляж опустел.

Весь день у доски объявлений вертелись любопытные: на доске висел официальный бюллютень Совета, извещавший что Б. Малян попросил уединения и спокойствия ради написания всеобъемлющей Истории Земли. К вечеру на доске появились еще два документа: карикатура и красиво выписанный тушью афоризм. На карикатуре мрачный Казаков с тонзурой, могучим подбородком и в белом плаще с кровавым подбоем умывал руки, а два растерянных легионера придаерживали небритого Маляна. Малян рвал хитон и кричал: «распни меня!» афоризм гласил: «ВЛИП В ИСТОРИЮ».