*****************************************************
В доме Выбеговых кроме Вареньки детей не было; сын Нины Алексеевны, Серёжа, уже два года как учился в кадетском корпусе, и вся повседневная родительская работа доставалась теперь Вареньке. Год назад мать устроила девочку на полный пансион в женскую гимназию пр воспитательном доме, устроенном для дочерей офицеров, погибших на Балканах во время последней войны с турками; отец её, артиллерийский офицер, был тяжело ранен при Плевне и несколько лет назад отдал богу душу. Первые полгода учёбы девочка провела в пансионе при гимназии, но потом, Выбеговы настояли всё-таки на своём и забрали Варю к себе. Дядя любил всех детей одинаково и не делал различия между своим собственным сыном родственницей; но он редко бывал дома и, занятый службой, не мог много времени посвящать детям. Когда же мальчик отправился в кадетский корпус, и вправду, почти что забыл о том, что Варенька на самом деле не родная их дочь.
С недавних пор частыми гостями в доме Выбеговых стала е только Марина Овчинникова (с которой Варя подружилась с первых дней своего пребывания в гимназии), но и её кузен Николка, а так же сын квартиранта Николкиного дяди, Иван. Вот появление этого мальчика и перевернуло, кажется, всю жизнь Вари - начиная с того, самого первого, забавного эпизода в кофейне, когда мальчик и его отец избавили Варю от неминуемой беды, - и после, на большом велосипедном празднике в Петровском парке, где девочка в первый раз смогла побеседовать с новым знакомым.
Правда, после знакомство прервалось, причём надолго - мальчик, как оказалось, уехал с отцом за границу, и не в обычную развлекательную поездку, (какими нередко хвастались в гимназии девочки, имевшие богатых родственников), а в самое настоящее путешествие по диким странам - в такое, о каких Варя лишь читала в приключенческих романах Жюля Верна и Буссенара. Летом, на даче, в Перловке, Варя не раз интересовалась у Марины (дачи Выбеговых и Овчинниковых стояли рядом и девочки во время каникул почти что и не разлучались) о том, не ли каких вестей об их квартирантах. Увы, путешественники не баловали своих московских знакомых - писем не приходило, и даже Маринкин кузен, Николка, ничего не знал о том, где теперь странствуют Ваня с отцом. И тем более удивило девочку то, что когда они вернулись с дачи, то на вокзале из встретили Николка и Ваня. Варя была так смущена и обрадована, что даже не смогла толком поговорить с мальчиком; тётя Нина напротив, встретила молодых людей весьма радушно, с удовольствием приняла помощь, позволив донести вещи до пролётки, и предложила заходить в гости без церемоний.
С тех пор мальчики стали частыми гостями на Спасоглинишевском. Они приходили то вдвоём - как правило, передавая письма от кузена Веры Алексеевны, лейтенанта Никонова, которого отец Ивана устроил лечиться после ранения в какую-то особую заграничную клинику, то вместе с Мариной. Мальчики пили чай за большим круглым столом в столовой на втором этаже флигеля Выбеговых, а потом устраивались здесь же, в гостиной, на канапе возле невысокого столика - и начинались долгие разговоры. Нина Алексеевна сама нередко присоединялась к молодежи - так интересно было то, что рассказывал гость.
А как сама Варенька любила эти посиделки! В свои 15 лет Ваня уже успел объездить с отцом полмира. Шутка сказать - от Аляски, через загадочные, прикрытые романтическим туманом страны Востока, Индию, Персию - в Россию! А потом - Сирия, Святая Земля - те места, где странствовали библейские народы и происходили события, жавшие начало всей истории… Ваня рассказывал, что видел египетские пирамиды, в которых древние народы хоронили своих царей, или фараонов, и полуразрушенные башни Константинополя и Мраморное море, вечно теплое и вечно голубое, усеянное волшебными островами…
В те недолгие минуты, когда им удалось поговорить, Варя с жадностью впитывала эти рассказы - как она любила эти разговоры, и как трепетала в ожидании нового визита…
Рассказы эти оставляли след не только в душе девочки, но и в её альбоме. Разумеется, Варенька, подобно любой её сверстнице, вела альбом . Это было почти что произведение переплётного искусства - с бархатной обложкой красивого вишневого цвета, с золоченым обрезом и изящным бронзовым цветком. Варя помнила, как удивился Иван, когда она в первый раз дала ему в руки это своё сокровище: мальчик долго и внимательно рассматривал альбом, листал страницы, уважительно проводил пальцем по роскошному обрезу…
Ваня не сразу понял, что, собственно, от него требуется - оказалось, он понятия не имел, зачем вообще служат такие альбомы. Варю это удивило - ведь подобные альбомы были у любой барышни её возраста, как, впрочем, и у многих молодых людей. В альбомы вписывали понравившиеся стихи; туда же по¬други, друзья заносили свои пожелания, шутливые наставления. Порой таких альбомов у владелицы несколько.
Выслушав объяснения, Ваня ответил: «А-а-а, ясно, это у вас здесь вроде как ЖеЖе… ну, живой журнал, только на бумаге.» Варя удивилась - конечно, альбом можно было в некоторой степени назвать «живым» - в силу того, что записи и комментарии вносились в его постоянно и во многом отражали жизнь владелицы, - но что такого удивительного было в том, что он «на бумаге»? А из чего же ещё может. Скажите на милость, состоять самый обыкновенный альбом гимназистки?
Когда девочка попросила Ивана вписать в альбом какое-нибудь стихотворение, мальчик задумался. Но довольно быстро нашёлся - и на бумагу легли такие строки:
Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены…*
Очарованная девочка - Варенька, конечно, не могла не обратить внимания на то, что ведь и у неё самой глаза были серыми! - тут же спросила, чьи это стихи. В ответ Иван замялся и ответил, что это неизвестный пока английский поэт, которого они с отцом встретили в Сингапуре, на борту британского пакетбота. И это объяснение само по себе придало такое романтическое очарование этим строкам, что девочка была совершено покорена. А Иван, желая, видимо, усилить впечатление, подарил хозяйке альбома несколько фотографических карточек.. На одной из них был он сам, верхом на красивой серой лошади, в пробковом шлеме и странном жилете, увешанном множеством коробочек и кармашков. Мальчик ловко сидел в седле, упирая в колено, подобно драгунам на старинных планшетах, посвященных наполеоновским войнам, короткое двуствольное ружьё. На боку его, дополняя образ, висел большой револьвер.

#* Реньярд Киплинг. В 1886 году он был еще совершенно неизвестен как поэт и писатель.

Другая фотография была сделана на борту парохода - мальчик в той же самой одежде, стоял на фоне каких-то поручней, а за спиной у него виднелся берег восточного города. «Александрия» - пояснил он. Это мы с отцом возвращаемся в Россию.
Третья карточка была самой необычной. Иван, в одной майки и коротких, до колен, штанах, чумазый и довольный, позировал на фоне какого-то парового чудовища. Рядом с мальчиком стоял турецкий офицер в феске при пр револьвере; громадное рубчатое колесо машины было выше их обоих. Ваня опирался на длинное ружье и вид имел одновременно и воинственный и чрезвычайно довольный.
Варя была в восторге от фотографий - поистине, ничего столь же романтического в её альбоме ещё не было. Да и не только в её - подруги по гимназии, увидев стихи и фотокарточки (девочка, разумеется, немедленно вклеила все три в альбом - да не просто так, а с помощью специальных уголочков из тиснёного картона), желчно завидовали. Даже одноклассница Вари и марины, Анна Чарская, дочь погибшего на турецкой войне кавалерийского генерала, призналась, что никогда не видела ничего подобного. А ведь Анна Анна, несмотря на свою молодость (ей было не больше четырнадцати), побывала во многих странах - и в Европе и даже в Египте, единственной из всего класса видела даже пирамиды. Дядя Анны, у которого она жила, был граф и очень важный сановник; каждый год они всей семьёй ездили за границу.
У гимназисток было в обыкновении хвастаться перед подругами «кавалерами» - обыкновенно, знакомыми мальчиками, гимназистами или студентами, оставлявшими записи в девичьих альбомах. Нередко барышни приводили этих знакомых на гимназические вечера, и тогда уж обсуждения и сплетни могли продолжаться неделями. Николка, брат Марины, бывал на таких вечерах не раз; на на последний, литературный вечер, Варя, набравшись смелости пригласила и Ивана. Об этом намерении знала лишь одна Марина - Варя нарочно просила подругу никому не говорить заранее.

Отредактировано Ромей (14-09-2014 12:57:11)

Вечер удался; Варя втайне рассчитывала, что её «кавалер» (Ваня, как приглашённый Варенькой на вечер, попадал в глазах остальных гимназисток именно в такую категорию, хотя и сам об этом, возможно, и не догадывался), произведёт впечатление на подруг; однако же ока никак не ожидала, что впечатление окажется настолько сильным. Начать с крайне необычного костюма мальчика; Иван заявился в гимназию в тёмно-синих брюках, простроченных по шву жёлтой ниткой и украшенных в уголках карманов медными клёпками; сверху у него была надета рубашка песочно-зеленоватого цвета с непривычными накладными карманами, а поверх неё - тот самый жилет со многими карманчиками, столь удививший Варю на фотографиях. На немедленные вопросы мальчик ответил, что это - привычное ему по американской жизни платье, что вызвало, разумеется, немедленный интерес присутствующей молодёжи и настороженно-неодобрительное внимание взрослой части аудитории.
От которого, впрочем, не осталось и следа, стоило Варе, Николке, Ване и Марине представить их «домашний спектакль». Сама Варя была немного в курсе задуманного - в предыдущий вечер она еле сдерживалась от хохота, разучивая слова принесённой Мариной пьесы; зрители же, что гимназистки, что гости, что классные дамы, были шокированы, потрясены и в итоге, ни один из них е смог сдержать гомерического смеха.
Вареньке достались роли Царевны и Голубки. Марина с большим знанием дела изображала вредную Няньку и бабу-Ягу; Ваня, разумеется, был Федотом-стрельцом, а в промежутках - еще и Генералом. Во время одного из его диалогов с Мариной не выдержал и разрыдался от хохота сам солидный генерал граф Чарский, присутствовавший на вечере по приглашению Анны. После окончания спектакля зрители, совершенно скомкав вс. Последующую программу, облепили !актёров» - у них требовали дать списать пьесу, просили повторить самые запомнившиеся реплики и вообще - бурно выражали восхищение. Одна лишь классная дама Вариного класса сидела в уголке, скорбно поджав губы, и взирая на ажиотацию с явственным неодобрением - опытная наставница молодёжи прекрасно представляя, во что выльется в ближайшие дни этот интерес.
Надо сказать, они ни чуточки не ошиблась - не день и не неделю подряд фразочки и отдельные реплики из нашумевшего представления стали любимым предметом цитирования не только в женской гимназии, но и в некоторых других учебных заведениях Москвы; всё затмил совершенно уже выходящий из ряда вот случай, когда сам генерал Чарский, в ответ на поздравление с награждением персидским орденом Льва и Сердца*  (прозвучавшее, впрочем, в сугубо неофициальной обстановке, из уст одного из сослуживцев генерала, славящимся на всю Москву острым языком), ответил:
Что медаль? Большая честь;
У меня своих не счесть.
Весь обвешанный, как ёлка -
На спине и то их шесть!
Стишок этот стал широко известен даже и в столице -несомненно, благодаря тому самому генералу-осрослову, и был даже перепечатан в одном из Петербургских изданий; впрочем об этом, разумеется, ни Ваня, ни Варенька ни кто другой из участников того достопамятного литературного вечера так и не узнали.

#* Персидский орден Льва и Солнца был широко известен в Российской империи - его получали русские чиновники и военные при поездках в Персию. Персидские подданные награждались этим орденом редко.

После «литературной» части вечера, как водится последовали танцы; это было одно из самых любимых развлечений молодежи. Танцевали под аккомпанемент рояля, иногда, в особо торжественных случаях, приглашали оркестр, однако литературный вечер в гимназии явно на такое не тянул. Естественно, что для танцев требовались кавалеры, и этот вопрос чаще всего решали, приглашая на вечер учеников мужской гимназии или реального училища. Конечно, танцевали и приглашённые воспитанниками мальчики или взрослые гости мероприятия.
Какая-то из дам - мать одной из гимназисток - села к роялю и принялась играть  очень шумную польку. Высокая, крупная Варенькина одноклассница (девочки представили её как Калистратову; в гимназии вообще принято было обращаться друг к другу по фамилиям) неожиданно подхватила Варю  за талию и закружилась с ней по зале. Девочка напрасно отбивалась  - та она была вдвое сильнее. Глядя на её  тщетные усилия освободиться, остальные гимназистки помирали со смеху. Особенно хохотала Марина. Впрочем, после такого бравурного начала (что, как выяснилось, было в классе своего рода традицией), начали составляться и друге пары; рояль заиграл весёлую мазурку, и вскоре по зале кружилось уже не менее полутора дюжин пар.
Варя, раскрасневшаяся от хохота и движения, вырвалась на миг из бальной круговерти и, к своему удивлению, увидела Ваню, одиноко подпирающего в стороне стену. С ним был и Николка; однако ж, буквально на глазах Вари его увела одна из девочек младшего класса. Николка затравленно озираясь на Ивана, поплелся танцевать, будто на Голгофу;  К самому же Ване тотчас же подлетела Чарская. Девочка горестно вздохнула - Анна была чудо как хороша, и к тому же отлично танцевала; дядя брал ей в учителя настоящего французского балетмейстера, так что даже гимназический учитель танцев, строгий и чрезвычайно требовательный господин, неизменно восхищался талантами юной графини.
Однако же, к удивлению Вареньки, Иван виновато развел руками, помотал головой и что-то сказал Чарской. Та недоумённо вздёрнула голову, ответила, потом повернулась и независимо пошла прочь; хорошо зная нрав одноклассницы, Варенька сразу поняла, что та раздражена и взбешена до последней крайности.
Загадка происшествия разрешилась довольно быстро. К удивлению что Вареньки, что Марины оказалось, что Ваня совершенно не умел танцевать! Он смущённо лепетал что-то насчёт того, что у них в Америке и танцы совершено другие, и танцуют под совсем не такую музыку - но под конец, с облегчением признался, что несколько раз пробовал танцевать вальс.
И надо было случиться, что именно в этот момент Матильда Францевна, дама, сидевшая за роялем, заиграла очень красивый мотив вальса. Юные кавалеры принялись снова подходить к свои юным дамам и приглашать их; пара кружилась за парой. Почти все девочки уже танцевали, и Варенька так выжидательно взглянула на растерявшегося Ивана, что у него попросту не осталось другого выхода…
Варенька очень любила танцевать. Она скользила по паркету, как воздушная фея, изумительно выделывая грациозные па и ни на минуту не теряя такта - вальс было объявлен фигурный. Ваня, раскрасневшийся и смущенный, едва поспевал за партнёршей, думая только об одном - как бы не наступить тяжёлыми рифлёными ботинками на край её воздушного одеяния или, хуже того, на легонькую матерчатую туфельку. Мальчик уже успел проклясть себя за тягу к выпендрёжу - собираясь на вечер в женскую гимназию, он старательно придал себе мужественности с помощью одежды в полувоенном стиле - и вот сейчас тяжко маялся, стараясь не зацепить массивными берцами ножки своей дамы…

******************************************************
- Ну вот, молодые люди, похоже, мы обо всём и договорились. - сказал Корф. - письмо из канцелярии градоначальника имеется; отношение от имени начальника московского гарнизона тоже. Не думаю что директор вашей, Никол, гимназии устоит против такой тяжёлой артиллерии.
- Уж это точно. - усмехнулся мальчик. Да он, как увидит от кого письма, по стойке смирно встанет, а заодно вместе с собой все классы поставит.
- Значит, первый этап позади. - подвёл итог барон. -Штабс-капитан Нессельроде сегодня отписал мне, что по подписке собрана весьма солидная сумма; один из офицеров, а так же двое унтеров из Троицко-Счергиевского батальона готовы принять посильное участие. Особенно унтера - полковник особо их рекомендовал, как людей с одной стороны, не склонных к излишней жёсткости или даже к сквернословию, но и, в то же время, хорошо себя показавшие в обучении новобранцев. Вот они-то нашими «соколятами» и займутся, а господин офицер будет следить за проведением занятий. На вас же, сержант, - обратился барон к Ромке, - остаётся проведение занятий по основам рукопашного боя. Стрельбу и фехтование я возьму на себя; так уж и быть, выделю один день в клубе для занятий господ гимназистов, а со стрельбищем помогут в Фанагорийских казармах. Придётся, правда, вашим одноклассникам помотаться по Москве…
- Да ничего страшного, господин барон! - зачастил Николка. - Они, как узнают, что будут учить и стрельбе и фехтованию, и ещё и драться - так все запишутся. Ещё и выбирать придётся, кого брать!
- А здесь уж на вас, друзья мои, надежда. - кивнул Корф. - Откуда нам с сержантом знать, кого в вашей гимназии надо брать в первую очередь, а с кем вовсе не стоит связываться?  Вот вы нам и подскажете.
Николка сразу же принялся думать:  Савельева не надо…. Трус, доносчик, такому в боевом отряде не место. А вот братьев Шелопаевых, чей отец, отставной офицер-артиллерист, служит теперь брандмейстером Замоскворецкой части*, взять непременно - сильные, храбрые, друзья хорошие. Водовозов? Очкарик, умник, в драки никогда не лез. Но - не трус, случалось - попадаясь за какие-нибудь провинности, никогда не выдавал товарищей. Значит - надёжный друг, а мускулы и решимость - дело наживное, этому-то их и будут учить. Кто еще? Кувшинов?

#* Брандмейстер — полицейский чиновник, имеющий в непосредственном ведении пожарную команду, лошадей, инструменты и прочие ее принадлежности. Аналог современного начальника районной пожарной части.

Видимо, имя это Николка назвал вслух - до того был озадачен неожиданно пришедшей в голову мыслью. Ваня немедленно отозвался:
- Кувшинов? Это тот самый чмошник, которого ты тогда перцовым аэрозолем угостил? Он-то на кой нам нужен?
- И вовсе он не чмошник. - обиделся за одноклассника Николка, успевший уже запомнить некоторые Ванины уничижительные словечки. Просто его хулиганом считают, ну и дерётся он много. А на самом деле у него дома просто пятеро братьев и сестричек - и все его младше, вот на него родителям и не хватает времени. Зато он знаешь как хорошо умеет командовать! Я с ним с начала этого года снова подружился - он хороший, добрый даже, только дури много в голове и не знает, куда силы деть…
- Это нам знакомо. - усмехнулся Ромка. - У нас в учебке половина пацанов были кто с приводами, а кто вообще чуть под судимость по малолетке не попали. И все, как один - гопники на районе. Веди своего Кувшинова, мы из него дурь живо выбьем…
- Вот и славно. - подытожил барон. - Значит, и с этим решили. Итак, молодые люди, завтра нанесём визит в вашу гимназию…
-Господин барон, ваша светлость! -раздался от дверей взволнованный голос Порфирьича. Старый денщик нередко сопровождал Корфа в клуб, не давая всякий раз спуску местным лакеям и обслуге, а заодно, беря на себя почётную обязанность оказывать любые услуги что самому Корфу, что его приближённым гостям. - Там мальчонка просится, от этого.. Якова. Встрёпанный какой-то весь. Я так думаю - беда приключилась, ваша светлость!

Отредактировано Ромей (14-09-2014 17:52:25)

Да, вы правы.... ошибочка вышла. Спасибо.