Глава двенадцатая
Не часто случалось Вареньке выслушивать выговоры от дядя. О потому она сидела за столом в довольно мрачном настроении и с независимым видом ковыряла вилку котлетой. Есть не хотелось совершенно; наоборот, хотелось запереться у себя в комнате и разрыдаться от общей несправедливости окружающего мира. И если Варенька до сих пор еще этого не сделала - то лишь из гордости и чувства противоречия. Маленькая Настя, сидевшая рядом с кузиной, понимала, похоже, настроение девочки, и сочувственно на неё поглядывала. Однако молчала - старший Выбегов нечасто вмешивался в воспитание детей, но если уж это происходило - спорить с ним в доме мало кто решался; инженер отличался крутым нравом.
- Удивляюсь твоему легкомыслию, Варвара! - продолжал меж тем дядя.  - Ты, вроде, взрослая, серьёзная барышня - а допускаешь такие вот детские выходки!
Ну вот, еще и «Варвара»! - девочка опустила голову, кусая губы, чтобы и вправду не разреветься - полным именем дядя называл её лишь по случаю крайнего раздражения. А за что?
- … я понимаю, этот ваш знакомый, Ваня, от которого вы все уже, кажется, голову потеряли - он привык к вольным нравам, у них в Америке вообще ни о каких запретах отродясь не слышали. Но ты - то должна понимать! Всё же мы живём во второй столице империи Российской, и надо брать во внимание, что ваши слова могут услышать здесь самые разные люди. Сама видишь, к чему приводит ваше легкомыслие!
-По моему, ты слишком строг, Дмитрий. - решилась всё же возразить мужу Нина Алексеевна. - Вот, и  Марина с Николкой Овчинниковы ничего дурного в этой их птесе не увидели. Право слово, ты преувеличиваешь! Вон, почитать творения господина Щедрина, или хоть сказки Пушкина…
- Это-то меня и удивляет! - продолжал настаивать инженер. - дети учителя словесности - и такое легкомыслие! Ну ладно, сами не дали себе труда подумать - но моги бы, кажется, у отца совета спросить?
- Николка Василию Петровичу племянник, а не сын. - едва слышно пробормотала Варенька. И вообще, он хороший, и ничего читать не запрещает…
- А я, значит, плохой и запрещаю? - немедленно осведомился инженер. - Ну, спасибо, Варвара, вот уж не ожидал от тебя такого! И поверь, меня вовсе не радует роль добровольного цензора, которую вы тут все мне, кажется, приписываете - я всего лишь призываю вас к разумной осторожности. В конце концов, это был не домашний вечер, а мероприятие в гимназии, а ты сама знаешь что народ у вас там… разный.
Варенька вздохнула и пожала плечами. Приходилось согласиться, что дядя был всё-таки прав - народ в их гимназии был и правда «разный». Правда относилось это к одному-единственному человеку, преподавателю латинского Суходолову Викентию Селивестровичу, заслуженно носившему среди учениц прозвище «Вика-Глист» - как за невзрачную внешность, так и за свою способность пролезать куда не просят и доставлять всяческие неприятности. Вот и теперь: бог знает, откуда Вика-Глист услышал о пьеске, разыгранной девочками и их гостями на литературном вечере - сам-то он на нём не присутствовал, - но не прошло  и недели, как он подал инспектору гимназии докладную записку о «возмутительном и растлевающем характере пьесы, поставленной ученицами 4-го класса гимназии Овчинниковой Мариной и Русаковой Варварой без получения соответствующего разрешения на то гимназического начальства.»
Никаких разрешений на подобные пьески и сценки, представляемые на литературных и театральных вечерах никто отродясь не спрашивал - но, видимо, слишком велико было желание Вики-Глиста уязвить своих давних недругов. Злопамятный латинист не забыл унизительной сцены, которую ему пришлось пережить в кофейне  «У Жоржа». И,  узнав что в крамольной постановке участвовали двое его обидчиков - Варвара и Иван, да еще и Маринка, давно не любимая латинистом за острый язык и независимый характер, - не стал упускать столь удобный случай.
История, конечно, вышла, неприятная, но при ближайшем рассмотрении она гроша ломаного не стоила. Инспектрисса гимназии, дама весьма либеральных взглядов и большая поклонница Некрасова и Щедрина, писульку латиниста, конечно, приняла - однако же частным порядком дала понять излишне ретивому педагогу, что рвение его может быть неправильно понято среди его коллег, тем более, что и повод-то, как ни крути, самый что ни на есть ничтожный. Варю с мариной немного пожурили - для вида; ненависть же воспитанниц к Вике-Глисту укрепилась еще больше, после того, как его роль во всей этой истории была предана огласке.
Латинист ходил по гимназии как оплёванный - на спине его шинели кто-то написал мелом «Унтер Пришибеев», и на беду швейцар, подавая педагогу одеться, не заметил этого украшения. В результате Вика-Глист проследовал через гимназический двор с надписью на спине, да так и вышел на улицу, обнаружив крамолу только дома.
Девочкам же эта история могла бы стоить сниженного балла за поведение - во всяком случае, именно на таком наказании настаивал латинист. Однако ж - обошлось; ни инспекртисса, ни директор гимназии не захотели выносить сор из избы, ограничившись отеческим внушением, тем более, что в гимназии обе девочки пользовались самой что ни на есть доброй репутацией. Дома у Вареньки над курьёзной историей тоже посмеялись бы, и только - Дмитрий Сергеевич и его супруга сами обладали изрядным вкусом к литературе и не могли не оценить пьески, - не случись одного происшествия.
Сегодня вечером (Дмитрий Сергеевич уже успел вернуться со службы и Нина Алексеевна суетилась, собирая на стол), в дверь позвонили. Визитёры оказались неожиданные - незнакомые молодые люди: два студента в очень старых, полинявших фуражках и барышня – видимо, курсистка. На доном из студентов было треснутое пенсне на чёрном растрёпанном шнурке; он курил  папиросу, пуская дым через нос; Курсистка же, в короткой полинялой  жакетке и все время прижимала к груди маленькие красные ручки. Подняться наверх они отказались; после короткой беседы Нина Алексеевна (это она встретила нежданных гостей) пригласила Вареньку.- студенты, как оказалось, пришли к ней.
Цель визита и правда была неожиданной. Студенты представились членами литературного общества молодёжи» Шмель» (Бог знает, что означало это название», и, сославшись на то, что слышали уже о пьесе «Сказ о Федоте Стрельце «, представленной на гимназическом вечере Варенькой и её друзьями, пришли просить у девочки экземпляр этого произведения.
- Мы уверены, что вы, будучи передовыми и образованными женщинами, не откажете студенческой молодежи в ее просьбе… - сказала курсистка, обращаясь к Нине Алексеевне. Та улыбнулась и развела руками - мол, я-то что могу решать? - и указала курсистке на Варю.
Девочка, смущённая визитом, торопливо закивала, а потом опрометью бросилась наверх, за тетрадкой, куда Марина переписала ей текст пьесы. Отдавать её было ужас как жалко - но Варе и в голову не пришло отказать таким просителям. Студенты долго благодарили и уши, довольные, пообещав пригласить Выбеговых на свою постановку. После себя они оставили запах дешёвого табака и мокрые следы на лестнице. Фёдор, служивший у Выбеговых и привратником и швейцаром, проводил несолидных гостей неодобрительным бормотанием и поплёлся, охая, за тряпкой - вытирать мокрые следы, оставленные гостями на лестнице.
И надо же было случится тому, что инженер Выбегов, возвращаясь со службы, столкнулся с визитёрами у самого порога! Сухо с ними раскланявшись, он вошел в дом - и разумеется, немедленно потребовал объяснений. Они, разумеется, были ему даны в полной мере - и результатом стал вот этот неприятный разговор за обеденным столом. Варенька теперь едва сдерживала то ли слёзы то ли злость, а Нина Алексеевна нервически терзала носовой платок и никак не могла взять в голову, почему совершенно безобидный визит молодых людей вызвал у мужа столь сильное раздражение? Тем более, что часть этого раздражения было обращено и на неё саму; инженера не обрадовал тот факт, что Нина Алексеевна позволила Варе отдать гостям тетрадку со словами «Сказа».

Отредактировано Ромей (17-09-2014 10:51:48)