«...Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Правительство игнорирует потребности общественной мысли, но они вполне законны, и интеллигенцию как реальную общественную силу, имеющую свое основание во всей истории своего народа, не может задавить никакой правительственный гнет. Реакция может усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические акты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным….»
Геннадий отвел взгляд от молодого человека, стоящего у стола. Соседи оратора не отрывали от него восхищенных взоров: Невысокий молодой человек с бородкой на манер шкиперской - оставляющей открытой щеки, верхнюю губу и подбородок. Смотрит на оратора сверху вниз - много ли надо человеку в 21 год? Пахом Андреюшкин, сын кубанской крестьянки и богатого грека. Только что выступал, горячился, сбивался:
«Исчислять достоинства и преимущества красного террора не буду, ибо не кончу до скончания вeкa, так как он мой конек, а отсюда вероятно выходить и моя ненависть к социал-демократам....Каждая жертва полезна; если вредит, то не делу, а личности; между тем как личность ничтожна с торжеством великого дела."
«Красный террор, - усмехнулся про себя Геннадий. Да знал бы этот щенок, что такое на самом деле красный террор!»
Второй, по правую руку от докладчика. Коренастый, солидный - во всяком случае, солидней предыдущего. Уроженец Томска, сын нижнего чина томской инвалидной команды. Василий Осипанов - это он:
«… Я рассчитывал стрелять из пистолета с отравленными мелкими пулями (или дробью) или из револьвера. Для этого я считал необходимым иметь помощников, которые бы следили за выездами государем и дали мне возможность выбрать удобный для произведения покушения момент. С целью разыскать таких помощников, я стал заводить знакомства…. наконец, уже в исходе осени я узнал, что два человека имеют намерение предпринять что-нибудь в террористическом роде…»
Да, подумал Геннадий, этот был готов и стрелять. Но организация решила полагаться на бомбы с гремучим студнем - и первого марта Осипанов вышел - выйдет! - на улицу с бомбой в руке. В руке его, как и полагается студенту, будет книга - Вася Оспианов специально перевёлся в Петербургский университет из Казани, чтобы совершить покушение на царя. Так что книга будет наполнена гремучим студнем.
А оратор - высокий, кудрявый юноша, один из тех, кого они с Янисом Радзиевичем заприметили возле Волкова кладбища, продолжал:
«…Успех такой борьбы несомненен. Правительство вынуждено будет искать поддержки у общества и уступит его наиболее ясно выраженным требованиям. Такими требованиями мы считаем: свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной. Убежденные, что террор всецело вытекает из отсутствия даже такого минимума свободы, мы можем с полной уверенностью утверждать, что он прекратится, если правительство гарантирует выполнение следующих условий…»
Как всё же удивительно складываются судьбы людей! Этого молодого человека ждут Александровский равелин Петропавловки, эшафот, а потом - посмертная слава в тени оглушающей известности младшего брата, Владимира, известности, славы, сравнимой разве что с известностью персонажей библейских и сопоставимых с ними фигур»Любопытно, -отстранённо подумал Геннадий, - а насколько правы были наши историки, которые писали, что если бы не казнь Александра Ульянова - то и брат его пошёл бы по стопам отца и стал бы добропорядочным губернским учителем? А что - у него, пожалуй, есть способ это проверить - всего-то для этого и нужно, что сорвать идиотское покушение, которое планируют сейчас эти, в сущности, подростки - и тогда… тогда…
Сомнительно, впрочем. Это как наркомания - раз подсев на иглу террора и адреналина, соскочить с неё можно только в кресло какого-нибудь ЧК или в седло красноармейской лошади (то есть заняться тем же террором, но уже легально, открыто), либо на тот свет с петлёй на шее или пулей в затылке. Заключение, даже и пожизненное тут е поможет - русские народовольцы и эсеры, которым только ещё предстоит выйти на сцену, воспринимали срок как отдых от основной деятельности и на каторге не засиживались.
«А ведь можно им и помочь, - в который раз уже мелькнула мысль. - Делов-то на рыбью ногу: прикинуться американцем, борцом за свободу, изобретателем, всучить этим мальчикам-террористам кое-какую аппаратуру, ящик тротила, взрыватели… царю хватит с избытком. При тутошней постановке охраны первых лиц - хватит непременно. В наше время банкира средней руки охраняют не в пример серьёзнее..»
Оратор умолк и по комнате прошло шевеление: сидевшие принялись передвигать стулья, барышни, появившиеся из соседней комнаты, накрыли стол скатертью сомнительно свежести и стали выставлять на неё разномастные чашки вперемешку с корзиночками баранок и пивными бутылками. Принесли огромный самовар, многие из гостей закурили. Впрочем, кое-кто курил и раньше, и это было дико Геннадию, привыкшему к тому, что хотя бы во время речи докладчика курить не принято…
Янис тронул его за рукав:
- Пойдёмте пан Геннадий, хозяева дома хотят с нами поговорить…
«Туда же, «хозяева» - мелькнуло в голове. - дилетанты, сопляки - и надо было быть писателем советской романтической эпохи, чтобы писать о них такие восторженные слова. Недаром тот же Савинков. - не этим мальчишкам чета,в олк террора! - отзывался о «Террористической фракции народной Воли» с плохо скрываемым пренебрежением. Всё это для них - игра. Деде сейчас - игра, хоть и кровавая, с пулями и динамитом. Кто-то из ребят «Бригады» - кажется, предательница-Вероника, - рассказывала о нравах, царящих в среде ролевиков. Право слово, вот с кем был они нашли общий язык!»
- Как быстро горит свеча»,—проговорил Александр Ильич.
Одна из барышень - Радзиевич представил ее как Ананьину, курсистку-бестужевку, - ответила с придыханием, глядя на Ульянов а преданными, чуть ли не влюблёнными глазами:
- Свечей много сгорит, будет ли толк?
Александр встрепенулся и бодро сказал: -Будет».— и улыбнулся курсистке, которая после этого расцвела.
«Голову готов позакладывать, - подумалось Геннадию, - девице пришёл в голову некий пассаж, вроде того, что догорающая свеча - символ жизни Александра и его товарищей. Ну нет, какими глазами она на него смотрит! А ведь писали историки, что сия девица как раз в это время сошлась с Мишей Новорусским и они двое как раз раздумывали, не остаться ли им в стороне от «Террористической Фракции…»
Впрочем, чему тут удивляться - нравы в нигилистической, народовольческой, а потом и эсеровской среде спокон веку были самыми вольными. Моральное разложение и «облико морале» - придумки совсем иных времен, а идейные наследницы этих молодых людей еще придумают свою теорию «стакана воды»…*
#* Теория стакана воды — взгляды на любовь, брак и семью, распространённые первые годы Советской власти. Заключались в отрицании любви и сведении отношений между мужчиной и женщиной к инстинктивной сексуальной потребности, которая должна находить удовлетворение без всяких «условностей», так же просто, как утоление жажды.
Ничего у них не выйдет. - решил Геннадий, вставая. Хоть пулемёты им дай, хоть гранатомёт - просто прольют кровь без толку, а вся энергия так и уйдёт в пафос. Нет, долой эмоции и будем придерживаться первоначального плана - всем этим Ульяновым, Генераловым и прочим Шевырёвым суждено сыграть роль дымовой завесы, отряда, наносящего отвлекающий удар, которому суждено погибнуть, чтобы замаскировать настоящий замысел - и нет сомнений, кто будет этот замысел осуществлять…»
- Что ж, Янис, пойдёмте. - ответил спутнику Геннадий. - Познакомимся поближе с господами террористами…
Отредактировано Ромей (25-09-2014 22:10:56)