****************************************************
- Ну что, пришли, Болдоха? -
- Да вроде как здеся, Федот Акимыч. - ответил спрошенный - низенький, скрюченный человечек. Он стоял по щиколотку в смрадной жиже, опираясь на коротенькую - так, чтобы ловчее было ходить полусогнутым - клюку. Иначе здесь было нельзя: попробуй, походи, полчасика согнувшись в три погибели - враз спину сведет. А с клюкой - очень даже легко; да и дорогу перед собой ощупать можно, если приведется.
В руках Болдоха держал масляный фонарь; тусклый оранжевый свет его ровно высвечивал осклизлую кирпичную кладку, сводом смыкавшуюся над головами.
Спутник Болдохи был - с первого взгляда ясно! - непривычен к поземным галереям канализационных стоков. Всё время нервно озирался по сторонам; часто, без нужды облизывал губы. В руке его плясал здоровенный револьвер того типа, каким вооружают полицейских, а лампу, родную сестру той, что была у Болдохи, он нёс неловки - огонёк её то и дело мигал, и даже уже гас раза три - с тех пор, как подельники спустились под землю.
- А Гундявый, значицца, говорил, что туточки тех людишек видал? - уточнил тот, кого называли Федотом Акимычем. - И тюки какие-то тащили, так, Болдоха?
- Так и есть, Федот Акимыч, всё, как вы говорите. - уважительно подтвердил скрюченный. - В пятый счёт Гундявый сюды, значить, спускается - и кажинный раз тех людишек видит. Ну, можа и не кажинный, ему соврать - что под ноги плюнуть; но раза два видел, это уж к бабке не ходи. И всякий раз с огроменными такими тюками на плечах. Вот Гундявый и подумал - а чевой-то они сюда таскают?
- Правильно подумал Гундявый. - одобрил Федот Акимыч. - Потому как нету такого уговору - чтобы нам не обсказавши, здеся что попало тырить. Все знают -энти места за ватагой Коли Солёного, а кому не нравится - пожалте в Москву-реку купаться с гирькой на шее, али с ножиком в кадыке. Непорядок это - ежели всякий портяночник будет шляться с хабаром где захочет…
Вот -вот, он и побежал до меня сразу. - угодливо закивал Болдоха. Видно было, что он до смерти боится и сильно уважает своего собеседника. - - Прибежал, значить, обсказал, всё, как есть, и прсит - «ты уж, кум, передай мои слова Фёдоту Акимычу, он человек справедливый, всё, как надо по решает и обо мне, сиром, не забудет, ежели что…»
- А что ж он сам-то не пошёл с нами, коли так расстарался? Вот бы и вывел, где тех людишек повстречал…
- Так сгинул он, Федот Акимыч! Как есть, сгинул, еще в запрошлый день. «пойду, говорит, ишшо пригляжусь, можа прознаю, куды те людишки мешки свои тырят…» И с тех пор - ни слуху ни духу. Ну, я подождал-подождал, да и к вам…
- А неча ждать было. - недовольно заметил Фёдот Акимыч. - Надо было сразу идтить - глядишь, и выручили бы заодно твоего Гундявого. А теперя - поди сыщи, где его крысы схарчили… ладно, ступай вперед, что стал? - и он подтолкнул Болдоху рукояткой револьвера.
Некоторое время шли молча; отсветы масляных ламп всё так же тускло высвечивали стены да редкие развилки; под ногами то плескала мерзкая застойная жижа, то чавкал ил, то скрипели уложенные кое-де полусгнившие дощатые мостки. В таких местах Болдоха останавливался и внимательно ощупывал жижу вокруг мостков клюкой, а потом бережно, не всем весом сразу, ступал на доски; под мостками часто мог оказаться заполненный илом провал, из которого - случись туда провалиться неосторожному, - нипочём не выберешься. Среди обитателей подземелья ходили слухи о том, что такие провалы нарочно охотятся ха неосторожными, поглощая их. подобно ненасытны пастям, и шахты их, выложенные тёсанным гранитом ещё во времена Иоанна Грозного, до половины наполнены сгнившими скелетами жертв….
Внезапно Болдоха остановился и повыше поднял лампу.
- Чой-та, Федот Акимыч? - прошептал он. - Вон, гляньте, впереди, светится…
Спутник его пригляделся. И правда - тоннель на уровне пояса пересекала тоненькая изумрудно-зеленая ниточка; скорее даже не ниточка, а острый, волосяной толщины лучик света. Лучик как бы менял яркость по всей длине - со дна тоннеля поднимались испарения, и, пронзая их, изумрудная нить становилась то тусклее, то вспыхивала так ярко, что казалось - сунь под не ладонь, и зелёная игла насквозь прожжёт человеческую плоть.
- Экая невидаль… - сипло ответил Болдохе спутник. - Я про такое и не слыхал. Нуко-ся, пошшупай …
Болдоха опасливо ткнул в светящуюся нитку клюкой. Она тут же прервалась -, лучик выходивший из правой стены, против ожиданий вовсе не прожёг деревяшку, зато на ней появилась ослепительно сияющая изумрудная точка. Болдоха убрал клюку - и нить немедленно засияла во всю длину, перегораживая коридор.
- Эко диво! - Фёдот Акимыч почесал ха ухом стволом револьвера. - Ты вот что, Болдоха… давай-ка, подлезь под энтой ниткой. Да смотри, не задень, а то мало ли что…
Болдоха согласно кивнул и завозился, норовя скрючиться еще больше и подлезть под зелёную невидаль. Плеск жижи заглушил тоненькое шипение, раздавшееся в тоннеле.
Ниточка будто бы стала ярче - в неё вплывали клубы то ли дыма, то ли пара. Мужик с револьвером закашлялся. Чёй-та дым какой, слышь, Болдоха… пошли-ка назад, ну его…
Поздно. Тоннель стремительно заполнялся дымом; в его клубах стремительно потускнел и свет изумрудной нити и оранжевое пламя масляных фонарей. Оба пришельца зашлись в разрывающем лёгкие кашле; Фёдот Акимыч выронил лампу, револьвер, и повалился на дно тоннеля, в хлюпающую мерзость, пытаясь схватиться за стены скрюченными пальцами.
Болдоха выл, захлёбываясь вперемешку с воем, кашлем, но ухитрялся как-то не уронить лампу - всё же привычка беречь свет, единственный залог выживания под землёй, давала о себе знать. Но дышать было нечем - и вой постепенно переходил в сипение. Едкий дым вытеснил из тоннеля воздух, раздирал зудом глаза, тысячей огненных лезвий вонзался в лёгкие…
- Болдоха… помоги.. помираю.. дышать… - просипел из последних сил вожак с головой погрузился в смрадную жижу. Секунду спустя погас и последний фонарь - Болдоха сдался, выиграв у неумолимой судьбы всего несколько лишних мгновений жизни…Тишина и мрак окурали коридор - и лишь тонюсенькая изумрудная нить лазерного луча продолжала пронзать облака дыма сигнальной шашки, заполнившие тоннель на всём его протяжении.
Прошли неразличимые минуты - а может часы? С дальней стороны - противоположной той, откуда явились покойные ныне разбойнички, - возникли два столба белого света, мутного в клубах дыма. Затем из подсвеченной белёсой мути появились две неуклюжие в костюмах химзащиты фигуры; мощный налобник украшали украшал каску первого, стеклянные треугольные зенки противогазов пялились на тела. В руках у того, что с налобником, был обрез двустволки, другой водил перед собой автоматом с примотанным под стволом тактическим фонарём.
Тот, что был с обрезом, подошёл к телам и потыкал их ногой в резиновом бахиле. Что-то неразборчиво прогудел спутнику - и тот, перекинув автомат за спину (луч фонаря упёрся в жиду на дне) схватил тело Болдохи за ногу. Вдвоём они оттащили труп к притаившемуся в десятке шагов провалу и спустили в сыто чавкнувшую бездну. Потом вернулись за вторым уголовником и повторили процесс. Первая из фигур в химзащите поковырялась в стене напротив лазерного датчика, чем-то металлически щелкнула - в руках у неё появился длинный цилиндрический баллон, который и занял своё место в скрытой от глаз нише в кирпичной кладки. Второй точно такой же баллон, видимо, использованный, булькнул в провал вслед за трупами.
Двое постояли над провалом, потом повернулись и отправились обратно - откуда пришли. Воздух в тоннеле постепенно очищался - неощутимые сквозняки постепенно вытягивали наружу дым. Мрак и тишина вступили в свои права, и только зелёная светящаяся ниточка осталась на своём месте - до следующих незваных гостей…

Отредактировано Ромей (28-09-2014 13:26:33)

Глава шестая
Читателям памятны, наверное, мои статья  о подземной клоaке под Москвой нaделaли шуму. Думa постaновилa нaчaть перестройку Неглинки, и дело это было поручено моему знaкомому инженеру Н.М. Левaчеву, известному охотнику, с которым мы ездили не рaз нa зимние волчьи охоты. Работы эти были закончены к 1886-му году; во время перестройки, я не раз спускался в Неглинку около Мaлого теaтрa, где кaнaл делaет поворот и где русло было тaк зaбито рaзной нечистью, что водa едвa проходилa сверху узкой струйкой: здесь и былa глaвнaя причинa нaводнений.
Однако же Бог, как говорится, троицу ллюбит; вот и пришлось мне в третий раз спускаться в подземный лабиринт Москвы. Причина на этот раз оказалась не столь прозаическая: В последние недели две по городу поползли жуткие слухи о пропавших в клоаке людях; московские обыватели называют что пол-сотни, а кто и сотню сгинувших; в Охотном же ряду вам запросто расскажут о «тыщщах» людей, пропавших во тьме подземелья. Так или иначе, городские власти пока не чешутся, вот и приходится мне, как признанному газетами знатоки московской клоаки, браться за это во всех смыслах грязное дело…
Непросто было нaйти двух смельчaков, готовых сопровождать меня в этой отчаянной вылазке. Одним из них стал мой прежний отчаянный спутник, бывший  беспaспортный водопроводчик Федя; после выхода первой статьи инженер Левачёв взял Федю на работу, и вот теперь он, услышав о моей необходимости спускаться вновь под землю, охотно вызвался меня сопровождать. Вторым стал городовой, человек, и поныне состоящий на службе; с год назад ему пришлось вместе с известным всей Москве хитровским султаном Рудниковым преследовать беглых каторжных в подземных лазах Хитрова рынка. Там он так хорошо показал себя, что теперь, когда встал вопрос о решительном и храбром спутнике, мне, не колеблясь, указали именно на него. Памятуя о страшных слухах, я и сам вооружился, прихватив кроме своеобычного кастета, еще и карманный револьвер бельгийской системы.
И вот в ясный январский день мы, расковыряв смерзшийся снег, подняли железную решетку спускного колодцa на Ильинке и опустили лестницу. Из отверстия вaлил зловонный пaр; столб его сразу же сделался видимым на морозном воздухе. Прохожие с удивлением оглядывались на нас и, почуяв гадкое амбре клоаки, кривились и старались поскорее миновать это место. Федя-водопроводчик полез первый; отверстие, к без того узкое, было ещё теснее из-за образовавшейся нечистой наледи. Поняв что я, человек грузный и широкий в плечах, могу неи пройти в лаз, Федя принялся обкалывать наледь коротенькой пешнёй.  Закончив эту работу он спустился, послышалось хлюпaнье воды и голос, кaк из склепa:
- Лезь, что ли!
Я подтянул выше охотничьи сaпоги, зaстегнул нa все пуговицы кожaный пиджaк - амуниция, с успехом опробованная в двух предыдущих вылазках в клоаку, -  и стaл спускaться. Приходилось крепко хвататься за ступеньки лестницы, и даже сквозь плотные перчатки они сильно холодили руки. Под землей же оказалось неожиданно теплее, чем на свежем воздухе; Федя пояснил, что это из-за испарений, поднимающихся от гниющих стоков. Кое-где на стенах колодца повыше, пятна влаги и потёки были подёрнуты ледяной коркой; однако других признаков зимы я не заметил, мгновенно вспотев в своей тёплой кожаной амуниции.
С кaждым шaгом вниз зловоние стaновилось все сильнее и сильнее. Мне, привычному уже к вылазкам в подземную Москву, становилось порой жутко. Внизу послышaлись шум воды и хлюпaнье. Я посмотрел нaверх. Мне видны были только четырехугольник голубого, яркого морозного небa и лицо рaбочего, держaвшего лестницу. Несмотря на то, что бельё моё пропитал пот, и меня тут же пробил озноб.
Нaконец я спустился нa последнюю ступеньку и, осторожно опускaя ногу, почувствовaл, кaк о носок сaпогa заплескалась струя воды.
- Опускaйся смелей; стaновись, неглубоко тутот-кa, - глухо, замогильным голосом произнёс Федя.
Я встaл нa дно, и холоднaя сырость воды прониклa сквозь сaпоги.
Федя принялся зажигать лампу; я, памятуя о том, что в прошлый раз ему пришлось долго возиться с отсыревшими спичками, подал спутнику свои, в медном коробке с плотно притёртой крышкой, в которую не проникала ни влага, ни вода. В этот момент сверху задвинули крышку люка, и нас охватил мрак. Я почувствовал, что стою как бы один в этом наглухо запечатанном склепе - по колено в бурлящей воде. А где-то там, может быть, в десятке шагов, за поворотом, таится загадочное нечто, и впрямь поглощающее неосторожных, рискнувших спуститься в подземелье….
Я поводил над собой рукой,  нaщупaл мокрый, холодный, пупырчатый, покрытый слизью кирпичный свод и нервно отдернул руку… рядом вспыхнул свет - Федя наконец-то сумел разжечь лампу и мы двинулись вперед. Федя нес перед собой лампочку в пять рожков, но эти яркие во всяком другом месте огоньки здесь кaзaлись крaсными звездочкaми без лучей, ничего почти не освещaвшими, не могшими побороть и футa этого мрaкa. Мы пошли вперед по неглубокой воде; водопатов стоков с улиц,  как во время моего прошлого путешествия, не было - по  случаю зимнего времени вода от подтаявшего снега лишь кое-где капала из решеток стоков. Света, ранее проникавшего снаружи, теперь почти не было - Федя пояснил, что большая часть решёток забита наледями вроде той, какую нам пришлось преодолевать при  спуске…
Грохота экипажей по мостовой, так напугавшего меня в первый раз, тоже не было - порой сверху раздавалось что-то вроде протяжного шороха - это проезжали сани и извозчичьи повозки на полозьях. Потом исчезли и эти звуки, тоннель стал уходить вниз. Федя повернулся к нам (городовой с насторожённым видом следовал за мной): Из под улицы уходим; сейчас те самые места и будут, осторожнее бы надо…
Мы долго шли, местaми погружaясь в глубокую тину или непролазную, зловонную жидкую грязь, местaми нaклоняясь, тaк кaк зaносы грязи были нaстолько высоки, что невозможно было идти прямо - приходилось нaгибaться, и все же при этом я достaвaл головой и плечaми свод. Ноги провaливaлись в грязь, нaтыкaясь иногдa нa что-то плотное. Все это зaплыло жидкой грязью, рaссмотреть нельзя было, дa и до того ли было.
Федя снова остановился и тихо ойкнул. Я просунулся, чтобы увидеть, что его испугало, и разглядел в прыгающем по стенам свете его лампы (Федю отчётливо трясло) ужасное зрелище - в круглом бассейне, образованном на скрещении двух тоннелей, плавало раздутое тело; поверх жижи, на другу сторону вели деревянные мостки, и ноги утопленника виднелись как раз из-под их досок.
Федю как  прорвaло:
- Верно говорят - люди тут пропадают, нехорошее место, проклятое. А энтот-то убиенный, недавно, видать, бултыхается - вон ещё и не сгнил совсем. Недавно его кончили, и, наверное, прямо здеся….
Я попробовал ногой грязь возле мостков. Она была тут особенно густa, и что-то все время скользило под ногaми. Об этом боязно было думaть.
Городовой за моей спиной нервно закопошился и я услышал щелчок взводимого курка револьвера.
- Так, господа хорошие, пойдёмте-как мы назад. - сказал мой спутник. А то неровён час и нас вот так-то… а сюда надо следователя с нарядом полиции, потому как преступление налицо…
Спорить я не стал и мы повернули обратно, возвращаясь по своим собственным следам.
- Ну, целы? Вылaзь! - зaгудел сверху голос.
- Давай, спускай лестницу!
Я посмотрел вверх., где сквозь железную решетку сияло голубое небо. Еще немного усилий, и нaс ждут уже открытый лаз и лестницa, ведущaя нa волю….
8 января 1887-го года,
«Московские ведомости.
В.А. Гиляровский

Отредактировано Ромей (29-09-2014 12:24:55)

************************************************
- Ну вот, а потом они, значицца, с  этими тюками на Стромынку подались. Вот, тута написано.  - Сёмка выложил бумажку с криво накарябанным адресом. - И как я их только не упустил - сам ума не приложу… - и он выразительно шмыгнул носом.
Я ухмыльнулся - про себя. Яша заранее предупредил нас об этой особенности ценного работника - будучи в денежных расчётах  честным до щепетильности, - копейки не украдёт, рекомендовали Семёна все, кто имел с ним дело, - малый никогда не упускал малейшей возможности выклянчить у работодателя лишний медяк - и достигал в этом деле небывалых высот.
- Упустил - значит, старался плохо. - разрушил я мечты малолетнего филера. Недаром, сдавая дела перед отъездом в Питер, Яша почти целую ночь просидел с нами в конторе, подробно растолковывая насчёт каждого агента, каждого дела, каждой папки в конторе. Наталья свет Герогиевна, или просто Наташа - курсистка, ведавшая в Яшиной конторе бумажными делами, - тоже присутствовала при разговоре. Можете обвинять меня в цинизме, свойственном нашему развращённому веку - а только мне тогда показалось, что Яша поглядывает на барышню как-то уж слишком по-хозяйски.
Будем честны - чем-чем, а выдающейся красотой Наталья Георгиевна явно не блещет: волосы жиденькие, пегие, платье на груди, - там, где у нормальной барышни находится эта анатомическая подробность, - висит какими-то бесформенными складками, а самой выдающейся (во всех отношениях) признаком на лице является нос. Девица явно не избалована мужским вниманием;  с каждым визитом в контору я все отчётливее убеждался,  что она поглядывает на своего шефа с немым ообжанием. Яша был с ней неизменно любезен, от чего Наташа всякий раз таяла.
А что?  В принципе - не самый плохой способ обеспечить верность. В такой конторе, как эта, секретарша неизбежно будет в курсе всех дел. Так что, Яша, пожалуй, прав, привязывая ценную сотрудницу к себе даже и такими методами. Интересно, это - следствие знакомства с детективами из нашего времени, которыми я его исправно снабжал, -  или старый как мир метод?
Тем не менее, даже недолгое знакомство позволило нам оценить, что умом курсистка-делопроизводительница отличалась острым, аккуратна была до абсурда, а забыть о каком-то порученном деле похоже, не была способна в принципе. Вот и сейчас она легким покашливанием напомнила о себе:
- Так…э-э-э…. Семён, помнится, вам для этой слежки были выданы суммы в размере полтины серебром? Вот, я вижу в отчете траты на тридцать восемь копеек - извозчик семь копеек, чай в трактире с бубликами - пятнадцать, восемь - мальчишкам, пятиалтынный - дворнику…  а это что - «поощрительные суммы, как обещано»?
Сёмка замялся:
- Так это… барин же обещал, коли хорошо дело слажу, поощрить, ежели деньги останутся…
- И они у вас, Семён, конечно, остались. - Неумолимо продолжала барышня. - А потом вы тут нам заявляете, что не сумели догнать подопечных, потому что лошадь-де извозчика плоха была? А что это, Семён, за извозчик такой - чтоб от Варварки до Стромынки за семь копеек вёз?
Сёмка заёрзал на табурете и виновато понурился - он уже знал, что последует за этим вопросом. И нисколько не ошибся.  Я покосился на Ромку - тот украдкой показал мне оттопыренный большой палец. Да, Яша похоже,  нисколько не ошибся в выборе помощницы…
- Вы, судя по указанной в отчёте сумме, взяли не нормального извозчика, а ваньку из самых что ни на есть распоследних! - вынесла заключение обвинительница, грозно поглядывая на Сёмку поверх пенсне. Я машинально отметил, что в этот момент она стала похожа на Лису-Алису из советского фильма «Приключения Буратино» - или там лиса не носила очков? Физиономия была, во всяком случае, точно такая - остренькая, носатая и невыносимо ехидная…
- Да у него, готова спорить, и упряжь была из бечёвки! - продолжала добивать нарушителя Наталья. - Ну да, конечно,какой нормальный извозчик с казённой бляхой поедет от самой Варварки на Стромынку меньше, чем за пятиалтынный? Сколько раз Яков Моисевич при мне  говорил вам, чтобы вы никогда - НИКОГДА, вы слышите? - не экономили на транспорте? Мне грустно это говорить, но вы, Семен, думали не о деле а о том, как сэкономить на «поощрительные суммы».  Хорошо же вы справились с заданием: объекты из-под наблюдения ушли, спасибо хоть потом вы проявили усердие и сумели выяснить, куда они ехали…
- Так я, Наталь Герогиевна, по номеру бляхи ихнего извозчика узнал… - радостно начал Сёмка, но, сообразив, что говорит не то, прикусил язык. Увы, поздно.
- Так значит, объекты наблюдения в отличие от вас, Семён, экономить не стали и взяли нормального извозчика? - ласково поинтересовалась барышня.  - А вы решили преследовать их на деревенских розвальнях, сэкономив, таким образом, восемь копеек? Я вас правильно поняла?
Всё было ясно. Сёмка тяжко вздохнул, встал с табурета порылся в кармане и выложил на стол горсть медяков. Обвинительница сразу смягчилась.
- Идите, и надеюсь, это послужит для вас уроком. Учтите - в следующий раз…
Угроза пропала втуне -  Сёмка, сам не свой от радости, что так дёшево отделался, выскочил за дверь.
- А не слишком круто? - поинтересовался я. - А то плюнет на всё это дело и сбежит.
- Вы плохо знаете Сёмку, дорогой Иван. - ответила враз ставшая приветливой и милой Наталья Георгиевна. - Поверьте, лёгкая выволочка только пойдёт ему на пользу. Яков Моисеевич специально наказали мне не давать Семёну распускаться - чтобы не испортить ценный кадр…
Я мимоходом подивился, услышав такой оборот - «ценный кадр» в устах курсистки. Однако же - с кем поведешься, от того и надерешься; Наталья же, больше месяца уже работавшая (и, возможно, не только работавшая…гхм… да простят меня ревнители морали…) с Яшей наверняка нахваталась от него словечек и оборотов из детективных сериалов, которые тот потреблял в неимоверных количествах. И когда только успевал, вы мне скажите…
Ну ладно, пёс с ним -  надеюсь вы, Наташа, знаете, что делать. -проворчал Ромка. - Меня сейчас вот что интересует: если господа леваки, и вправду, устроили на Стромынке какой-то склад, то надо бы нам поинтересоваться - что они там держат?
_ Стромынка, Стромынка… - задумчиво произнёс Николка. - Это ведь в Сокольниках, так? Неподалёку от Фанагорийских казарм, где мы раз в неделю занимаемся?
- Ну да. - ответил Роман. - Я деталей не помню, но, вроде бы - рукой подать. А что?
- Так так. - ухмыльнулся Николка. Есть у меня одна мысль.  - Помнишь, ты мне давал почитать рассказ этого Конана Дойля «Скандал в Богемии»?
Ну да. - припомнил я. - Это про Шерлока Холмса и Ирэн Адлер - они там еще, чтобы проникнуть в дом, пожар изображают.
- Не чтобы в дом проникнуть, а чтобы узнать, где она прячет фотографию. - поправил меня Николка. - Вот я и подумал - а что если мы…
-

Отредактировано Ромей (29-09-2014 23:44:54)