Вторая глава
Геннадий, Виктор шли вслед за Володей Лопаткиным по длинному университетскому коридору. Им не раз приходилось бывать в двадцать первом веке - Большая аудитория, церковь святой Татьяны, знаменитая читалка в ротонде… Удивляли старинные вывески на дверях первого этажа: «Экзекутор», «Регистратор», «Квартирмейстер». По-видимому, они оставались чуть ли не с самого основания университета.
Когда-то оба они оказались здесь сопливыми студентами-первокурсниками; можно был не сомневаться, что и на «нынешних», девятнадцатого века, новичиков всё это производит всё то же неизгладимое впечатление. За 130 лет большинство помещений не раз и не два подвергалось переделкам; вот и сейчас они шли по коридорам, заставленным всякими шкафами, стены завешаны объявлениями, расписаниями лекций. По всюду, даже во время лекций - густая толпа студентов; ужасный шум. Привыкшие к куда более строгим порядкам Геннадий с Виктором недоумённо озирались. Володя уловил их удивление:
- Это еще что! Вот, помню, когда я первый раз здесь оказался, так и вовсе опомниться не мог. Сами подумайте - после гимназии, с её строгой дисциплины - вот эдакая вольница! На лекцию хочешь — иди, не хочешь — не ходи. Захотел — пошел слушать лекцию другого факультета или другого курса. Никто за порядком не наблюдает, никто ничего не требует. Я всё не мог понять, почему мне, который только вчера был загнан в рамки гимназических порядков, вдруг предоставили такую свободу!
- А с экзаменами как? - поинтересовался Виктор. - Много хвостов надо, чтобы отчислили?
- Отчислить могут за невнесение платы за обучение. - пояснил Лопаткин. - За нарушение университетского устава, например - за участие в каких-то противоправительственных действиях. За буйство сверх меры, опять же. А так… многие к учёбе очень небрежно относятся. Если не успеваешь за курсом - прямая дорога в «вечные студенты».
- Вечные студенты.. академка, по болезни? - уточнил Геннадий. Чтобы потом пересдать?
- Нет, что вы! - махнул рукой Владимир. - Если, скажем, год-два проучился и не сдал установленного минимума - переходишь на другой факультет. Кое-кто так весь университет переберёт. Вот, скажем…
По коридору навстречу следовал весьма представительный господин с немаленькой бородкой, украшенной пробивающейся кое-где сединой; тем не менее, господин был облачён в студенческий сюртук.
- А что бы не учится, коли средства имеются? - усмехнулся Владимир. - А может уроки даёт, или кто из богатых родственников за него платит….
А есть и другие, - продолжал пояснять гостям Лопаткин. - вот, скажем… понаблюдайте.
У входа в аудиторию расположилась кучка студентов. Один из них, с виду постарше собеседников, выделялся значками двух факультетов.
- «Век живи - век учись» - прокомментировал гид. - Есть «вечные студенты» и такого рода. Заканчивают, видите ли, по два-три факультета. А то и отвлекают человека какие-то жизненные перипетии: скажем, к искусству потянется, а то и политикой увлечётся. Или пустится путешествовать. Как быть? Времени всё это требует весьма много, а отрываться от университета не хочется. Иные и возвращаются к учёбе, а других затягивает такая инертность жизни….
Около следующей аудитории отиралась горстка первокурсников - видно было что им, только-только вступившим под сени храма науки здешние порядки ещё в новинку. Один из студентов то и дело принимался листать тетрад, видимо, с расписанием занятий.
К студентам подошёл вальяжный университетский сторож
- Кто должен читать, господа?
- По расписанию - профессор Николай Васильевич Бывалов. - с готовностью отозвался студентик. Сторож покровительственно усмехнулся:
- Так он раньше декабря лекций не начинает. Так что идите себе, господа…
И важно проследовал по коридору. Ошарашенные первокурсники глядели ему вслед.
- Ну и порядочки у вас! - вырвалось у Виктора. - Ни фига себе - предмет в расписании, а он - «не раньше декабря»! Заменить, что ли, не могли?
- Это еще что, - воздохнул Володя. - Осенью многие преподаватели начинают лекции с изрядным запозданием. Да и на занятия приходят кто на четверть часа позже, а то и того поболее. Обычное дело…
Первокурсники оторвались наконец от созерцания удаляющегося сторожа и снова зашуршали тетрадями. Владимир и его гости остановились поодаль - наблюдали.
- Лекцию читает экстраординарный профессор … Что такое - экстраординарный? Недоумённо спросил первокурсник товарищей по несчастью. Те недоумённо пожимали плечами.
Лопаткин ухмыльнулся и пришёл наконец на помощь несчастным:
- Вы что, господа, ни одного профессора до сих пор в глаза не видели?
- Те смущённо замотали головами, с надеждой глядя на многоопытного избавителя.
Экстраординарный, - снизошёл до объяснений Владимир, - это значит «внештатный». То есть сей учёный муж, не являясь сотрудником университета, просвещает наши тёмные умы по некоему разделу наук.
Лопаткин говорил с первокурсниками снисходительно-высокомерно, чем еще больше усиливал их робость.
Пока Владимир преподавал азы студенческого жития первокурсникам, Геннадий с Виктором с любопытством озирались по сторонам. В здешних коридорах жизнь, похоже, всегда кипела. Толпа студентов была самой разношерстной - от щеголей побогаче, которые приезжали на Моховую в собственных экипажах (входя в здание университета они видели и таких), и до явных бедняков,, живших впроголодь. Основная же масса на взгляд состояла из молодых людей вполне скромной наружности. Владимир успел уже рассказать, что большая часть таких студентов подрабатывает репетиторством, считая своим долгом хотя бы частично содержать себя, а не садиться на шею родителям.
Большинство студентов ходили здесь в форменных тужурках[, сюртуки носили далеко не все. Тужурки эти - черного цвета с синим кантом и петлицами, золотыми орлёными пуговицами с. Шинели, фуражки оставляли внизу, в гардеробе, под присмотром престарелого служителя в форменной университетской ливрее с золочёным кантом.
Форма, как говорил Владимир, хоть и была обязательна, однако университетское начальство смотрело на нарушения сквозь пальцы. Большинство студентов, однако ж, предпочитали ходить именно в форме: во-первых, сразу видно, что студент, а это уже обеспечивало известное положение в обществе; во-вторых, так было попросту дешевле. Носили поношенную студенческую форму; ходить в старом штатском платье считалось неприлично. Был еще какой-то парадный университетский мундир с золотым шитьем, треуголкой и шпагой, но за время своего визита на Моховую гости из будущего ни разу не видели ничего подобного. Кое-кто из студентов побогаче носил, правда, шпагу и сюртук с белой подкладкой - «белоподкладочники», - называл таких их гид. Это были, видимо, молодые люди из зажиточных семей. Владимир, описывая университетский быт, говорил, что такие держатся обособленно, давая всяким способом понять, что они находятся в университете ради учёбы и вовсе равнодушны к посторонним темам вроде политики. Тон, которым молодой человек говорил об этих «академистах» не оставлял сомнений - сам от относится к ним с крайним осуждением, полагая реакционерами и своего рода «приспешниками» университетских властей.
В противоположность щеголям, «академистам» и прочим франтам, которые внимательно следили за костюмом и прической, были и другие - нарочито небрежно одетые, отпускавшие волосы до плеч, носившие нечесаные кудлатые бороды и усы. Многие носили еще и большие очки с синими стеклами - этот особый вид должен был показать окружающим, что для владельца очков имеет значение одна наука, и он вот-вот осчастливит человечество каким-нибудь великим открытием. Беседы такие вели только о науке и учёбе, всё время делая таинственные мины - будто чего-то недоговаривали. Об этих Владимир говорил с иронией, но без раздражения - по всему было видно, что давно выбрал для себя занятие политикой, как основное наполнение жизни.
Вот такие группки, различающиеся между собой и платьем и манерами, да и темами бесед, кучковались у дверей аудиторий. До прихода профессора студенты, а толпились около дверей. Вели разговоры; дождавшись профессора, заходили в аудиторию.
Виктор заглянул внутрь вслед за ними: студенты чинно рассаживались со скамьям с узкими пюпитрами. Усмехнулся - точно такие же скамьи тёмного дерева он помнил по старым аудиториям Московского Энергетического Института.
Как там, в фокусе полукруглой, крутым амфитеатром аудитории, стояла профессорская кафедра. На ней сейчас устраивался солидный, почтенного возраста господин обычно в штатском сюртуке.
Виктора подёргали за рукав: Владимир, оставив в покое первокурсников, вспомнил о своих гостях:
- Однако же, пойдёмте, господа. У Яниса как раз закончилась лекция, попробуем перехватить его. Он в столовой сейчас, наверное…
Университетская столовая, где обыкновенно обедало множество студентов, помещалась на первом этаже, в правом крыле здания. Обстановка здесь была самая что ни на есть скромная, даже «простонародная»: длинные столы, укрытые клеенкой. На столах стояли большие корзины с черным и серым хлебом, которого можно было брать вволю, безо всяких ограничений. В столовой принято было самообслуживание; что до цен, то были они, по московским меркам, самые что ни на есть необременительные: обед без мяса 5 копеек, с мясом — 9. Стакан чаю — копейка, бутылка пива — 7 копеек. При желании, можно, конечно, было взять обед и подороже; буфете, так же весьма дешёвом, продавали кисели, простоквашу. Столовая постоянно переполнена; шум и гам, мельтешение: одни приходят, другие уходят, а кое-где за столами сидят крепко обосновавшиеся группки студентов. Судя по тому, как прочно они уселись, любители дешёвого пива из местного буфета подчас проводили в столовке куда больше времени, чем на лекциях, в аудиториях.
Студенты победнее - что всегда было видно по поношенным, потёртым тужуркам, - брали только чай с хлебом. Внимания это не привлекало: наоборот, к таким, вынужденно себя ограничивавшим, относились с сочувствием. Иной раз незнакомый студень может сказать бедствовавшему товарищу: «Коллега, я вам куплю обед, у меня на двоих денег хватит». Да и местное начальство порой предлагало таким страдальцам бесплатную тарелку щей без мяса…
Отредактировано Ромей (31-08-2014 11:26:19)