*******************************************
- Спасибо, любезный. - сказал Корф официанту. - И проследи, чтобы нас не беспокоили эдак с полчастика...
Все пятеро - сам Барон, Каретников с Олегом Ивановичем, Яша и жандармский ротмистр Вершинин, ради которого и затевалась встреча,  сидели в небольшом ресторанчике недалеко от Таврического сада. Вершинин отрекомендовал заведение, как удобное для разного рода деликатных встреч и Корф вполне положился на совет  старого приятеля.
- Всё это крайне любопытно, господа, - сказал ротмистр, устраиваясь в кресле поудобнее. -  ..но вот только уж очень трудно поверить. - Нет-нет, я не подвергаю сомнению ваши слова барон, - остановил жандарм вскинувшегося было, Корфа, - …но поймите и вы меня. После известной вам затеи со Священной Дружиной, государь относится к частными инициативам в этой области с некоторым предубеждением.
- Однако же речь идёт не просто о частной патриотической инициативе, дорогой ротмистр. - возразил Корф. - Мы с друзьями в силу…хм-м-м… ряда причин оказались посвящены в планы террористов - как в прошлые, состоявшиеся или же нет,  так и в те, что они вынашивают сейчас.
- Да уж я понял. - кивнул жандарм. - Кое о чём и мы были в курсе, однако же не предполагали… скажите честно, барон, откуда у вас эти сведения?  - и он кивнул на лежащие на столе бумаги - Вот, скажем, о готовившемся в Одессе покушении и в нашем ведомстве  теперь знают единицы;  мы получили о нём сведения только на следствии по делу Желябова.
- Это вы имеете в виду минную галерею на Итальянской? - уточнил Олег Иванович. - Да уж, что говорить, не повезло тогда господам социалистам. Сначала взрыв в лаборатории, а потом, в марте, скончалась Мария Александровна, - не вынесла расстройства в связи с адьюльтером августейшего супруга, - вот поездку и отменили…
Жандарм удивлённо посмотрел на него.
- Так вы и это знаете? Признаться, господа, вы меня озадачиваете всё больше и больше - особенно с учётом того, как жестоко эти личности расправляются с предателями в своих рядах. Взять хоть того же Гориновича, которому Лев Дейч лицо кислотой сжёг. Или  Рейнштейн, один из лучших наших агентов, - его вообще чугунной гирей насмерть забили. И обряд эдакий зверский придумали - непременно чтобы на убиенном теле записку оставить: «Изменник, шпион осужден и казнен нами, социалистами-революционерами. Смерть иудам-предателям».
- Мы много чего знаем, Модест Павлович. - заверил ротмистра Каретников. - Например то, что вы полагаете, будто ваши нынешние противники организованы и оснащены куда хуже господ Желябова, Гриневицкого и прочих. И что такого таланта, как Кибальчич у них, слава богу, нет.
- Да уж… надеюсь, этому господину в аду сейчас не зябко. - отозвался жандарм. - помню, как был потрясён, изучив протоколы допроса, где он рассказывал о планах взрыва Каменного моста. Подумать только - семь пудов динамита в гуттаперчевых подушках под опорами моста, электрические провода с ключом на соседнем плоту… до чего может дойти изощрённый ум, направленный на злодейство!
- На ваше несчастье, ротмистр, теперь господа террористы минными галереями более не балуются. - покачал головой Корф. - Хватило им трёх провалов подряд - в Одессе, на Каменном мосту и позже, на Малой Садовой. Громоздко, знаете ли, ненадёжно до крайности, да и сорваться может из-за любой мелочи.
Вершинин не спорил. Попытка взрыва Каменного моста сорвалась по совершенно смехотворной причине - подрывник, некий Макар Тетёрка, не имея по бедности карманных часов,  всю ночь перед покушением не сомкнул глаза, - и в результате заснул под утро и пропустил царский экипаж. Планы же вызрыва минной галереи на Малой Садовой в феврале 180-го года, не состоявшегося лишь благодаря аресту Желябова, были под ударом ещё в процессе подготовки - бдительный дворник Никита Самойлов углядел непонятную активность на вверенной ему территории и донёс по начальству. Тотчас была назначена комиссия, и лишь чудо уберегло народовольцев от разоблачения. Дело в том, что престарелый генерал-майор инженерной службы Мравинский, лично проводивший осмотр, не удосужился вскрыть ни один из мешков или бочонков, в которых по словам хозяев подозрительного склада хранились сыры, а на самом деле - была земля из подкопа….
- Да, мы сейчас более опасаемся не подкопов и даже не покусителей с револьверами, а метальщиков бомб. - ответил жандарм.- После того, как гремучий студень, придуманный этим негодяем Кибальчичем, таким несчастным образом доказал свою эффективность первого марта восемьдесят первого - все в управлении охраны государя только о бомбах и думают.
- А напрасно, Модест Павлович. - заметил Корф. - Оно конечно, косность мышления не токмо нашим чиновникам присуща, но и другим людям тоже. Но террористы - люди молодые, отличаются выдумкой, живым умом и не гнушаются пробовать всяческие пакостные новинки.  Вот, например - что им мещает оставить всю эту опасную возню с гремучей ртутью и динамитом, приобрести пару-тройку винтовок Бердана, пристрелять их хорощенько, да и потренироваться месяц-другой?  А для верности - поставить на винтовки новомодные телескопы, как у нашего уважаемого Олега Ивановича? Шагов с трёхсот - дело верное. Да вот можете попросить, он вам с удовольствием продемонстрирует.
Семёнов кивнул.
- Да, господин Вершинин, барон, к сожалению, совершено прав. Если террористы подготовят несколько стрелков, вооружённых снайпе…  хорошими винтовками с телескопами, то дальше им достаточно будет разместить их, скажем, на крышах или в окнах частных квартир по пути движения императорского кортеха - и всё, государь обречён. И заметьте - в отличие от бомбиста или убийцы с револьвером, такой стрелок почти ни чем не рискует. После выстрела он просто бросит винтовки и выйдет на улицу - причём не на ту, где произошло цареубийство. Мало ли в Петербурге сквозных дворов и проходных подъездов? А вашим казачками-атаманцам из царского конвоя останется только глазами лупать да гадать, что случилось - в городе ведь и подготовленный человек по звуку не сразу поймёт, откуда стреляли…
Вершинина невольно передёрнуло - видимо, он в красках представил себе эту картину.
- Так что же нам тогда делать, господа? Вы правы, к такому повороту событий охрана Государя не готова. Вас послушать - так венценосец обречен, стоит только кому-то из злодеев додуматься. Как же бороться с такими стрелками?
- Ну, о бронированной карете говорить не буду, - усмехнулся Олег Иванович. - …а если серьёзно, то способы есть. Первое: надо произвольно и без всякой системы менять маршруты передвижения царского кортежа по городу. А те места, где он чаще всего оказывается - ведь есть наверняка такие узловые точки, которых в любом случае не миновать? - каждый раз тщательно рсматривать. Заранее  всё изучить на предмет удобных мест для стрелков, и каждый раз перед проездом Государя не просто проверять их, а оставлять засады. Второе:  никогда не ездить в карете с открытыми окнами;  шторки всё время должны быть зажёрнуты, а сам Государь должен постоянно менять место, на котором сидит - и тоже без всякой системы. Да, а для верности - карет в кортеже должно быть две, а лучше - три, совершенно одинаковых; так, чтобы возможные террористы не могли наверняка угадать, в какой из них находится их будущая жертва.
Жандарм покачал головой.
- Немыслимо, господа. Настолько немыслимо, что я даже не стану входить к начальству с этими предложениями. Вы думаете, мы совсем уж идиоты, и ни о чём подобном не думали? Ещё как думали, смею вас заверить. Но беда в том, что сам Государь император ни за что не согласится на такие меры безопасности. Особенно - закрытые шторки в карете и одинаковые экипажи. Нет, тут и говорить не о чем…
- Тогда Государя рано или поздно убьют. - сказал Каретников. - И вам, Модест Павлович, останется только пустить себе пулю в висок - потому что вы всё это знали, но не сумели предотвратить. Впрочем, не расстраивайтесь - у господ и повыше вас чином будет ничуть не меньше поводов, чтобы свести счёты с жизнью…
Вершинин, было гневно вскинулся, но, натолкнувшись на ироничный взгляд Корфа, обмяк.
- Так что же нам делать? Коли вы так осведомлены - так может у вас и советы толковые найдутся? Только имейте в виду - мои возможности крайне ограничены, а сам государь и слышать не желает ни о каком усилении режима охраны.
- Советы? Советы, пожалуй, имеется, дражайший Модест Павлович. -  сжалился Корф. - И как раз в пределах ваших возможностей. Видите ли, на днях в столицу должен прибыть некий очень интересный господин. В ваших картотеках он не числится, но поверьте - человек это крайне опасный и как раз специалист по такими вот необычным  способам покушения. Не могли бы вы организовать за ним присмотр? Вот, Яков Моисеевич вам всё сейчас подробнейше и  объяснит. Давайте, Яша, прошу вас…
Яша вздохнул, опасливо покосился на жандарма. Потом порылся в тощем бюваре, который с некоторых пор таскал с собой постоянно и  выложил на столик несколько листков. Сверху он бросил несколько высококачественных цветных снимков.
- Вот, господин.. -э-э-э… ротмистр, да? Так вот, господин ротмистр, это и есть наш объект. Зовут Виктор, примерно двадцати пяти лет. Сейчас он, как и сказал Евгений Петрович, в Москве, но в самое ближайшее время. Только Вот что… вы сможете найти для этого дела таких людей, чтобы вопросов лишних не задавали?
- Чтобы вопросов не задавали, говорите? - озадаченно переспросил Вершинин. - Ну, вообще-то у меня есть своя группа. Люди верные, надёжные, я им вполне доверяю. Но мне хотелось бы знать, в чём, собственно дело?
- В чём? - переспросил юноша. - Видите ли, может статься, что этого господина придётся втихую взять и провернуть с ним.. одну комбинацию. Как бы вам объяснить.. своего рода, обманная игра.. - и тут Яша  он умолк, встретившись глазами с Корфом - барон смотрел на Яшу ласково-понимающе, и в глазах его читался вопрос: «Ну-с, милый друг, что ты НА ЭТОТ РАЗ задумал?»

Глава одиннадцатая
- Это, знаешь ли, отвратительно, Артемий! -  Голос Василия Петровича доносился из гостиной глухо, но Николка всё равно отчётливо различал слова. - Я не понимаю, как можно  спокойно сносить даже мысль о том, что народ - то самый, о котором писал Некрасов, Салтыков-Щедрин, Пушкин, наконец - будет отставлен от самой возможности получить образование. И это - после всех тех шагов к свободе и уважению личности, что были сделаны в России в прошлое царствование!
«А дядя-то разошёлся не на шутку», - подумал Николка.  Обычно в доме избегали разговоров о политике; исключения составляли те дни, когда из Петербурга приезжал старинный товарищ Василия Петровича по университету. Он служил в столице, в канцелярии обер-прокурора Святейшего синода. Бывая по делам службы в Москве, Артемий Лукич (так звали гостя) всё время останавливался Овчинниковых. На то время, пока он гостил на Гороховской, запрет на политические разговоры в доме снимался, и Василий Петрович с удовольствием расспрашивал старинного приятеля о последних новостях из столицы. Это было тем более любопытно, что ведомство обер-прокурора, который и сам не чужд был когда-то педагогической деятельности, с некоторых пор активно вмешивались в вопросы ведомств по образованию.
Детей  -  Марину и Николку, - до таких бесед не допускали, безжалостно выставляя по своим комнатам. Вот и приходилось, как сейчас, напрягать слух, улавливая доносящиеся из гостиной голоса. Благо, труда это не представляло - в пылу дискуссии оба спорщика перестали сдерживаться и порой повышали голос.
- То-то господа революционеры отблагодарили царя-освободителя  -  бомбой! - Глухой, слегка простуженный басок - это уже Артемий Лукич.
- Я, право, не понимаю тебя, Василий. Неужели ты до сих пор не понял, сколь разлагающе влияет порой на неокрепшие умы излишний либерализм, царящий в университетах? Про гимназии не говорю, там пока всё в порядке. Однако же Константин Петрович совершенно прав, когда говорит, что надобно остудить» российское общество, ограничив передвижение из «неблагородных» слоёв населения в разночинцы и студенты, которые и были  главной движущей силой  революционного подъёма предшествующих лет*.
- Этот твой Победоносцев** одно только знает - тащить и не пущать! - кипятился Овчинников. - Право же, до смешного дошло. Еще тогда, после реформ о свободе печати, когда появились первые свободные голоса, смеющие критиковать власть - тут же полезли и запреты, и всякого рода ограничения. В ответ люди, которым дорого свободное живое слово, принялись над властью насмешничать, порой, признаем это, даже и зло. Да ладно бы только насмешничать - критиковать принялись, а то и указывать, что делать. Скандал! А в ответ - что? А то, что вместо здравого, рассудочного ответа на страницах тех же газет, которые, кажется, для того и созданы, чтобы вести дискуссии об общественной пользе - насмешники и критики дождались того, что их принялись хватать и ссылать. Конечно, ответили пулями; а их стали вешать. А дальше? Взрывы? Вот взрывы, голубчик мой, и начались - и так, от безобидной, в общем-то, Засулич*** докатились мы с вами до Гриневицкого с Софьей Перовской****...
- Ничего себе - «безобидная» - было слышно, как гость раздражённо фыркнул. - Из револьвера в генерал-губернатора - это, по твоему, безобидная? Так мало того, её ещё и оправдали за это…

#* Речь идёт о готовящемся «Докладе о кухаркиных детях», изданном летом 1887-го года, который рекомендовал директорам гимназий освободить вверенные им учебные заведения  кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих , вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»
#** Константи́н Петро́вич Победоно́сцев -  государственный деятель, учёный-правовед.   Обер-прокурора Святейшего Синода. Преподавал законоведение наследникам престола — Николаю Александровичу (старший сын императора Александра II), будущим императорам Александру III и Николаю II. Известен как ярый консерватор и реакционер.
#***     Вера Засулич - деятель движения,народница, террористка. 5 февраля 1878 года Засулич стреляла в петербургского генерал-губернатора Трепова и ранила его.  На последовавшем судебном процессе была оправдана
#**** Игна́тий Гриневи́цкий революционер, член подпольной революционно-террористической организации «Народная воля».  Непосредственный убийца императора Александра II.

- И правильно сделали! - чуть не  закричал  Василий Петрович. - А вот если бы сразу после этого не началась волна гонений на всех, кто её поддержал - так пожалуй, и взрыва на екатерининском не было бы…
Ты, друг мой, охолони, чайку вон, выпей… - Артемий Лукич, в противоположность Овчинникову, говорил спокойно и Николке приходилось особо напрягать слух, чтобы разобрать его слова. - «Самая идея власти утверждается на праве, и основная идея власти состоит в строгом разграничении добра от зла и рассуждения между правым и неправым — в правосудии». Как же может правосудие не покарать того, кто поднял руку на человеческую жизнь? Засулич, вон, оправдали - за речь адвоката, от которой чувствительные дамочки  прямо в зале суда в обморок падали, - и что в итоге?  Пожалте - теперь из любого душегуба у нас тут же святого лепят! А вот повесили бы, как в Англии….
Опять своего дражайшего Победоносцева цитируешь? - ответил Василий Петрович. - Ну что ж, вот тебе тогда цитата  -  приводили, вроде бы, из его разговоров, насчёт евреев, проживающих в России: «Одна треть вымрет, одна выселится, одна треть бесследно растворится в окружающем населении». Это же дичь, средневековье, что о нас в Европе подумают?
- Да пусть думают, что хотят. - пренебрежительно заявил собеседник. Константин Петрович неустанно заботится о том, чтобы защитить православие, и, в конечном счёте, всю Россию от противоположных нам религиозных групп - староверов, баптистов, католиков. Иудеи, конечно же, тоже в этом списке. Как и все эти господа либеральные интеллигенты, наши с тобой однокашники по альма матер, между прочим, которые чуть что - начинают твердить - «ах, как же Запад на нас посмотрит! Тьфу, противно просто…
- Вот уж не думал, Артемий, что мы когда-нибудь друг другу такое скажем. - голос Василия Петровича стал сразу тихим и каким-то грустным. - Уж не знаю, служба ли на тебя так повлияла - но ты за этот год стал законченным реакционером. В жандармы податься не думал?
- Скрипнул Стул. Николка со страхом подумал, что Артемий Лукич - мужчина крупный, слегка смахивающий сложением и повадками на медведя, - встал и грозно навис сейчас над дядей и сверлит его гневным взглядом. Однако прошло несколько секунд, и мальчик услышал негромкий смех гостя.
- Ну ты, право же, сказанул, Василь… что, страшнее кошки зверя нет? Эк вы, либералы московские жандармов-то опасаетесь… ладно, давай оставим эту тему, а то и правда невзначай поругаемся. Да и раскричались мы  - того гляди детей разбудим. Вот что, у меня там в саквояже припрятана заветная бутылочка - теща настаивает на имбире и кедровых орехах. Она у меня из Томска - такой, скажу я тебе самородок по части домашних наливок…
"Ну вот, - подумал Николка. - . как всегда - на самом интересном месте..." А ведь как всё это перекликается с тем, что он прочитал в книгах из будущего… надо бы рассказать про эту беседу Ване, обсудить. Но вот интересно:  судя по обмолвкам что Вани, что его отца, что доктора Каретникова - там, в будущем, к сегодняшним революционерам относятся куда как хуже, чем тот же Артемий Лукич. А может - даже хуже, чем его начальник, обер-прокурор Священного Синода…
А кое-кто - тот же Ромка, например, или Ольга - оних вообще почти ничего не слыхали… удивительно все же…
Мысли уже путались - мальчик стремительно проваливался в сон. А  в гостиной позвякивали хрустальные чарки - это позабывшие наконец о политике однокашники  дегустировали наливку томской тёщи Артемия Лукича. Марьяна, прислуга, принесла на стол маленькую вазочку с паюсной икрой, нарезанный белый хлеб, солнечно-жёлтое масло, соленья, и вскоре застолье однокашников по Университету было уже в самом разгаре.

Отредактировано Ромей (14-10-2014 20:42:07)

***********************************
Как же меня порой  достают мои дорогие одноклассники….
Нет, поймите меня правильно, я вовсе не пытаюсь быть святее папы римского или корчить из себя моралиста. Но если уж поехал на экскурсию в другой город - то, наверное, имеет смысл смотреть на то, что тебе там показывают, так? Ан нет, не так. Кто - то приехал , ради потусоваться и возлияний, остальных же понять вообще трудно - они были лишены даже этих простейших  человеческих радостей, и, видимо, получали удовлетворение, произнося периодически фразу:  «Псков - самый ущербный город России».  В перерывах же слушали всякое разное музло и все это периодически разбавлялось трепом на всякие около-бытовые темы.
Вот зачем нужно было деньги родительские тратить, раз тебя от всего этого воротит? И это не говоря уже о том, что быть настолько равнодушным к тому, что ты видишь - тоже как-то... по меньшей мере - странно.
Да, что касается возлияний. Господин Большаков, мой одноклассник и вообще, человек в классе авторитетный,  подошел к проблеме высококлассно, разлив горячительные напитки в бутылки из-под "Швепса" и кваса очаковского. Не забыл о лайме и соли, не говоря уже о прочих закусках. Правда, пришлось бОльшую часть всего этого дела взять, и слить в унитаз - процесс распития был бестактно прерван Татьяной Леонидовной (и хорошо, что прерван вовремя), в чем можно винить отвратительную звукоизоляцию в гостинице. Так что отдых в наш единственный коллективный вечер был безнадёжно испорчен.
Наверно, я  становлюсь снобом, да? Видимо, отец прав и последние полгода - походы туда-сюда, жизнь в девятнадцатом веке и особенно, наше сирийский вояж всё-таки сильно на меня повлиял. Как выяснилось, это бросается в глаза, а мне приходится всё время прикусывать язык, чтобы не ляпнуть чего-нибудь не то. Особенно сильно это проявляется в общении со взрослыми - глупо, конечно, но теперь я и там и там говорю как-то не так. И если по ту сторону портала, в прошлом, я постоянно уснащаю свою речь какими-то немыслимыми с точки зрения аборигенов вульгаризмами, за которые мне уже самому стыдно становится, то здесь - наоборот, моя речь звучит старомодно, вычурно и как-то манерно.
А что вы хотели? Последние месяца три я в двадцать первом веке бываю только по крайней необходимости, посидеть в Инете там, закупиться чем-нибудь остро необходимым… ну и в школу зайти, конечно. Хотя перед зимними каникулами мне классная попеняла - «Что-то ты Ванечка, уж слишком много в этом полугодии болел, дома провёл времени больше, чем в школе…» А я стоял, благовоспитанно опустив очи долу,  ковыряя ножкой бетон и радовался про себя, что сирийский загар быстро сошёл - а то никто в здравом уме и твёрдой памяти не поверил бы, что этот дочерна загорелый башибузук - на самом деле и сеть тот самый крайне болезненный ученик, который пачками таскает в школу справки насчёт всяких ОРВИ и катаров... Спасибо дяде Макару - хоть он мне в этих филькиных грамотах не отказывает…
Но - справки справками, а от поездки в Псков мне отвертеться не удалось.  После классного часа, когда была озвучена эта инициатива, Татьяна Леонидовна подохла ко мне и проникновенно попросила обязательно ехать - оказывается, экскурсия эта не просто экскурсия, а кусочек какой-то там гуманитарной программы, которую проводит наша жутко продвинутая школа совместно с каким-то не менее продвинутым педагогическим университетом. «И ты, Ванечка, единственный в классе, кто сможет продемонстрировать пристойное знание истории  и литературную речь….»
«Ты сам этого хотел, Жорж Датден!» - Чувствуете, я уже цитатами говорю? Эту я подцепил у Николкиного дяди - как-то отчитывая при мне своего непутёвого племянничка  )притащившего за один день сразу три неуда - по латыни, греческому и естественной истории), повторил ее целых четыре раза. Кто такой Жлож Данден и чего он хотел - я узнал уже потом, следуя неистребимой привычке тут же прояснять все непонятности по Википедии, а лучше - по моему любимому Брокгаузу.. А одноклассники, да и Татьяна Леонидовна, услышав это из моих уст, уставились на меня так, будто у меня прямо тут же, в гостиничном номере, отросла вторая голова или зелёные шевелящиеся антенны, как у какого-нибудь покемона.
В общем, просьбу любимой классной пришлось удовлетворить,. Так что мы своевременно погрузились на поезд и двинули во град Псков. Дабы поддержать затребованный имидж всезнайки и  гуманитарного гения общешкольного масштаба, я прихватил с собой книгу, специально по такому случаю найденную на бездонном книжном развале у Китайгородской стены. Что-то по истории города Пскова  - с гравюрами, офортами, проложенными желтоватой папиросной бумагой и роскошным золотым обрезом.  «Издание Московского Императорского университета по случаю  950-летия города Пскова», о как! Издано в 1883 году, в типографии вышеупомянутого университета.. надо было видеть физиономию нашего куратора от этого института (он, бедолага, вместе с тремя старшекурсниками помогал Татьяне Леонидовне пасти нашу буйную ораву в дороге), когда он увидал, как я, скромненько забившись в угол купе листаю эту книгу. И как дрожали его руки, когда он её листал. По моему, я опять что-то напортачил.. впрочем ладно. И книга и моё врождённое )или благоприобретённое?)  талант к лицедейству сыграл свою роль, и оставшиеся два дня экскурсии куратор остальных  моих одноклассников попросту не замечал. А я удостоился персонального приглашения по приезду в Москву посетить какую-то там студенческую конференцию. Спасибо, конечно, но…. не до того.
Но вернёмся к собственно экскурсии. Если просуммировать впечатления - то поездка мне, в общем, понравилась, даже с учётом несколько кривоколенного общения с одноклассниками.  Нет, прошлое прошлым, но нельзя уж совсем отрываться от корней. А то застряну я между двумя временами как.. .цветок в проруби.  Надо почаще в школе бывать, что ли?
Ну, это потом. Вот папа и остальными вернутся из Питера - тогда и здесь, в Москве версии 18-87 полегче станет. Сдадим Яше его банду малолетних преступников, по какому-то недоразумению именуемую «сыскной конторой» - тогда и о родной школе номер 1287 Ломоносовского района города Москвы можно будет вспомнить.
На дворе - 23 февраля. Праздник, аднака… что бы мне поставить как тему для смартфона?
Ага, вот: «Броня крепка и танки наши быстры….»
Давно что-то я танчики не гонял… тряхнуть, что ли, стариной? Ну-ка, где там мой премиумный ТОГ-2*? Стимпанк рулит…

Отредактировано Ромей (15-10-2014 00:51:34)

************************************
В семье Выбеговых было заведено собираться в гостиной, под монументальной люстрой с медным шаром и зелёными шёлковыми абажурами - и играть за круглым обеденным столом в лото. Нина Алексеевна старательно поддерживала этот семейный обычай, и, хотя супруг её нечасто присоединялся к застолью с деревянными бочонками и карточками - инженер Выбегов нередко возвращался со службы поздно и, поужинав, усаживался в кабинете за бумаги, - но дети-то неизменно оказывались в гостиной за этим занятием. Порой хозяйка дома и сама присоединялась в Серёже, насте и Вареньке; порой за столом собиралась шумная компания из Вариных гимназических подруг, порой Серёжа приводил в гости кого-то из товарищей по кадетскому корпусу…
Но всё так же устраивались они за круглым столом, раскладывали перед собой разлинованные картонки,  звучало: «Барабанные палочки! Кочерга! Валенки! Дедушкин сосед! Стульчики!*» А потом вдруг восторженное: «Ура, у меня всё, выиграла!" Но сегодня…

#* Прозвища лотошных фишек-бочонков:  термины: 11- «Барабанные палочки»; 7- «Кочерга»; 66 - «Валенки» ; 89 - «Дедушкин сосед»; 44 - «Cтульчики»

- Стой! У меня на Пэлл-Мэлл два дома и отель! Давай, плати тридцать фунтов!
- Мне два дома на Пикадилли!
- У, Маринка, жадюга…
- Вот ведь.. снова тюрьма… на везёт, хоть ты тресни!
После достопамятного разговора на катке Девочки вроже бы согласились подождать  немного с объяснения. Но - хватило их ненадолго; уже через пару дней Марина начала изводить кузена туманными намёками и зловещими обещаниями «всё рассказать».  Варя, правда, молчала, но в её взглядах, обращённых на Ивана, кроме обычной девичьей влюблённости читался еще и немой вопрос. Надо было срочно что-то предпринимать - и мальчики, проведя военый совет, приволокли на Спасоглинищевский яркую коробку с незнакомой настольной игрой на англицком языке.
И - ВСЕ! С этого момента юные обитатели дома, а так же их гости и даже сама хозяйка семейного гнезда Выбеговых пропали для общества. Ваня не ожидал столь сокрушительного эффекта. Уж неизвестно, в чём тут было дело, - то ли в таланте создателей «Монополии», то ли в том, что обитатели девятнадцатого века вообще не был и избалованы такими вот увлекательными семейными настольными играми - но теперь каждый вечер гостиную оккупировали минимум на 3-4 часа, и начиналось - тарахтели кубики, переходили из рук в руки цветные карточки с числами, двигались по ярким клеткам оловянные  фишки в виде сапожка, револьвера, шляпы, странного четырёхколёсного экипажа…
В «Монополию» играли все - и девочки, и Нина Алексеевна, и Серёжа, пару раз задерживавшийся за игровым полем настолько, что опаздывал в корпус и получал взыскания. Даже отец семейства как-то снизошёл до детской забавы - а потом целый вечер просидел в гостиной, напрочь забыв об ожидающих в кабинете бумагах по завтрашнему докладу в управлении Николаевской железной дороги…
Постоянные посетители дома - в-основном, подружки девочек по гимназии, - конечно же, не избегли общего увлечения. Варе с Мариной пришлось даже установить своего рода график - игровой стол не мог вместить всех желающих, а советчики, непременно желающие навязать игрокам свои идеи, превращали игру в балаган. Так что в Монополию играли теперь чуть ли не «посменно», причём гимназистки заранее договаривались с барышнями Выбеговой и Русаковой о том, когда и чья наступит очередь.
Нина Алексеевна, тоже не на шутку увлёкшаяся новой игрой, сначала подшучивала над молодёжью, а потом подкинула им мысль - сделать своими силами несколько копий игры - из раскрашенного картона и подходящих оловянных игрушечных фигурок. Получившиеся наборы конечно, были лишены глянца и роскоши настоящей «Монополии», но играть в них было ничуть не менее интересно. К концу февраля в женской гимназии счастливыми обладательницами новой игры стали по меньшей мере три девочки, а одна копия отправилась в Первый Кадетский Корпус  - где, впрочем, была изъята за попытку устоить игру в ванной комнате, после отбоя.
Николка же с Ваней получили отличный повод бывать у Выбеговых чуть ли не каждый вечер - и, двигая вместе с девочками фишки «Монополии», тихо радовались, что барышням временно стало не до неразрешённых загадок. Приближалась весна, письма из Петербурга всё отчётливее сквозили беспокойством; мальчишки, Яшины агенты под руководством неутомимого Сёмки с ног сбивались, отслеживая «бригадовцев» по всей Москве, а серенькая мышка Наталья Георгиевна, барышня ответственная и пунктуальная, завела новый картотечный шкаф - в прежний собранные материалы уже не помещались…
Но сегодня - сегодня заботы временно были задвинуты в дальний угол и снова катились кубики по обеденному столу:
- Мне отель на Трафальгар сквер»!
- Жулик! Не двадцать пять, а пятнадцать фунтов!
- Кто-нибудь  ссудит сотню? Нет? Тогда продаю дом…
За окном снежинки кружатся в безмолвном ночном танце. Подходит к концу февраль 1887 года. Отшумела, отгуляла по площадям Москвы масленичная неделя с её блинами, балаганами, водкой и медведями. Еще всего-то три дня подождать и -   весна…

Отредактировано Ромей (15-10-2014 11:06:52)