Отступление первое
Вагон мирно покачивался на полном ходу. Из-за окон стремительно накатывался сумрак - в ноябре темнело рано. С передней площадки в вагон зашёл пожилой, похожий на моржа кондуктор; он не торопясь прошёл по вагону, зажигая по стенам свечные фонари и задёргивая их полотняными занавесками. Сумрак сразу отступал - в вагоне становилось стало уютно-домашне, от дрожащего огонька запрыгали тени. Тьма вскарабкалась наверх, в багажные сетки с наваленными в них портпледами и шляпными картонками; запуталась в складках висящих на крючках пальто. Мерно раскачивались фигуры пассажиров первого класса -  почти все спали, сидя на своих местах. Дальше по вагону потрескивала поленьями печка - стояли совсем не ноябрьские холода, и в Москве, как говорили, уже давно лёг снег.
«Надо же, как повезло» - в который раз уже подумал Евсеин. Между двумя столицами, по главной железной дороге Российской Империи курсировали только самые новые, самые удобные вагоны - во всяком случае, когда дело касалось первого класса. Но иногда неудачливому пассажиру случалось отправиться в путь  и в такой вот древности - «креслокроватном вагоне», первые из которых были запущены на линию лет 20 назад. Разделения на купе здесь нет: вместо привычной мягкой полки, где так уютно растянуться под стук колёс, пассажиру предлагается особого устройства кресло, раздвигающееся в ложе. Спать в нём можно лишь  полулёжа; белья же не предусмотрено вовсе. Впрочем - Евсеин, который мыслями был уже в Москве, вовсе не замечал неудобств  (за которые, к слову сказать, полагалась приличная скидка в цене билета). Там, вблизи от закрытых порталов во времени, предстояло теперь проверить давно вынашиваемую теорию. Ещё в Александрии, занимаясь вместе с Бурхардтом переводами древней «картотеки», Евсеин наткнулся на описания устройства, позволяющего отыскать нечто вроде тени, отпечатка уже закрытого портала. Зацепиться - с помощью все тех же бусинок от коптских чёток -  за то, что, возможно осталось ещё от меж-временного перехода - и снова открыть его, хотя бы и на краткое время. Года ещё не прошло с тех пор, как закрылись московские порталы - но, господи, сколько же всего уместилось в этот срок! И сумасшедшая перестрелка в египетском подземелье; и фанфаронский побег из Египта на роскошной яхте; и ожидание в Адене с последующим почти что кругосветным путешествием на военных кораблях… В Петербурге Евсеин пробыл не так уж долго - сдал груз, внёс в каталоги привезённые ценности и, тщательно продумав предстоящий опыт, отпросился у Корфа в Москву. Всё необходимое для эксперимента лежало у доцента во внутреннем кармане:  несколько листков с пометками, схема простенького приспособления -  и пять сморщенных шариков от коптских чёток. Корф выдал из особо охраняемого сейфа в своём департаменте -  по счёту, заставив расписаться за каждую на казенного вида бланке. А потом ещё за все пять - в неподъёмной амбарной книге, где строго фиксировались перемещения любых подконтрольных Д.О.П.у артефактов и материалов. Барон даже собирался приставить в Евсеину охрану - но тут доцент откровенно возмутился. Что за выдумки? Ну что с ним может случиться а на железнодорожной магистрали, связывающий столицу Империи с её самым главным городом! Поворчав, Корф охрану отменил, однако предупредил, что на перроне Евсеина будет встречать Ромка - и впредь именно это он займётся вопросами безопасности доцента. Тут Евсеин спорить нее стал - слишком уж памятны были ему недавние приключения. Тогда он попал в плен к бельгийскому аваньюристу, чуть не отдал богу душу  - и год с лишком провёл в беспамятном состоянии в доме скорби. Разумеется, злыдень ван Стрейкер давно уже обретается в местах, весьма далёких что от Москвы, что от Санкт-Петербурга, но всё же…
В вагоне было совсем тихо. Только со стороны печки, уютно дышащей волнами тепла, доносились негромкие голоса. Двое армейских офицеров - капитан и кавалерийский ротмистр - похоже, засыпать они не собирались. Евсеин повозился, устраиваясь поудобнее.
«Раздвинуть, что ли, сиденье? - Да нет, еще рано - всё равно уснуть не получится, а вот соседей своей вознёй наверняка побеспокоит…»
С противоположной стороны  раздался сердитый бас обер-кондуктора. Устроившийся напротив Евсеина господин - по виду, средней руки чиновник в шинели почтового ведомства, - недовольно заворочался. Евсеин, встретившись с ним взглядом пожал плечами - мол, что поделать?
- Безбилетника, кажется, поймали. - предположил господин. - Жульё народ! До чего дошло - в первом классе норовят зайцами прокатиться!
А обер-кондуктор всё гудел со стороны своей площадки:
- Вот как, значицца..… Ты сейчас у нас, любезнейший, находишься около самого Бологого. Там же у нас и контрольная... А сел ты где? На прошлой станции, сам помню. Сталбыть по тарифу за первый класс оттуда бо Бологого сколько полагается? Ах не помнишь? А я вот сейчас напомню! Потом тариф помножаем теперь на два — вот сию суммочку и изволь сей же час уплатить! Иначе с жандармом познакомишься!»
Другой голос,заискивающий,  пытался возражать; обер-кондуктор неумолимо гудел в ответ. Евсеин поворочался и не став, к огорчению почтового чина, поддерживать беседу о падении нравов, погрузился в свои мысли. Большая стеариновая «вагонная» свеча в ближайшем фонаре оказалась сущим огрызком:  времени прошло-то всего ничего, а язычок пламени уже опал, и на кончике фитиля светилась кащеевой смертью угасающая фиолетовая искорка. Евсеин засмотрелся на фонарь - он висел шагах в трёх от него, на стенке, примерно на уровне лица; жестяной переплёт фонаря был крашен белой краской и вверх, под потолок вагона уходила белая обшарпанная трубка вытяжки.
Фиолетовая искорка наконец умерла; сразу стало сумрачно. Почтовый чин в кресле напротив давно уже уснул и теперь отчётливо похрапывал. Попробовать тоже, что ли,заснуть? Евсеин приподнялся в кресле, нашаривая ручку мудрёного раскладного механизма. Вагон уютно покачивало - приближалась станция Бологое, привычная середина пути между Петербургом и Москвой…

IV
Проснулась Алиса поздно, сразу после гимнастики и чашки пуэра села писать. Степан Стопкин вышел на Охоту.

Равнодушие большого города.
Москва – настоящий мегаполис . И когда в нем кто-нибудь исчезает - окружающие подчас замечают это отнюдь не сразу. Вот, например - жили-были брат и сестра. Она училась на медицинском, он только что вернулся из армии  - и пытался понять, чем заниматься дальше. А потом  - они исчезли. И представьте себе, никто этим не заинтересовался. Может быть - только почтальон обратил внимание на то, что из ящика уже четвертый месяц не вынимают счета и рекламные листки. Да и то - лишь потому, что не смог впихнуть в ящик очередную порцию макулатуры.
Может быть,  забили тревогу преподаватели в университете -  куда это пропала студентка, подававшая такие надежды? Да нет, и они ограничились крестиками в ведомости, в графе «посещение занятий». Разве, сокурсницы отметили, что перед окончательным исчезновением, студентка куда-то подолгу уезжала. Видимо, бойфрен в другом городе? Ну что ж, дело самое обычное…
А на исчезновение брата- дембеля вообще никто внимания не обратил, ни приятели, ни соседи. Могли бы забить тревогу армейские друзья - эти связи прочнее иных-прочих, - но все они, как назло, обитают в других городах…
Мне скажут: «Ну, так взрослые люди, мало ли что? Вот если бы ребенок пропал…»
Пропал.
Почти отличник, активный, спортивный мальчик -и вдруг начинает пропускать школу  - якобы «по болезни». А потом - тоже исчезает. Причем в то же самое время, что  и брат с сестрой, о которых шла речь выше. А что же - одноклассники, учителя?  А ничего -  пожимают плечами: «Наверное, он в больнице»…
Кстати, отец мальчика тоже исчез, приблизительно тогда же. Коллеги и друзья не в курсе, где он - причём даже не сочли нужным поинтересоваться, почему это журналист, ценный сотрудник издания,  перестал появляться в редакции. Наверное, свои дела. Фрилансер, что с них взять…
А ведь есть в этом деле ещё один персонаж -  друг журналиста – врач, знакомый, кстати, с той самой, исчезнувшей девушкой. Взял отпуск за свой счет  - и не вернулся на место работы. И это сейчас, когда над московскими врачами висит угроза тотального сокращения! Коллеги расстраиваются, преживают, конечно -  но в меру. Никто не собирается бить тревогу и вообще, как-то менять привычный ритм жизни. А руководство? Отреагировали, а как же. Назначили временного и.о.  - не может же отделение быть без заведующего? А дальше - пусть бухгалтерия разбирается… 
Я иду по их следам, копаю прошлое этих персонажей. Я хочу знать, что случилось с этими, такими разными людьми, совсем недавно - всего несколько месяцев назад.  И я не остановлюсь.

У Степы Стопкина много подписчиков - а вдруг кто-то что-то да подкинет?
***
Алиса долго и старательно искала «барона» Корфа. И  - безрезультатно; отлучалось, что, если не считать двух эпизодов на фестивалях, то такого человека вовсе нет на свете! Алиса запускала поиск по фотографии, по фамилии, и всякий раз – неудача.
Точнее, всякий раз поиск приводил ее к древнему роду Корфов, жившему в России с пятнадцатого века. Они были предками Набокова, и вот что он писал о их внешности:

«…В живучих старых родах определенные физиономические характеристики повторяются раз за разом, словно некие указатели либо клейма творца. Набоковский нос (нос моего деда, к примеру) отличается мягким, округлым, чуть вздернутым кончиком и легкой вогнутостью, ежели смотреть в профиль; нос Корфов (к примеру, мой) – это добротный немецкий орган с крепким костистым хребтиком и чуть покатым, явственно желобчатым кончиком. Выражая презрение либо изумление, Набоковы приподнимали брови, относительно густые лишь у переносицы и почти пропадающие ближе к вискам; у Корфов брови изящно изогнуты, но также довольно редки.
В остальном же Набоковы, теряясь в тенях картинной галереи времени, скоро сливаются со смутными РУКАВИШНИКОВЫМИ, из которых я знал только мою мать и ее брата Василия – слишком малая выборка для моих нынешних целей.
С другой стороны, женщин из рода Корфов я вижу вполне отчетливо – прекрасные лилейно-розовые девы с высокими, румяными pommettes, бледно-голубыми глазами и той маленькой, похожей на мушку родинкой на щеке, которую моя бабушка, мой отец, трое или четверо его сестер и братьев, некоторые из моих двадцати пяти кузенов и кузин, моя младшая сестра и мой сын Дмитрий наследовали в различных степенях проявленности, будто более или менее четкие копии одной и той же гравюры…»
* Источник http://gatchina3000.ru/literatura/nabok … korghy.htm

И Алиса от отчаяния начала выискивать по сети фотографии этих исторических Корфов, чтобы сравнить их внешность с внешностью таинственного реконструктора. Фотографий оказалось достаточно много. И вдруг…
Вдруг она увидела ТОГО САМОГО БАРОНА!
Подпись – Евгений Петрович Корф, родился в 1844 году, племянник достаточно известного историка Модеста Корфа, окончил Царскосельский лицей, сестра Анна, служил в леб-гвардии, вышел в отставку, владелец фехтовального элитного клуба, в 1895 году уехал во Францию, точная дата смерти не известна…
На фотографии он стоял в фехтовальном костюме девятнадцатого века. Правая рука уверенно держит шпагу с замысловатой витой гардой. Еще одна шпага лежит рядом на столе… Этакий Эскамильо! Ольгу Смольскую вполне можно понять - прям, широкоплеч, суров… Есть ли родинка - этого на зернистой фотографии позапрошлого века не видно.
А вот на современных – вполне даже видно.
***
И ведь никому не расскажешь -  не поверят! А вот она, Алиса уже верит в то, что этот уголовничек Андрей – никакой не псих. Слишком много совпадений, и  главное доказательство – вот этот самый, настоящий барон Корф, который смотрелся подлинным среди обряженных в чужие мундиры реконструкторов. Еще бы -  лейб-гвардеец! Конечно, все смахивает на грандиозную мистификацию - но кому бы, интересно, понадобилось ее устраивать? Зачем? Так можно и в теорию заговора поверить, скатиться в конспирологию и вообще… Только вот Дрон попал в Сербского на самом деле.
Алису отвлек звонок. Глеб. Точно, сегодня же суббота!
- Слушаю.
- Добрый день Алиса, я стою возле твоей двери.
Алиса сворачивает браузер.
Глеб в костюме и при галстуке. В руках – алая роза.
- Я вижу, ты прямо с похорон.
- Совершенно неуместный сарказм, Алиса, я пришел мириться.
Алиса очень любит розы, и Глеб это знает. Ваза, таблетка аспирина в воду, ножом надрезать черенок. Алиса входит в комнату - и обнаруживает, что Глеб сидит за ее компом.
- Ну что за беспардонность, Глеб! Какого черта ты туда залез?
- Между нами не должно быть секретов, не так ли? – Глеб встает и торжественно произносит: - Я думаю, что наши отношения уже вполне определенные. Поэтому нам пора оформить их надлежащим образом. Официально.
- Вот как? Не «выходи за меня замуж» или «я прошу твоей руки», а «пора оформить надлежащим образом»? То есть - ты уже все решил, и мое мнение не имеет значения?
Глеб удивился. А Алису понесло: она высказала ему все, вылила на всю накопившуюся обиду. Девушка не могла остановиться -  ярость поднималась бурлящей лавиной и сжигала все мосты.
Глеб слушал ее молча. Его лицо сделалось непроницаемым и отстраненным. Когда Алиса замолчала, он произнес только одну фразу, в которой не было ни одного непристойного слова, но смысл был столь грязен, что Алиса задохнулась от обиды:
- Вон отсюда!
И Глеб ушел.
А Алиса в сердцах смахнула на пол вазу с розой, упала в кресло и залилась слезами. Все. Рубикон перейден, мосты сожжены.
***
Весь следующий день Алиса не отвечала на звонки, и занималась уборкой. Генеральная уборка – отличный способ вылить ярость, спустить пар и успокоиться. «Генеральная» - это от слова «генерал»:  когда-то давно подобное наведение порядка устраивали перед визитом в полк генерала. Старорежимного такого - в аксельбантах, при шпаге и крестах.  Кстати, кое-кто из рода Корфов тоже ходил в генералах… 
К вечеру, когда квартира заблестела, Алиса уселась, наконец,  за компьютер. Надо всё же до конца разобраться со всей этой историей!
На минуту допустим, что этого Корфа на самом деле привели из прошлого Семенов и Каретников. Зачем? Выпендриться перед приятелями по хобби? Вполне правдоподобно -  там все друг перед другом выпендриваются, у кого шовчики достовернее. «Аутентичнее», как у них принято говорить…
Семенов, кстати, в течение примерно года, до самого своего исчезновения, активно  торговал раритетами. И не только формой -  и оружием, между прочим. Вот только - откуда у него столько всяких старинных ружей и сабель «в отличном состоянии» -  как он сам рекламирует на форуме? Наверное, всё оттуда же, из прошлого - как и говорил Андрей-Дрон. Он же говорил, что «эти двое», когда обзавелись порталом, не стали теряться и принялись «рубить бабло»? А раритетный мушкет, между прочим, тянет па пару тысяч евро…
А может наоборот -  Корфа приводили сюда, чтобы показать ему будущее?
Ну ладно, гадать будем потом. А пока - факты. Теоретически, в квартире Семенова должны остаться какие нибудь раритеты -  ведь портал заперли неожиданно, из-за вторжения бандитов, организованного Геннадием и Андреем. Попасть бы в эту квартиру, благо адрес известен…
А если все – чушь и чепуха? Просто череда совпадений  - и все?
Вот что -  добраться до квартиры Семеновых. Позвонить в дверь, заглянуть в почтовый ящик. Соседей, опять же, порасспрашивать - прикинувшись журналисткой. Наверняка, человек он яркий, такие всегда привлекают внимание.  А там – по обстоятельствам.
Алиса никак не решалась признаться самой себе, что дело, пожалуй, уже не в расследовании - просто после разрыва с Глебом её натура срочно требовала  встряски, авантюры, адреналина. Чтобы не сиденть на диване и не рыдать с подушку, вспоминая загубленную розу и прощальную горькую обиду…
***
Итак - имеется адрес Семеновых, тот, что удалось добыть в редакции. Остался пустяк - привести себя в порядок и отправляться.  Настроение боевое, Рубикон остался далеко позади - Стопкин вышел на Охоту. По дороге к дому Семеновых - пять минут пешком от метро «Университет» - девушка даже принялась напевать: «Тореадор, смелее в бой!»  Потом сама рассмеялась - ну точно, как в старом, советских ещё времен, кино.
Двор, полный высоченных тополей.  Обычная панельная двенадцатиэтажка. Обычный кодовый замок - старого типа почему-то , без домофона. Странно, район престижный, в таких обычно на мерах безопасности не экономят. Вон, в соседнем подъезде даже видеокамера стоит. А ту - раритет времён чуть ли не девяностых…
Впросем, оно и к лучшему.  Кода Алиса не знает - но часть кнопок вытерта до белизны, так что подобрать нужную комбинацию оказывается делом пяти минут. Консьержки, понятное дело, нет - вот и славно, а то выкручивайся… почтовый ящик ожидаемо забит счетами и рекламой. Так…  самый ранний счет… какая дата? Точно. Все сходится.
Разумеется, Алиса ошиблась этажом. Сначала ей показалось, что лестницы вовсе нет - только два лифта - но потом девушка заметила в конце коридора обшарпанную дверь. Да, точно - за дверью лестница, которой на этой высоте не пользуется никто, кроме курильщиков.
Алиса позвонила в нужную дверь - отозвалась музыкальная трель.  Еще. Еще. Никого. И зачем она сюда припёрлась, если и так ясно, что никого дома  нет?
Алиса-то прекрасно знала, зачем - только пока не решалась признаться в этом даже себе самой.
«Тореадор, смелее в бой!»
Подергала за ручку - конечно, закрыто. В железной, вполне надёжной на вид двери – два замка. Даже если заперто на один - все равно бесполезно. Бесполезно  - что?
Девушка вышла на лестницу. Типичная для таких домов планировка - справа узенькая дверь на балкончик. Вышла, закурила. Огляделась - напротив слепой торец точно такой же многоэтажки.  А слева… Перехватило дыхание: форточка в ближайшем окне приоткрыта! Точно - это квартира Семёновых! Она что, с самого отъезда хозяина -  вот так открыта? Наверное… только вот -  как туда добраться?
Алиса погасила сигарету, спустилась на первый этаж и поспешила к машине. В подъезде или на улице о таких вещах разговаривать не стоит… 
***
- Алло, Олежик, привет! Можешь говорить? Мне нужна твоя консультация. Я тут книгу задумала - так одному персонажу надо перебраться с балкона лестничной площадки в соседнее приоткрытое окно. Оно метрах в трёх-четырёх.  Вот я и вспомнила - ты, вроде, в своё время промышленным альпинистом подрабатывал, верно?
- Книгу, говоришь, задумала? – подозрительно поинтересовался Олежик.
Алиса поспешно принялась уверять - «да, конечно, именно книгу и именно задумала, а как же иначе?» Выходило, вроде бы, убедительно… пока.
- Это очень просто, - слдался Олежик, - спускаешь верёвку с крыши или с такого же балкончика, только этажом выше - на него можно попасть?  По неё до нужного уровня, отталкиваешься, раскачиваешься -  и цепляешься за окно. Только верёвку крепить надо повыше, чтобы амплитуда была подходящая. Если твой персонаж физически развит, то вполне может проделать это с одной веревкой, держась руками…
- Не! – воскликнула Алиса, - он со страховкой это будет делать…
- А, ну тогда достаточно нижней альпинистской обвязки.
- О, спасибо большое, я не буду вдаваться в детали, просто упомяну эту обвязку.
- А, ну отлично! – кажется эти слова убедили Олежика, что Алиса никуда сама лезть не собирается.
А она и не собирается. Это всё не она  Степан Стопкин… Эй, ну зачем саму-то себя обманывать?
Интернет сообщил, что стоит эта обвязка от трех тысяч рублей. И Алиса отправилась в «Экстрим».
Восторженные голубые глаза хрупкой блонди и рассказ о дипломном фильме во ВГИКе, где она должна повиснуть на веревке - типа над пропастью  - сподвигли щеголеватого менеджера на подробные объяснения: как закрепить веревку, какими узлами, и что еще для этого нужно. Поэтому в «Экстриме» Алисе пришлось оставить около десяти тысяч.  Эти веревки, оказывается, вроде такие тонкие -  но выдерживают до тонны веса, а потому -  очень дорогие. И обвязка. И карабины. И перчатки, чтобы руки не ободрать. Да, перчатки точно нужны - отпечатки пальцев оставлять вовсе ни к чему.  Лучше, конечно, было бы прийти с Олежиком -  наверняка вышло бы дешевле. Но - сколько можно вот так, беззастенчиво врать? Да и не согласится он, пожалуй, не те у них отношения…
Дома Алиса, путаясь в хитрых пряжках и лямках, несколько раз надела и сняла обвязку - прилаживая незнакомое снаряжение, разбираясь в креплениях. Наконец  - барахло упаковано в объемистую сумку, и та заброшена на заднее сиденье машины. Осталось теперь найти подходящую спортивную площадку - но непременно подальше от дома. Спасибо мэру Собянину - таких площадок теперь по Москве полным-полно. Там шаг за шагом, вдумчиво, старательно проделать все необходимые манипуляции - вися на верёвке, на высоченном турнике. День рабочий, вокруг никого, - только бабулька собачку выгуливает. Смотрит, косится подозрительно… и принесла её нелёгкая именно сейчас!
«Кстати, о бабульках, - приходит девушке в голову,- они же все примечают! Если на улице Казакова был портал, то обязательно отыщется старушка, которая хоть что-нибудь, да приметила! Вот только где именно - на Казакова? Андрей-Дрон из института Сербского номер дома почему-то не назвал…. Ну ладно, с этим потом разберёмся, а пока  Алиса раскачивается на подвесе - и, раскачавшись, и хватается за боковую стойку турника. Вроде - и в самом деле просто? Осталось попробовать не на спортплощадке а в деле…

Отредактировано Ромей (01-02-2015 12:35:13)

Отступление второе
Так уж вышло, что никто из «гостей из будущего»  - за исключением Олега Ивановича и Вани, - так и не озаботился собственными жильём в Москве позапрошлого века. Да и зачем? В пролом - во всяком случае, до поездки в Питер - появлялись лишь наездами, будто на экскурсии; а при необходимости всегда можно было заночевать у Семёновых, благо половина пятикомнатной крартиры пустовала или была завалена разного рода полезным барахлом. И даже Ольга, всерьез вознамерившаяся устраивать личную жизнь в девятнадцатом веке, не стала исключением-  они с Никоновым сочли неудобным навязывать своё общество Выбеговым в их флигеле в Спасоглинищевском переулке , и обзавелись жильём, лишь перебравшись в столицу. И вот теперь, когда неумолимые обстоятельства вынудили всерьез и надолго обосноваться в прошлом, каждый их гостей решал вопрос жилья по своему. Собственно, з всех пришельцев из двадцать первого века, в Москве остался лишь сам Ромка - остальные перебрались в Петебург. Квартира Семёновых на улице Казакова пустовала; в бывшем складе на цокольном этаже работала вело-мастерская, занимавшаяся обслуживанием и тюнингом новых меллеровских «Дуксов». Тем не менее Ромка отклонил предложение Олега Ивановича поселиться в пустующих аппартаментах. Вместо этого он снял у домовладельца -  . Василия Петровича Овчинникова, дяди Николки -  одну из освободившихся квартир, где раньше обитали студенты.  Так что теперь Ромка  - Роман Дмитриевич, конечно, кому придёт в голову называть поручика на такой простецкий манер! - обитал на Гороховской улице на полном основании,  как жилец и квартиросъёмщик. 
Впрочем, в своём новом обиталище молодой человек показывался нечасто. По большей части, он проводил время в Фанагоийских казармах - стараниями Д.О.П.а резервный Троицко-Сергиевский батальон подполковника (теперь уже полковника, конечно) Фефёлова развернули в Особые учебные роты. На их базе отрабатывались новинки, которым предстояло в самом скором времени пойти в войска; кроме того, на основе учебных рот, собирались в ближайшее время открыть курсы подготовки пехотных офицеров - для обучения новым тактическим приёмам и знакомства с новыми образцами вооружения и снаряжения. Замысел Особых учебных рот возник у Ромки в Петербурге, во время посещения Офицерских Классов Никонова при Морском Училище. Здесь, правда, упор предстояло делать на вещи более практические - новая подготовка частей особого назначения - с краскострельными ружьями , новой системой физподготовки, курсом тактических занятий, а так же знакомство армейских офицеров с применением самоновейших видов вооружения - ручных гранат и пехотных миномётов. Производство только-только осваивало эти новинки;  например, для миномётчиков ещё даже не существовало места в штатах по старому армейскому уставу. Работы было - непочатый край,  к тому же - на Ромке, фактически, повисла московская организация «волчат-разведчиков» - два раза в неделю приходилось вести занятия в мальчишками. Дело , затеянное когда-то им и Фефёловым, обернулось неожиданно серьёзно - после мартовских, 1887-го года, уличных боёв в Москве, когда черед порталы на улицы Первопрестольной ворвалась банда вооружённых автоматическим оружием мотоциклистов, движение «волчат» приобрело крайнюю популярность - и августейшую поддержку, в лице шефа, цесаревича, будущего (как представлялось Ромке( императора Николая Второго. Так что времени у свеже-произведённого армейского поручика категорически не хватало -тем более, что изрядную его часть приходилось тратить на учёбу. Одно только освоение старорежимного правописания далось Ромке немалой кровью - а ведь на очереди стояли и верховая езда, и обязательные для армейского офицера дисциплины, вроде уставов и прочих историй с географиями. Пока что Роман (Роман Дмитриевич Смольский, поручик от Инфантерии) был откомандирован в распоряжение полковника Фефёлова - но недалёк тот час, когда он получит и вполне самостоятельную должность.
Впрочем, Ромка не унывал. Впервые увидев себя в зеркале, в мастерской у старика-портного, уже полвека исправно обшивавшего офицеров московского гарнизона, вчерашний десантник понял,что счастлив по-настоящему. И дело даже не в ладно сидящем, в рюмочку, кителе и бриджах; не в золотых погонах с императорским вензелем - буква «А» в завитках и римская тройка. И даже не в богатой, выложенной серебром персидской шашке, подарке барона, которую он носил вместо уставной пехотной сабли.
Ромка почувствовал себя на месте. Он всегда был неравнодушен к исторической беллетристике и к сериалам, которые всякий уважающий себя знаток отечественной истории привык крыть на чём свет стоит.  Сколько раз, просматривая тот же «Баязет», снятый по обожаемому им Пикулю, он представлял себе - как бы он с ребятами из разведвзвода оторвался бы в этих горах - окажись он на месте поручика Карабанова, урядника Трёхжонного и остальных персонажей фильма. И вместе с тем - гадал, как воевалось им тогда - без вертушек, самоходных гаубиц, БТРов, автоматов с подствольниками, спутниковой связи и прочих чудес прогресса. Ну так вот оно,  всё это -только руку протяни! Нет, положительно, жизнь удалась, думал поручик Смольский - особенно когда на полигоне Тульского завода положил первую серию мин из новенького МЛП-88 (Мортира лёгкая,пехотная, модель 1888 года) в круг, обозначающий позицию неприятельского пехотного взвода. Оружие вышло на загляденье - Ромка, который неплохо изучил в своё время обычный «поднос», не нашёл даже особой разницы. Ну, сделано не так аккуратно, чуть потяжелее, прицел попроще - а так ничего, стрелять можно. По местным меркам, против плотных цепей и пехоты в лёгких полевых укреплениях  - настоящее «вундерваффе». А ведь на том же тульском заводе вовсю идут работы с пулемётом на основе старого знакомца ПКМ, да и карабин Мосина с откидным штыком уже пошёл в войска - вместо громоздкой, неудобной винтовки, которая в его истории появилась лишь в 1891-м году. В ближайшее время  планировались даже испытания ранцевого огнемёта - правда, лишь опытной, перспективной модели, которую предстояло ещё доводить до ума. В области пехотного вооружения  Корф и его сотрудники мудрить не стали: после того, как специально приставленные к этому делу специалисты изучили информацию из будущего,  русские оружейники и инженеры, по спискам, составленным на основе все тех же данных» получали конкретные технические задания - уже с эскизными проектами, чертежами, детальным описанием требуемого результата. Нет, никто, конечно, не обещал в самое ближайшее время «калашей» и танков - но  сдвиги уже имелись, и довольно заметные. 
И не только в области вооружений. Раз в неделю Ромка работал с группой, занимавшейся новым пехотным снаряжением и униформой. Укороченные сапоги, мешковатые камуфлированные штаны и куртка, кепи, жилет - разгруз, бушлат для осенне-весеннего периода… сколько же ещё предстояло сделать! Коллеги-офицеры, поначалу воспринимавшие странного выскочку с изрядным недоверием, теперь поглядывали на него уважительно, а Фефёлов в который раз уже заводил разговор о формировании особой «примерной» роты - под его, Ромки, командой.

Но - пока суд да дело, новоиспечённый поручик был вынужден делить своё время между десятком разнообразных занятий - сплошь и рядом в разных концах большого города. Конечно, Москва 1888-го года - это не мегаполис двадцать первого века; так ведь и транспорт не тот, и, главное - связь; труднее всего отказалось привыкнуть к отсутствию привычных средств коммуникации. Телефон в Москве оставался экзотической новинкой; хотя открытие первой ручной телефонной станции системы Гилеланда компании Белла в доме купца Попова на Кузнецком Мосту. состоялось уже 6 тет назад, в 1882-м году, во всём городе не насчитывалось пока и тысячи абонентов. Так что москвичам приходилось полагаться на услуги рассыльных - особого вида городских служителей, носивших приметные малиновые фуражки с с надписью по околышу: «Рассыльный… артель…». В Москве их именовали «красные шапки; публика эта, в отличие от мальчишек на побегушках, состоящих при всякой лавчонке, была в летах - рассыльный должен своим видом внушать клиенту уважение и доверие. В рассыльные нередко шли отставные солдаты; кучковались они возле гостиниц, театров, на площадях, неподалёку от извозчичьих бирж и известных трактиров. Таким давали всевозможные поручения: срочно доставить письмо, документы, отвезти какую-нибудь вещь; можно и за город послать. Такса за услуги рассыльного имелась, и даже утверждённая начальством - но к ней редко прибегали, слаживая дело по договоренности. Кроме чисто деловых заданий посыльные выполняли и другие поручения: отнести букет, коробку конфет с записочкой, подарок даме, вызвать барышню на свидание. Часто поручалось принести ответ. Не сразу Ромка сумел привыкнуть к тому, что за выполнение поручения такой вот «красной шапкой» можно вовсе не беспокоиться- все будет сделано  как подобает и в срок , за это отвечает артель. У этих служителей  была своя профессиональная гордость: никакая ценность не пропадала, сохранялась тайна - как частная, так и деловая. Любая дама, ищущая приватной встречи с любовником, любой купец, которому требовалось доставить важную коммерческую  бумажку бестрепетно доверял свою репутацию рассыльному.
Артель, принимая новичка, всегда брала  порядочный «вкуп», так что местами дорожили, стараясь выполнять поручения клиентов как можно точнее.
Один из таких красношапочных порученцев - по виду отставной солдат, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, с длинными, пшеничными в седину усами - и постучался в дверь квартиры на втором этаже дома на улице Гороховской,  где обитал в настоящее время  Ромка.