– Надень. Вонь там сильная очень.
Верховный уже в маске. На лбу – круглое зеркало, собирающее свет, часто носит, когда больных смотрит.
– Там же темно, наверное.
– Так! Операционных ламп сюда!
Кажется, горланит больше для Эрии и врачей, проверяя, всё ли подготовлено.
– Накиньте мне и им что-нибудь поверх.

Смрад всего, чем человек может и не может, пахнуть, бьёт даже через маску. Кажется, тут остались только неспособные передвигаться.
Вопль. Стон бьёт по ушам.
Крик ужаса.
– Безлицые демоны пришли за нами!
Ну да, а кем мы ещё можем быть? С рогами-то? Да и телохранители за нами. Кто-то бросается к выходу. Госпожа раньше телохранителя успевает с ног сбить.
– Тихо!
Перепонки в ушах ни у кого не лопнули?
Дина идёт между лежащими. Иногда наклоняется, или Эрию подзывает. Не слышу, о чем спрашивает, но догадаться несложно. В очередной раз знания проверяет.
  До чего лежащие грязные! Вонь. Стоны. И эти шрамы почти у всех. Косые кресты с поперечинами. Почти свежие. Подзажившие. Обработанные не попадаются. Все наносились намеренно.
– Осень! Подойди! Глянь!
На полу лежит молодая женщина. Видимо, недавно здесь. Коротко, почти налысо, остриженная. Череп обезображен крестообразным шрамом.
Дина спрашивает на местном.
– Повтори, зачем тебе резали голову.
– Сказали, я одержима демоном и его надо изгнать...
– Да сколько же можно! – возмущается Эрия, – Даже я вижу, что с ней! У меня этой настойки – хоть залейся. Болезнь не заразная. Пить могла бы и дома, дней пять обычно хватает.
– Ты здесь сколько?
– Почти три недели.
– Это сколько?
– Двадцать один день. У них календарь другой. Заместо лечения – голодание и молитвы. Они тут считают, многие болезни вызываются проникшими в организм демонами. Причём, вселяются они в орган, которым человек грешил. Умникам, что так делают, при встрече, тоже изгнание устрою. Причём, изо всех органов сразу. По их же методу. Я уж постараюсь, чтобы никто слишком быстро не умер.
Идут дальше. Дина наклоняется над мужчиной. Довольно долго его разглядывает.
– Что скажешь?
– Не жилец. Сутки. Может, двое.
– И я так думаю. Лишние мучения ни к чему.
Кинжал стремительно возникает в руке, и столь стремителен смертельный удар.
– С остальными что делать?
– Неизлечимых сколько?
– Одиннадцать.
– Добить! Живучий они народ. При таких методах лечения – так мало неизлечимых.
– Тут лёгкие заболевания в смертельные превращали. Многие поумирали из-за заражения крови. Эти разрезы дурацкие делали грязными инструментами! – Эрию аж передёргивает от отвращения, – А те, кто с тяжёлыми были – в земле уже. Дети в основном.
– Остальных долечивать по-нашему. Если операции кому требуется – разрешаю делать, включая те, на которые права пока не имеешь.
– Может, их всех, – Эрия выразительно показывает глазами на мертвеца, – как него.
– Да ну? Всех перережем – кто тогда мне налоги потом платить будет? Я вижу, тут многие потом вполне смогут работать. Если смущает, кто их таскать да мыть будет – я тебе заложников пришлю, пусть поработают, хватит им в обозе наш рис просто так жрать. Пора этим воинам благородным простолюдинов от дерьма отмывать, да раны им перевязывать. Право полевого суда над ними у тебя есть. Как пришлю – советую кого-нибудь в тот же день вздёрнуть. Чтобы остальные свое место знали. Мне как-то местные умельцы мечами махать – без надобности.  Земледельцы как-то нужнее.
Идём обратно.
– Маски, балахоны – в стирку.
– Так точно!
– Ты, Эр, учти, такого теперь много видеть будешь. Местные тебя считать будут демоном и злой колдуньей, причём без разницы, будешь ты их лечить или на кусочки резать. Им эти монахи-потрошители – люди, приближенные к богу, а не тупое дерьмо. Любое, что ты будешь заставлять их делать, будут воспринимать как покушение на их ничтожную душонку. Лет двадцать всё будет сложно. Пока дети этих не подрастут. Мы хорошо вцепились. Чую уже, как вся эта поповская мерзость трещит, но ещё не сломалась.
Ты пока бы стрелять научилась. Не всегда с теми сталкиваться будешь, кого прирезать легко.
– Я сражаться умею!
– То я не знаю! Ты мне, скорее, напоминание, чтобы умниц таких на будущее подальше от рукопашных держать. Труды стольких лет одним ударом могут кончится. И внимание не обращать надо на вон ты какая!
Тут уж верно, ростом Эрия самой Чёрной Змеи уже выше. Всё остальное – так просто что-то с чем-то особенно с мужских глаз, да на фоне невысоких Госпожи и Динки.
Солдаты за глаза «флагманом флота» зовут. Из тяжёлых всадников мало у кого такой огромный конь, как у неё, говорят от любимого жеребца Линка происходит, а тот спать спокойно не может, если у него нет лучшего коня на свете.

Отредактировано Чистяков (26-03-2015 13:24:29)

Во время осады.

Наблюдаю за земляными работами. Строят укрепления и ров для отражения возможных вылазок. Понятно, с этого направления вероятность наименьшая. Роют затем, чтобы солдаты не бездельничали. Как там Госпожа шутить любит? «Рыть канаву от стены и до вечера». Все понимают, потому работают не торопясь. Никто и не подгоняет. Кроме меня на холмике генерал Рэндэрд околачивается. Именно так. Ничем не занят. Последствия старого ранения сказываются всё чаще и чаще. По мне, он просто медленно теряет  разум. Раз Госпожа сквозь пальцы смотрит на его выходки, то и остальные делают тоже самое.
Динка по секрету сказала, генерал стал искать смерти. Даже если так, на этом участке последнее место, где есть шанс встретиться.
Сейчас он всего-навсего слегка пьян. Мне предлагал, отказалась. Горнисту не стал, так как командир тут я.
Рэндэрд то и дело на меня посматривает. Тоже всё понятно. Против пола не попрёшь, да и не старый ещё он. Я уже наловчилась на такие взгляды не реагировать, или отвечать словами покрепче. Попытки не прекращаются.
Времени, пока бомбардировка города идёт, у всех много. Тем более, Госпожа никому ничего не запрещает, только посмеивается. Динка говорит, она с матерью даже ставки делают, кто первым у Яграна в постели окажется. Пока не удалось никому, хотя не против многие. Да и так парочки уже появились. Насколько у кого с кем мне дела просто нет. Уши вянут от болтовни.
– Куда роете? – неожиданно орёт Рэндэрд – Вон туда ров ведите!
Работы тут же прекращаются. Все с интересом уставились на нас. Как по уставу тут не поймёшь. Генерал по званию старше, и будь я просто офицером, стали бы выполнять его команду. Но я – офицер-порученец Верховного, к тому же, все знают, лицо приближенное. Другое дело, он сам точно такой же, или до недавнего времени, был.
Спокойно отвечаю.
– В том направлении – земля легче. Камней нет. Там ещё частокол будет.
Глянул на солдат, на меня, рукой махнул.
– Отменяю свой приказ.
– Продолжить работу.
Генерал усмехается. Тыкает в сторону вражеских стен.
– Тает стаей город во мгле
  Осень, что я знал о тебе?
  Сколько будет рваться листва
  Осень вечно права!
Смотрю непонимающе. Хмурюсь.
– Не знаешь, кто это написал?
– Нет.
– Сам знаю! Откуда тебе... Этого кроме меня... – задумчиво отпив из фляжки, продолжает, – Да ещё, может, Дины, никто и не помнит уже. Вот ещё из него же.
Осень, в небе жгут корабли.
Осень, мне бы прочь от земли.
Там, где в море тонет печаль,
Осень - темная даль.

Что такое осень - это ветер
Вновь играет рваными цепями.
Осень, доползем ли, долетим ли до ответа
Что же будет с родиной и с нами?
- Красивые стихи.
Попросту ржёт.
- Сколько раз уже проверял. И чего треньканье этого певца ртом такое впечатление на девчонок молоденьких производит?
- Певца ртом? Разве бывают певцы чем-то другим? Боюсь, нечто, исполняемое задницей я бы слушать не стала. У меня и от тех, что ртом, голова болит.
Хмыкает.
- Говорили, ты языкастая. А на это что скажешь?
  Что такое осень - это небо,
  Плачущее небо под ногами.
  В лужах разлетаются птицы с облаками.
  Осень, я давно с тобою не был.
  В лужах разлетаются птицы с облаками.
  Осень, я давно с тобою не был.
- Из уважения к вашим заслугам, генерал, советую прекратить подобные шутки. Иначе вынуждена буду доложить о ненадлежащем поведении и поступках.
- Так докладывай! Что мне сделают? Самое большое – велят в палатке сидеть, там пьянствовать и детей не смущать.
- Это уже зависит от ваших дальнейших действий, генерал.

В ряд разложены трупы наиболее пышно одетых конников. Особо солдаты их обчистить не успели – нет шлемов, наручей, вероятно, колец на пальцах. Мне дела нет. Больше обращаю внимание на пробоины от пуль и картечи. Одному ядро в груди сквозную дырку сделало.
Сюда притащили только относительно целых. Разорванных генерал с артиллеристами на поле ушёл смотреть. Зачем-то с ними пошла и Динка. Вдоль ряда идёт генерал-лазутчик. Показывает Госпоже бывших знакомых.
– Всё сыновья ближайших приближённых Меча. Золотые храаты как на подбор!
– Солдатам велели таскать самых разряженных.
– Блеснули храбростью!
– Ага. Войска в стрельбе попрактиковались. Действительно важный кто есть?
– Вот этот, пожалуй, мог бы стать. Сын крупного военачальника. Подавал надежды.
– Тушу на кол и поднять повыше. Чтобы хорошо со стены видно было!
Пленных мало, все не столько раненые, сколько избитые. Одному пальцы точно отрезали, позарившись на кольца.
– Тут есть знакомые?
– Есть... К солдатам разрешите обратиться?
– Разрешаю.
– Внимание! Поднимите вот этого! Солдаты! Хорошенько запомните вот этот знак на плече или одежде. У этого голубой, но бывают чёрные, красные и зелёные. Любого с таким знаком убивайте как бешеных собак. Это особо приближенные к Мечу и церкви защитники веры.
– Вроде попов, но с мечами?
– Именно так! Представители воинствующей церкви. Они дают обет истреблять безбожников везде, где встретят, невзирая на пол и возраст!
– Истреблялка не выросла! – гремит хохот.
– Подтверждаю всё сказанное генералом. Это даже не животные. Это хуже. Впредь я их желаю видеть только мёртвыми.
– И продал он Господа за горсть монет, – глухой, но сильный голос одного из пленных. Без знака на броне.
Повернувшись к нему, генерал смеётся. Как мне кажется, с оттенками болезни.
– Я никогда, щенок, никого не предавал. Это вы были настолько глупы, что почти за тридцать лет не смогли разглядеть живущую в вашем гнезде змею. Я – Змей, и горжусь этим. Ты же у нас святоша вроде, тебе кровь проливать нельзя, даже палицу вместо меча носишь. Думаешь, я забыл, как ты хвастал, как будет устроен пир после победы. Где вы будете сидеть на помосте, лежащем на пленных Еггтах и их воинах? Кровь ведь не будет пролита.
– До чего убого! – усмехается Дина, – Я ещё в детстве подобную историю читала. Всё в мире повторяется. Он точно святоша?
– В придворном соборе служит.
– Как интересно... Когда город возьмём, его и всех прочих святош повесим в святая святых этого собора. Он много ведьм сжёг?
– Ни одной. Чистенький слишком для этого. Всё о любви к господу трактатики писал.
– Руку ему отрубить или язык вырвать, – я-то вижу, Госпожа потешается. Пока потешается. Еггты от слов к делу быстро переходят.
– Сейчас? – спрашивает сотник, командир стерегущих пленных.
– Погоди. Он меня или ещё кого после победы изнасиловать не собирался?
– Он – нет. Таким запрещено прикасаться к женщинам.
– Предпочитает мальчиков или барашков? Я к такому по своей воле тоже прикасаться бы не стала.
Гремит хохот.

Отредактировано Чистяков (02-04-2015 20:17:48)

Пока они веселятся, я доспехи убитых рассматриваю. Мысли всякие невесёлые бродят. Столько пробоин! Вмятин тоже хватает, но общей картины это не меняет. Почти все доспехи нашей работы. Пусть и не работы армейских кузнецов. Та броня пули большинства ружей держит. Большинства, но не всех.
К примеру, динкин «дырокол» с нарезным стволом и калёными пулями прошибёт любой доспех, включая её собственный и материнский. Пусть он в десять раз дороже обычного ружья и гораздо дольше перезаряжается. Несколько лет назад ружей не было вообще. Теперь их тысячи.
Что будет, если через несколько лет тоже самое произойдёт с «дыроколами»? И они будут у всех, а не только у лучших и самых богатых, стрелков? Я тоже к «дыроколу» приценялась. Очень уж дорого. Не стала брать. Своих не хватало. Принцесса одолжила бы и забыла. Но как-то неловко.
Если даже самая лучшая броня теперь защиты уже не даёт, то, может, вовсе не носить? Но тогда всю тактику придётся менять. И так уже Госпожа говорит, в будущем одни стрелки будут между собой сражаться.
Хотя, пока броня нужна, от оружия противника защищает. Но мы дело имеем с теми, кто огнестрельного оружия делать не умеет. Что будет, когда столкнёмся с теми, у кого оно есть?
С теми же мирренами, которых генерал Рэндэрд поминает, где надо и не надо. Будто война с ними уже дело решённое, хотя они вон где живут. Их купцы к нашим портам дорожку нашли. Любой купец, залезший в такую даль, во-первых страшно алчен, а во-вторых он ведь не только купец, но и воин, пират и лазутчик. Никто не знает, какие выводы из докладов купцов делает далёкий двор.
Госпожа шутит невесело: «Рэдду, наверное, мирренский наёмник голову пробил. То-то он на них так взъелся». Мирренские доспехи нам сам Ярн показывал. И я заметила толстый металл. Динка тоже совсем невесёлой была. Долго металл щупала да разглядывала. Вскоре после этого у неё «дырокол» и появился. Потом и латы новые, очень тяжёлые.
Госпожа тоже кое-какие выводы относительно мирренов сделала. Правда, не столь грустные, как генерал. В разговорах стало мелькать «усиление приморских крепостей», «пушка, способная мирренский корабль потопить одним выстрелом». На стрельбище были. Артиллеристы стреляли не по привычным щитам. Вместо мишеней соорудили настоящие борта кораблей. Результатами Госпожа осталась довольна. Генерал вовсе нет. Хотя и разрушено было всё. Дина для себе перевела мирренскую опасность в разряд совсем малозначимых вещей. Генерал предпочёл бы оставить их в первоочередных.
На мой взгляд мыслей генерал не оставил, решив действовать по другому. Через Динку, вернее, не столько через неё, сколько с расчётом на то, что она рано или поздно окажется на месте матери. И к тому времени у неё уже должен быть правильный образ врага.
Что до меня – мирренских купцов и послов видела. И они мне не понравились. С длинными волосами и бородами напоминают животных. Даже речь напоминает лай. Я понимаю неплохо. Учили и этому языку. Только я впервые в жизни намеренно изображала глупость – настолько он мне не нравился. Боялась, поймут, притворяюсь и заставят учить как для переводчика. Обошлось.
Храаты волосатостью напоминают мирренов, только те, в отличии от них, мылись часто.
Помню, кто-то сказала про посла.
– Такой красивый! Попробовать бы с ним...
Меня как ударили.
– Иди с козлом в хлеву попробуй. Борода и шерсть – примерно одинаковые.
– Ревнуешь, никак? – зло смотрит. Она девушка видная. С Динкой вместе сражалась. Знает, если что, я убивать умею.
– К животному ревновать? – животных я не боюсь никаких. Хоть щенка, хоть жабу в руки возьму. Но попробуй миррен на том приёме хоть невзначай меня коснуться – получил бы кинжал в сердце. Настолько они мне омерзительны.
– На себя-то посмотри, нетронутая.
Кажется, тогда она смеялась вместе с кем-то из посольства. Только я знаю, сколько за мирренами следило стрелков.
Не знаю, до чего могло бы дойти. Динку не подвело чутьё на надвигающиеся ссоры. Как из-под земли вынырнула. Глазки нехорошо блестят.
– Ни в чём! – буркнули обе в один голос.
– Девочки, не ссорьтесь. Война скоро, а вы тут друг дружку убивать собрались.
Улыбнулась так, что сразу стало ясно, почему у неё змея на гербе.
Тот год она всегда старалась гасить в зародыше начинающиеся ссоры и мирила старых врагов. Назревали большие дела, и Динка не хотела, чтобы за её спиной шипели и шпыняли друг дружку.
Госпожа только посмеивалась.
  – Вы молоды. Кровь играет вовсю. Тут не сделать ничего. У меня, пусть и странный, но всё-таки двор. Все, кому надо выводы давно уже сделали. Кто тут с кем гуляет, и из-за кого ссорятся я знаю. Странно, что ты в стороне. Ведь ничем не хуже прочих.
– Я своим умом думаю. А не общим, как у них.
– Это я знаю. Только смотри, сейчас в столице невест перебор. Не женихов.
– Я знаю.
– Сейчас живи. На потом не откладывай. Потом может и вовсе не настать. Как не настало однажды у меня, – не помню я у Госпожи такого лица. Так и не знаю, памятью о ком является Динка. Еггты умеют хранить секреты, – Да и мне не больно охота смотреть, как появляется новая Рэдрия. Она тоже много чего на потом откладывала...
«На потом откладывала» – в голове вертится. В ряду мертвецов многие не сильно старше меня. Могли бы даже красивыми показаться, ибо ещё не носят бород. Теперь и не будут никогда. В отложенном последнее слово оказалось за нашей картечью. А ведь тоже о чём-то мечтали. Наверняка, хвастались невестам, что привезут змеиных голов.
– Осень! О чём задумалась?
Резко оборачиваюсь, чуть не упав. Обе они любят так подкрадываться. Хотя, мать и дочь, не считая прочего.
Оказывается, времени прошло немало. Ещё мертвецов притащили, солдаты ловко избавляют их от доспехов.  Многие сегодня стали существенно богаче.
Генералы куда-то делись. Зато генерал Ярн, муж казначея, пришёл. Стоит чуть в сторонке, смотрит. У ног – небольшая куча оружия и брони. Все знает, он всё необычное собирает.
Госпожа довольно щурится, как кошечка на солнце. Кажется, вот-вот замурлыкает.
– Что угрюмая?
– Зима близко.
Смеётся.
– Это ты не волнуйся, зимовать будем под крышами. Вон теми, – небрежно машет рукой в сторону города, – В тепле и сытости. Хочешь, особняк какого-нибудь храата подарю?
– Зачем?
– Как зачем? Жить! Кэр вон, уже себе участок для загородного дворца присмотрела и даже все пергамены оформила. Другие тоже к земля присматриваются. Я пока дарю, но скоро продавать буду. Рэндэрд вон предложил в главном городском соборе бани общественные устроить. И рядом участок для цветочных домов отвести. Что скажешь?
– Если я правильно помню план города, туда водопровод вести будет неудобно.
– Осень, ты и вправду невозможна! Младше моей дочери, но временами, кажешься старше матери!