Почему тот разговор вспомнился? Не знаю. Мелкая за плечо тормошит.
- Ты не спишь? Может, плохо.
- Нет, всё как обычно, задумалась просто.
- Ага. И улыбалась чему-то.
- Тогда, с чего решила, будто мне плохо? Ах да, сама знаю, меня никто понять не может, и не знают, чего ждать.
- Говорят, ты завтра с Госпожой едешь на важный приём по случаю Победы.
- Еду. И что? Вроде бы, не я первая.
- В этом году – именно ты. И ещё говорят, она тебе приказала много платьев заказать.
Только усмехаюсь. Мелкая знает – глупо было бы иного ожидать. Младшие портнихи все здесь, точно так же, как и все, ходят сюда поболтать. Вот только выводы из известных событий люди обычно все разные делают.
- Было дело. Ещё не сказали, будто я выходила вся в слезах, ибо Госпожа сказала, в ближайшее время меня замуж выдаст?
У Мелкой глаза с хорошее блюдо. Люблю я людей удивлять, и ничего с этим не поделать. Тут особо умной не надо быть, чтобы понять, о чём сейчас большинство разговоров. Кто, с кем, когда, просто вместе, или уже переговоры о браке идут.
- И что? Правда? – шепчет еле слышно.
Просто наслаждаюсь её удивлением, ожиданием, нетерпением, да и страхом где-то. Кэрдин самой надо знать, а не сплетню разнести. Ладно, хватит её мучать.
- Нет.
- Что «нет»?
- Всё «нет», кроме платьев заказа. Как сама Госпожа говорит, «у меня тут всё-таки розочки, а не репейник, хотя, тоже с колючками».
Кажется, сильнее глаза вытаращить невозможно, однако умудряется.
- Но ты же с ней едешь?
- Ну и что? Дина тоже едет, - да что же это такое? В последнее время всё чаще и чаще как-то само-собой глупости говорить получается. Кто я, а кто Дина? Правильно, и Кэрдин думает о том же.
- Вы только втроем едете. Если Дина одна куда едет, она много кого с собой берёт. Даже служанок зовёт, тех, кто умеет верхом ездить. Это её все знают, а с остальными не разберёшь, кто благородная, а кто так. Она ведь читает только те приглашения, где все её имена и титулы переписаны, а в конце обязательно написано – «и сопровождающие лица». Вот так, как вы собираетесь, никогда раньше не было.
- Что же, всё когда-то бывает впервые. Ещё скажи, Госпожа велела себе платье приготовить.
- Что, правда?
- Снова нет. Будто она впервые на приём в поддоспешнике ходит.
Кэрдин смеётся. Даже служанки почти все переживают, что пусть и не особо красивая, но всё-таки видная, несмотря на рост, Госпожа, одевается как десятник вне строя. Знаю, и казначей за тоже выговаривает, только как-то совсем без огонька, устала за столько лет от попыток переупрямить упрямую сестру, но не прекращает. Сама-то казначей из первых красавиц.
Вот только вкусы сестёр в одежде только в одном сходятся – обе носят лучшие доспехи из возможных.
- Ты, наверное, плохо слушала, что Верховный говорила – против воли никого из нас никогда замуж не выдадут. Если кого-то не устраивают брачные переговоры, ведомые родителями или иными родственниками – можно сразу к ней идти – этих браков не будет. Не забыла, у неё полномочия есть заключать и расторгать любой брак по всей стране, кроме Города Императора с окрестностями.
- И к ней приходили с этим уже? – какое живое любопытство. Её саму замуж выдать хотят? Сейчас переговоры идут, или с рождения была кому-то обещана? Такие брачные договора вообще-то ещё Чёрной Змеёй запрещены, но втихаря, особенно среди благородных, довольно часто встречаются.
- Нет, насколько я знаю. Только с делами о наследстве и разделе имущества. Помнится, кто-то после её вмешательства стал сильно богаче. Да и сама память напряги: весной же Дина взяла в поход девушку из города, что от такого брака к ней сбежала. Полублагородная вроде, только пару раз видела, имени не помню.
- Она полнородная была. Только от первого брака матери, и та от неё просто избавиться хотела. Дина она была.
- Была?
- Да. Её убили. Наша Дина очень злилась, что не уберегла.
- Жаль. Дина Младшая при мне её родственников выставила, у них даже какое-то судебное решение было. Но она сказала, судья сам закон нарушил. И принуждение к вступлению в брак – само по себе преступление, и удерживать Дину они не могут – она брачного возраста и может жить, как считает нужным. На столько законов сослалась, пока говорила. Я и не думала, что она их все знает. Даже проверила потом – все статьи правильно называла.
- Сама же говоришь, думать за других – вредно. Я про тот разговор знала, просто только сейчас вспомнила.
- Саму хотят насильно выдать?
- Нет, - а что-то злое в глазках блестит, - Скорее, не думают пока. Брачный возраст кое-где на год выше, чем здесь.
- Закон везде один.
- А это так. Обычай – с какой же злостью последнее слово выдала.
Пожалуй, скажу потом Динке, а то и Госпоже про неприятности у Маленькой Кэрдин. Они-то её разговорят. Мне же она скажет ровно столько, сколько нужным сочтёт.

Отредактировано Чистяков (10-06-2016 07:23:24)

К Главе 4 1-й части, вскоре после разгрома Безглазого.

Лежу в воде, откинувшись на нагретые камни. Тепло, вылезать не хочется, спокойно, даже думать лениво, что со мной редко бывает.
В баню нашей части Замка велено ходить два раза в десятку. В общую, большую, когда захочется.  Хотя народ в замке меняется не сильно, и за несколько лет определились неписанные правила, когда чьи дни. Не в свой придёшь – ничего не будет. Просто не встретишь знакомых и поболтать будет не с кем.
В  общую с недавнего времени ходить стали чаще, меня тоже стали звать. Не отказываюсь. Тем более, от нашей отличаются размером, а не отделкой. Просто скучно одной, а замковые бани – особое место, там никогда ни с кем не ссорятся. Поводы, правда, появляются, ибо особенности внешности становятся всем заметны.
Сообразила, чаще всего зовут, когда вся молодёжь крепости собирается. Единственная, кого никогда не видела – Младшая Кэрэтта. Хотя именно на неё больше всего хотелось бы без одежды глянуть. Сравнить одну принцессу с другой, да и с собой заодно. Многие ведь сюда ходят оценить внешность будущих соперниц, да и свои шансы прикинуть, когда пора придёт женихов делить.
Своей внешностью мало кто доволен бывает. Всех рассмотрев тоже выводы кой-какие сделала. По настоящему полненьких нет ни одной, преобладают гладенькие, мягонькие, у кого самое чуть жирка под кожей, длинноволосые, преобладают белокожие, хотя есть и смугловатые, и полукровные южанки, и вовсе чёрные южанки чистокровные.
Больше всего гладеньких да мягоньких – из крепости казначея. Они и следят за собой больше всех, даром, что почти никого нет старше нас.
Цветник он и есть цветник – по несколько всяких, а почему в одном месте собраны – только садовнику и понятно.
Пару раз вежливо просили потрогать косу, словно не верили, что такой толщины корабельный канат из своих волос получается.
В бани–то почти все ходят не столько мыться, сколько поболтать о всём на свете, а кто помоложе – ещё и просто подурачиться. На какое-то время все ранги забываются, когда друг в друга плещутся. Ещё стала замечать в последнее время многие стали очень уж пристально рассматривать стоящие в бассейне и вокруг них статуи, некоторые ещё с погибшего материка, другие по их образцу изготовлены. Изображают почти нагих богинь ушедших времён, хотя, на деле скорее всего, подружек скульпторов. Анатомию предки блестяще знали, возраст изображённых на раз определяется. Если и старше большинства из нас, то ненамного.
Помню, Кэрдин Рыжая дурачилась, рядом с одной статуей стала, и оказалось формы у них во всех местах совсем одинаковые, даже смерили. К тому же, судя по причёске, изображённая была рыжей.
Ещё про одну скульптуру служанки говорили, она словно дочь казначея. Хм, если это так, то получается я принцессы ничем не хуже. А волосы у меня ещё и получше.
Ранги ведь есть и помимо тех, что в «Уставах» записаны. Служанки считают всех нас, без разницы, кто откуда происходит, безусловно выше их, выше любых полубрагородных, но ниже любых полностью благородных, хотя некоторые и злятся, ими умеют некоторые язвочки разговаривать с благородными из Замка Госпожи не так, как с офицерскими дочерями, хотя по рангам они и равны. Причём сами служанки считают себя неизмеримо выше работающих на полях, и в открытую радуются, что Госпожа их в эту баню не пускает.
Я смеюсь мысленно, девочек с полей тут нет не потому что Госпожа к ним какое-то предубеждение испытывает, а потому, что Замок с земли не живёт, и нет в нём тех, кто на полях работает. Были бы – сюда им ходить не запрещали.
Плюс есть ещё Динка, которая считается  отдельно. Линки – просто первые из полубрагородных не более того. Это с точки зрения служанок. С точки зрения настоящих благородных, кто здесь бывают, пытаться как-то принизить внебрачных дочерей начальника конницы – довольно глупо.
Ну, ещё мне и Эрии ранг определили. Служанки все меня дочерью Линка считают, но по благородству моя мама выше мамы Линки. Что-то похожее придумали и про Эрию, благо Рэндэрда все Четвёртым Змеем зовут.
Маленькая Кэрдин полотенце разворачивать не хочет.
– Я стесняюсь. Увидеть могут.
– Интересно, откуда?
Она наверх испуганно глазами показывает.
Динка расхохотавшись становиться в центре водоёма, уперев руки в бока и груди вперёд выставив.
– Если кто и в самом деле туда без лестницы забрался, то пусть сколько хочет любуется, заслужил, вот только я его потом всё равно найду...
– И что будет?
– А ничего, в личную стражу переведу. Мне такие любители по верхам лазать ой как пригодятся.
– Ха-ха, а если он старый да больной.
– Туда на нас смотреть полезет только ловкий да молодой.
После похода не видела ещё тех, кто ранен был. У меня ранений не было, синяков вот от учебного оружия наполучала немало, наставила в несколько раз больше.
Понятно откуда слухи ползут, что Госпожа нас всё время бьёт. Совсем глупенькие служаночки распускают. Поумнее, обычно из солдатских дочерей да сестёр, сами неплохо знают, что от учебного оружия бывает и помалкивают. Громче всех орут самые глупые в любых делах.
Знала, кто ранен был. Не знала, она тоже. На загорелой коже плеча – розовенький четырёхгранный шрам от бронебойного болта. Ещё один, поменьше, под рёбрами. Там броня спасла, вошёл только наконечник. Да и следов больших синяков хватает. Попали по ней. Броня помогла.
Динка от многих отличается любовью к загару. Не понимает тех, кто от солнца прячется. Уезжала когда ещё холдно было, вернулась почти до черноты полностью прожаренная. Даже на войне успела.
Чёрная Змея ещё сказала о пользе солнечного света, Госпожа с этим не спорила. Динка не признаёт распространённого о белокожести как признаке благородства. В этом с ней полностью согласен Эрескерт и все неполнокровные и полнокровные южанки.
Мне же просто некогда о таких глупостях думать, хотя тем летом пару раз на крыше вместе с Динкой и валялась. Любит она по верхам лазать. Не пыталась покорить только материнскую башню.
Почему-то только сейчас стало волновать, мог–ли нас кто видеть. Хотя, все посты были ниже. Да и не скажу, будто много чего было рассматривать, Динка всегда устраивалась где повыше.
Кто-то касается осторожно руки. Будь дело не здесь - врезала бы. Но тут даже самые вредные да драчливые ничего затевать не будут.
Как раз Кэрдин Маленькая. Тоже рыженькая, как и другая Кэрдин. Видимо, ещё долго на Севере продержится – рыжих девочек звать одним именем. У нас их так и зовут, Рыженькая и Маленькая, чтобы друг от друга отличать. Хотя они не сёстры, и общего мало, кроме цвета волос. Одна шумная, во всём Динке подстать, другая – очень тихая и незаметная.
Совсем маленькой кажется, хотя меня не старше. Я так раздалась что ль? Хотя, едим вроде, одно и то же. И я как бы не меньше, ибо когда Госпожи нет, за книгами о еде забываешь, а поздно вечером, на кухню уже не попадёшь. Когда Госпожа здесь, есть ешь только когда вспоминает она, а так бывает не всегда.
– Чего тебе?
– Спросить можно?
– О чём? Сразу скажу, про математику и геометрию можешь не спрашивать.
– Я не об этом.
– Спрашивай.
  На месте топчется. Почти смешно. Но мне понятно, чтобы эта тихоня решилась о чём-то спросить страшную Осень, то у неё что-то должно быть сильно не так. Тем более, только сейчас сообразила, она не просто так шепотом разговаривает.
– Не знаю, как сказать.
– Раз уж начала, то говори.
– Осень, а можешь сказать, – ещё голос понизила, – убивать страшно?
Вот так-так. И не знаешь, что ответить.
– Не злись.
– Не начинала. Что ко мне обратиться решила? Я ведь на войне не была.
– Я тоже. Но ты убивала.
– Тебя тому же учили, и оружие дали.
Кэрдин не особо сильная, зато очень ловкая и гибкая. Хорошо бьёт гранёными клинками по сочленениям доспехов.
– Но то не по настоящему, а если...
– А если бы я тогда размышляла, а не делала, то просто с тобой бы сейчас не разговаривала.
– У Эррин было время размышлять?
Тут у меня всякая расслабленность пропала. Они дружили втроём Кэрдин, Эррин и Ринна. Вот только одной из них больше нет.
– Я не знаю. Что с ней произошло?
– Знаю только, что погибла при стычке конных разведчиков.
– Да. Рин не взяли. Как и меня. Даже мстить некому. Враг разбит, тот кто её... Только на несколько мгновений пережил. Даже мстить некому. А её нет.
Я о Ринн думала. Узнав о смерти подруги несколько дней ходила сама не своя. Часто плакала. Потом у себя заперлась. Не открывала. Госпожа была в Замке, и я побежала к ней. Оказалась третьей, после Кэрдин и Динки, пришедших с тем же самым. Причём, мелкая была первой. Смелая, знаю же Госпожа её, как и всех, по имени знает, не больше. Но тут не побоялась в башню прибежать.
Вообще-то, когда Верховный в Замке, к ней велено пропускать любую из нас. Только не все знают про этот приказ.
Динка была второй, признаю недооценила её наблюдательность, чужие слёзы раньше не производили на неё впечатления, хотя, может дело в причинах, их вызвавших?
Ругалась, пока хромая по переходам. По дороге велела двум солдатам поздоровее идти за ней. Я злилась на Ринн, из-за её желания что-то с собой сделать, Госпожа вынуждена тревожить раненную ногу.
Когда пришли, у двери толпилось много народу. Стучали, она не открывала, хотя говорили, слышно как она плачет. Я не слышала.
Госпожа бухнула кулаком в дверь, назвала себя и велела открыть. Ей открыли. Вошла, перегородив проём, не дав никому внутрь заглянуть, тут же велела всем убираться и не болтать. Почти целую стражу не выходила. Телохранители у дверей и у главного входа скучали. Посыльный от казначея прибежал – велели сунуть принесённое под дверь.
Потом они вышли. Госпожа ухмылялась обычной кривой ухмылкой. У Ринн глаза опухшие, но держалась прямо. Косы даже заплетены, хотя была растрёпанной. Косы! Их же вокруг головы обматывала, а сейчас – просто висят две. И в каждой – чёрная лента, смотрится на почти белых волосах.
Вместе дошли до выхода. Прощаясь, Госпожа положила Ринн руки на плечи. Пристально глядя в глаза что-то  говорила. Девочка часто-часто кивала в ответ. Я знаю – она из тех людей, кто не умеет врать. Чтобы она там Дине не обещала, на выполнение нужно ещё время, а для этого надо ещё пожить.
Вечером Госпожа сказала мне.
– Все вы тут ушлые, кто взрослые радости жизни уже начал познавать, кто ещё нет. Кто из вас первой в брак в ступит – не знаю, но сто к одному – первой из вас родит Ринн.
Кэрдин снова руки касается.
– Осень, с тобой всё в порядке?
–Да, а что?
– Ты так и не ответила.
– Как Рина?
– Более-менее. К себе уже ушла, она не любит такую горячую воду.
– Он ведь хотел убить Дину, и убил бы любого, кто попытался бы помешать. Я оказалась быстрее. Я помню, ты побеждала в учебных боях. Здесь тоже самое, только добивающий удар – настоящий. Ты ведь зла была, когда дралась?
– Не знаю, наверное.
– Тут тоже самое. Иногда надо не думать, а бить на скорость.
Вздыхает.
– Эрри тоже так говорила. И вот её нет.
– Скучаешь по ней? – вроде, и вежливость проявляю, и, одновременно, чувствую, сказала глупость.
– Скучаю. Сильно. Пару раз даже окликала её, хотя спросить. Плакала. Дина сказала, статую её поставит, и велела всем, кто рисовать умеет, нарисовать какими Эрри и остальных, помнят.
– Госпожа велела?
– Нет, Дина. Я тоже нарисовала и ей отдала. Память должна остаться. Кто её помнить будет, кроме нас? Пока здесь была, к ней ни разу никто не приезжал, и не одного письма не было. Хотя, её родители живы.
Молчу. Настоящих сирот, вроде меня тут немного, но вот тех, кто сироты при живых родителях  – две трети.
Знаю, даже  некоторые полноправные благородные завидуют дочери кухарки Розе. Причина проста – отец и мать живы, здоровы, видится можно когда хочешь, говоришь, и тебя слушают. Правда, Розе последнее время не нравиться, мама разговаривать с ней стала не как с дочерью, а будто она благородная госпожа, а мать служанка.
Начальник конницы к внебрачным дочерям относится получше, чем некоторые к полнородным. Не знаю, хорошо это, или плохо. Но вот злости в разговорах на тех, кто считай, выбросил детей, слышала предостаточно.  Это Линки с отцом дружат, а вот другие...
Кому-то следует опасаться, скоро могут объявиться молодые и злобные родственницы с кучей старых обид. И поддержкой Верховного, она уже показывала, в старых дрязгах  любую из «цветника» поддержит. Правда, известные мне случаи, не расходились с представлениями Госпожи о справедливости.
У самой Кэрдин тоже история, но хоть без сильной вражды. Кажется, Госпожа собирает для дочери новую ставку из лично преданных и очень неглупых людей, кто на ножах слишком со многими родами из получивших должности и чины при Рыжей Ведьме или Чёрной змее.
Вот только меньше всех старые дрязги волнуют Маленькое Чудовище.
Только и я знаю расклады. Поход за Линию – создаст новых врагов, не добавит друзей. Госпожа опасается новой внутренней войны, и хочет, что бы дочь была к ней готова.
Мне-то теперь от новой войны не деться. Хотя, кому поумнее и раньше ясно было – человек, чуть не убитый в восемь лет, не может не быть весьма злобным. И добрым одновременно. Хотя второе и не очевидно.
Позовёт – пойду воевать. И всё, пересидела одну войну, чуть не погибнув в её начале. Поживу –увижу. Слишком страшно быть возле Еггтовских свар.
– Интересно, что теперь родственники Эрри скажут, когда извещение о гибели получат?
– Наплюют, как все года до этого.
– Не скажи, – зубки у Кэрдин мелкие, как и всё остальное, и улыбка выходит презлющая, – на «извещении» подпись и печать Верховного и Дины. Не на всех «Извещениях» эти подписи стоят.
– Они далеко отсюда живут?
– Нет. Близко. И от этого особенно мерзко.
– Это да, – не думаю о будущем, если в будущем чей-то клевец пробъёт мою черепушку, то Верховному «Извещение» писать некуда будет. Одно хорошо – с такими подругами, как Динка меня не забудут.
– Тебе грустно.
– В смертях мало веcёлого.
– Всё равно. Мне страшно. А если я не смогу?
– Сможешь.
– Почему?
– Ты жить хочешь.
– Страшная ты, Осень.
– Ну да. Я тоже жить хочу.
– Ты знаешь, тебя бояться?
– Ну да. Ты тоже?
– Не знаю. Ты не Дина, драться не любишь.
– Я не люблю что-либо плохо делать.
– Так Верховный говорит.
– Её слушать вообще-то полезно.
– Ты это должна лучше всех знать.
  Брызгаюсь в неё.
– Ну, так я же самая умная.
Кэрдин в ответ плещет в меня.
Кэрдин Рыжая и Динка о чём-то болтают, сидя на нагретых камнях. Только Рыжая в воду не залезала сегодня. Ей только недавно разрешили без повязок ходить, и от всех занятий с оружием освободили.
Вот её бы мелкая и спрашивала. Её чуть не изрубили, плюс всадили несколько болтов. О родне говорить не любит, но о ней время–от времени, вспоминают. Во всяком случае, в прошлом году прислали столько денег, что хватило на полный доспех нового типа, да ещё полностью отделанный золотом. Получилось немногим хуже, чем у самой Динки.
Даже муж казначея, любитель красивого и необычного оружия и брони генерал Ярн приходил посмотреть, хотя ему правильнее было бы идти к мастеру.
Динка ещё пошутила: «В этой броне ты все болты, предназначенные мне, соберёшь».
Так и оказалось. Великолепная броня с одной стороны спасла Рыжей жизнь, с другой – чуть её не погубила.
У Линки с внешностью всё хорошо, такие же черноволосые да зеленоглазые, как сестра двоюродная. Вот только ростом в отца удались, и уже сейчас на многих мужчин посматривают сверху вниз, притом они обе ещё растут, но в брак вступить, не будь они дочерями своего, их рост мог бы помешать. Знаю уже, мало кому из мужчин нравится, когда подруга выше его.  Линки, к тому же, ещё и умные, хотя и болтушки страшные.
Эрия перед походом чуть не плакала от счастья, оказалось за зиму нисколько не вытянулась, только самой длинной всё равно осталась. Сидит сейчас, раненную ногу на камнях греет. Будь дело до поход – кто поглупее, точно бы на тему хромоты пошутил. Но сейчас по Замку слышен стук палки Госпожи, и шутить про чью-либо хромоту никто не станет.
Над её ростом раньше посмеивались, а вот размеру и форме груди многие завидовали.
Госпожа как-то раз сказала, явно любуясь рослой красавицей.
– Жаль этого великолепия не увидят некоторые, доказывавшие мне вред хорошей пищи  для простых людей. Право же, некоторых проще повесить, чем переубедить. Вот, что бывает, если простых девочек кормить как благородных. Красота-то какая получилась! В детстве мечтала брата ростом перегнать. Ну, хоть так мечта осуществилась. Жаль, у него сыновей нет, а то точно поженила бы одного с тобой. Посмотреть, какие дети получатся.
Сама Эрия в ответ хихикнула.
– Госпожа, ваш брат как мужчина  в полном расцвете сил, а я уже в брачном возрасте.
Дина просто заржала в ответ.
– Нет уж, обойдётся. С двумя-то разобраться не может, куда уж ему третью, тем более такую, кто его при случае зашибёт и не заметит. Мне он пока живой нужен. Да и ты тоже, вместе со своей чудной головой и не менее чудным всем остальным.

Продолжение - сообщение №232   

Отредактировано Чистяков (10-06-2016 10:36:12)

Динка к нам подсаживается.
– О чём шепчемся? Или вы больше, чем просто подруги? Если да, то можно как-нибудь посмотреть?
Кэрдин покраснела почти до цвета своих волос.
– Что ты несёшь? Мы просто разговаривали.
– С кем бы попробовать?
– Тебя в походе по голове ничем не стукнули?
– Вроде нет. Так вы точно нет?
– Точно!
– А жаль. Было бы забавно.
– Забавляйся с кем-нибудь другим.
– Думаешь, никто не согласится?
– Думаю, это не моё дело.
– И я вот думаю, с кем бы попробовать. А то убьют, и не узнаю, как это с девушкой.
– Уверена, что стоит пробовать?
– А я не знаю. Многие ведь болтают, будто ма девочек предпочитает. И последнее время ты у неё любимица.
– Что за бред!
Динка ржёт. С ней не поймёшь, когда правду говорит, а когда злобно шутит. В любом случае, о грызне в стенах Замка и за его пределами, она знает куда больше моего.
Краснеть дальше некуда, но Кэрдин умудряется.
– Ладно, признаю, хорошо я вас разыграла. Ма, если с кем и спит, то с «Молнией», мне ли не знать.
Кстати, так мне и не сказали, о чём столь мило болтали.
– Я боюсь, что не смогу убить.
– Хочешь попробовать? Могу устроить. В тюрьме сейчас пяток убийц и насильников сидит, приговоры вынесены, да все штатные палачи в разъездах, а моего Живодёра ма на эту должность переводить не хочет.
Можем сходить, ты как попробовать хочешь, стилетом или пистолетом? Голову отрубить ты всё равно, не сможешь. Это если быстро, ну, а если медленно – Живодёр тебе всё покажет и расскажет.
– В городе же есть палач.
– Ага, трое, но тут дело такое – кто под армейское правосудие попал, армейцами и наказывается. Кто сейчас в Замке высший судебный чин? Правильно, ма. Ну, так когда пойдём злодеев потрошить?
Кэрдин, похоже, уже совсем дурно от жары, или от Динкиных слов не поймёшь.
– Да не трусь ты так! Всё сможешь, когда время придёт. Как же ты на вскрытие ходила? – почему-то вопросительно смотрит на меня.
– Она не со мной была.
– Мне там плохо стало. Разрешили не ходить. Говорят, сердце ещё не стало таким, как надо.
– Будешь трусить – вообще может не стать.
– Ты вроде, не трусишь, а дырки новые появляются.
– Понятно, за что тебя ма ценит. Хотя, настоящую смелость я от тебя только раз видела.
– За Линию пойдём – там и поглядим.
– Уже собралась?
– Многие вещи происходят вне зависимости от того, хочу я или нет. В этот раз никуда не денусь. Сказали уже.
– Ну, если уж очень сильно не хочешь, способ есть...
– Это какой?
– Не очень сложный, хотя это смотря с какой стороны посмотреть.
Видит же, Кэрдин вся в слух обернулась. Она из тех, кто до сих пор побаивается Динку о чём-либо спрашивать. Слишком велика величина того, чья Динка дочь. Сама слышала, как мать отчитывала Розу: «Тебе в жизни повезло, как мало кому. Хочешь всего лишиться? Никогда! Хорошенько запомни меня, никогда и ни в чём Младшей Госпоже не перечь. Чего бы им не захотелось».
– Ну, и что же за способ?
– Дык просто всё – достаточно забеременеть. Причём, до, после или вместо брака, совершенно не важно. Вместо ещё и лучше – если через пару лет замуж выходить, ребёнка можно будет за неполнородного Еггта выдать. Причём, я знаю некоторых, из старых семей, кто уже интересовались вами как невестами. Правда, не для наследников, но уже были намёки, при наличии неполнородного Еггта... – хитро щуриться. Через пару мгновений на лице откровенное разочарование, – Слушай Осень, я не ма, но по рожам тоже кое-что прочесть могу. Что дурака валяешь, ты же и так всё знаешь. Это Мелкая пусть выводы делает. А ты уже всё для себя решить успела.
– Именно.
– Зная тебя, всё понятно, – опять глаза сеются, – не всё ещё потеряно, вместе же сегодня едем. Не забыла, куда?
– Куда прикажет Верховный.
– Ос-сень! Глупую из себя не строй. Тебе не идёт совершенно... Что, правда не знаешь, куда собираемся?
– Имя, должность и титул знаю. Что ещё?
– На этих осенних приёмах самые важные браки заключаются. Там все лучшие женихи и невесты Империи. При Дворе такого нет. А ты, Мелкая не переживай, приёмов ещё много будет, ма собиралась всех туда повытаскивать.
Когда к портнихам ходила, опасалась насмешек. Ну да, от них же. Языкастых там хоть отбавляй, все замковые ранги знают лучше всех. Но нет, не удивились, что пришла. Ни шуточек, ничего не было.
Именно с платьями меня смущало одно: праздничные узки, на них в боевом седле ездить нельзя, а на женском седле я просто ездить не умею. Госпожа всегда одевается по-мужски, я же такого позволить не могу.
Оказалось, слишком уж не слежу, кто в чём ходит. Знала же про «юбку казначея», она придумала покрой, позволяющий ездить в боевых сёдлах не нарушая приличий. Сама уже несколько лет только в таких и ходит. И теперь такой покрой считается допустимым хоть где. Только её старшей дочери в подобном не видела. Казначей одевается пышно, но если память напрячь, чаще, чем Кэретту, в броне я видела только Госпожу. Обе они оружие не для красы носят.
В общем, всё у меня к вечеру готово, даже украшений у Динки одолжила, тем более, она охотно подсказывала, что в каких случаях носят.

  Верховный окидывает нас взглядом с головы до ног. Кажется, осталась довольно. У дочери Верховного платье – алый цвет материнской брони, у меня – желтого осеннего листа. И то, и другое без рукавов, но у Динки, как всегда не прикрыто куда больше, чем принято. Да и покрой подчёркивает всё, что можно и нельзя, да с учётом стремящегося к полупрозрачности материала.
- Хороши! Обе! Тебя-то видели уже, а вот ты… Если за вечер несколько раз ни примут за наследницу Дома, ни будет пары предложений о браке, да и ни подерутся из-за тебя – считай, зря жила до сегодняшнего дня.

– Мечи обе взяли. Догадливые.
Вот так впервые иду с Верховным. Вроде, и чуть позади, но всё равно, словно рядом. Так же и по городу едем.
Будет завтра разговоров. Пол замка меня видело, а мнений будет – четыре на троих.
Хозяин с сыновьями встречает нас во внутреннем дворе. Знаю уже, это когда о деле речь идёт, Верховный прибывает первая, если же просто хотят красиво отдохнуть – будет самая последняя, без разницы, в какое время собираются.
Мнение Казначея под данному вопросу пропускается мимо ушей обеими Динами.
Вежливое приветствие на книжном языке. В жизни слово почти не используется, зато можно использовать как обращение к любой незнакомой женщине, чей статус непонятен.
Отвечаю, как учили.
Приём не самый пышный, зато первый в этом году, и первый после императорского указа «О всеобщем мире и процветании», после которого считаются недействительными все запреты на роскошь в военное время.
Ловлю себя на мысли, молодых мужчин не знаю никого, только по гербам отличаю принадлежность к Домам, узнаю почти всех кто лет от двадцати пяти и старше. Офицеры Армии Север, крупные армейские поставщики – все бывали у Госпожи.
Меня тоже узнают, приветствуют, хотя Динки поблизости уже нет. Они знают если герба и нет, но часто вблизи Верховного, человек может очень непростым оказаться.
С женщинами сложнее – знаю только двух немолодых, одна рис поставляет, другая конным заводом владеет, обе в компании столь же пожилых.
Молодые мне просто не известны, понять герб можно только приглядываясь к украшениям. Они все друг другу известны, и можно не сомневаться, змеятник тут куда хуже нашего. Не заметить, обдать холодным презрением тут каждая мастерски умеет. Знаю же, сильнее всего женщину будет ненавидеть только другая женщина.
Пока легко выделяю только таких же как я, появившихся на приёме впервые. Почти все держаться вблизи матерей или других старших родственников. Некоторые смущены похлеще, чем голая Кэрдин в бане недавно. Точно, ещё краснее бы были, не будь у них, по придворной моде, столько белил на лицах.
Мужчины, женщины все с оружием. Из женщин только у Верховного, Динки да меня настоящие боевые клинки. У всех остальных меч – просто ценное украшение, рукоятки и ножны отделаны всем, чем только можно придумать – драгоценные камни всех видов и размеров, золото, серебро, лаки, слоновая и моржовая кость, дорогие ткани, змеиная кожа, шкура акулы. Зато сами клинки, если Динке верить, в большинстве хуже армейских низшего разряда.
С теми, что у мужчин всё по-другому. Просто обратная пропорция. Те, кого часто у Верховного видела – все с короткими, а то и вовсе с кинжалами. Зато, чем хуже я его помню – тем длиннее и массивнее меч. Самые тяжёлые – у тех, кого и вовсе не знаю.
Волнения насчёт платья прошли. У Казначея на самом деле лучшие в городе портнихи. Мое платье – действительно подходящее для первого появления на людях дочери полноправной Госпожи. В ценах на ткани и хорошую работу разбираюсь, так что вижу, у меня подороже, чем у многих. И красивее, чем у всех.
Взглядов привлекаю поменьше, чем Динка, но с той состязаться попросту глупо.
Динка ведь такое заказала, что не столько прикрывает, сколько открывает. Причём, разрезы есть в самых неожиданных местах и много чего мелькает при ловких поворотах хозяйки.
Чтобы такое носить – надо быть Динкой. Ходить в таком по городу – только с десятком телохранителей, причём, скопцов.
Жаль, не узнать, как Госпожа в молодости одевалась? Общество своим поддоспешником дразнит не хуже, чем дочь откровенным платьем.
Немолодые женщины уже несколько раз очень вежливо спрашивали имя, откровенно пялиться воспитание не позволяет, но я-то вижу, присматриваются. Подбирая сыну невесту, или оценивая нового врага из соперничающего Дома – не знаю.
Ведь на первом приёме года просто нет даже средних людей, только крупные и даже очень, величины. Значит, дело друг с другом предстоит иметь ещё многие года.
Ох, Осень, не страшно тебе? Вон как высоко забралась. Упасть не боишься?