Нарцисса и Драко Малфои
Нарцисса и Драко Малфои медленно шли по аллее парка, окружавшего малфоевский замок. Драко наслаждался этими нечастыми минутами: папа с головой скрылся в политике, и всеми делами рода занималась мама, поэтому у неё категорически не было свободного времени. Неаристократам даже трудно вообразить, насколько это хлопотное дело — быть феодалом. В смысле — хорошим феодалом, у которого в огромном хозяйстве все работает как вовремя смазанный механизм. Конечно, Нарцисса не закупала сама продукты для кухни и не торговалась с поставщиком дров, которыми по традиции отапливался замок. Этим занимался специальный человек, управляющий. Однако, малфоевские виноградники, кроме прекрасных вин уже триста  поставлявшие элитный посадочный материал, фруктовые сады во Франции и Италии, питомники как растений, так и магических животных и многие другие вопросы были на маме, и Драко прекрасно понимал, что однажды именно он должен будет её заменить — если только не удастся жениться на такой же мудрой и хозяйственной ведьме.
Сейчас они неспешно подводили итоги прошедшего учебного года.
— Итак, твоё желание подружиться с Поттером не сбылось. Давай подумаем, почему?
— Ну, он постоянно в компании этого предателя крови Уизли и грязнокровки Грейнджер...
— Стоп! Ты когда нибудь от меня это слово слышал?
Драко потупился.
— Нет, ты никогда не ругаешься.
— А от папы?
— Нет, он всегда говорит «маглорождённые».
— А от кого ты его слышал?
— От дяди Винсента, от Нотта...
— То есть, не от членов нашего рода, верно?
— Да.
— А каков девиз нашего рода? - Нарцисса улыбнулась.
— «Всегда чисты», - уж на этот-то вопрос Драко мог ответить проснувшись ночью от землетрясения, поэтому он тоже улыбнулся.
— Вот видишь — всегда. И языком в том числе. Брань в чей-то адрес есть проявление слабости бранящего. И пачкает, прежде всего, его самого. Это раз. И второе, а кем был основатель нашего рода?
— Арманд Малфуа, прибывший  в 1066 году вместе с войсками Вильгельма Бастарда.
— Это в Британии. А до того?
— Ну... Раз Арманд был чистокровным, значит и его предки были волшебниками!
— Это значит, что ты плохо выучил историю своего рода, — Нарцисса легонько щелкнула сына по носу. — И деды и бабки Арманда были маглами. А вот отец его Этьен — личность примечательная. Он был Обретённым. То есть, по терминологии Нотта — маглокровным. Но Обретённые — дети магии, поэтому они и их потомки считаются чистокровными. Более того, введение в род Обретённого может спасти род от накопившихся наследственных проклятий, поэтому Обретённые так драгоценны для магического общества.
— Кстати, женился Этьен на простой деревенской ведьме, которая выходила его от тяжёлых ран, нанесённых магическим оружием.
Драко, который действительно не знал о европейских корнях своего рода, был потрясён. Он никогда не задумывался над тем, что род не сразу становится древнейшим и благороднейшим, что кто-то должен его основать.
— Но ведь, Грейнджер-то просто гр.. маглорождённая! Её же родители — простые маглы!
— Не уверена. Ой, не уверена,  — Нарцисса сделала вид, что не заметила оговорки Драко.  — Более того, у меня есть серьёзное подозрение, что они оба — древние сквибы, причём из такого рода, который лучше не злить. Я заказала гоблинам исследование их родословной... Пока страшновато получается, — она задумчиво почесала подбородок.
— Теперь о Уизли. У твоего отца личная, и вполне обоснованная вражда с Артуром Уизли. Они друг другу очень много крови попортили. Это правда. Но это не значит, что ты сам должен враждовать с каждым из Уизли. Во-первых, это древнейший род,  основатель которого, Эттельмир Уэсли, сражался ещё вместе с королём Артуром при горе Бадон. Во-вторых, что бы не рассказывали сплетники, никакого родового проклятия на их семье нет, это я тебе как дипломированный колдомедик говорю. Ну, и в-третьих... Первопричиной вражды Люциуса к Уизли было то, что Артур сумел как-то отбить у него девушку, Молли Прюэт. История тёмная, кто там и в чём виноват, я не знаю. Но, сам понимаешь, если бы это ему не удалось, тебя бы никогда на свете не было. Так что, лично у тебя нет оснований злиться на Артура и всю его семью.
Драко ни на секунду не усомнился в том, что рассказала мама. За всю свою жизнь он не помнил случая, чтобы она его обманывала. Других — ещё как! Виртуозно!! Но с ним она была честна. Если не могла или не хотела отвечать на какие-то вопросы, так прямо и говорила. И сам Драко старался быть с ней таким же. Ох, не всегда получалось. Иногда так хотелось соврать, что пирог сам куда-то делся или картина сама упала. Но надо, Малфои «всегда чисты».
Характерной чертой Малфоев считалось вероломство, что и отразилось в фамилии. И это было отчасти справедливо, по отношению к врагам или чужакам Малфои часто не стеснялись в средствах. Однако, умели они и дружить. Будучи в семье единственным ребёнком, Драко привык быть всегда в центре внимания и добиваться того, чего ему хочется. От папы, во всяком случае, с мамой было сложнее. Но когда он пожелал подружиться с Гарри Поттером, всё пошло наперекосяк.
— Они не хотят со мной общаться.
— Ты обдумал, почему?
— Не понимаю. Как-то с самого начала не заладилось, ещё в магазине, где мы мантии покупали. Я же не знал, что этот, — Драко сделал усилие, чтобы проглотить слово «придурочный», — великан — его приятель. Посмеялся.
— А ты сам-то стерпел бы, если бы кто-то смеялся над твоими друзьями?
— Нет, конечно...  — Мальчик подумал о Гойле и Креббе, которых отец навязал ему в качестве компании.
Конечно, они не были друзьями, но и насмешек над вассалами Драко позволить не мог. После истории с троллем Поттер явно взял Гермиону (уж про себя-то Драко мог назвать её по имени) под  покровительство, хотя, похоже, сам этого не понял. Какие отношения были у него с шестым Уизли было неясно, но эти отношения были. А значит, сделал вывод юный Малфой, лезть в них было по-гриффиндорски глупо.
— Знаешь, мам, наверное я дурак. Вот что мне мешало обдумать всё это ещё в Хогвардсе? Тогда в поезде, я начал разговор с ругани. А ведь всего лишь хотел поговорить, познакомиться. И потом, позже. Ведь хочу заговорить о чём-нибудь, а получается ссора. Наверное, уже ничего не исправить. — Драко уныло уставился носом в землю.
— Милый мой Дракончик,  — Нарцисса прижала сына к груди (ну, не совсем, до груди он ещё ростом не доставал) и принялась гладить по голове. — ты просто ещё маленький. Запомни, не грех гиффиндорствовать в юности, главное — не застрять в этом состоянии на всю жизнь. Подумай, наверняка найдёшь выход. И при этом, задирая нос, не забывай смотреть под ноги.
— И ещё, — лицо женщины стало серьёзным, — если ты в своих планах на жизнь рассчитываешь на помощь Лорда, лучше перестрой планы. Что-то случилось непонятное. Маловероятно, что он умер, но, похоже, до нас и Англии вообще ему теперь нет дела. А ты не только Малфой, ты ещё и Блэк, а, значит, должен научиться менять планы, подгоняя их под реальность. Это секрет ото всех, даже от папы. Он знает о Лорде, но я не сказала ему, что предупрежу тебя. К сожалению, Люциус слишком Малфой и обожает плакать над разлитым молоком. А ты — наследник рода, даже двух.
Драко очень любил своего папу. И почти во всём старался брать с него, и с его друзей, пример. Но вот эта маленькая тайна, только между ним и мамой, о том, что он не только Малфой, но и Блэк, щекотала его самолюбие. Мысленно он всю жизнь, сколько помнил себя, соревновался с тем Гарри Поттером, которого сотворила молва. И вот тут у него было преимущество — он принадлежал не к одному, как Гарри, а сразу к двум древнейшим и благороднейшим родам!
Правда, когда Драко познакомился с реальным Поттером, это оказался совсем другой человек. Во-первых, он не знал о Волшебном Мире самых элементарных вещей. Во-вторых, вид у него был совсем не героический. А, главное, он не хотел замечать несомненных достоинств самого Драко, точнее того, что мальчик привык считать своими достоинствами. Он всё время проводил с теми, кого Драко привык считать недостойными. Он ходил обтрёпанный и лохматый и если бы не Грейнджер — ну, не Уизли же периодически заставлял его следить за собой — вообще походил бы на пугало. Причём, магловское пугало. А ведь род Поттеров был немногим беднее Малфоев, если не богаче — ну, такого, конечно быть не могло.
В общем, Драко тянуло к своему кумиру, он изо всех сил  пытался показать, что он-то лучше этих случайных приятелей, что именно с ним, Драко Мальфоем надо дружить наследнику одного из древнейших тёмных родов. Увы, все его потуги не были оценены, наоборот, вызывали вражду. И это было так обидно... Сам Драко прекрасно знал, что почти после каждого столкновения с Поттером, подушка мальчика была мокра от слёз — но, естественно, только после того, как вокруг кровати установлена непроницаемая защита. Слёз Малфоя не должен видеть никто! Ну, может мама... Но очень изредка!

Итак, прошёл год, и можно честно сказать, что план великосветского знакомства провалился. Причём, намного ниже пола. Ну, что ж, если правила не позволяют выиграть, Блэки меняют правила. Конечно, маглолюбцем предстать не удастся, да и противно. Но, вроде, Гарри вырос среди маглов, и похоже, не очень приятных. Что же нового я узнал о нём за год? Из плохих черт — полное доверие к директору. Поскольку директор Дамблдор возглавляет либеральную партию — или делает вид, что возглавляет, тут даже у Малфоя старшего были сомнения — это весьма неприятно. Правда лично к себе Драко враждебности директора не заметил, ну да у МакГонагал её на пятерых хватит.
А ещё Гарри мстителен и злопамятен. Правда, тут сразу и не скажешь, хорошо это или плохо. Для главы рода, может и хорошо, но вот лично ему, Драко, это испытывать на себе не хотелось.
Так, а что Поттер ценит? Кроме мнения директора? А ценит он, во-первых, друзей, во-вторых, приключения, в-третьих — популярность. Гарри совсем не стремился к ней, тут крёстный не прав, но, когда заслуженная слава его всё же догоняла, например, после выигрыша в квиддич, он ею искренне наслаждался. И с радостью делился с друзьями.
Друзья... Прежде всего, Рон Уизли. Драко не мог представить себя, пожимающим ему руку. Рон был ленив, неаккуратен, спесив до смешного. Близнецы Уизли выглядели нормальными аристократическими хулиганами, Перси был даже слегка симпатичен своим стремлением всего добиваться своим трудом, а этот придурок... Драко вспомнил сцену в купе, когда он первый раз опростоволосился перед уже всей компанией. Гермиона, на которую он первым делом обратил внимание, смотрела удивлённо-доброжелательно, Лонгботтом — с опаской и недоверием, а Уизли... Вот оно! На лице Уизли было крупно написано: Поттер мой и только мой! И именно из-за этого Драко забыл подготовленную речь и начал дразниться! И выставился белым павлином: спесивым, глупым и не акве... Не адекватным, вот.
Ну, что ж, сам выставился, сам виноват. Но, что делать с шестым Уизли — непонятно.
Невилл Лонгботтом. Сперва он показался Драко неуклюжим и слабым волшебником, что даже вызвало несколько ин-цин-дентов... тьфу, поругались, короче говоря. Однако перед Йолем Малфой узнал, что всё это время Невилл колдовал чужой, совершенно ему неподходящей палочкой, и почувствовал к тому уважение. Это какую же самодисциплину надо иметь!
Далее — Гермиона. Как бы Драко не надувал перед собой щёки, он знал: эта девочка ему очень нравится и с нею он хотел бы дружить. Вот только происхождение... Но, если мама точно установила, что её родители древние сквибы... Интересно, что такого страшного можно найти в родословной девочки, что у мамы даже голос дрогнул? Она что, правнучка Мерлина? — Драко даже улыбнулся нелепости такого предположения.
Но и тут Драко накосячил. Нужно найти что-то, что поможет сгладить все его глупые шутки за год. Да, она очень любит книги, но тут книгой не обойтись. Потому, что гораздо больше книг она любит справедливость, пусть и понимает её по-магловски. Публичное извинение? Папе, конечно, не понравится, но это можно обыграть, как политический ход, вербовку союзников в лагере либералов. И ведь без всякого обмана, я же действительно меняю правила!
Только сперва надо переговорить с самим Гарри. Надеюсь, он меня не пошлёт сразу в болото. А сделать это можно так...

Они подошли к дубу.
— Нужно приложить руку к дереву, и я открою проход.
Когда Гарри коснулся чуть влажной от утренней росы коры дуба, перед ним открылся проход, совсем такой же, как в Диагональ-аллее. А за ним виднелся — нет, не замок, всего лишь большой старинный сельский дом. В два этажа, увитый плющом и какими-то вьющимися цветами, он излучал спокойствие и уют. Гарри шагнул вперёд по той же дорожке из красного и жёлтого кирпича и оказался в прекрасном саду. Да, здесь ко всему были приложены умелые, старательные и любящие руки. Вроде бы самые обычные флоксы кудрявились огромными шапками розовых тонов рядом с тёмно-красными пионами и розами цвета утренней зари. По шпалерам вился виноград и лимонник. От этих растений, которые вроде бы должны цвести в разное время, распространялся приятный запах — не удушливый, как иногда бывает, когда цветов много, а бодрящий, яркий, жизнерадостный.
— Какая красота! - не смог удержать восторга мальчик, совсем не чуждый вертоградного искусства.
— Да, садовые гномы приложили здесь много труда. К сожалению, — вздохнул брауни, — они уже уснули, поскольку род прервался. Через полгода-год здесь всё умрёт.
По спине Гарри пробежал холодок.
— И ничего нельзя сделать?
— Нет. Если волшебник хотя бы раз в полгода-год не посещает свой сид, источник силы дичает, он начинает размывать магию места, разрушает скрепы, держащие такое место в целостности и через три-четыре года во внешнем мире появляются развалины, «которые давно здесь были», как будет казаться маглам. Можно, конечно, наложить заклятие безвременья, но кто его снимет, если род прерван?
— А... Развалины замка рядом такие же?
— Да. Там жил когда-то древнейший и благороднейший род Гластонберри. Вместе с братом моей хозяйки братья Руперт и Рандолф Гластонберри уехали на континент, на войну с Буонапарте и там погибли. А их старая мать, леди Леандра, умерла через год, зачахла от тоски.
Гарри, вся жизнь которого пока что крутилась вокруг маленькой группы знакомых ему людей, никогда не думал о том, что окружающие — это не окружающие именно его люди, что у них есть своя история, свои трагедии, своя жизнь. Привыкший считать себя жертвой — то тирании родственников, то зловещих замыслов Вольдеморта, то просто придирок Малфоя — он вдруг почувствовал, что он не один такой. Мысль была для него внове и старый Гарри, каким он был до преображения, её сразу бы постарался забыть. Ведь чувствовать себя САМЫМ несчастным, САМЫМ обиженным комфортно. Это как бы признак некоей избранности, основание для тайной гордости. А сегодняшний Гарри ощутил непривычное сочувствие к этим давно умершим волшебникам.
Меж тем, дорожка привела их к дверям дома.
— Камень с телом стоит на ритуальной поляне, за домом, - сказал брауни, открывая хрустальную дверь.
— Добро пожаловать в усадьбу благородного рода Леойд, именуемую «Убежище». Да будут благосклонны боги к тем, кто пришёл сюда с добром!
Гарри шагнул в дом и оказался в небольшой прихожей, стены которой были покрыты тёмным дубом. По обе стороны от него были двери, ведущие в комнаты, далее справа лестница поднималась на второй этаж, а слева находилась вешалка для одежды, сделанная из рогов каких-то животных. Впереди же была ещё одна хрустальная дверь, и брауни провёл мальчика прямо туда.
Они вышли на залитую солнцем поляну, окружённую цветущими деревьями. На поляне, посреди огромного количества венков из свежих цветов, омелы, остролиста, дуба и полыни, находился каменный постамент, скорее даже алтарь или жертвенник — Гарри не очень разбирался в разнице между этими вещами — на котором, усыпанное маками, лежало тело невысокой седой старушки. Вокруг камня, по углам и в середине граней, высились покрытые резьбой деревянные столбики, также увитые вьюном.
Лицо женщины выглядело спокойным и каким-то одухотворённым, казалось она довольна сложившейся ситуацией.
— Что я должен сделать?
— Коснуться палочкой камня и мысленно пожелать леди Флоре счастливого посмертия. Заклинание сработает само.
Гарри коснулся палочкой алтаря и, зажмурив почему-то глаза, мысленно произнёс: «Да будет ваша душа в радости и покое, леди Флора!». И неожиданно в его голове прозвучал приятный, хотя и чуть надтреснутый голос: «Благодарствую, милый юноша. Пусть твой путь будет долог и светел, да найдёшь ты на нём любовь и верных друзей!»
Гари открыл глаза и увидел что алтарь объят языками разноцветного пламени. В нём то и дело возникали образы змей, саламандр, огненных птиц. При этом огонь, явно могучий и способный сжечь всё вокруг, не выходил за пределы столбиков, и даже привычного жара от пламени Гарри не чувствовал. Несколько секунд, и огонь резко опал. Поверхность алтаря была совершенно чиста, не осталось никаких следов ни от тела, ни от цветов, только что его покрывавших. Исчезли, также, и венки вокруг.  Лишь в нескольких шагах сзади на коленях стоял брауни и по его лицу катились слёзы.
— Простите мою несдержанность, сэр, я нянчил леди Флору с рождения. Горько осознавать, что роду Леойд пришёл конец. Позвольте, прежде, чем мы расстанемся, предложить вам чаю? Или, может позавтракаете?
— Благодарю, — Гарри почувствовал, что он и впрямь хочет есть.
Они прошли в гостиную, где на столе у камина мгновенно возникла тарелка с большим куском шкворчащего бекона с яйцом. Вокруг появились столовые приборы, салфетки и чашка ароматного чаю.
— Приятного аппетита, сэр! Я был очень рад напоследок познакомиться с таким милым молодым человеком.
Гарри ещё не привык анализировать услышанное, иначе давно бы понял, что его к чему-то подталкивают. Но всё же мысли в его голове сложились в печальную картину гибели такого симпатичного места и такого симпатичного существа. А гриффиндорский характер заставил искать выход.
— Извините, а если я буду сюда периодически заходить, это не поможет этому месту?
— Вы готовы поделиться своей магией?
— Мне просто не хочется, чтобы Вы умирали.
Брауни слегка опешил. Две с лишним сотни лет знакомства с людьми приучили его к мысли, что даже лучшие из них ничего не делают безвозмездно.
— Ну, если Вам это не сложно, сэр, то да, это отсрочит вырождение источника и уход всех слуг в этом сиде.
— Более того, — раздалось у Гарри за спиной, — ты можешь стать законным владельцем усадьбы!
Гарри резко обернулся. Над камином за его спиной висел портрет высокого черноволосого мужчины лет тридцати в тёмно-синем морском камзоле века восемнадцатого и в треуголке, опирающегося рукой на подставку с большим морским глобусом. От него пахло морем, штормами, абордажами, сокровищами...

Люциус Малфой
Люциус Малфой сидел в беседке на берегу пруда. Один.
Политику редко удаётся вот так посидеть в тихом, любимом месте, не дёргаясь и никуда не спеша. Посидеть и подумать. Просто о жизни подумать...
Прошло три дня с того момента, как Метка поменяла форму. И за эти три дня в жизни главы рода Малфоев изменилось многое.
Во-первых, соратнички стали шалить. Непонятно, что у них там в головах замкнуло от боли, но Яксли, Мальсибер и МакНейр составили против него настоящий комплот. Сейчас они вербовали союзников — идиоты, в его же доме, где и у стен есть уши — и явно готовились сместить его с капитанской бочки. И наверняка хотят потребовать доступ к деньгам Лорда. Ну, во-первых, три раза ха-ха, эти балбесы деньги умеют только тратить. Наследные капиталы они уже давно спустили, правда, немалая часть их ушла на помощь Лорду. А, во-вторых, Люциус и сам не знал, где большая часть денег. За пару месяцев до исчезновения Лорд вывез из мальфоевского подвала несколько тонн золотых изделий, драгоценных камней и артефактов в неизвестном направлении. «Эти деньги создадут нам союзников в будущем!», торжественно и невнятно объяснил Вольдеморт своему казначею. Люциус не исключал, что разыгравшиеся в прошлом году события в России как-то связаны с этими деньгами, ибо Лорд неоднократно принимал вождей магической оппозиции Польши, Украины, Литвы да и прочих республик СССР. «Вожди» - с презрением хмыкнул Малфой, вспомнив этих полукровных хамов. Колдунами они, и правда, были сильными, но ни один из них, кроме, пожалуй, Маргиты Яблонской, не умел себя вести в обществе. А уж как их материл Долохов, приятно было послушать, тем паче, что за годы общения с эмигрантом, русский мат Люциус выучил на отлично. Эх, Долохов... Пожалуй, единственный, на кого можно было положиться. Когда его захватили, он уложил троих авроров и ещё нескольких ранил. Тут уж ни о каком «империусе» речь идти не могла. И получил Антонин пожизненное заключение в Азкабане без суда и следствия. Позднее удалось перевести его и Беллу на нижние ярусы, где было теплее и реже появлялись дементоры. Большего в тех условиях Люциус сделать не мог, сам висел на честном слове и взятках. Кто сказал, что члены Визенгамота взяток не берут? Конечно не берут, у них для этого доверенные лица есть. На то, чтобы спасти хоть часть соратников, Малфой употребил половину своих средств. Всех! Пришлось даже заложить часть виноградников. И вот — благодарность.
Конечно, этот кризис партия традиционалистов, во главе которой уже пятый год стоял Люциус, переживёт. Но где взять верных людей?

Альбус Дамблдор и Карл Гилдерой Локхарт
Карл Гилдерой Локхарт, широко известный публике как знаменитый писатель Сверкароль Чаруальд, прибыл на собеседование к Великому Магу Альбусу Персива́лю Ву́льфрику Бра́йану Да́мблдору точно в назначенное время, минута в минуту. Поскольку Хогвардс был закрыт на летние каникулы и связанный с ними ремонт, беседу решено было провести в таверне «Кабанья Голова», где на втором этаже были не только номера, но и довольно приличный зал.
Как случилось, что директору Хогвардса пришло в голову пригласить писателя, автора приключенческих, хотя и совершенно фантастических по сути, романов, Локхарт не знал, но подозревал, что лапку приложила одна знакомая крыса, большая любительница организовывать экспромты и случайности. Однако, поскольку это отлично совпадало с его планами, а, главное, с пожеланиями его секретного начальства, Гилдерой, естественно, согласился. Правда, сейчас предстоял важнейший момент — решение вопроса о зарплате
Официально Локхарт жил на доходы от продажи своих книг — а надо признать, продавались они замечательно, поскольку в англо-саксонском магическом мире просто не было других беллетристов. Гилдерой сам придумал себе эту роль, нашёл нишу, составил договоры с издателем, честно слямзив их у маглов. Он сам писал все тексты, используя, правда, подлинные истории, известные ему по службе, но превращённые в сбитые сливки с клубничным вареньем, как любят читательницы от десяти до девяносто пяти лет.
Конечно, это сделало его знаменитым! Портреты его не раз печатали и в «Ведьмином Досуге», где он умудрился взять пять раз премию за самую очаровательную улыбку, и в «Короле-Рыболове», где регулярно появлялась его колонка с советами для рыбаков, списанными из русских рыбацких журналов и даже в «Магическом Огороде», где он также делился несвоим опытом. На последнюю тему была даже выпущена отдельная книга. Впрочем, оригиналы были так переработаны, что даже авторы не узнали бы их. Тем более, авторы из СССР, которые традиционно плевали на авторские права и ожидали того же и от других. И конечно все заинтересованные лица, по большому секрету, естественно, знали, что  Сверкароль Чаруальд — это бывший сотрудник Отдела Тайн Гилдерой Локхарт, вышедший в отставку по ранению.
Ранение было, кстати, самое настоящее. Из-за накладки, вызванной бюрократическими интригами, Гилдерою — в тот момент Карлу Брюни — пришлось вступить в поединок с двумя вооружёнными контрабандистами. И если один из них пользовался палочкой, то второй магичил из китайского АК-47, что было очень неприятно и больно. А после того, как Гилдерой, уже под своим именем, выписался из святого Мунго, его же обвинили в некомпетентности.
В общем, когда уволенный под благовидным предлогом Локхарт сидел в магловском ресторане и наливался дешёвым виски, к нему подошла очень привлекательная — это Гилдерой разглядел даже через алкогольный дурман — молодая женщина, назвавшаяся Виллиной. Итогом этой встречи стала новая работа, причём Локхарт даже не всегда понимал, то ли на KGB, то ли на Моссад, то ли ещё на кого-то. Однако, новое начальство никогда не сваливало свои промахи на подчинённых, не забывало публично похвалить достоинства, а недочёты разбирало с глазу на глаз. Лишь через несколько лет он узнал, что Виллина — секретарь самой «Древней Ведьмы» Айлиноры Гранжье, которую уже несколько веков числили мёртвой.
Сидя за неплохо накрытым столом Локхарт приготовился выдвинуть совсем уж дикие заявки на зарплату — он видел, что зачем-то нужен Дамблдору — а потом, постепенно их снизить до разумных денег: дескать, преподавание не оставит времени на книги, а жить-то надо... Однако, Дамблдор его ошарашил, сразу предложив сумму, процентов на десять выше той, с которой он хотел начать торг. Естественно, как всякий профессиональный агент, Гилдерой владел Окклюменцией на уровне инстинкта, но всё равно проверил свои заслоны. Всё было цело.
Между тем, Дамблдор перешёл к основной для себя теме.
— Знаете, Гилдерой Вы очень знаменитый человек, и мне, точнее Вашим ученикам, может понадобиться Ваш опыт.
Локхарт навострил уши.
— Видите ли, у нас сейчас учится Гарри Поттер. Сами понимаете, славы ему не занимать. Мне бы хотелось, чтобы Вы продемонстрировали ему, что слава — инструмент хрупкий и опасный, что она очень ненадёжна, если не опирается на личные достоинства, на верных друзей, на прочные знания.
— Вы хотите, чтобы я изобразил распавлиненного идиота? На один вечер меня хватит, дальше или меня убьют или я кого-нибудь придушу.
— Нет-нет, что вы! Наоборот, мальчику нужен компетентный руководитель, ведь он вырос без родителей, в очень суровой семье... Он тяжело сходится с другими детьми, сейчас у него только двое друзей. Вы же, судя по Вашим книгам, знаете детские проблемы не по наслышке.
О, да, Карл Гилдерой Локхарт детские проблемы знал на своей шкуре. После двух безусловно талантливых, но абсолютно немагических сестёр родившийся красивый мальчик, любимец матери-ведьмы и гордость магла-отца, имел все шансы вырасти тщеславным придурком. Вот только внезапная смерть матери, которая во многом обеспечивала семью доходами от зелий по уходу за волосами и лицом, резко подорвала финансовое положение. А через два года, когда Локхарт учился на 4 курсе Ровенкло, отец пришёл с биржи какой-то серый, не поужинав лёг в кровать и умер. Вызванный врач-магл увидев тело сразу спросил:
— Ваш отец играл на бирже? Сегодня это уже четвёртый инфаркт. Вчера лопнул «Индийский Кредит».
Гилдерой хотел уйти из школы и найти работу, но сёстры встали стеной:
— У нас в семье остался только один волшебник! Ты должен закончить образование.
И Гилдерой учился. Если на первых курсах он позволял себе пропускать неинтересное мимо ушей, то теперь он вгрызался в знания, потому, что остался единственным мужчиной, и его содержали сёстры, а, значит, за ним был долг чести. Сейчас обе его сестрёнки уже замужем, у них прекрасные семьи, а сам Гилдерой никогда не забывает прислать им поздравления к Праздникам Колеса. Детские проблемы...
— Что ж, я постараюсь донести Ваши пожелания до юного Поттера.