Тот же день, вечер,
Ленинград, Измайловский пр.
Разнообразия ради, дверь в квартиру открыла Томка, причем сразу, как я позвонил. Ждала она под дверью, что ли?
Неяркий свет, изящная девичья фигурка в легком домашнем платье… Совершенный абрис, мягкостью и незащищенностью своей парадоксальным образом оживил одновременно и греховные желания, и возвышенные мысли.
Я навострил ухо, оценивая обстановку. Кто-то тихо позвякивал посудой на кухне, за поворотом в гостиной о чем-то негромко спорили два мужских голоса. Никто не идет. Руки сами торопливо притянули Томку ко мне, и я чмокнул подставленный висок. На миг заколебался, раздираемый противоречивыми желаниями: соблазнительно было перейти к лакомой мочке, но не менее интересные перспективы открывал и неторопливый спуск по нежно белеющей шее. За углом послышались, разбивая чаяния, быстрые шаги, и я отпрянул.
Это была будущая теща. Она с интересом посмотрела на нас, и в ее глазах мелькнуло одобрение.
«Тени», – сообразил я, оценив расположение бра, и мысленно отвесил себе подзатыльник, – «тени на стене, балбес».
– Добрый вечер, Любовь Антоновна, – наклонил голову, пытаясь скрыть смущение, впрочем, совершенно незначительное.
– Здравствую, Андрюша, проходи. Ты не ужинал? – и она озабоченно обернулась в сторону гостиной, – что-то там мужчины совсем свои дела затянули.
Словно в ответ на ее слова из залы долетел сначала грохот падения какой-то мебели, звон бьющегося стекла, а затем голос дяди Вадима с отчетливым сарказмом громко подвел итог:
– Доцент…
Тома с мамой бросились на звуки погрома. Им под ноги вылетел ошалелый Василий и лохматой кометой унесся на кухню. Я неуверенно топтался на месте. Уместно ли будет мое появление в гостиной в момент конфуза или пусть разберутся сами? Паническое «кровь!» Томиного папы и испуганные восклицания женщин разрешили сомнения.
В комнате царил натуральный бедлам. Распахнув дверцу, валялся на боку шкаф. Противно хрустели под ногами заляпанные темной кровью осколки зеркала. Вокруг дяди Вадима бестолково хлопотали Томины родители, побелевшая Томка вцепилась в косяк. Сам пострадавший стоял над кучей битого стекла и с невозмутимым видом собирал в приставленную к согнутому локтю ладошку-лодочку обильно текущую по предплечью кровь.
Я протолкался к эпицентру. Так, косая рубленная внешней поверхности предплечья, в нижней ее трети… Выхватил из кармана платок и, туго натягивая, обхватил рану. Кровь мгновенно пропитала ткань, но бежать вниз перестала.
– Еще платок и вафельное полотенце, – скомандовал, не оборачиваясь.
Первой, как ни странно, среагировала Тома. Пяток секунд, и затребованное было у меня в руках. Я натянул еще один платок поверх первого. Собрал полотенцем кровь из ладони Вадима, протер ему предплечье.
– Держите, – передал ему концы платков, что пеленали рану. – Держите плотно и пошли в ванную. Вата и бинты есть? Перекись? – обернулся к Томиной маме.
Ее отчетливо колотило.
Я добавил:
– И корвалол на сахар. Есть у бабушки?
– Валокардин… – она дрожащими руками потрошила домашнюю аптечку. – У Вадика что, сердце?!
– Сердце у него, определенно, есть, – подтвердил я, – но валокардин – вам.
– Ничего особо страшного, – подвел я итог минут пять спустя. Сделал бинтом перегиб, намотал последние три тура вокруг запястья и закрепил потуже. – Можно до травмпункта доехать, наложить пару шовчиков. Косметических…
Дядя Вадим усмехнулся:
– Мда, славно поработали. Баста на сегодня. Люба, давай, мечи пироги на стол. И, это, дай мне, что ли, какую-нибудь Колину майку, – посмотрел на толпящуюся у двери в ванную взбудораженную родню и определил, – пожалуй, по коньячку сейчас будет самое то.
Роль пирогов за ужином исполнял жаренный хек с картофельным пюре, желтым от вбуханного туда сливочного масла. После первых двух стопариков взрослых ощутимо отпустило, только мама Люба время от времени тревожно косилась взглядом на повязку, но та оставалась девственно белой.
Разговор, ради которого я и был призван, случился уже за чаем и был короток.
– Тебе, я слышал, сценарий для вашей агитбригады не понравился? – повернулся ко мне дядя Вадим.
– И режиссер тоже, – добавил я.
– А тот-то что? – уточнил он, поглядывая на меня с простодушным видом.
– А на Тому заглядывается, – в тон ответил я.
Взрослые дружно заржали.
– Ну, это – не преступление, – ухмыльнулся дядя Вадим. – Ты что, невзлюбил человека только за то, что у вас вкусы совпадают?
– Он эту халтуру с серьезным видом делает. Не ощущает политической пошлости сценария. Нет внутреннего слуха. Как та мясорубка, которой все равно, что молоть, лишь бы не заржаветь, – к разговору я готовился, аргументы запас. – Это хорошая иллюстрация стагнации форм идеологической работы…
Дядя Вадим поднял руку, останавливая мой разгон.
– Верю, – сказал неожиданно миролюбиво, – вопрос в другом. Ты как, поговорить или можешь что-то сделать? Говорунов на кухнях у нас хватает. Можешь – делай.
– Вот даже так, значит… – растерянно сказал я, – неожиданно.
За столом воцарилось молчание. Я откинулся, раздумывая. Мама Люба оглядела стол и подкинула мне в тарелку еще один золотистый кусочек хека.
– Спасибо, – поблагодарил я. Повторил, – неожиданно. А мне дадут?
– Тебе, если возьмешься – дадут, – веско произнес он, – только учти: подсуживать никто не будет, я не дам, – и пристально посмотрел мне в глаза.
– Это – радует, – кивнул я, принимая условие.
«Харизматичный дядька», – думал, вглядываясь в фигуру напротив. – «Так. Ты искал легальную точку входа в систему? Вот, тебе ее предлагают. Правда, пока непонятно, чем та мышеловка заряжена».
Рядом чуть шевельнулась Томка. На мое запястье под столом легла ее ладонь, легла и чуть сжала мою руку.
– Хорошо, – решился я, – будем петь и танцевать осмысленно.
Отредактировано Oxygen (03-10-2015 17:26:53)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
